Белые снегири 27 - полностью -

литературно-
художественный
и публицистический
журнал
инвалидов

27   2020
llllllllllllllllllllllllllllllllll

издание благотворительное
безгонорарное




;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;

llllllllllllllllllllllllllllllllll





Нефтекумск – Вербилки
2020 г.



НОМЕР ЖУРНАЛА ПРИУРОЧЕН
К ДНЮ РОЖДЕНИЯ – 27 НОЯБРЯ
АЛЕКСАНДРА ВАСИЛЬЕВИЧА ПАНКРАТОВА,
ОСНОВАТЕЛЯ ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННОГО
И ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОГО ЖУРНАЛА ИНВАЛИДОВ
«БЕЛЫЕ СНЕГИРИ»

Редактор: Остриков Владимир Викторович

Компьютерная вёрстка: Калаленский Сергей Иванович

    Организационные вопросы : Иванов Валерий Петрович



1.ПОСВЯЩЕНИЕ
Сегодня я разговаривал по телефону со Шпиякиным. Стихотворение о Панкратове он разрешает напечатать.

Всего хорошего!  Валерий Иванов.


Александр Захарович Шпиякин
г. Ногинск, Московской обл.
Член Союза писателей России

Посвящается  А.В. Панкратову
на день его рождения 27 ноября

«Белый снегирь»

Постой! Здесь ведь вся Россия,
послушай – здесь вся наша Русь!
Озёра глубокие, синие,
Рубцова, Есенина грусть.
Панкратов ходил словно странник
и жемчуг повсюду искал –
в селеньях, полях и чащобах
людей и стихи собирал.
Он, строчки просеяв сквозь мысли,
из плевел зерно отбирал.
Романтику странствий и быта
Народ наш в стихи отковал.
И вот словно слиток сияет
книжонка у многих в руках.
Стихи в них мечты и стремленья
вместили весь мир впопыхах.
Рыбачит, воюет, мечтает
и косит он травы в лугах.
Он любит, страдает и плачет –
и всё отражает в стихах.
Поэт бесконечно российский
по- своему видит весь мир.
Всегда ему тесно в жилище
и рвётся он прочь из квартир.
В морозы, в жару в путь-дорогу,
в круженье тропинок, стихий.
осмыслить – а что людям дорого?
Им нужно оставить стихи.
И скромный отшельник Панкратов
средь путников. Среди них,
их нужды и суть понимая,
всегда он отыщет своих.
Стихи он людей собирает
и в «Белые снегири» -
свой сборник стихи помещает,
пусть свет их повсюду горит.
И мне подарил он сборник,
там есть стихи и мои.
Летит снегирёвая стая
от края до края Земли.
21 ноября 2002 г.

Послесловие автора:
Я побывал в гостях у А. Панкратова в Вербилках, видел его дом, жилище, кабинет в сарае в два этажа, ходили на заседание редколлегии на завод фарфоровой посуды, где был и директор, все помогали Панкратову издавать сборник.
Это было в 2002 году.
   
          2. Память

Александр Панкратов

ИЗ СБОРНИКА «ТРЕВОГА СЕРДЦА»

