Вместо пролога:
«Красную Звезду» не давали кому ни попадя.
Чаще всего — посмертно.
Имена и фамилии изменены. Мне не известны судьбы большинства персонажей очерка, оттого спросить их согласие на использование ФИО не представлялось возможным.
Отдельно обращаюсь к родственникам погибших в Афгане: простите, что живой!
***
Медленно...
Не торопясь...
Шаг за шагом, метр за метром.
Всё ещё палящее сентябрьское афганское солнце начало свой путь к закату, и совсем скоро здесь, в горах, станет совсем темно. А значит, и не безопасно. И тем не менее...
...медленно...
...не торопясь...
...шаг за шагом, метр за метром.
Субтропические кустарники дикого инжира и фисташек по обе стороны горной тропы уже сменили более высокогорных своих собратьев — кусты маслин, диких фиников и дикого винограда. Мы медленно спускались вниз и прошли примерно две трети пути, в голове моей уже уютно устроились три слова: помыться, поесть и поспать.
Мы — это группа из шести человек. Не считая меня, командира отделения нашей «кандагарской» отдельной разведроты, это два моих «курка» Сашка Смагин и Ильяс Шарипов, плюс два «аскера» из «зелёных» - Нури и Азиз. Именно эти два афганских офицера и были целью нашего задания: необходимо было доставить обоих командованию нашей Бригады.
Шестым же в нашей группе был военврач, младший лейтёха Виктор Ерохин. Он был новичком в Афгане, и впервые выходил «в работу» с нашими парнями. Поговаривали, что Витя на гражданке «снюхался» то ли с дочкой, то ли с женой декана факультета медВУЗа, в коем и обучался. Декан не одобрил такое, и Витя, получив от военной кафедры звание «младший лейтенант», совершил героический прыжок из деканата родной альма-матер, благополучно приземлившись в горвоенкомате... Сейчас, когда надобность в нём отпала, и основная группа успешно выполнила задачу в долине реки Аргандаб и отошла на ночь на ближайшую заставу, к развилке на Ходжамульк — Витю запросили на базу. По долетевшей до нас информации, сегодняшняя дневная колонна с Севера понесла серьёзные потери «трёхсотыми», и лишние руки медика не помешают.
Шаг за шагом, метр за метром...
Камень за камнем, изгиб за изгибом...
Под ногами на тропе шуршит отрыми каменьями очередной даман — горная осыпь, разрушенная и осыпанная на тропу сильными сухими ветрами. Впереди, метрах в десяти от нас, идёт Ильяс с щупом миноискателя — тропа малохоженная и оттого опасная. Легко нарваться на растяжку, закладку или какой-нибудь другой сюрприз. Ибо за восемь лет войны понатыкано их везде великое множество — и «духами», и «зелёными», и нами. Говорят, сначала наши офицеры метили в планшетах «свои» сюрпризы, но со временем проще стало очерчивать на картах «потенциально безопасные» тропы.
Ильяс — ульяновский татарин, хотя сам любит именоваться симбирским. В Афгане, как и я — с осени 1987-го, начинал службу в «ферганской» учебке ВДВ, где и постиг науку сапёра. Месяца через два совместной службы — а Ильяс с первого дня «попал» именно в моё отделение — мы с ним сдружились, а совместные боевые выходы только укрепили нашу дружбу. Ильяс, с одной стороны, отличался каким-то феерически необузданным нравом, с другой — был тщателен в рутинной работе, такой, например, как сегодня. Следуя за ним, я понимал, что группа идёт «чистой» дорогой.
В арьергарде, отстав от группы метров на двадцать, идёт Сашка. Он — наши «глаза на затылке», оттого регулярно слышу в «портативке» сквозь естественные шумы и хрюканье его шёпот: «Всё чисто, командир». Сашка — хохол, харьковчанин, весельчак и приколист. В Афгане всего три месяца, но если бы мне была поставлена задача «возьми троих и сделай нечто», я бы обязательно взял и Сашку, и Ильяса. А третьим — своего лучшего друга Аркашу Синицкого, с кем вместе служу в Советской Армии с первого дня «учебки». Но Синий сейчас на базе, их взвод «в работу» идёт завтра.
-- Товарищ сержант, а сколько нам ещё идти?
