С У Д Ь Б А
Есть непризнанье — с отсветом страданья,
Есть грязная игра в страданье...
Но в кромешном отрицанье — пониманье,
Что будущим оно начинено —
Вне догм, постановлений, сроков...
Вот так из праха, сумрачен, тяжёл,
Выламывается Набоков,
В забвенье вмят.
И — сокровенный скол
С судьбы молчащих миллионов —
В печальной тяге к будущим мирам,
С мучительным усилием Платонов
Из бездны боли обернулся к нам,
В былом оттёрт от жизни...
А из мрака,
Где певчий дух томится взаперти,
Рябина над могилой Пастернака
Разгневанно стучится к нам —
Впусти
Иззябшую к себе,
Согрей в страданье!
И воспалённо вглядываюсь я
В те лица там, за пристальною гранью,
Растущей прямо из небытия.
Напластованья муки между нами —
Так что ж в нас потрясенье не кричит?!
Надёжно спазматическая память
От сопережевания хранит.
Забвенье, отлучения — вне правил!..
Пора спросить —
(Жаль, не видать лица) —
Того, кто нас на истину ограбил,
Унизив полуправдою Творца.
И вот, ровесник водородной бомбы.
К любому в мире нервами пришит,
Из маяты прошу:
«Сорвите пломбу,
Холодные соотичи, с души!
Не заблудитесь, увязая в личном,
В потёмках тесной бытовщины!..»
Нет! -
Глядят и судят с безразличьем,
Как о перемещении планет.
...Художник, перешагивая Канны,
Ушёл — как затушил заветный свет
Крылами горько бьют киноэкраны.
Стремясь вослед,
А направлены: — нет.
Душа набрякла болью. Не от ветра
Глаза красны в неотвратимый час.
И только смерть ждёт своего ответа
А кто из нас его, скажите, даст?
К пурге, видать, в ночи калитка стонет...
И ощутишь, как, стужей налита,
В раздумия вминаясь,
Тускло тонет
В душе неискупимая плита,
До самых глубей душу остужая,
Она, сползая, надрывает сон,
Со дна страстей остывших выжимая
Задавленный, пургой размытый стон.
Николай Шамустдинов
(«Нева», 1989, № 4)