НА ЭТОМ СВЕТЕ И НА ТОМ
Я ад земной уже прошел,
И не искал я райских кущей.
Я знаю очень хорошо,
Как достается хлеб насущный.
А как я жил?
Да так и жил!
Как в колесе крутился белкой.
Я верил в Бога, но грешил,
Бывал в различных переделках.
Друзьями предан был не раз,
Враги мне сыпали проклятья.
И кто-то ждал мой смертный час,
И слепы были даже братья.
Ведь всеми правил дьявол, бес,
Затмила ум пустая зависть.
С трудом я нес свой тяжкий крест,
К своей голгофе приближаясь,
И вот я должен умереть... –
Однажды летнею порою
За мной пришла старуха-смерть
С своею острою косою...
Она за мной так много лет
Бесшумно, тихо следом кралась
И враз затмить весь белый свет
Передо мною собиралась.
Она мечтала: только чик! –
И на земле уж я не житель...
Но каждый раз спасал в тот миг
Меня мой Ангел, мой Хранитель.
Но как-то Ангел прозевал,
Толь замечтался, толь забылся, –
Ударом в сердце, наповал
Я был сражен,
  и очутился
В загробном мире (бог ты мой!) –
На слово здесь вы мне поверьте.
Вокруг кружился духов рой –
Тут были ангелы и черти.
А чья здесь сила?
  Чья здесь власть?
И я веду себя покорно.
Куда душе моей попасть –
Вопрос весьма довольно спорный.
Она лишь сделала вираж
Над бренным телом-оболочкой,
Сказали ангелы: Он наш!
Вскричали черти: Наш он, точно!
Он Бога часто забывал!
Порой отлынивал от дела!..
– Он неимущим помогал!
И всем добро лишь только делал!..
Не угасал их жаркий спор,
Меня тянули вправо, влево...
Я увидал Святой Простор, –
И вот туда шагнул несмело...
Мне показали Райский Сад. –
Не для меня он, вот досада!
И тут тогда кокой-то гад
Меня втолкнул в ворота Ада.
Меня втащили к Сатане.
Не помню, что он мне там брешил.
Одно понятно было мне,
Что я не так уж сильно грешен.
... И вот меня там больше нет,
Хотите верьте, иль не верьте! –
Меня опять на Этот Свет
С досадой вытолкнули черти.
Я вновь воскрес, я вновь живу,
Опять мне солнце ярко светит.
Я - перед вами наяву,
Хотя на Том побыл я свете.
Мой час пока что не пробил, –
Я заключил со Смертью сделку.
И всем теперь уже простил
Их сатанинские проделки.
Отринуть Зло –
  вот мой удел, –
Жить честно, скромно, понемногу,
Заблудшим людям, между дел,
Помочь найти дорогу к Богу.
Я денег больше не коплю.
Богатства, деньги –
  ну их к лешим!
Свои грехи я искуплю,
Чтоб умереть совсем безгрешным.
И мне поможет в этом Бог –
(В нем божество и человечность!),
Чтоб с грешных жизненных дорог
Мне перейти в Святую Вечность...
Мне Бог сказал: «Ты должен жить,
Но и не радоваться слишком, –
В мученьях будешь ты вершить
Свои дела в изданье книжек.
Будь неподвластен Сатане,
Как ни был бы он зол, неистов!..»
Как указал Всевышний мне, –
Иду путем своим тернистым...


* * *

Годы шли, а дни летели,
Очень трудно стало жить.
Как бы мы там ни хотели,
Только стали в самом деле
Лишь Маммоне все служить.
Всем нужна одна нажива.
Говорят, что деньги – власть.
Но теория та лжива, –
Самому хоть быть бы живу
И за грош бы не пропасть.
Дай нам Бог запас терпенья,
Дай нам силы и ума, –
Наша жизнь – одно мученье,
Не горенье – просто тленье.
А вокруг – сплошная тьма.


ПОЛЕ МОЕЙ МЕЧТЫ
Поле моей мечты
Дал мне в удел сам Бог,
Чтоб урожай, цветы
Вырастить там я смог.
Будто о деле простом
Думал наивно я:
Сам себе агроном, –
Не запустеет земля.
Поле моей мечты
Сам превращу я в сад,
Роз посажу кусты,
Яблони, виноград.
Заголубеет лен,
Встанет стеной горох...
Как же я был удивлен:
Вырос чертополох.
Снова я поле пахал,
Сеял цветы, зерно,
Если засуха – поливал,
Культивировал даже, но…
Лишь появились листы, –
Дерзко побил их град,
Поле моей мечты
Заледенил снегопад.
Резко ударил мороз –
Вымерз последний росток.
Как же обидно до слез –
Горек стремлений итог.

Если бы знала ты:
В сердце озноб и дрожь, –
В поле моей мечты
Не колосится рожь.
Сад – лишь остались пни,
Поле – одна полынь.
Бешено мчались дни,
Сердце сжимала стынь.
Но появилась ты,
Время замедлило бег, –
В поле моей мечты
Стаял как будто снег.
Я приготавливал плуг –
В поле встречать зарю,
Только случилось вдруг –
Снова метель я зрю:
Снежная круговерть
Солнца закрыла лик. –
Это еще не смерть,
Но я уже снова сник.
И урожая не жду,
(Знаешь об этом сама!),
В вымерзшем поле-саду
Долгие годы зима.
Время несется вскачь,
Жизнь – лишь клубок суеты.
И погибает, хоть плач,
Поле моей мечты.
Февраль 2000г.

