Олеся Рудягина. стихи

 
                Свидание

Воробьи не расчирикали и фонтан не прожурчался,
как счастливо солнца бликами старый сквер переполнялся.
Как текли минуты медленно, как дыхание срывалось
в ожиданье встречи. Ветреный день июньский не кончался.

…Проплывали стайки ряженых важных и небрежных школьников
и родителей с букетами, и фотографов-невольников.

…Упадая в небывалое от речений отреченье,
двое,словно дети малые, любовались дня свеченьем.
Любовались без смущения отражением друг-друга:
в тёплом карем измерении – плеска серых глаз подруги.
Лёгкие прикосновения навсегда запоминались и
последние мгновения быть им вместе оставались…

Уходили, да всё за руки крепко-накрепко держались.
Воробьи не расчирикали, как на жизнь они прощались.

 10.01.13

          Слышишь, милая

Я говорю слышишь милая не люби
я говорю они всегда доча врут
я говорю ей от анхеля до оби
вечен и верен один только честный труд

я говорю храни своё сердце храни
от лихоманки от язвы чёрной чумы
в волчий распадок его не урони
не зарекаются лишь от тюрьмы да сумы

а от Неё – от боли от жгучей – смоги
можно ведь смерчу навстречу и не лететь
можно в болото не влезть не увидев тайги
можно попробовать БЕЗ в жизни выжить суметь

только смотрю грустно грустно ресницы дрожат
только чернеет нежнозелёный взор
только глупы эти бредни инструкции для ежат
яблоками промышляющих с ветхозаветных пор

10.06.2015

                Он идёт на меня

он идёт на меня как слонопотамы идут на свист
он унёс бы мой взгляд в кармане ключом крошкой ру
доставал бы на кухне льдом тающим шлёпал в вискарь
смаковал и на свет глядел под честный вкус сигарет

он рукою полной перстней гриву мою б ласкал
он в округе бы сгрёб в охапку всех соловьёв
только что с ними делать не жарить же пусть их орут
сплин крепчает в окне чьём-то снег всё сильнее метёт

тополиный но страсть эта клюквенносокая не про меня
тыщу лет как неслышуневерю ни одному
глухарю на току нетопырь-камню зевсу-дождю
в этой темени майской сиреньгармонь сыграна влёт

       Иволга

От птицы до звезды –
подать крылом.
От птицы до звезды –
мгновенье лета,
Когда, прильнув к дыханию рассвета,
Душа моя не помнит о былом.
Любить тебя.
От птицы до звезды,
не меркнущей
в луче зари неспешном,
жизнь пролегла в сиянии кромешном –
цветущие и певчие сады…

18.07.10 – 17.11.11


   И все ж таки она зацвела...

И все ж таки она зацвела! -
Моя высокомерная гордения
совсем, было, замучила меня
упрямым отторжением тепла:
сто раз бутоны сбросила на пол,
сто раз цветенье отменила гордо,
ну, разве что из дома не ушла,
стряхнув с корней земли горшечной прах.

И все ж таки она зацвела,-
печальная, пугливая, чужая,
томящая подобием живым
замёрзших в жаркий полдень детских губ,
собравшихся в бутон для «чмока» в щёчку.
Когда сегодня я пришла полить
моих друзей сговорчивых весёлых,
обиженно не глянув на неё,
она вдруг протянула мне к лицу
не-ве-ро-ят-ный
трепетный цветок,
почти прозрачный
ароматом счастья, и тихо прошептала: «Не сердись.
Вот! Понимаешь?!
Я. Люблю. Тебя.»
 
 Сергею Сулину *

Вот так – на выдохе,
вот так –
до той чернеющей вершины,
когда надсаженные спины
вдруг распрямятся на крестах,
и, распинаемый полет
простертых крыл, –
гвоздем в запястье –
вопьется в клекот жаркой пасти
толпы дряхлеющих времен.

Толпа – вот что неистребимо!
С твоей кровавой высоты
неужто лица различимы
и одинаково любимы
ученики и палачи?!

О, как к рукам все приберут
твои гонители и судьи,
как запылают – на безлюдье
слепых веков – еретики!

Планету подлых площадей,
взахлеб лакавшую отраву
решения: “Хотим Варавву!” –
конвульсии доныне бьют.

Чем мне утешить этот мир,
утихомирить, как ребенка,
прижав к груди плач злой и тонкий,
на ухо сказки нашептать?

Как снять тебя со всех распятий
и от привычного венца
горючий след людских предательств, —
как слезы, — сцеловать с лица!..