Это наш «молодой» медик поравнялся со мной и спрашивает. Сильным движением правой руки завожу его за себя, на тропу, попутно объясняя как непутёвому ребёнку:
-- Идём ровно, не вылезаем с тропы, лейтенант! Или к Аллаху в гости захотелось? Так путь туда быстр, да жизнь там не сахар. Вон, бородатые знают, небось.
Про себя же в уме быстро прикинул: мы почти спустились с хребта Маранджангар, что отделяет долину реки от дороги из Кандагара до водохранилища. Вот-вот начнётся виноградная «зелёнка», она будет плавно спускаться к пресловутой дороге, где нас и должна ждать броня до базы.
-- Не дрейфь, лейтенант! Час примерно идти ещё, — сказал я. В это время рация хрюкнула и раздался шёпот Сашки:
-- Командир, он ноги, по ходу, натёр... Хромает. Может, приляжем? Пусть переобуется или вообще свои берцы снимет...
Мне не хотелось делать привал по многим причинам. Во-первых, идти оставалось не более часа, что было вполне по силам всем в нашей группе. Во-вторых, сама тропа была мало используемой, «дикой»; именно такие тропы были «в почёте» у «бородачей», можно было некстати нарваться на их мобильную группу. В-третьих... Ну, и в-третьих в мозгу моём давно уже стучали молоточком: «помыться-поесть-поспать». Однако, медленно идти вниз по склону, даже и по тропе, очень тяжело. Ноги как бы сами по себе хотят сорваться в бег, их мышцы напрягаются более обычного, к тому же стопы располагаются на земле не в обычных своих положениях, а словно ты идёшь на каблуках. Память тотчас явила мне картину из прошлого: девять месяцев назад я и сам так же вот мучился от натёртых пяток... Тогда наш командир Егорыч таки дал команду к привалу.
Выбирать место смысла не было. Справа тропу подпирала почти вертикальная каменистая стена метров пяти высотой, её верхний край обильно украшали заросли диких фисташек, за которыми не было видно ничего. Слева же уже начинались виноградники местных декхан, начинающиеся далеко у дороги и простирающиеся аж сюда, на подножие хребта.
Оставив Сашку метрах в двадцати выше по тропе, мы впятером повалились на землю. Организм сразу отозвался истомой благодарности: стало понятно, как устали от долгой медленной ходьбы ноги. Шея тоже устала, постоянно находясь в согнутом вперёд состоянии.
-- Полчаса перекур. В рост не вставать, курить в кулак и лицом к стене.
Солнце на западе зацепило край горы Ширгар. Слева от меня расположился Ильяс, правая рука которого привычно держала цевьё Калашникова, справа, сбросив с ног надоевшие берцы, улёгся медик. Двое представителей союзников — офицеры Республиканской Армии — расположились чуть поодаль, откуда сразу пахнуло анашой. Привалившись головой на камень, я принялся созерцать виноградники, отбрасывающие длинные тени к востоку. Крестьян не было видно, видимо, подошло время вечерней молитвы. Виноградники ровными рядами спускались вниз в предгорную долину, устремляя свои стройные ряды к грунтовой дороге. Примерно через полкилометра их стройность визуально терялась, сливаясь в единый зелёный ковёр. В одном месте это зелёное море нарушалось неким подобием острова — одинокая высотка под народным названием «Лысая» и обозначенная на карте числом «992» (метры над уровнем моря), блестела жёлтым предзакатным цветом.
Видимо, в какой-то момент я задремал. Очнулся я от того, что Ильяс, до того вроде бы дремавший слева от меня, словно пригвоздил меня к земле своей массой. Одетый в усиленный бронник, он распластался на мне, прикрывая собой мои грудь и голову: «Командир... Снайпер!»
Голова моя инстинктивно повернулась вправо... Младший лейтенант Витя Ерохин сидел у стены. Казалось, он безотрывно смотрел на те самые виноградники. И только ровная дырочка во лбу над левым глазом указывала нам на то, что Витя на пути к Аллаху.
Силой скинув Ильяса с себя, я посмотрел на Лысую... Мне показалось, что я успел заметить блеск оптики снимающегося с позиции «душмана». Несколько секунд назад мы все были у него как на ладони — кроме разве что Сашки Смагина. И выбрал он офицера.
Младший лейтенант Виктор Ерохин был посмертно награждён орденом «Красной Звезды».