3. ПЕЙЗАЖНАЯ ЛИРИКА

Татьяна Власова
г. Шатура, Московской обл.

ЗАРИСОВКА
Отцвели застенчиво рябины,
Лепестки роняя у реки,
Аромат неся неповторимый,
Птиц рулады были столь звонки.
А сегодня, лишь заря проснётся
И обдаст румянами восход,
Ветерок чуть слышно рассмеётся
У прозрачных тёмно - синих вод.
Ничего, что белых кружев нету,
И пропал цветочный маскарад,
Вопреки дождям, ветрам - наветам
Ягод гроздья как рубин горят!

ШМЕЛЬ
Отзвенев, умчал апрель,
Торопя день длинный.
Пробудился толстый шмель
От дремоты зимней.
Полосатый фрак на нём,
Сам глядит пижоном,
Приосанился бочком,
На листке зелёном!
Шмель хозяином себя
Мнил не понарошке.
Грузно воздух бороздя,
Важничал немножко!
На сородичей жужжал,
Коли кто мешался.
Враз вытаскивал кинжал,
И куснуть старался.
До вечерней зорьки шмель
Облетал владенья.
Брал с цветов он карамель,
Чтоб варить варенье!

ПЕРЕД ГРОЗОЙ. ЗАРИСОВКА
Пахнет миррою и цветением.
Камышами исходит гать.
Это летнее настроение
И словами не передать.
За болотами луг некошеный,
Вереск в пояс. Берёз чертог.
Ветра вольного заполошного
Не боится лесной мотылёк.
Солнце словно чадру накинуло,
Тучки сходятся в тёплую тень.
В небе птица гортанно крикнула,
Знать, грозой разродится день.

ЧУДЕСНЫЙ ГРИБ
Со мной в лесу случилось приключение!
Увидел гриб, меня он восхитил!
Сорвать хотел его я с нетерпением,
Но гриб вдруг... ожил и заговорил!!
Что, чувствует симпатию к синоптикам,
Он сдвинул шляпу, шевельнул плечом,
Признавшись, что давно здесь служит...зонтиком,
Скрывая от дождей жучков и пчел.
Затем он виновато шмыгнул носиком,
Мигнул глазком и снова онемел.
Застыл и я посередине просеки
И срЕзать гриб чудесный не посмел.
Хотел я было попросить прощения
За помыслы жестокие свои,
Тут - дождь пошел, и в это же мгновение
Под гриб сбежались мошки, муравьи,
Стрекун кузнечик с изумрудным крылышком,
И прочие букашки вслед за ним.
А я - промок. Весь сделался в пупырышках.
Ну до чего ж обидно быть большим!
Но несмотря на это приключение,
Весь день хожу в отличном настроении.
Я самый первый этот гриб нашел!!
И почему один я в лес пошел?!!

СЛЕПОЙ ДОЖДЬ
Ты ль надо мною в поющем сиянии,
Утренний мокрый лесок?
Полон слепого дождя обаянием
Хвойный июньский мирок.
Солнце ль клубки золотые свивает? -
Крутится-вертится веретено:
В листьях, в игольчатых лапах сверкают
Отблески множественных огоньков!
Что это? Явь или наваждение?
Праздник сошествия солнца с небес...
Дождь перестал, и в одно мгновение
Блеском объяло неистовым лес!

ЛЯГУШКИ
Трелями расчувствовали душу
Майским вечерком не соловьи,
А смешные зычные лягушки,
Славя территории свои.
С бульканьем, вобрав что хватит силы,
Воздуха весеннего глоток,
Обсуждают дружно перспективы,
Выбравшись на суши островок.
Льются залихватские рулады
В кущах, где роится комарье,
И в галдеже бойкой клоунады
Слышу: "Чем мы хуже соловьев?..."

