Первая книга стихов, изданная в 2001 году,
сильно сокращённая и исправленная.
TESTIMONIUM PAUPERTATIS
CВИДЕТЕЛЬСТВО О БЕДНОСТИ
Благодарю, о Боже Правый,
за всю печаль, за все прозренья,
за еле слышный, чуть картавый
мой шёпот светоговоренья.
автоэпиграф
* * *
Облака розовеют. Шуршит под окном
озабоченный дворник, и учатся падать
повзрослевшие жёлуди. Я-то ни сном
и ни духом, о чём эта наша баллада, —
это просто дождя затяжной метроном
барабанит по крыше кирпичного склада
и бокал наполняет осенним вином.
О, вино листопада — летает душа!
Удивительно всё же, а люди спешат
на работу и смотрят слегка полусонно.
Это я не для них, это медленный яд
октября наливая себе из флакона,
прочитал (что за надпись тревожная): он
отпускается только больным по рецепту.
Это мне! Это мне Петербург разрешён!
Город, плечи подставив безумному ветру,
замерзает, студенту без куртки под стать,
и фасады кривит: так, наверное, надо —
снова мучиться трудно, пытаясь понять,
отчего это жёлуди учатся падать?
2001 — 2022 г.
* * *
В подтёках жёлтых солнечной смолы
столетних сосен крепкие стволы
и озера купель для омовений.
Всё состоит из мелких превращений
простого в сложное: остынувшей золы —
в живые ткани птиц, людей, растений —
под синим светом ведающих звёзд.
Но запалив рябиновую гроздь,
осенний ветер дышит на вершины,
и мы священным страхом одержимы...
2001 — 2012 г.
* * *
Совесть в прожжённом железом плаще.
Правда с верёвкой и пыльным мешком.
— Что пригорюнился? Это, вообще,
вовсе не страшно! И дело с концом.
В чёрной карете осенних ночей
с белой лошадкой недолгого дня
ехали двое моих палачей,
двое жалели меня.
К чёрту картишки! Достали вино.
Стужа, и узник мычит на цепи.
— Падре, действительно всё решено?
— Да уж решили. Теперь потерпи.
В чёрной карете осенних ночей
с белой лошадкой недолгого дня
ехали двое моих палачей.
Боже, помилуй меня!
2001 г.
* * *
Снега пасут мою тоску,
снега, ветра, безмерность.
Ладонь холодную к виску
прижать — какая смелость!
Мы живы, живы. Это, ах,
как хорошо! Шепни мне:
«Я и за счастье, и за страх
люблю весь хаос зимний.
Всё это, Господи прости,
славянское во поле
круженье, залежи почти
невыносимой боли.
Они, смотри, среди других
месторождений слаще».
В порядке ты? Я тоже псих —
кто ищет, тот обрящет.
А что? Ведь, может, есть у нас
и это: дерзость, взлёты,
и не случайно ветер пас
тоску. Не плачь! Ну что ты?
1999 г.
* * *
Словно старая шапка в прихожей,
завалялась — куда её бросить?
Забери этот хлам! Или тоже
хочешь душу себе отморозить?
Не в такой бы шагать через вьюгу,
штурмовать ледяные пустыни!
Недоверчиво жмутся друг к другу
наши шапки из крашеной псины.
Наши старые шапки-ушанки —
вроде, рано сказать «до свиданья»,
а внимательно смотришь: с изнанки
ватой вылезли воспоминанья —
шутки, глупые ссоры и даже
новогодний сюрприз, мандарины.
Что ж, наденем, и уши завяжем,
и вперёд — на мороз нестерпимый!
2001 — 2013 г.
* * *
Обступил нас холод, которым смерть
затирает сердце в ледовый плен,
словно судно, и спиртом не разогреть
ни души, ни вдавленных в снег колен.
Ты, который находку доставишь в рай,
под собачий лай отвезёшь назад,
почему не спрашивай, так и знай —
потому, что каждый не ждал наград,
потому, что правда, как ложь, крепка,
потому, что солнце, как бой быков,
потому, что… прости меня, дурака, —
я истратил спички последних слов.
«В небесах — огонь. Под ногами — лёд.
Ничего здесь нет, ничего не жаль.
Это Арктика, Арктика — красный лёд,
синий ветер пронзительный, как печаль».
2001 г.
* * *
Скажите, жизнь прекрасна или, нет,
она ужасна? Тоже всё не то.
Такая вещь, такой она предмет…
запутался. Вот, скажем, без пальто
я вышел, одинокий человек, —
никто и не заметил, пустяки.
Холодный ветер, слишком белый снег,
лёд под мостом разбитый, где быки.
Никто меня не хочет убеждать:
«Не делай так!» А сделаю! Возьму
и прыгну. Но пытается кричать
лоточница: — Купи себе “Муму”!
Какой муму? Конфеты. Что за чёрт?
Мне расхотелось… Это же смешно!
— Лоточница, меня к тебе влечёт!
— Ишь раскатал! Пойдём сперва в кино.
И мы пошли. Вот, собственно, и всё.
Фильм был весёлый. Кажется, о том,
что кто-то постороннее лицо
вдруг угадал под собственным лицом.
2000 г.
* * *
На мир как будто бы взглянуть
вдруг безнаказанней, счастливей.
Ладонью стёклышко чуть-чуть
протер, растапливая иней.
И правда, вот оно — тепло
вагонное — на крайний случай.
Вперёд! В трамвайное депо
сквозь день морозный и колючий!
Вожатый даже приоткрыл
две задних дверцы почему-то.
Ах, мир совсем не так уныл,
весь — в переходах и приютах,
весь — в переливах, в огоньках.
И, чугуна швыряя россыпь,
жизнь мимо мчится: даже страх
и смерти каменная поступь.
2001 — 2022 г.
* * *
Сегодня ты ласкова — мне повезло,
а давеча грустно нам было обоим.
Счастливое, значит, сегодня число.
Бутылку шампанского, может, откроем?
Я вспомнил недавно: мне нравится жизнь —
страдания, радости… Как превосходно!
Упрямые волосы гребнем откинь —
ты так хороша почему-то сегодня!
Сегодня твои голубее глаза,
сегодня нежнее материя платья.
Мне нравится жизнь: то одна полоса,
а то и другая — внезапно накатит
и баста! Бросаешься весело за
огнями надежды —
и нате вам!
Нате!
2001 — 2020 г.
* * *
Деревья чёрные в снегу.
Огни, огни.
От бесконечных «не могу»,
Господь, храни!
Как в этом парке городском
легко дышать,
делится с птицами куском,
людей прощать.
И может быть, уже не сон,
а наяву
я вижу в бедах тот резон,
что я живу,
держусь — такая вот судьба —
родной земли,
пока архангела труба
звучит вдали.
2005 г.
* * *
Вереск, сосна, хлопотунья-синица,
и в котелке закипает похлёбка.
Охнуть, в огонь поглядеть, удивиться,
заговорить осторожно и кротко:
— Бог мой, моё заплясавшее пламя,
дай мне такой — по-звериному лютый —
дар прорицанья!.. Но глаз уже занят,
глаз, он для смерти божественно глупый.
Не возражай, всё равно в этом влажном
скупщике неба весь мир отразится —
дятел на дереве многоэтажном,
бабочка, вестница и кружевница.
Жить — это так хорошо и отважно,
и над сосной мирозданье
клубится...
1999 — 2022 г.