Продолжение 3
Для мамы это была огромная победа, ее победа.
К тому времени в селе уже сложился сплоченный коллектив друживших семей.
Родители работали на износ, таково было их воспитание, но и веселиться они умели и любили...И не только веселиться!
Обидевшему их человеку они могли всей "шоблой" отомстить - например, подогнать к воротам сани и подпереть выход из ограды оглоблями, измазать ворота смолой и приклеить к ним перья.
Уж за что такая кара, по сельским меркам очень позорная, я по малолетству была не в курсе. Но говорят - "за дело".
Летом они всей компанией резались в волейбол. До самой ночи... И это после трудового дня сельчанина.
Праздники праздновались шумно и весело - с песнями, плясками, смехом. Чаще всего эти праздники заканчивались или на ледяной горке, если это была зима, или на озере, если это было лето.
Сиротливые пол литра водки и вина, не допитые компанией иногда человек до двадцати, очень часто закупоривались и уходили на следующее застолье.
В селе это вызывало недоумение, там привыкли к праздникам с немного иным репертуаром.
А для родителей и их друзей это была норма жизни.
Зимой обязательным отдыхом семьи были лыжи. Каждый выходной мы в полном составе уходили на лыжню в бор. Нас на лыжи поставили с наших четырех лет. Отец обычно пробегал десятку, мама пять километров, мы катались с горок, надо сказать, что до лыжни из дома через озеро проходили туда и обратно еще километров пять.
Мама была замечательным педагогом, ее всю ее жизнь помнили все ее выпускники. Писали ей, приглашали на встречи...
Папа тоже был на хорошем счету. Хотя проблемы у них на работе бывали у обоих. Они их тихо обсуждали, но нас от этого оберегали.
Ссорились ли родители... Конечно - ссорились. Лодка жизни она же не в штиль на озере стоит. Жизненная непогода разной бывает. Чаше всего их раздоры заканчивались "молчанкой" Они не не ругались... в доме повисала тишина. Она давила страшнее любой ругани - атмосфера как перед грозой...
Как - то дошло и до разговоров о разводе. Я очень переживала, поделилась с младшим братишкой... Ему на ту пору лет пять было.
Да я это сейчас исправлю, гордо сказал он.
Вышел в центр зала и позвал родителей. Мам! Пап! Она, показывая на меня, сказала, что вы разводиться собрались!? Взял маму и папу за руки, и продолжил - а я не дам! Я знаю, что дети связывают родителей. Я вас связал.
От хохота родителей на улице оглядывались прохожие.
Да, он их "связал", более разговора о разводе никогда не было.
После окончания института, отца, еще и партийного, он был постоянно секретарем в своих организациях, переводили в другое село на должность уже главного инженера.
Это началась новая жизнь нашей семьи.
Во первых – резко вырос достаток семьи. Гости всегда поражались огромной хрустальной вазе на столе, наполненной лучшими сортами конфет. Вот так семья выразила свое понимание «новой жизни», а конфеты никто не ел, не хотелось.
Мама, недолго проработав в школе, была переведена заврайоно. Папа был главным инженером районной сельхозтехники.
Батя опять стал приходить в белых рубашках в машинном масле по локоть… Его уже не переделать, вздыхала мама и просто покупала новые рубашки.
Батя часто приходил взвинченный. Это было совсем другое село. Село, где глубокая пьянка могла переходить в столь же глубокое похмелье месяцами у работников, было время, когда пьющего уволить было невозможно, а непьющих практически не было.
Техника ломалась, запчасти нужно было заказывать за год вперед, срочные поломки латать надо было изворачиваясь. Техника безопасности на производстве была на грани. Это была середина семидесятых годов. Отец все чаще глотал валидол.
Таких друзей как в предыдущем селе уже не было – время было другое, да и менталитет села…
Мама часто была в командировках, отец тоже мог уехать на двое – трое суток в соседнее отделение или на «ковер» в город. Оттуда он возвращался, уже заглатывая валидол по нескольку таблеток.
Мы заканчивали учебу в школе, и родители решили переезжать в город.
Маму перевели инспектором крайоно, папу инспектором крайсельхозтехники. Это следующий новый этап нашей жизни. Если раньше у нас всегда был свой дом или квартира, то в городе пришлось снимать жилье.
При переезде была распродана вся мебель и, что самое ужасное, наша библиотека.
Родители всю жизнь покупали книги. Они постоянно по вечерам читали, обсуждали новинки, мама следила за современными авторами и всегда доставала одной из первых новые книги интересных авторов (часто в самоизданных вариантах) папа обязательно читал все книги, которые мама хвалила как стоящие.