СНОВА ЛЕТО ВОЗЬМЕТ НА ПОРУКИ...
Снова лето возьмет на поруки
Буйство ливней, бедовость ветров...
Зашумят разноцветные вьюги
Медоносной лавиной цветов.
Отчего ж, отчего ж этот мятный
Привкус меда цветущих полей
До привычного сердцу понятный
С каждым годом милей и милей...
Не от ветра ль мятежность такая?
Не от ливней ли всход шелковист?..
Утром - солнца с зарею вбирают,
К ночи - сполохи быстрых зарниц...
Всякий венчик цветка, всякий стебель
Прогреваем июльским теплом,
Словно пестуют их в колыбели
Под лазурным тугим полотном...
Окунемся по самые плечи
В белопенье ромашковых волн.
За околицей ласковый вечер,
С дальней церкви чуть слышимый звон.
А тропинка теряется где-то
Ближе к лесу, за шатким мостком.
Там, возможно, в тени дремлет лето
С полным ягод и трав, туеском...

ЛЕТО ПАХНЕТ БАЗИЛИКОМ
Лето пахнет базиликом,
Лето, словно шоколад
Мягко плавится. Гвоздика
Завораживает взгляд.
Бахрома её каёмок
Красно-розово-бела!
С любопытством, как ребёнок,
Вьётся вкруг неё пчела.
И от зноя утомлённа,
Не шелОхнется, как спит,
Неречённою мадонной
Бабочка в цветке сидит.
Пахнет лето базиликом.
Лето, словно шоколад,
Мягко плавится. Гвоздика
Завораживает взгляд!

КАЖЕТСЯ, ПОЮТ САМИ НЕБЕСА
Кажется, поют сами небеса!
Льются там и тут птичьи голоса.
И рассветы всласть и закаты всласть,
Зимних вьюжных дней отступила власть.
Тёплых ливней ждёт нежных травок взвесь.
В солнце распростёрт край лесных Олесь!
Изумрудных мхов вяжется сукно.
Мягкостью мехов льнёт к ногам оно.
Неба синий чан не достать рукой!
Нега летних чар - суть любви земной.

РАЗМЕТАЛОСЬ ПО ЛУГАМ ЛЕТО КРАСНОЕ
Разметалось по лугам лето красное!
Унеслись к другим брегам дни ненастные!
Снова вечер за рекой распогодится,
И вокруг цветы ковром хороводятся...
Солнце плещется в реке, растекается...
В золотых кругах июль отражается,
Полосами дождь пройдёт как знамение,
Вольной свежести неся озарение!
Облака плывут как лебеди белые,
В синеву с собой влекут их крылья смелые,
Где свободно и легко, до полуночи
Можно бегать босиком безрассудочно!

ЗЕМЛЯНИКА
Перелеска вид неотразим!
Скрыт зелено-алою тунИкой.
Приглядишься, это - земляника
Нежится под солнышком лесным.
С недругом воинственно борясь,
Комаров бесчисленное племя
Охраняет ягодное время,
Сутолочной тучею роясь.
Земляничник рдеет, как заря!
В каждой земляничке мера солнца,
В каждой дождик, ветер, неба донце, -
Ароматом сладким лес объят!
ПрИгоршню-другую наберу...
Аппетитна лакомая сладость!
...Чтобы на потом еще осталось,
Где брала - с три короба совру!
Я иного счастья не ищу,
Чем - увлечься интересной книгой
И напиться чаю с земляникой...
Приходите в гости. Угощу!

КАДРИЛЬ
Карамельный привкус лета
Растомил траву - ковыль,
И с зарёй вечерней где-то
Тихо слышится кадриль.
ВеселЫм ли, веселО ли
Юбкой штапельной взмахнуть!
Гармонисту же - раздолье
Что есть сил меха тянуть!
Деревенские девОчки
Дюже краше городских.
И взлетают вверх платочки
Краснощёких щеголих!
И выводит запоздало
Солнце в пляске вензеля!
И луга, где всё дремало,
Лето долгое сулят.
Карамельный привкус лета
Цветом спелого зерна.
И с зарёй вечерней где-то
Словно, впрямь, кадриль слышна.

