уж сколько лет всё те же зимы,
цветы, курок, пустой бокал,
дуэль с собой необходима
в ответ тому, кем я не стал...
я только тень души поэта -
не верю в то, что было им,
но продолжаю снится кем-то
кому-то искренним, живым
и, все ещё не веря смерти,
зимую в ветхом шалаше
надежды никого не встретить,
пью за молчанье о душе,
зашториваю окна в лето
и ухожу у строк в плену
в глушь поэтического склепа
потусторонить тишину.
не стою я ничьих прощений
за то, что стоить их посмел,
я лишь ничтожный трепет тени,
впитавшей света беспредел.
мне горек почерк созиданий
в неоднородной пустоте,
листва растаяла в тумане
моих блистательных потерь.
мир выдуман холодным снегом,
пропитан болью вдаль и вширь,
и не собрать осколки неба
с необитаемой глуши,
не отразить закатный берег
в чернильной россыпи зеркал -
не может рвать бездарный лирик
цветы того, кем он не стал.
ищу себя вне отражений
по дну, разлитых в ночь, свобод,
плоды моих опустошений
застывшей веры белый лёд...
когда-то бог поверил чёрту
и был обманут - что слова,
когда обманывают мертвых,
живым до правды трын-трава.
поспать бы, да опять не спится,
в бокале ночь, душа в тоске,
за мглой неоновой столицы
теряюсь призраком в толпе,
и стих, как вой со дна заката,
ни с кем, нигде и ни о чем.
я сам себе и друг заклятый,
и враг сердечный - поделом...
в ночном саду погасли росы,
ушла в больную грусть страны
моя березовая осень
за лепестковым сном весны...
дорога к дому - след ничейный,
надежд ветшают шалаши,
и каждый стих разоблаченье,
над ним мерцающей, души.
нет никого, да и не будет,
брожу ребенком между плах,
а значит, я - всё ближе к сути
бесцветных капель на глазах.
мир дал понять, что он на грани,
век принял яд и опустел,
и время, складно, графоманит
в рубахе белой на кресте.
мне всё прекрасное явилось,
как сон - вовек не пробудить,
но сердце миру отоснилось
и явью перестало быть,
вместо него лишь звон хрустальный,
и некого в стране рабов
судить за этот стих печальный,
но разве он не про любовь.
отцвёл закат, распяты тени,
и снова в ночь из-под пера
кромешный рок, печаль, смятенье...
быть может, мне уже пора
себя прекрасно понимая,
на всё, осмысленно, смотреть,
жить, ни на что не обрекая
жизнь, обреченную на смерть.
была ли жизнь, была ли осень,
молчит никчемный и ничей
оконный ворох нежных писем
у одиночества свечи...
как тихо мне вдыхать прохладу
в заплаканную небыль лет
и принимать её за правду
людской печали о земле.
как важно мне, вновь умирая,
не быть надгробием страстей
и утром, праздно, воскресая,
живым казаться средь людей,
презреть себя, слагая повесть
о грустной вере без креста,
и целовать богам на зависть
богинь растроганных в уста.
как невозможно и привычно
грустить над тем, что просто есть,
как нелегко в игре трагичной
слепому страху предпочесть
слепящее бесноязычье,
с ресниц срывающихся, строк -
поэтов горькое величье,
печаль, смятение и рок.