Интересно, что у них почти всегда в этом мнения совпадали. Мы с братом тоже читали почти все, по крайней мере, то, что нам можно было из этого читать.
А тут мы продавали свою библиотеку.
Из оставленного себе все равно, конечно, набрался полный книжный шкаф, но о проданном, позже очень жалели.
В городе родители были обыкновенными инспекторами, которых сотни… они не могли иметь собственное мнение… У мамы начались на работе конфликты.
Отец тоже недолго продержался инспектором. Он ушел главным инженером в ДЭУ.
Это была его "поле". Опять та же ломающаяся техника. Рубашки по локоть в мазуте.
Все возвращалось «на круги своя».
Почти пять лет семья мыкалась по съемным квартирам, приспособленным помещениям… без удобств, к которым в селах мы уже привыкли, без уверенности в завтрашнем дне...
Брат уехал в университет, и больше в семью он не вернулся. Учился, жил в общежитии, вскоре женился. После распределения уехал в далекий от сибири край.
Сыном отец не просто гордился. И мама и отец безумно любили моего братишку.
Я поступила в институт, вскоре вышла замуж, родились мои дети.
Отец и мама получили однокомнатную квартирку на девятом этаже. Они жили вдвоем.
Папа с рождения боялся высоты. Он не мог выйти на балкон из-за высотобоязни. Но мама вскоре добилась получения квартиры на всю нашу семью – они и мы с моим мужем и детьми.
Даже и не знаю – были рады они или нет, но вновь семья была вместе. Внуки для моих родителей были практически их детьми. Развод способствовал тому, что мой отец стал моим сыновьям как отец. Образец для подражания и повод для взаимной гордости. Батя сменил работу на такую же – но в другом ДЭУ.
Этот коллектив был любимейшим у моего отца. Батя гордился сослуживцами, уважал всех и мы в семье, знали по именам практически каждого. При переезде весь коллектив отца пришел помочь устроиться…
Я была очень рада за отца, что его любят и уважают на работе, и он любит свое дело.
Но однажды я забежала в ДЭУ без предупреждения. Не найдя отца в кабинете, я пошла в гараж. Зайдя со спины стоящих кучкой людей, увидела батю, опять по локоть в солярке, в моторе бульдозера, и услышала слова стоящих впереди меня мужчин… «Уж этот хренов Петрович, все то ему надо, везде проконтролировать, ни украсть, ни покараулить!» (немного погрубее и с матами) Это было как гром среди ясного неба на мою голову. Они оглянулись и умолкли...
Вдруг понялось, что много людей отца почти ненавидят, за его нежелание воровать, за требование, чтобы техника была в рабочем состоянии в любое время дня и ночи, за то, что не пьет, за то, что может глядя в глаза сказать правду…
Я молча ушла, так и не сказав никогда бате о своем «открытии» Было очень горько за него… Знал – ли он обо всем этом… наверное знал, но в силу своих природных качеств людям прощал и верил в них только в хорошее, не придавая значения гнильце…
Потом случился его первый инфаркт. Отца увезли в кардиологию прямо с работы.
Когда зашла его проведать, обнаружила в коридоре около его палаты очередь… люди с документами на подпись. Я разъярилась – да вы можете без него хоть неделю решать дела сами, у вас директор, замы… Вот вам – золотое время – красть и караулить, мужчины, понявшие о чем я, покраснев, спешно ушли.
А разнос впервые был учинен мне… от бати – да кто ты такая, вмешиваешься в мою работу. Просто тетка прохожая, огрызнулась я. Дочь, между прочим, если ты забыл. Батя рассердился не на шутку. Он не разговаривал со мной пару месяцев…
Но я легко переношу такие выверты… А вот сердчишко отца все чаще давало о себе знать.
При, вроде бы, сложившемся благополучии, в дом нагрянула беда. Заболела мама. То – ли работа ее, то ли наследие тяжелого военного детства с голодом и малярией, то ли экология (село, где мы жили, хоть и не объявлено официально опасным для проживания, но заболевания онкологией там выше нормы в разы)
У мамы онкозаболевание. Папа тяжело перенес это известие.
Мамины операция, реабилитация и состояние ожидания рецидива давали о себе знать.
У него тоже поставили диагноз «онко» трахеи. Думаю, что это и эхо курения с 8 лет самосада. Хотя к тому времени отец уже с десяток лет, как не курил. Состояние было тяжелым. Батя не мог есть, глотать. Теперь уже мама ходила черная от страха. Узнав прогнозы операции и последующей реабилитации, которые были совершенно не обнадеживающими, отец решил лечиться народными средствами.
