Округа

                                                
        Славное слово: такой холм, с вершинкой - тягучим  «э», где переводишь дух, видишь округу, внутренне улыбаешься и скользишь на салазках  к подошве:
По-э-зия.
       Округа её  - чего и кого только не включает, простираясь до горизонта, подымаясь в небо, питая своими соками незамутненный  горний мир человека. Да, вся поэзия  -  человеческая эманация, пронизывающая душу человека с рождения, научая ее энергично вибрировать всему прекрасному и разумному  в  мире.
      А что касается «с рождения». Не грех начать с семейного предания, как тётя Оля Флоренская, ставшая, спустя короткое время крёстной мамой младенца, составляла целые музыкально поэтические уроки для молодой пытливой будущей мамочки. И прикладывая ухо к животу подруги (той самой мамочки), уверенно говорила: вам с малышкой нужно сейчас слушать много и самое – самое прекрасное, что есть на свете – он уже там всё  слышит.
Слышит и впитывает. И потом, впитанное с молоком матери, окрасит его жизнь самыми необычайными красками;   заложит особый иммунитет – невосприимчивость к поливирулентной бацилле коррозии мозговых структур  вплоть,  до полного luxacio encephaloni.    Впрочем, о  грустно-медицинском не здесь.
       Пока же, к великой радости автора, наткнувшегося в фейсбуке  на информацию, мобилизовавшую на крайне необходимую для души работу, пора к ней и приступить. Итак, поэзия глазами влюбленного в неё человека.
Здесь уместно сослаться на очень известного мыслителя,  написавшего, что существует «специальное поэтическое предназначение  –  опоэтизировать сущность поэзии».  И вот,  доставая с полки  том   Владимира Ивановича  Даля  – дань  давней хорошо понятной привычки, была   изумлена   перекличкой  задания немецкого философа  и ответа на то по сути, но представленного десятилетиями раньше:
    «Поэзия – изящество в письменности; все художественное духовно и нравственно прекрасное, выраженное словами, и притом более мерной речью.      Поэзией отвлеченно, зовут изящество, красоту, как свойство, качество, не выраженное на словах,  и самое творчество,  способность,  дар  отрешаться  от  насущного,  возноситься  мечтою,  воображением в высшие пределы,   создавая прообразы красоты;   наконец зовут поэзией самые сочинения,  писанья этого рода и придуманное для сего правила:  стихи, стихотворенья  и науку стихотворства.
   Одни поэзию считали рабским  подражанием природе; другие  –  видениями из духовного  Мира; третьи  видят в ней соединение добра (любви) и истины.          Поэт – человек, одаренный природою способностью чувствовать, сознавать поэзию и передавать её словами, творить изящное».
Рука не поднялась, тревожить написанное  выделением в большие буквы (курсив в интернетовских перипетиях пропадает),  поэтому еще раз пропишу ту заявленную суть поэзии, опоэтизированную датско-русским  человеком Владимиром Ивановичем Далем,  до степени совершенства:
… качество, не выраженное на словах, и самое творчество, способность, дар отрешаться от насущного, возноситься мечтою, воображением в высшие пределы…
И сюда же, чуть  из другого:  когда Сергея Сергеевича Аверинцева спросили, какие литературные жанры он бы выделил в Библии,   ( в своей манере) ответил, что нет в Библии никаких литературных жанров, это все Поэзия.  (на заметку)
      Возвращаясь  к Владимиру Ивановичу Далю, не отпустившего от себя, пока  не наступила   проясненность  в терминах простоты  таблицы умножения:
     - Не какого -то там «современного» великорусского языка, он составлял толковый словарь, как можно было бы допустить из антонима по умолчанию – к его многим сноскам «устаревшее».  И слово «современный» в словаре, конечно, есть и толкуется.  Но он главный труд своей жизни называет словарём  ЖИВОГО…языка, для него это язык жизни, как потом для Анри Бергсона, Генри Риккерта стала философия жизни, а раньше еще появился афоризм Н.Г.Чернышевского «прекрасное есть жизнь» – тот же круг осмысления.  И  бриллиантик  определения поэзии выхвачен не абы откуда и не абы каким «казаком луганским»,  как подписывал  одновременный военный врач свои  литературный произведения. 
 Это видение  предназначения  поэзии  -  Человеком  поэтического  мироощущения  жизни.
       Собственно отсюда – с поэтического мироощущения   жизни,   и  громадной беды в отсутствие данной детерминанты – и будет потом перекинут мостик к упреждению,  самых страшных  (потому что  ни капли разумности,  и море слёз людей столкнувшихся с деяниями пораженных мозговой коррозией) индивидов.
    Но поэтическое вИдение может остаться вещью в себе, не узрев присущее ему активное начало преобразования духовной жизни субъекта, в достижение непротиворечивости  всех основ дарованного бытия. Это не отсутствие «критического разумного». Это разностороннее перекатывание всего известного, домысленного в пандан фактам, возможно начинающееся c волшебного слова «зато»:  да, у меня нет того и другого, зато…..(следует абсолютно безусловно самое дорогое душе),  и это приносит утешение -  выраженное в своих словах,  в своем языке, в своих ощущениях.  Это напоминает принцип восполнения Жака Деррида, но дорасти самостоятельно   - вещь интуитивная, легкая и приятная, а потому «тронута ароматом поэзии».
    ..Фридрих.Гёльдерин, а вслед Мартин Хайдеггер, говоря о сущности поэзии (да,  уловка  - целое  и  сущность поэтического творчества здесь уравнены ненадолго), но вслушиваемся:

