Мой вальс с неопрятными душевными желаниями, что так обычно ритмично подтанцовывают в такт сердечным страстям, уже устал кружиться. Тот самый нелепый танец, когда либо невзначай гасла музыка, либо я сам выключал свет, либо его гасила партнёрша, либо что-то такое извне поражало и разрезало пополам значимое и осязаемое твоей души и её нежности в предвкушении сладости счастья. Этот вальс уже больше не может кружиться, этот вальс должен остановиться – это были его искренние мысли в благоухании обычной ночи, и он обратил свой взор в её сторону и медленными и размеренными движениями прижал её к себе, продолжая перелистывать мысли, продолжая искать и теряться в поиске, но уже почти затормозив, уже почти остановившись с криком о любви, криком от самой души и бесконечной страсти, что с таким железным привкусом создавала весь поиск, и он повернулся к ней, и он улыбнулся. За его душой не пел трели доллар, не исполнял танец золотой телец, ибо все силы свои он бросил на поиск, поиск покоя, поиск себя, чтобы быть искренним ответчиком перед ней настоящей и будущей, чтобы поиск счастья и понимания, поиск чего-то большего, чем обычно, наконец-то, обрёл любовь, любовь настоящую, и стал самым бесценным и важным для всего его нелепого существования. Теперь, вот, как раз теперь, он чувствовал мощь и силу перевернуть новую страницу своих впечатлений и начать жить действительно по смыслу, начать жить ради неё, и строить, и возводить, и доллар, и золотого тельца.
- Мне надо бежать, извини, - и её голос пустынно разрезал пространство его грёз и фантазий, он улыбнулся и погладил её волосы, скручивая локоны в кулак.
- Хорошо, хорошо, - сказал он, чувствуя, как бешенными муравьями забежали мурашки по всей коже, покрывая изморозью душу и сердце.
Она оделась так превосходно красиво и изящно, будто, танцуя вальс, и она вышла, оставив приятный аромат на его подушке и страстную улыбку на его лице, что длилась недолго, покрываясь инеем и цинизмом всё больше и больше в такт её каблуков, что, удаляясь, цокали в коридоре…
SH