Его брат, практиковавший немного в целительстве, вместе с матушкой Марией составили ему какое – то зелье. Что там было, кроме алоэ и красного вина уже и не помню. Но знаю, что это было что – то жутко пахнущее и судя по всему неприятное на вкус. Отец четко соблюдал предписания брата. Через месяца три стенки трахеи выходили отторгнутыми – цельной трубкой…
Это было мучительно для отца и жутко для нас. Но батя пошел на поправку. Больше органы пищеварения, трахеи и т д его не беспокоили до глубокой старости.
Но от перенесенного стресса рецидив начался у мамы. Следующие пять лет были для нас кошмаром. Маму отец носил на руках в ванну, туалет, сам ее мыл, как ребенка... Он не отходил от нее ни на шаг. И из этого криза мама вышла победителем.
Но беды не покидали нас, начал умирать от гангрены дядя отца… И вновь отец сидел с умирающим. Хотели было, чтобы я помогала деду Саше, но он меня стеснялся – я хоть и старый, но мужик, нет уж, пусть Леня… Дядя Саша умер.
А у мамы, теперь уже после этих переживаний снова случился рецидив Третья операция. Третья химиотерапия, третье пятилетие отец носил маму на руках, не оставляя ее. Я работала на восьми работах. Шла перестройка…
Мама снова выкарабкалась, отец стал сдавать… И вот тут мои родичи «сделались» заядлыми садоводами. Они копались в саду, батя что – то строил, садили, выращивали, гордились достижениями…
Они по прежнему читали книги, смотрели все новые хорошие фильмы… Будущее их пугало.
Однако доброе время было недолго. У мамы четвертое обострение. Она сказала, что больше оперироваться не будет. Измождена она была до предела. Отец плакал. Мамы не стало за пять дней до ее 71 года жизни. Отец продолжал плакать ночами.
Потом умерла его тетушка, но с ней мы мало сидели. Болела на своих ногах и просто умерла ночью.
Батя поехал в гости к сыну, моему брату. По какому знамению судьбы он попал туда именно в то время, когда в городе произошла экологическая катастрофа, никто не скажет. Люди в то время там попадали в реанимацию десятками. Это стало известно намного позднее, просочившись в прессу.
Отец слег у брата с инфарктом и инсультом. Не стану рассказывать, как и что, скажу одно – домой его привезли не ходячего, с парализованными правыми рукой и ногой. Батя был растерян.
Огромный, могучий мужчина превратился в немощного человека. Он не был готов к такому повороту судьбы. И началась борьба отца с его телом. Он тренировал руку и лицевой нерв. Часами, не давая себе передышки. Затем начал тренировать ногу. Это было начало того времени, когда старики начали раздражать государство.
Например, не ходячему больному через полгода после инсульта и инфаркта сняли первую группу инвалидности и присвоили третью. Дело даже не в деньгах, я тогда неплохо зарабатывала, дело в том, что отец понял, что то, что он с шести лет и в течении более полувека работал на эту страну, никому не интересно, он сам не интересен и не нужен его стране, его просто вычеркивают из жизни, лишая помощи и так далее. Он стал все меньше смеяться.
Но потихоньку мы привыкли к такой жизни. Отец начал помаленьку ходить сначала с костылями, потом с палочкой. Он совершал все большИе пешие прогулки. На территории парка, что расположен неподалеку, сложился большой и дружный коллектив таких же как батя дедушек и бабушек. Каждый день батя проходил по своим маршрутам, вместе с сотоварищами по десять – двенадцать километров. Они увлеченно беседовали, обсуждали прочитанное и просмотренное. Играли там в шахматы на скамеечке. У бати появилось ощущение полноты жизни. Я иногда приезжала посмотреть на них со стороны, чтобы удостовериться, что все там нормально.
Мои дети разъехались, но иногда привозили внуков, дед души в них не чаял…
Тот день начинался как все в последнее время, ничто не предвещало беды.
Было это перед грозой, стояла жара и духота. Отец вышел прогуляться, и ему стало плохо на улице. Он, высокий, ухоженный старик, в белом костюме, с тросточкой, упал на землю и не мог дотянуться до телефона. Это были третий инфаркт и второй инсульт.
Люди брезгливо обходили лежащего на асфальте человека в чистой одежде, думая, что это алкоголик. Отец пополз к траве, надеясь подняться по стоящей там скамейке…
Тут его и заметил один из их группы. Он взял телефон отца и набрал скорую. Мой телефон, стоящий первым, набрать не догадались, хотя все там знали про меня.
