Как все же верно говорят, что рукописи не горят,
Горят в них души вечно тех, кем вложен свой бессмертный грех.
Всех, кем испачканы холсты, исчерчены до дыр листы,
Кем струны порваны во лжи, кто обнажал в беде ножи.
У тех страниц ни дна, ни края, в них время снова исчезает,
В них каждый вздох похож на сон, но средь теней блуждает он.
В них душ пугает нагота и мыслей слышится тоска,
И сердце снова из огня восстанет лик свой обнажа.
Там острой поступью долгов зима приходит в жизни летом,
И коронуют сто грехов, трон из паллет сравняв свой с пеплом.
В них месть свершают босиком, имея поводов под сотню,
Почетно чьим-то палачом и быть, и стать и в этом боль вся.
Там стаи кружат воронья над бездыханною надеждой,
И скрежет лап их, дрожь неся, по коже рассыпают стрелы.
Там вновь приняв смертельный бой, распятие уготовил спутник,
Пройдя к себе миллион шагов, «надежда» выложить из прутьев.
На тех страницах тает грусть о неизбежности событий,
И трусость, в чем-то, словно пульс, вновь вены холодит как иней.
В том мире ста прожитых лет, и ста томов войны с собою,
И с жизнью… каждый тащит крест, но своей собственной душою.
В них жизнь вся наша, наша суть, людских поступков и уродства,
В них сила – взгляд не отвернуть, когда рисуют наше сходство.