Я читал тебе стихи этого хорошего поэта,
по-настоящему хорошего –
безо всяких подъёбов,
скидок,
предыдущих бонусов,
и ты ждала, когда же я заткнусь,
когда текст,
заложник бумаги,
вдруг не поместится на странице,
и я сковырну эту хрусткость
цвета топлёного молока,
воздух глотну,
чтобы лёгкие промочить,
чтобы голос мой дальше пошёл
спотыкаясь,
немного хромая.
Ты ждала этой минуты,
чтобы сказать «Хватит,
меня это всё бесит»
и я знал в чём тут дело,
но рефлекторно
расстраивался
становился немного ниже,
на несколько килограммов моложе
забывал почему
язык тает во рту
когда говоришь об этой боли
и об этих потерях.
Вспоминал: а вообще-то,
где был я,
если кто-то терпел,
если и до сих пор терпит.
Хотя, может, именно поэтому
жизнь на зубах начинает скрипеть,
ведь плотно покрывшись словом,
ад становится locus communis,
притворяется одомашненным Апокалипсисом,
всемирной трагедией,
и каждому прохожему на планете
по дороге за колбасой
и пирожным
внезапно будет до неё дело.
Ад становится
уютным собранием свидетелей,
в компании у которых
всегда найдутся ангелы
и Главный Архитектор.
Но ведь мир вытягивает войну –
эту горячую красную нить,
крутит в пальцах
и говорит: «Ею
вышью я землянику, цветок, жучка-паучка,
пятнышко на груди у ласточки.
А ещё здесь будет река,
олени, осока, окунь,
орхидеи, обман, ожог,
орёл, ореол, ондатра,
олимп, а ещё оккупант»
и пока ты просишь мир:
«Помедленней, я записываю»
тебя самого записать в этот мир
не успевают.
Да, я согласен –
стих о войне без ангела –
это как черепаха без панциря,
но ведь можно по крайней мере без Бога?
Потому что мне
страшно себе представить
временами
что ему там
видней.
Холодно допускает
кому-то там ластик,
а кому-то – заострённый карандаш –
безо всяких подъёбов,
скидок
и предыдущих бонусов.
(Перевёл с украинского Станислав Бельский)