Судьба иных повествований,
В истёртой памяти встаёт,
Как древний дух исповеданий,
О том. что человечий род,
На камнях Ветхого Завета,
Воздвигнув будущность времён,
При полном затемненьи света,
Был мёртвой ночью оглушён.
Роптаньим робким исполняясь,
Зевотной мукой и тоской,
Не ведал он, как ночь, свиваясь,
Люциферической змеёй,
Опутав первые надежды,
На жизнь и светлую любовь,
Мечтой хмельною и мятежной,
Будила молодую кровь,
Чтоб в позднем возрасте, сознанье,
Души, исчезнувшей во мгле,
Пронзило б рабское стенанье:
"Нет больше правды на земле!
Ни счастья, ни трудов свободных,
Есть только блажь, и горечь лет,
Когда теченьем дел дел ничтожных,
В могиле пропадёт твой след."
И человек задумал эхо,
Тех слов писательством сберечь,
И тем прославился, как Чехов,
Что предал тьме родную речь.