О ЛЕТЕ
Золотая рапсодия лета -
Переливчатая струна!
Ярким солнышком обогретая,
Колокольчатая сторона!
Надо мной неба синего лоскут,
Весь в волнистых разводах он,
Словно солнечным лучиком сколот
В балдахин, что завесил склон!
Ветер руки ласкает нежно,
Тёплый вечер дела вершит...
И какая-то птица в безбрежном
Океане небес парит!
Лето, кажется, будет длится
Беспрерывно, и без конца!
И не верится, что, возвратится
Осень - барышней без венца.
Так пускай же мгновеньем каждым
Лето в сердце моём будет петь...
Чтобы утром осенним, однажды,
Ни о чём не пришлось жалеть!

ЛЕТНЯЯ НОЧЬ
Сполохи зарниц далёких.
Тёплый вечер даль качает.
Облаков полёт высокий
Схож с расцветкой крыльев чаек.
Серебристый лёгкий росчерк
До того непредсказуем,
Словно опытный художник
Небо на холсте рисует.
Наступает ночь, и лишним
Стало шорохов звучанье.
Слышно лишь как звёзды дышат
В полуночном мирозданье.

РАПСОДИЯ ЛЕТА
Лесной колокольчик звенит: "Динь-динь-динь!
Во всём перелеске такой я один!
А ну-ка, пичуга, подпой мне скорей!
Журчаньем меня поддержи-ка, ручей!"
А лето роскошное дремлет в тени,
С кукушкой считает все тёплые дни.
Поляны еловой пропахли смолой,
Черничник от солнечных брызг золотой!
В траве завозился кузнечик зелёный,
Услышав, как льёт колокольчик лиловый
Звенящую песенку летних деньков,
Среди разнотравья, цветов и грибков.
И яркое солнышко, пряча улыбку,
Вручило кузнечику новую скрипку.
И музыку эту услышал весь бор,
Пустился он в пляс, как заправский танцор.
Берёзы косынками белыми машут,
А сосны сердитые радостно пляшут.
И даже приплывшее облачко сверху
Как мячик резиновый прыгало в реку!
И каждый  грибник, видя эту затею
Сменил выраженье лица, стал добрее.
Не только грибное богатство в бору! -
Рапсодия лета звучит поутру!

ЯГОДНЫЕ СТРАНЫ...
Ягодные страны, царства мошкариные,
Храбрые защитники эльфов и цветов...
Просека берёзовая, просека рябиновая,
Вкрапины рубиновые меж зелёных мхов.
За сухой канавою, за густым валежником
По весне подснежники спят и видят май.
А к июлю месяцу земляника нежная
В руки так и просится, рви, да не зевай!
Поясницу выпрямлю, трудно встану нА ноги,
Руки жгут комарики, а какой с них спрос?
ЗА душу берут цветы - крошечные радуги
В обрамленье эльфов, бабочек, стрекоз...
Осторожно гляну в земляничный полог,
Собирая ягоды, припадаю ниц,
Шумно прыгнет резвый, бойкий лягушонок,
Как из книги сказок, с красочных страниц.

ПОСЛЕ ДОЖДЯ...
Нежным сиянием трАвы охвачены после дождя,
Будто в забвеньи поющем на время застыли,
Будто тончайшей парчой небеса их укрыли:
Так, от заботливых рук веселится беспечно дитя.
Сколько святой отрешённости в травах и мелодичного бриза;
Кажется, слышится чуть уловимая музыка их.
Перламутром жемчужинок - нот каждый стебель унизан -
Лёгких, светящихся, чистых, до боли простых.
После дождя непременно приходит покой.
Он наполняет отрадою светлой усталую душу.
Свежестью брызг мелодичного бриза закружит
Вместе с поющей, сверкающей, летней травой...
После дождя мир, наверно, немного иной!

