La vita est bella...
Я плохо спал. И Божий день
потом так медленно тянулся.
Он, как корабль, что сбился с курса,
и всё в нём было набекрень.
Я находил себя в местах
почти что невообразимых —
в сияющих, как лето, зимах,
и в зеленеющих кустах.
Хоть утренний густой туман
к полудню обернулся дымкой —
себя почуяв невидимкой,
я понял — это не обман.
Порою различал мой слух
обрывки слов гортанной речи —
то ль птичьей, то ли человечьей.
А, может, то был Божий дух?
Я брёл по странным городам —
дома напоминали склепы,
покрашены в желток нелепо —
не Блоку ль отдавая дань?
Дома те были на столбах —
похожие на мастодонтов.
Ограда — гипс периодонта,
а из окон звучал не Бах.
И мне навстречу, как во сне,
шли толпами аборигены —
татуировки, как гангрены —
в контраст улыбок белизне.
И, потеряв ориентир,
я шёл на звук, на свет, на запах,
на север, юг, восток и запад,
попутно постигая мир.
Вокруг меня цвели цветы,
а рядом — мусорные баки,
машины, люди и собаки —
приметы вечной суеты...
Какой, однако странный сон,
подумал я, мне нынче снится —
как необычны эти лица,
какой звучит не Мендельсон!
Чернеет стройный кипарис,
с высокомерием реликта,
два высоченных эвкалипта,
глядят на тую сверху вниз.
Листвы шуршанье, словно лесть,
а птичий свист — как комплименты.
В такие странные моменты
я думаю, зачем я здесь?
Как вообще попал сюда,
в проулки эти, рощи, кущи —
возможно, это мир грядущий,
и я застрял в нём навсегда?
А, может, я уже в раю? —
смотри, декабрь — а здесь плюс двадцать...
Увы, мне некуда податься —
не знал я родину свою.
Хоть жизнь тут проще, чем бином,
вполне бессмысленна и куца —
но угораздит коль проснуться,
поймёшь, что значит Гееном.
...Я плохо спал. И Божий день
потом так медленно тянулся.
Он, как корабль, что сбился с курса,
и всё в нём было набекрень...
Но вот и вечер — сырость, мрак,
стон муэдзина — как из порно.
И жизнь прекрасна вновь, бесспорно,
хоть стоит ломаный пятак.