Мама! Мамочка, мама! — девчушка, рыдая,
Распахнула в сердцах и захлопнула дверь.
Вся в грязи и на правую ногу босая,
И ревела, ревела, как раненый зверь.
Две косички висели, как мокрые плети.
Нос распух и по щёчкам бежали ручьи.
И дрожали от всхлипов открытые плечи.
И цветочки на майке — черны и ничьи.
На локтях и коленках по несколько ссадин.
— Боже, доченька, что же случилось с тобой?!
— В меня мальчики дружно камнями бросали,
В меня комьями грязи бросали гурьбой.
Грязь из лужи прилипла и мерно стекала,
Оставляя следы на руках и ногах...
— Отчего же ты сдачи давать им не стала?!
Отчего же сбежала от них впопыхах?!
Среди мутных разводов горели огнями,
Словно синее небо, большие глаза.
Удивлённо взглянула, протёрла руками
По лицу, где упрямо катилась слеза.
— Разве можно их бить? Ты ж сама говорила,
Что нельзя обижать тех, кто меньше тебя...
И девчушка рыдала. Так искренне, мило.
— Не могла я. Они ведь ещё ма-а-а-аленькие!