СИРЕНЕВЫЙ РАССВЕТ
Заблудился в сиренях рассвет голубой
И дороги назад он не ищет.
В её кипенных зарослях пахнет весной
Соловьи в ней заливисто свищут.
В тучных гроздьях лиловых светлеет роса,
Листья глянцем зелёным налиты,
В пышных кущах покоится мая гроза,
И тепло майских солнц в них сокрыто.
И блуждает рассвет голубой и гостит,
В её царствах! В очах её тонет.
И сирень перед ним как царевна стоит,
В аметистово-синей короне!
Соловьи, без умолку, торопят рассвет,
И никак его не дозовутся!
Заблудился в сиренях, как в рифмах поэт...
И никак он не может вернуться!
Вот – сиреневым цветом окрасился враз
Купол храма над озером сонным!
И ночной фитилёк лунной чаши угас.
И рассвет воссиял обновлённый!

С ДОБРЫМ УТРОМ, ЛЕТО!
С добрым утром! Царствуй, лето молодое!
Здравствуй долго, море солнечных лугов!
Голубой волной исходит цвет левкоя,
В пене донниковых белых жемчугов.
Чуть цветка прозрачным крылышком касаясь,
Тут же вспархивают, ветром подхватясь,
Мотыльки, легко и весело играясь,
Как живых, воздушных лепестков атлас!
До зари вечерней, что в небесном своде
Алым бархатом застелит синеву,
День-деньской палитрой красочной выводит
Лето яркие пейзажи наяву!
Всё живёт и дышит светом невесомым,
Разнотравный летний мёд уводит вдаль
В те места, где солнце-свет с дождём-гулёной
Бьют по клавишам в небесный свой рояль...

ДОЖДИ
Которую неделю непогодится,
Которую неделю льют дожди,
А людям летнего тепла так хочется,
Надеждой себя греют "подожди".
В шкафах пылятся модненькие платьица,
Зонты, дождевики сейчас в ходу,
Ну где же, где, скажите, лето прячется,
Покинуло нас лето на беду.
И тучи небо полосуют синее,
Гружёные холодною водой.
Берёзы, ветви опустив бессильные,
Поникли - сникли сизою грядой.
Ты, лето, возвращайся к нам, пожалуйста,
Улыбкой встретим радостной тебя!
Придётся, видно, нам терпеть до августа,
Ну, а пока дожди как трубы медные гремят...

ФИЛОСОфСКАЯ ЛИРИКА

Владимир Остриков
г. Нефтекумск, Ставропольского края
Член Российского союза писателей

4. СБОРНИК В ЖУРНАЛЕ
СИНИЙ АЛЬБОМ
(страница вторая)

P.S
Даже забытый, всеми заброшенный
Дальше твори.
Пудрой небесной ты припорошенный
В небо смотри.
Новые слепки сердце рисует -
В образе жизнь.
Кто не смеётся и не рискует
Камнем лежит.
Новое солнце мир поцелует,
Блики - тебе.
Строки ложатся с ветром танцуя
В шорохе лет.

ТВОИ СЛОВА
Перо процарапав полоску
Прольет каплю синего света,
Да, сердце пусть носится носко,
Ему обеспечено лето.
Пусть лягут слова на бумагу
Безоблачно без притязаний.
Проявится белая сага
Как средство от тяжких терзаний.
Рассыпаны строки с надломом
Огранки не требуя, право,
Тепло и уютно им в доме
Блокнотном, им все тут по нраву.
В альбомных томах будет сложно,
Темно, и увы, незнакомо,
Все это пусть время итожит
Сейчас хорошо только дома.
Поэт, подмигнув им как детям,
Сиренево смотрит на солнце.
Мерцают туманные сети
Средь листьев в квадрате колодца.

БОРДО
Закат окрашивает этот день в бордо,
Пожухлый лист разрежет луч случайно.
Все прозаично как в немом кино:
Тетрадный лист, жалейка-ручка, старый чайник.
Улыбка августовская твоя
Сродни реанимированным чувствам, -
В июньских кадрах ты душа моя,
А выжить и дышать - это искусство.
Бордо терпко и вязко. Полотно
Меняет одухотворенно цвет и запах,
Вот темно-синее за окнами кино,
Лишь падают на землю иглы-капли...

