Атомиум в бегониях. Часть четвёртая.
Чаровница, высеченная из гипса, вызывала во мне чувства лютого холода на перевале Роджерса и жаркого зноя Джидды, когда топазная капля воды, попавшая на уста бродившего по острову Сокотра и цветным пескам Шамарель пылкого юноши с утопическим мировоззрением, представляется платиновым сундуком с хранящейся радугой.
Сильный и мужественный взор озарил сердолитовое сердце кудесницы. От мраморного тела Минервы повеяло шёлковой лёгкостью Дамаска.
В сундуке моей души с неистовым всплеском переливался александрит. Уверенность наполнила киаф сладким страстным угощением. Я возжелал вручить чаровнице лебес гамикос с хрустальными грёзами о покорении Цирцеи заклинателями на острове Кеймада-Гранди и чудесной метаморфозе Даллола в серпентиновый оазис...
Отрывок из прозы
На небесном своде сапфиры созвездия Возничего озаряли предновогоднюю ночь. Куртуазный фимиам мускатного ореха растоплял сердце заснеженного города. На центральной площади расположилась раскидистая стройная ель, украшенная шарами из горного хрусталя, жемчужными бусами, рубиновыми бантами, золотистым серпантином и кремовыми свечами из белого опала. Вблизи стояли изящные ледяные статуи прелестных фей, сказочных гномов, царей-волхвов. Из сувенирных и продовольственных лавок, в которых продавали имбирное печенье, именной шоколад и глинтвейн, доносились ароматы кардамона, гвоздики, ванили.
Поодаль от предстоящего торжества находился фахверковый дом, дубовую дверь которого обрамлял венок из омелы и падуба. В спальне, вблизи удобной ольховой кровати, на расписном сундуке, расположились кашпо с пуансеттией и керамическая ваза с хранившимся в ней печеньем с предсказаниями. Возле окна покоев стояла задумчивая Аэлита, изучавшая механическую математику. Когда фарфоровые часы пробили четыре утра, кудесница взяла из вазы печенье, вкусила птифур и развернула записку. Послание гласило: «Тебя ожидает счастливая случайная встреча».