 «Язык дан человеку…чтоб показал он, что он есть такое»
 «Много  познал человек, Небожителей многих назвал»
  «С тех пор как мы – разговор»
 
    Поэтическое видение – преломлённое в сознании речью, и бесконечный внутренний монолог (мы – разговор!)  чаще направлен во вне. Оно умножает чувственный опыт восприятья жизни  как самого великого дара:  гармонии и совершенства движущих сил  её  – жизни -  процессов.  И на этом пути «много познал человек, небожителей многих назвал», облекая в поэзию духовных писаний.  В помощь  всему  человеческому роду.  А уж кто назовет, осознает себя   истинно верующим,  останется  явлением  непубличным,  личным по сути.
 
Но ощущение величия замысла, в который вовлечен каждый, и равенство всех перед законами жизни, хранит завет естественного закона.  (Бог судья православным, таящих его в не артикулированном  виде,  в глубинах сознания. Но, главное,  он человеку ниспослан с рождения). И подтверждение (пусть непрямое) этому находим у Николая Гавриловича Чернышевского, решительно заявившего, что нравственное сознание – суть естественных потребностей.  Так что есть все основания быть воспитанным (помним «молоко матери», да и самовоспитание дело благое); в сокровищнице бытия к тому же:  культура, мораль этика.               
      Это не названная еще последовательность (скорее смежность) поэзии удивления не вызывает.   По естественному старшинству смыслов и  их значимостей   для пространств жизни. Ровно, как и число отраслей науки и искусства, пошедших «в услужение» к поэзии совершенно естественным путем. И все оказались игроками   по умолчанию одной команды, добавляя нюансы в общую культивацию рождающегося дичка: все «над» поверхностью жизни, в землю ничего не уходит, прививки, производимые живыми руками живого материала.

   И все же поэзия  - мудрейшая из мудрейших. Она и только она любых индивидуалов может собрать вместе у открывающегося памятника Александру Сергеевичу Пушкину и заставить испытать коллективный катарсис  от поэтической декларации другого  гения, умеющего  видеть поэтическое начало бытия сквозь любые напластования человеческих пороков и низости.  Да и сколько других подобных примеров знает история, жизнь: поэтическое начало тех или иных акций, представлений  с мимесианским  высвечиванием своей поэтической  сути, в первую очередь, богослужений – как их воспринимает душа.

 И еще, совершенно родовое свойство поэзии («творчество, сотворение»), индукция, наведенная потребность собственного высказывания  в присутствии, в ауре  поэтических произведений, их тематики.  Подобное не единожды испытано, и здесь захотелось привести  давний «Мой миф», как пример сказанного: 

В моем мифе Человек (расправив плечи, с доброй улыбкой) отвечает: Я стал целью Богосозидания потому, что без меня живого, умного, и, местами, гениального,  не зажигаются звезды на небе. Бог меня создал в увязке со всем остальным.
В моем мифе человек очень гордится оказанным ему доверием, и самосовершенствуется всю свою жизнь, то есть, дорастает до всех очевидных истин (см. декалог) и входят они в него настолько, что и жить  по-другому  не хочет. И еще самосовершенствуемый  прилагает реальные усилия,  чтобы ничего не испортить из того, с чем соприкасается в жизни – ни людей не обидеть, ни землю не изгадить – ни по личной, ни по производственной нужде...
  Понимаешь, он увлечен жизненным процессом, он постоянно видит вокруг себя небывалое по красоте и гармонии, его распирает от восторга, и ему  хочется, чтобы и другой этим насладился:
«Вот, стань на мое место.  Вот, видишь, как отсюда все хорошо открывается» – слышим в праздничной толпе.
Такие же слова в глазах уходящего в небытие, когда жизнь его проносится от начала и до конца:
     «Я уже видел  Чудо жизни,
     больше всего хочу, чтобы  ты тоже увидел его, малыш»…

Ах да – еще «luxatio encephaloni» - вывих мозга. Не очень - то хочется после всего сказанного, ставить оное в форму «от противного». Но «anamesis morbi» требует именно этого. Ну, может быть, еще добавить чрезвычайно важный момент (из «anamnesis vitae»), когда будущий диктатор, например,   ребёнком, был все же не совсем обычным, а каким то несчастным, не  умевшим радоваться, и снедаемый завистью  ко всем и всему, целиком оправдывая тонкое наблюдение: «им (неким, без уточнения) хорошо не тогда, когда им хорошо, а когда другим плохо" – вполне допустим этот эпигенетический дефект, но может быть, и что-то другое. Но с «поэтическим видением бытия» все-таки точно  там не сложилось  с  детства….