***

Станислав Гофман
- Словно в кипящую воду опустили душу, жарко и больно, но не сразу, но потом, потом, а сначала просто шок, - он улыбнулся и продолжил перелистывать морганием свой тихий взгляд утомлённого мужчины.
- Ну, ты же знаешь, что во многом виноват сам, что это были твои выборы и желания, твои страсти, твои ошибки, - я старался не смотреть в его сторону, понимая сколь невозможно мне пропитаться этими переживаниями, сколь невозможно мне хотя бы чуть-чуть приблизиться к этой страшной и невыносимой чаше страданий, которую самому испить не хотелось совсем.
- Да, - он улыбнулся и уставился в сторону куда-то туда, где вот-вот должно было взойти Солнце, где ещё было темно, где маленькие звёздочки искали своё отражение на неистово чёрной глади океана, что так нежно и суетно закручивались в пенистые барашки у самого берега.
Я молчал, слова искали выход, мысли дребезжали и суетились, на душе было прескверно, а Луна сияла своим диким холодом, рисуя длинную туманную дорогу от себя к нам.
- Знаешь, а ведь так много недоделано, так невыносимо много оставлено во вчера без завтра, так много начато и так мало завершено, так много не найдено среди потерянного, так много хотелось бы изменить, так много хотелось бы пережить ещё раз, так много хотелось бы залатать и сделать ради неё, но увы, увы, - он улыбнулся и криво засмеялся.
Аккуратный солнечный диск показал свой край, и я понял, что пора, пора и ещё раз пора, но было тошно, настолько, что я чувствовал, как превосходный ужин подкатывал к горлу, как боль пронизывала сердце и клевала душу. Он это видел и понимал, продолжая улыбаться.
- Не вздумай жить такой же пустой и боязливой жизнью, изредка показывая свою голову над водой, изредка воспламеняясь и часто исчезая в тишине страхов из обыденности и обычной глупости всепонимания, кроме самой жизни, - произнёс он и пошёл в сторону волн, их спокойствия и тишины.
Я промолчал и подумал о том, насколько теперь всё стало просто, задолжавший слишком много платил жизнью, если не мог расплатиться обычными деньгами, слава богу, что ещё давали время на отсрочку смерти, но немного, и он этим пользовался сейчас, а разве здесь может быть много. Теперь стало всё совсем по-другому, я медленно встал и пошёл в направлении отеля, боязливо смотря на Солнце, что так безудержно обжигало всё самое ненужное и бесполезное, что жило внутри меня. Мысли суетились и горели пламенем, перебирая, считая, спотыкаясь и ища выход. Я нахмурился, улыбаясь; обучение дочки, ежемесячные траты, какие-то там ещё сбережения, а ведь могут спасти его жизнь. Медленно открыл глазами интерфейс платежей, задумался, остановился, и понял, что не смогу и зарыдал, шагая дальше и дальше, теряя себя, пряча голову в тишине наступившего утра и последнего дня для него.
Настоящие поступки мы делаем тогда, когда это кажется полным безумием.
И я перевёл.
А завтра наступит новый день обычной, а может уже и необычной борьбы, но он будет жив.
SH