Мы его обречём на старость,
скажем, Фаустом наречём,
пусть герой чёрт-те что листает
и мечтает о чёрт-те чём,
сей же час ревизор Главпосле,
дух неверия, так сказать,
возникает с проверкой, послан
бухгалтерию увязать.
Дебет-кредит и шито-крыто,
дух сердито пером скрипит,
преступленье века раскрыто,
недостача и дефицит,
нехорошее сальдо-бульдо
между тем, что хотел и смел,
предавался скуке и блуду,
речь лукава, голос несмел.
Оттого что, чёрт его знает,
сколько времени, без затей,
ни черта не писал, черкая,
на полях рисуя чертей,
этой самой ночной порою
на него нападает стих
и является дух герою,
и даёт молодцу под дых.
Ишь чего захотел, свободы,
одиночество получи,
позапрошлые беды-заботы
перелистывая в ночи,
ты давно растерял беспечно
всё добро своё, зло своё,
время делит на бесконечность
и на ноль умножает всё.
Недостача, так недостача,
отвечает герой ему,
неизвестно кому, удача
не ночует в пустом дому,
но с тех пор, как стены и крышу
жадным временем унесло,
стало видно кругом и слышно,
стало холодно и светло.
Стало вовремя и не поздно,
стало времени до черта,
чтоб на море глядеть и звёзды,
начинать с пустого листа,
приносить чистоте пустыни
аскетические дары,
из абсурдных пятен и линий
созидать и рушить миры.
Или, может быть, с ней, пропавшей
и почти позабытой, он
разговаривает, застрявший
между не настоящих времён:
эти ночи всего лишь вехи
на пути, ты скажи, куда,
не грусти, meine liebe Gretchen,
скоро свидимся никогда.