День поиска родных настал. Его
заранее назначил губернатор.
Теперь искатели фамильных линий
в Нью-Хэмпшире могли собраться вместе.
Все Старки, чтоб сойтись, спешили в Боу,
усыпанный камнями городок,
где фермерство в упадке, но земля
– без топора работы – процветает.
Там кто-то в полном смысле почвой стал:
дыра подвала, древнего жилища
остатки (у дороги непроезжей), –
всему семейству дал происхожденье.
Отсюда многочисленное племя
и вышло. Так что городских домов,
желающих прибывших всех устроить
к себе, не хватит, – и стоят палатки
в садах и рощицах. Они собрались
и нужно день определить, когда
все вместе станут на краю вулкана,
что в мир исторгнул их, и занырнут
в то прошлое и таинства его.
Но всё испортил дождь. С утра толкучка
тяжелых облаков, и моросило.
Кто помоложе, выскочить спешил,
когда к полудню ветер прекратился,
а с ним и шелест в травах. «Вдруг другие
уже на месте? Ведь дождя-то нет».
Единственный, кто вышел прогуляться
к паломничества месту, был из фермы
неподалеку, не надеясь встретить
там никого, а просто от безделья.
Он и еще одна, да, было двое.
Дорогой, вьющейся вокруг холма,
шла девушка. Она остановилась
поодаль и, разведавши, решилась
пройти, поближе рассмотреть и, может,
она услышит что-то о погоде.
Старк этот не знаком ей. Он кивнул.
«Сегодня праздника не будет». «Да,
похоже», – сделав круг на пятках,
она окинула всё небо взглядом.
«Я просто побездельничать». «Я тоже».
Используя как раз такие встречи
предполагаемых кузенов, древо
фамильное выстраивает схему,
где к линии рожденья примыкают
детали – кропотливая работа.
Она рукой к нагрудному карману
тянулась за фамильной справкой, но
такое сделала движенье, точно
захлопнуть сердце. Вместе рассмеялись.
«Старк? – он спросил ее, – не надо справки».
«Да, Старк. А ты?» «Я – Старк». Он дал свой паспорт.
«Мы можем быть кузенами, и можем
не быть. Тут город наполняют Чейзы,
и Лоуи, и Бэйли, но зачем-то
все Старкам отдают приоритет.
У мамы Лэйн была, но вышла замуж
не за кого-нибудь, и вот теперь
и дети Старки, бродят тут в раздумьях».
«С генеалогией мудришь ты, как фиалка».
«Я просто говорю, что мама Старк
не только из-за моего отца,
но стала и по линии детей».
«Зачем запутываться, усложняя
обычный факт родства. Я признаюсь,
слова твои мне голову вскружили.
Ты, видимо, неплохо в этом рубишь
и с карточкой моей всё прояснишь,
кузен ли я какой. Давай присядем.
Вот здесь на стенке древнего подвала
ногами можно поболтать в малине».
«Оберегаемы фамильным древом».
«Вот именно. Надежная защита».
«Не от дождя. Похоже, будет дождь».
«Уже идет». «Нет, моросит, пока.
Дождь так бы не пощипывал глаза».
Такие обстоятельства сложились:
дорога закруглялась вверх по склону
и пропадала за горой. Никто
по ней не шел. Единственный домишко,
что оказался рядом, был стручок
раздавленный. А ниже клокотал
ручей, упрятанный в густых деревьях,
здесь этот звук считался тишиной.
И парень вслушивался в фон, пока
она свое давала заключенье:
«Со стороны отца – сейчас посмотрим...»
«Не слишком-то старайся – у тебя
три карточки». «Четыре. Тут твоя
и три моих, для каждой ветви Старков,
которым я родня». «От связей стольких
с самим собой легко с ума сойти».
«Возможно, я безумна». «Что-то есть,
сидишь тут под дождем и обсуждаешь
генеалогию со мною, первым встречным.
К чему нас приведет вся эта гордость
происхождением, нас, янки? Все мы
безумцы. Расскажи мне, для чего
мы выбрались сюда к дыре подвала,
как гуси дикие, что перед бурей
усядутся на озеро. Что видим
мы в этакой дыре, мне интересно».
«Индейцы это звали Чикамозток,
что означает "Семь Пещер откуда
мы вышли". Та же тема с этой ямой,
из недр которой и нарыли Старков».
«Ты грамотная, раз такое видишь».
«А ты что видишь?» «Так, что вижу я?
Дай, погляжу-ка. Заросли малины...»
«О, если хочешь точно знать, послушай,
что вижу я – совсем невинный мальчик,
бледней, чем пламя спички перед солнцем,
в подвале ищет ощупью варенье,
как в темноте, но всё залито светом».
«Он там не для того. Меня послушай.
Когда я изловчусь так, возникает
передо мною четко прадед Старк,
он с трубкой и в руке большая кружка –
да это же не прадед, а прабабка!
И именно что с кружкою и трубкой.
