Марфа

Людмила Просвирина 2
               
                М А Р Ф А

 
Открываю альбом. Восемнадцатый век.
Взгляд открытый. Улыбка святая.
Мир иной сохранил дорогой человек,
Тайны жизни во взоре скрывая.

По семейным преданьям крепостною была.
Жаль, не слышала этого в детстве –
Я бы столько вопросов тогда задала,
Чтоб историк не мог отвертеться.

То ли барин был добр, то ли вольную дал,
Соблазнившись на выгодный выкуп.
От такой красоты мог случиться скандал,
И, возможно, удушливый приступ.

Явно вижу на снимке непокорную стать,
Взгляд пронзительный и своенравный –
Настоящая русская женщина-мать –
Я не видела в жизни ей равной.

Появилась на свет. Где истоки её?
Кто крестил знатным именем Марфа?
Как могла непокорная быть крепостной
То ль у барина, то ли у графа?

По деревне шла павой – аж трещало стекло
Из вдогонку распахнутых окон;
Мужики же бросали своё ремесло,
Провожая походочку оком.

Наливались плоды в самых сочных садах
У помещиков в знатных именьях -
И малиновый звон возвещал в куполах
О помолвках и новых крещеньях.

Где венчалась? Когда? Сохранился ли храм?
А какой была свадьба у Марфы?
И тогда по стране куролесил бедлам,
Сея в душах смятенья и страхи.

Крепостной строй был смят. У царей чёрт те что!
Мятежи, революции, войны…
А когда же любить?! И любить горячо?
Рядом с берегом тихой Вороны.

Колыхалась коса, аж в кулак толщиной;
Развевалась холщовая юбка –
Дюже царская поступь у Марфы босой,
И глядеть на неё было любо.

Говорят, был красив и суров Алексей,
Хоть с лица и не пить теперь воду.
Ревновал не на шутку он к Марфе своей,
И тиранил её принародно.

Косу Марфы вплетал в длинный хвост рысака,
И по Паревке гордо гарцуя
Волочил по дороге, зубами скрипя,
От хлыста оставлял «поцелуи».
 

 
В это прошлое я бы хотела взглянуть
Без архивов и всяких догадок –
Ой, не прост дух мятежный и жизненный путь
В лабиринтах крестьянских загадок.

Нет в альбоме Хвостова, его сыновей,
Кроме Миши – свидетеля судеб.
Да Прасковью я знаю из всех дочерей –
Моей бабушкой в будущем будет.

Вспоминали -  в семье был Иван, Лёва был,
И Устинья была не последней…
В 18-м в партию прадед вступил –
Расставляла история бредни.

Не могу осуждать – кто был прав, кто неправ:
Месть была не на шутку жестока.
Не имело крестьянство фактически прав;
Прессовали его до издоха!

Непосильная подать хлестала крестьян,
Становясь для бандитов затравкой.
Всплыл на фоне событий Антонов-смутьян,
Стал по локоть в крови гнусной шавкой.

Не дошли откровения Марфы до нас –
Не дай бог всё увидеть как было!
Кто детей и её от Антонова спас
В тот момент, когда шашка рубила?!..

С отсечённой главой хоронили бойца –
Даже я эту боль ощущаю.
И осталось семейство страдать без отца –
Я об этом от бабушки знаю.

Дали комнатку Марфе, как верной вдове,
Не в деревне, в Кирсанове-граде,
(В бывшем женском монастыре);
Она радовалась, как награде.

Здесь с купцом обвенчалась любимая дочь.
Новый смысл судьба обретала.
Продолжение рода печатала ночь.
И нужда, наконец, отступала.

НЭП нагрянула, батюшки-свет! –
То ли выть, то ли браться за вилы…
Но вожди обещали бурный расцвет…
И, возможно, что всё это было.

Не успела вздохнуть, как война началась –
Голод, холод, болезни и смерти.
Мог ужасным, наверное, быть тот рассказ,
Только умерли дочкины дети.

Может что-то ещё, неизвестное нам,
Помогло ей в Москве поселиться,
Где последним пристанищем к N-ым годам
Для вдовы послужила столица.
 



Марфа крест свой тяжёлый достойно несла –
Символ Родины вижу в ней вечный!
У стены Новодевичьего монастыря
Прах смешался с землёю навечно.

Но в руках я держу от времён крепостных
От прабабушки царские штучки –
Две столовые ложки, дороже иных,
С вензелями, как Е, на ручке.

Так что, память жива! И в альбоме она
На нас смотрит пронзительным взглядом.
Восемнадцатый век. Словно было вчера.
Мама, бабушка, Марфа – все рядом!


