(нашим бабушкам и мамам посвящаю)
Посадка закончилась быстро.
Ударили склянки и вот,
Неловко толкнувшись о пристань,
Дал первый гудок теплоход.
От берега робко отчалил
Нелегок отрыв от земли
И долго гудок корабельный
Метался и таял вдали.
Динамик взревел оглушая
Прощальной славянки мотив,
Кричали, смеялись, махали,
Кого-то крестом осенив,
Стояла старушка у кромки,
Блестела в морщинке слеза,
То кончик платка теребила,
То им вытирала глаза.
Молитву губами шептала
И верой, что нет горячей
Она чью-то жизнь сохраняла,
Отдав ей частичку своей.
Взбив воду винтами до пены,
Вступив с нею в яростный спор
В машинном, удушливом чреве
Вовсю заработал мотор.
Стремительно таяли лица,
А крики сливались в один
Дрожала натужно машина
Речной водяной исполин.
И я, уцепившись в перила,
Сглотнув подступивший комок
Искала, искала глазами
Цветастый старушкин платок.
Далекое и дорогое
Фигурка напомнила мне,
Вставали картины из детства
И было больнее вдвойне.
А память со скоростью света
Меня за собой понесла
В Сибирь, в небольшую деревню
Где бабушка раньше жила.
Проулок с сухим черноземом,
Тропинка, чуть слышно шурша,
Пружинит слегка под ногами
И рвется наружу душа.
Вот шаг. Поворот. Я на старте.
Стою, не решаясь ступить,
А мысли, беснуясь в азарте,
Советуют встречу продлить.
Настил тротуара добротен –
Прямой, без изъяна маршрут
Советский мужик, он на совесть
Сработал, как видимо тут.
Шагнула на краешек самый,
Кто б сзади меня подтолкнул.
Ну, с Богом, и домик желанный
Вдали ветхой крышей мелькнул.
И вспомнилось мне, как кричала
Ты нам, выходя со двора
«Бегите домой, робятишки,
Айдате-ка, кушать пора»!
Контроль над собой потеряла,
Какой уж тут к черту контроль:
«Я здесь, я бегу, дорогая,
Ты только ворота открой»!
Мгновеньем мелькнула дорога.
И я перед домом. Пришла.
« Я здесь, я стою у порога…»
Но звоном в ушах – тишина.
Толкнула несмело ворота.
Открыто. Ступила во двор.
Погладила нежно рукою
Как что-то живое – забор.
А ящик почтовый на месте,
Зияет разинутым ртом
В нем с мухой паук затаился
Ногастым большим мизгирем.
Я письма частенько писала
Хоть в этом не чувствую грех
Наивные детские письма
Привет посылали за всех.
Закрыла глаза. Память цепка.
С косичками я у стола.
Чернильница, перышко в ручке,
На перышке вмята звезда.
«Любимая бабонька, здравствуй,
Тебе пишет внучка твоя,
Здорова ли ты, не болеешь?
У нас все в порядке пока…»
Склонившись над тонкой тетрадкой,
Назло мезгирю-пауку
Разрушу письмом паутину,
Мне виделось как наяву…
Идет почтальонка неспешно,
Свернула к воротам твоим
И ты впопыхах, не одевшись
Бежишь за письмо дорогим.
Волнуешься, что там в конверте,
Какую он весть принесет,
И что в нем любимая внучка
Катюшка пером наскребет.
Твой двор, он тогда мне казался
Просторней любого двора:
Калачики, травка-муравка,
Качели, цветы у окна.
Поленица ровным двухрядьем,
Прижавшись, к забору стоит
И сенцы, открытые настежь,
И фикус в окошко глядит.
Большое крыльцо в три ступеньки
Покрыто дорожкой цветной
В ней радугой стареньких платьев
Играет узор расписной.
Крылечко. На нем мы сидели
И слушали сказки твои,
Прижавшись к тебе поплотнее
Счастливее быть не могли.
Дурманящий запах полыни,
Нам головы сладко кружил
С чарующей дивною сказкой
В неведомый мир уносил.
А в доме тепло и уютно,
Сундук украшеньем стоит
И в красном углу под иконой
Лампадка, мигая, горит.
Укрывшись за русскою печкой,
Смотрела, как молишься ты,
На окнах склонили головки
В поклоне геранки – цветы.
Два вечных противоречья
Друг другу смотрели в глаза
С иконы – Распятый, Воскресший,
Со звездочки – лик Ильича.
«Спаси, сохрани и помилуй,
пошли все грехи на меня…»
И тихо, скатившись, застыла
В морщинке слезинка твоя.
А плечи под кофточкой старой
Склонились и стали острей
В невинную душу врастали
Слова той молитвы твоей.
«Дашь хлеб наш насущный,
Остави нам Господи наши долги
И грех наш невольный или вольный
Ты смилуйся и отпусти»…
Слезою душа накипала,
Рвалась пучеглазым комком
И мучила и раздирала
Ногастым, большим мизгирем.
Коленями в землю уткнулась,
Ладони прижала к лицу,
Мне так тяжело дорогая
Порою, что жить не могу.
Приди, помоги, посоветуй,
Дай сердцу слабинку чуть-чуть
Вся жизнь наша – гонка без правил
Она не дает отдохнуть.
Она не дает отдышаться,
С ухмылкой, глумясь надо мной
Бьет хлестко, с размахом, наотмашь
Расчетливой, верной рукой.
С судьбою тягаться не просто,
Хоть честному, хоть подлецу…..
Вдруг взвизгнула тонко ступенька
И тихо шаги по крыльцу.
Удушливей запах полыни,
В истоме застыла душа,
На голову мне опустилась
Сухая ладошка твоя.
За стенкой забора осина
Взыграла озябшей листвой
И детство – упрямый свидетель
Опять повело за собой.
По улице ранней весною
Я в новом пальтишке иду
Мальчишки мне вслед с восхищением
Смотрели, забросив игру.
Как подиум улица наша,
А я – топ моделью по ней
И, кажется, нет меня краше
В пальтишке – одежке моей.
Огромная грязная лужа
Закрыла движению путь
И я на мгновенье застыла
Назад, или все же шагнуть
А солнышко – яркий прожектор
Бросало на лужу лучи
Лишь чувство шестое шептало
Сторонкой ее обойти.
Как каялась выходке этой,
Но все это было потом,
По первой, по мартовской луже
Я гордо пошла прямиком.
И вот посредине разлива
Предательски спрятанный лед
Меня резко в воздух подкинул
И ноги, и руки вразлет.
Секунду над улицей нашей
Висела еще тишина
И хохотом жутким накрылась
Модельная слава моя.
Как я до ворот добиралась
Да в этом ли, в общем, то суть,
Но то, что без слез это точно
Сверстала оставшийся путь.
И только шагнув за ворота
Я волюшку реву дала
Под окнами так голосила
Модельная слава моя.
Ревела взахлеб и с подвоем,
Ты выскочила на крыльцо,
Передником вытерла слезы
И горе куда-то ушло.
Прошло столько лет, но как прежде
От хрупкой ладошки твоей
В душе пробуждалась надежда
И жизнь становилась светлей.
Спаси, сохрани и помилуй,
Остави нам наши долги
И грех наш невольный иль вольный
Ты смилуйся и отпусти…
А голос твой звонкий и чистый
Ко мне все летит со двора:
«Бегите домой, робятишки,
Айда те-ка, кушать пора».