***

Пришла уже под ночь пропащая, я ей:
 — Ну, как там дела?
Она мне шёпотом:
 — Жопа там.
И больше не обмолвилась ни словом,
В углу уселась хмуро, голову понуро
Спрятав меж колен.
А где-то в темноте тревожный вой сирен
Стихал, и было всё нервозней.

И пала тьма.
Ночь злая, неправильная!
Дождаться бы утра,
Быть может нас оставят?
Да город мал, не спрятаться, не скрыться в нём.
И по каждой клетке тела расползается червём тревога.
Сколько ни обивай пороги — нам здесь закрыты все двери.

 — Плачь, сестрица,
 Не жить — так застрелиться.
 Да вот обратно не расстрелишься...
 — Ну что ты мелешь, а?
 Иди сюда, дай обниму тебя.
 Будь ты хоть человек
 В этом царстве безлюдия.

По телевизору шёл снег.
Задремала милая.
Новый зачинала век
Жизнь торопливая.

Задремала милая.
Шорох за окном.
И смотрю пугливо я
Как город зарастает льдом.

Тихо-тихо спит моя милая,
Тихо-тихо так стало, ни звука.
И сонливость неодолимая
Уж кладёт на глаза свою руку.

Я смотрю в чернильницу неба
И мне видятся там драконы.
Хлопья пепла, кружась, вместо снега
На город ложатся покровом.

Белым с красным разорван чёрный бархат,
Белый с красным сражаются два змея.
Разлетаются пепел от пепла и прах от праха,
А я смотрю, взгляд отвести не смея.

Тихо-натихо спит моя милая...
Под рокот истошного рёва,
Под всполохи бледные, стылые,
Спит, не поведя бровью.

Но истерзанной алою лентою
Пал на улицы города первый
В пожаров зарницы медные,
И на льдинки рассыпался белый.

Под колючими снега чешуйками
Погребённый заживо город
Чёрных окон провалами жуткими
Источает могильный холод.

Утро было муторным.
Я проснулся с затёкшей шеей.
Сам не в себе как-будто бы,
Перетряхиваясь ежеминутно
От пробуждающихся мышц тормошения.
Она смотрела, сидя нахохлившись,
Как Мэри Шелли на плод своего воображения.
Улыбнулась, встала, и, обнявшись
Постояв недолго, мы вышли наружу,
В бескрайне пустынную белую стужу.