Когда через час отец не вернулся, я забеспокоилась, через полтора часа я побежала на место их прогулок. Отца не было, никто из присутствующих его не видел…
Позвонили мне около десяти часов вечера.
Оказывается, приехавшая скорая поставила отцу диагноз «воспаление легких» летом, в тридцатиградусную жару при парализации лица и т д… и повезла его через весь город в дежурную терапию, там, после получаса ожидания в коридоре, отца не принял дежурный врач, сказав, что легкие у него чистые.
Вызвали другую скорую, которая повезла его еще куда–то. И лишь в десять часов ночи догадались позвонить мне. Примчавшись,я конечно же устроила скандал и отца наконец – то поместили в палату для инсультников.
Но, как сказал на следующий день его лечащий врач, время было упущено. При инсульте нужна реакция в течение первого часа…
Отец очень тяжело шел на поправку. Его гордость была сломлена, он не понимал – почему к нему такое отношение… Гордый могучий мужик становился ребенком. Он уходил в бессознательное состояние, где ему, конечно, было легче, сердился, что я заставляю его делать что – то, что ему не нужно.
Подключив все мыслимые и немыслимые возможности, использовав все свои «связи» я добилась, что отца начали нормально лечить. Он становился собой. Потом был санаторий. Отец вернулся на своих ногах, с костылем и палочкой. Но он был сломлен духом. Ужасался тому, что пережил.
Человек, которого уважали, который всегда был честен по отношению к другим, увидел этот мир с изнанки. Стоило огромных усилий заставить его улыбаться чему – то.
Вот тогда я купила машину, и мы начали с ним выезжать в сад, который стоял заброшенным уже давно. Отец преобразился. Он старался что – то делать, пусть сидя, но работал, руководил моими работами, а после того, как в саду установили шатер от мошкары, качели и был привезен его баян, отец начал не только улыбаться, но и смеяться. Он играл на баяне и пел…
Пел батя всегда, сколько я себя помню. Пели его родные в селе, в детстве за столом, когда собирались родовичи, казачьи песни веселые и грустные протяжные и ритмичные, разложенные на несколько голосов звучали они на все село.
Однажды, уже по осени, ему внезапно стало плохо. Он даже голос на меня повысил, чего почти никогда не делал, когда я просила еще пару часов – что – то доделать.
Когда ехали домой он с грустью сказал – так я и не дождался, когда же ты баню достроишь…
Да, бать, на следующее лето ничего сажать не буду, но дострою… Он лишь грустно улыбнулся. Дома я вызвала скорую Его госпитализировали только через месяц.
Пролежал старик в палате на шесть человек, практически уже не ходячий, неделю
В конце недели мне сказали – что он «бестолку» лежит, все врачи в отпусках. Забирайте его домой, просите направления на обследования, обследуйте и потом с диагнозом привозите.
Обследование ему участковая назначила только через четыре месяца – очередь большая. Но к тому времени отец уже совсем не ходил, с трудом приподнимался. На дом врач не приходила, присылали парнишек после ординатуры. Карточку его «потеряли», то, что откопировала я, предусмотрительно сохранив у себя выписки из истории болезни, врач тоже все благополучно теряла еженедельно. Придя позже пару раз она, врач «с тридцатилетним стажем» (да вы знаете, какой я специалист!) поставила без анализов и исследований следующие диагнозы: защемление седалищного нерва, онкологию простаты и рак легких.
Я была в шоке. Обзвонила знакомых врачей, нашла специалистов, весь этот бред был отметен… но батя продолжал лежать.
Были задействованы все возможности, но с отцом творилось что – то непонятное. Он тренировался, занимался массажем, масса тренажеров лежали у него под рукой постоянно. Брат обеспечивал деньгами, и любой "каприз" отца исполнялся немедленно. Массажеры, лекарства, мази, обезболивающее. Ничто не помогало и он начал сдаваться.
Через два месяца маленький высохший старичок покинул этот мир. Он очень ждал приезда сына, который должен был прилететь буквально через пару дней. Но не дождался. Спазм сосудов во время сна. Я была рядом, но он ушел в одиночестве. Даже не успев позвать.
Вскрытие показало, что врач, гадавшая с диагнозами как та цыганка Аза, ни разу не попала в цель. Нужно было «кормить» ослабнувшие мышцы сердца… Онкологии, на которую все пытались списать, не было и в помине. Я твердила, что подам в суд на дисквалификацию этого врача. И проку, сказал судмедэксперт, отца ты не вернешь, а она «отмажется», знаем мы ее.
Теперь вот болею я, знакомые спрашивают, почему я не иду к участковому врачу…
Даже и не знаю что ответить – почему…