«Когда мне говорят про верность псов
Про то, что лишь они умеют ждать,
Мой взгляд бывает мрачен и суров:
Сейчас я расскажу вам про котов,
А мне, поверьте, есть что рассказать!
Несломленный блокадный Ленинград,
Мороз и голод дУши жнут и жнут.
За пайку хлеба вас приговорят…
Старух, детей и женщин: всех подряд!
(Не знают может быть про Высший Суд?!)
Животных нет. Всех съели в первый год…
Безмолвный Питер. Скорбный и пустой.
Лишь чудом выжил наглый рыжий кот,
Домашний «царь», мурлыка и проглот,
Вот в точности наверное как мой!
В семье остались бабка да малой.
Когда замкнулось мёртвое кольцо
Озлобленный, худющий, но живой
Сражался кот с безжалостной бедой
Домой таская мышек и птенцов.
От голода и стужи укрывал
Облезло-рыжий слабенький комок…
Хоть век кошачий неизбежно мал:
От первых дней до смерти интервал,
Кот души близких от «жнецов» сберёг!
Январский крик взметнулся по дворам
«Кольцо прорвали!!! Есть здесь кто живой?!»
Толпа теней с надеждой в триста грамм
Со льдом мешая слёзы пополам
Брела «дорогой жизни» фронтовой,
И замыкал бесплотный рваный строй
Худющий измождённый, но живой
Домашний рыжий… В точности как мой!...