* * *

                05.12.2020

Прим.
- село Паревка, Инжавинский район, Кирсановский уезд, Тамбовская губерния.
                Изначально селились боярские дети и другие служилые люди. Недалеко
                на горе Боярской располагалось имение помещицы Виноградовой.
-1879г – покушение на императора Александра II.
-1881г – убийство Александра II.
-28 декабря 1881г- Указ о понижении выкупных платежей и обязательном переводе на
                выкуп всех помещичьих крестьян.
-12 июня 1886г- Закон об обязательном переводе на выкуп всех государственных крестьян.
- 1902г – в с. Паревка родилась Прасковья Алексеевна Хвостова (моя бабушка по
                материнской линии), как и все другие дети
                Марфы в браке с Алексеем (Михаил, с которым я лично общалась; Лев, Иван,
                Устинья – насчёт имен и количества детей точно утверждать не могу).
- 1918 г – Алексей Хвостов принят в члены ВКП(б).
- 1920-1921 – Крестьянское восстание на Тамбовщине под руководством эсера
                А.С. Антонова (банда Антонова на глазах собственного сына Михаила,
                сумевшего спрятаться и не обнаружить себя, а также других очевидцев
                событий, обезглавила Хвостова Алексея-командира отряда.
                Хоронили по мету жительства в с. Паревка с воинскими почестями).
?г –в замужестве с купцом Шаховым Дмитрием Николаевичем Прасковья родила Юрия, Лёву, Людмилу (других точно не знаю), Розу (мою маму). Все дети, кроме Розы, умерли во время Великой Отечественной войны от болезней и голода. Семья имела собственную торговую преимущественно продовольственную лавку. Дмитрий сам мастерил балалайки, в т.ч. по заказу Большого театра в Москве, отменно на них играл. Мастерски исполнял цыганские романсы так, что из других деревень приезжали его послушать. Имел пристрастие к азартным играм.
          В период НЭПа разорился вчистую. Чтобы спасти его из долговой ямы Прасковья распродала абсолютно всё – клавесин, подлинные картины известных художников, вплоть до дома. Дмитрий без вести сгинул на долгие годы, оставив Прасковью одну с шестью детьми; для пятерых из которых в военные годы она сама копала могилы и хоронила их ночью тайком – было стыдно перед людьми, что не смогла уберечь детей (самой младшей было 2 года) от голодной смерти. Сняла угол у старичка в Чутановке на Тамбовщине. Там же Роза закончила семилетку и накануне войны поступила в сельхоз школу в г. Кирсанове. После войны Прасковью вызвали в Белгород на опознание – муж был сбит поездом. Чтобы выжить в деревне Прасковья несколько раз выходила замуж. После войны мужчины долго не жили. Про всех не знаю. Документы сохранились только на Сенаторову и Богатыреву. В законных браках. Трудилась как ломовая лошадь. Без выходных, праздников и отпусков. Незадолго до 70-ти лет упала с крыши, на которой чинила трубу, долго болела и умерла в д. Измайлово, Кондауровского с/совета, Кирсановского района. В деревне и было-то всего пять хат. У бабушки и вовсе хата была из дранок и побеленного кизяка (сухой коровий помёт).  Я помню её веселой, неугомонной, с прибаутками, колготной и чрезмерно заботливой. Она умудрялась нам в Сибирь посылать зимой масло, сыр, курятину, антоновские яблоки, сухофрукты, а уж овечьих клубков шерсти, вязанных носков и пуховых шалей хватило и до моих зрелых лет (одна шаль и поныне имеет приличный вид и спасает от самого лютого мороза, а во время болезни нет лучшего лекаря, чем тепло ручной вязки моей бабушки). Вставала в три часа утра, доила корову, поднимала нас с постели и поила парным молоком во время летних каникул. От пуза кормила мочёными яблоками, которых потом я уже нигде не едала, учила взбивать масло и варить сыр – нет больше таких мастеров! Так что старость у неё была хоть и сытая, да дюжая на труд. От Марфы она унаследовала крепкую кость, стройную стать и бойцовский характер. От доброты её волки переставали выть.
             Хвостова Марфа Ивановна – как жена погибшего от рук антоновцев командира отряда (предположительно, сама участвовала в сборе разведданных во времена антоновщины) с почестями была похоронена возле монастырской стены на Новодевичьем кладбище в Москве. До моего рождения оставалось, возможно, чуть больше трёх лет. К сожалению, точного места не помню (была слишком мала), но вход в этот Некрополь с мороженным в руках запомнила – меня туда привели посетить могилку бабушка и мама, когда мы были проездом из Кирсанова в Улан-Удэ с пересадкой в Москве. На двойной запрос в архив Новодевичьего кладбища ответа не последовало (лишь бы не бандит с монументом в этом холмике лежал!).