Ночь растакая побуждает
излиться чувствами,
дождя косые стрелы расстреляют
всё без сочувствия.
Уж больно осень разненастилась
кисельной слякотью,
подсев к уединению свечи
промозглой жалостью.
Как овцы мысли сиротливо сбились
без удобств и зонтика.
Им все одно
за сыростью уж изморозь грядет,
не напасешься хвороста.
Но как пастух всё тешусь
грёзами о лете…
и грею руки у костра
и утешаюсь этим.
Пережиданье легче, если знать,
“а вот в пустыне засуха”,
но не спасает довод тот
меня от насморка.
Поёжусь, эх сейчас бы чай-кипрей,
изюм на сладость.
Луна пробила полночь
Однако... надо ж
Вдруг разойдутся весело дрова,
да с гулом-треском.
Как тень за языком огня
вприпрыжку чаянья
всё не находят места.
К всеобщему веселью подсолю
щепоточку печали.
“Танцуют все!”
и кулаком об стол,
Да будет праздник!
Разлить с лихвой, да так,
чтоб в погребах
назавтра пусто!
Нехитрый замысел такой:
все мысли
до бесчувства.
Эй где гитара, да струна
намедни оборвалась
тогда её с разладу на дрова,
эх жаль... сыграл бы на ней сейчас.
До пота отплясал костер,
с лихвой
всё отыграл,
лишь искры что-то там чудят,
им вечно не до сна.
Танцоры истоптали каблуки
знать самому честь знать пора.
У осени норов такой,
точь в точь портрет с меня.