Спустилась нацедить немного сидра.
Сейчас хлебнет и вверх благополучно».
«Скажи, она похожа на меня?»
«Похожа, почему бы нет, ты столько
раз с нею породнилась. Я уверен,
действительно похожа. Погоди,
такой же нос и подбородок тот же –
иначе быть и не могло». «Бедняжка,
моя родная, милая прабабка!»
«Да, вырази пред ней свое почтенье,
не поскупись». «Мне это важно, пусть бы
ты и не верил в это. Не обижусь.
Но я совсем промокла». «Да, пора.
Нельзя засиживаться здесь навечно.
Я скоро помогу тебе, дам руку.
Та горстка серебристых капель с неба,
нанизанных на волосы твои,
совсем не портит летнее виденье.
Поэкспериментировать бы с шумом
ручья, бегущего в пустой долине.
Прозренья были – быть ли голосам?
Я малышом частенько в поездах
оказывался, там и научился
шумами пользоваться, извлекая
из них вещающие голоса,
и разговор, и музыку, и пенье.
Ты и сама, наверно, так умеешь.
Мне не случалось вслушиваться в звуки
ручья в таком уединенном месте, –
то должен выйти истинный оракул».
«С ним также, как с тенями на стене:
в воображаемой картинке видишь
ты только то, что сам способен видеть;
и голоса желаемое скажут».
«А мне они твердят о чем угодно».
«Тогда не знаю. Это как-то странно.
И не внушил ли это ты себе.
О чем, как думаешь, поведают сегодня?»
«Ну, пользуясь значеньем нашей встречи –
хотя, зачем фантазии, сейчас
речь голосов я в точности узнаю.
Побудь еще немного здесь. Мне нужно
начать без спешки, а не то вообще
я не смогу настроиться и слышать».
«Сейчас ты входишь в некий транс, похоже».
«Замри пока, не говори ни слова».
«Едва дышу». «Сказали голоса...»
«Я жду». «Потише. Голоса сказали:
ей имя Навзикая, без боязни
готовая к рискованным знакомствам».
«Мне надо это всё переварить,
чтоб я тебе позволила продолжить».
«Ты ничего не сможешь с этим сделать.
Ведь ты хотела правды. Я услышал
те голоса, и имени не знал.
Да и что значат имена меж нами...»
«Я так подозреваю...» «Ладно. Вот их речь:
Пусть назовется Навзикая. И
возьми бревно, лежащее в подвале
среди малины, обруби его
и сделай нижний брус, краеугольный
для дома нового на древнем месте.
Не вся еще ушла отсюда жизнь.
Устрой здесь летнее свое жилище.
Возможно, и она всё так же без боязни
придет и сядет рядышком с тобой
перед открытой дверью, на подол
набрав цветов, они так и увянут,
но не перешагнет порог священный».
«К чему оракул клонит, интересно.
Здесь что-то, кажется, не так. Какой-то
неместный диалект. Чей это голос
такие речи подразумевал бы?
Не прадеда и точно не прабабки.
Попробуй-ка их вызвать, больше прав
у них, чтоб выступать на этом месте».
«Неравнодушна слишком ты к прабабке.
Тебе бы лучше почитать запретным
всё, что она могла бы рассказать.
Еще хочу тебя предупредить:
народец тех времен косноязычен.
Не передумала испытывать ее?»
«Прервать ее легко в любой момент».
«Ну, хорошо. Прабабка говорит:
"Не ведаю, и зело ошибиться
не долго мне с моей-то колокольни.
Таких имен, как прежде, ныне нет,
и я не помышляю, чтоб в грядущем
явились. Нам бранить младое племя
тем паче не пристало, буде их
уж шибко развелось, не полегчает
кабы и мочь наверно раскопать,
откуда эту соль земли достали.
Ты, отрок, делай, как тебе велели.
Бери бревно, оно не мене прочно,
чем в день, когда его срубили, и
начни всё сызнова..." На этом лучше
ее прервать. Ну, ты уже успела
понять, о чем тревожится прабабка.
Мы часто озираемся назад,
тем временем же идеалы наши
и сами где-то слишком задержались».
«Похоже, мы с тобой вполне поладим».
«Мне нравится твое "похоже", ты
сказала так "похоже, будет дождь"».
«И дождь идет. Позволила тебе
всё высказать. Мне надо уходить».
«Позволила? Когда переварила?
Но как же скажем мы теперь "прощай"?»
«Как скажем?» «Ты мне оставляешь способ?»
«Нет, я глазам твоим не верю. Ты
сказал достаточно. Теперь дай руку,
я поднимусь. И тот цветок сорви мне».
«Где мы увидимся?» «Нигде, здесь только
еще раз, прежде чем ни здесь». «А дождь?»
«Должно быть, под дождем. Бывает дождь.
Так завтра под дождем, да, если будет?
Но можно и под солнцем». И ушла.
15–16 ноября 2020