ЗА ГОРИЗОНТОМ ЧТО-ТО ЕСТЬ...
Не читается, не пишется,
Не мечтается, не дышится,-
Замело в душе синий свет.
Небо тёмное в лужах плещется,
Тени ломкие жестко скрещены,
Над изломом ушедших лет.
Блики светлые серебрят дома,
Он один сейчас и она одна,
Параллели в ночных тонах.
Растревожены неизложены
К сердцу близко все ж расположены
Радость, горе, сомнения и страх.
Но рассветы расплещут золото
Новых дней,
И растает оловом
Корка жесткого хрупкого льда.
Унесут печаль воды вешние,
Остаётся, пусть занавешенным,
Всё, что жгло и терзало тогда...
Тишина. Чиркнет спичка-маяк,
Озарит виновато и быстро,
Телефонные брызги, светляк,
Будто режущий солнечный выстрел.-
Что ворвался ко мне в эту ночь
Неожиданно странно
Рассыплется,
Остаётся души моей стяг
Одинокий на этих страницах...
Белой нитью вдоль камыша
протянулась пудра-поземка,
И в иные созвездия душа
Улетает светящимся облаком.
Будет мир еще долго смотреть
На свое отражение в небе,
И полотна будут светлеть
И настойчивым будет ветер..

ТОНКИЕ ЛИНИИ
Шаг вперёд. На подошвах вчерашние сны.
Тонкой линией светится завтра.
Всполох мыслей, зашторенный выкрик луны.
У тебя есть надежда, навесные мосты,
Вновь подарят устойчивость Канта.
Мишура. Суета недовольных собой.-
На земле копошится. Не светит.
Где-то выше опустится новой листвой
Календарная рябь, и штрихи над тобой
Новый взгляд благодарно заметит.

КРЫЛЬЯ
Расправь плечи-крылья
Сквозь искры скупые,
Сквозь колкость и сжатость слов.
Улыбка сорвется
Согретая солнцем
И где-то проявится вновь.
Иллюзии нитью
Быть может, забыть их...
Но этого нам не дано.
Глаза поднимая
В след юному маю
Что было – исчезло.
Давно.
И вырастут крылья,
Преграды любые
Туманятся в серых тонах.
Сквозь всполохи весен
Пусть годы приносят
Свою родниковость в глазах...

БЛОКНОТ
В моём блокноте холод сентября,
Январские рассветы и закаты.
Пронизывающий посвист февраля,
Апрельский листик - на душе заплата.
Штрихи прямые летнего дождя,
И чья-то надпись - прошлого улыбки.
Уже не знаю прежнего себя,
Пусть смотрит солнце на обложку зыбко.

РАНЕНАЯ ВЕСНА
Зажглась звезда над этим горьким миром,
Да безнадёжно отвела луч от земли.
Витает пепел, мироточит моя лира,
Расстроены, молчат её кумиры,
Плывут над горизонтом корабли.
Пожухлый не ко времени, лист прячет
Пустой набросок раненой весны.
Нас покадает наше настоящее,
Такое неоправданно звенящее,
Чтоб были мы спокойны и честны.
Сожмем кольцо. В единстве наша сила,
Мы в будущее направляем взор.
Земная накипь пусть проходит мимо,
Ей нет здесь места, нас соединила
Немая боль сиреневых озёр.

МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ
Слова текли животворящей влагой,
С души слетала накипь прежних дней,
Та встреча вспомнилась. Смеялась Прага,
Была весна. Был ветренен апрель.
Держась под руку вы читали осень,
О том, что все прошло и не вернешь,
О том, что юность ни о чем не спросит,
О том, что зрелость – это в спину нож.
О том, что старость – это белая дорога,
Из ниоткуда лентой в никуда,
Что все пройдёт: и радость, и тревога,
И даже эти милые года...
И наша встреча тоже растворится
Во времени, и превратится в прах.
Я слушал, а вокруг смеялись лица,
Светилась грусть в распахнутых глазах...

ПЕРЧАТКИ
Перчатки стали велики.
Играют блики на тропинке.
Запутавшись в рассветной дымке,
Шаги неслышны и легки.
Холодный месяц. Колкий дождь.
Листва приветствуя кивает,
Все дни ответственно считает,
Снимая с сердца боль и дрожь...
И никаких не нужно встреч, -
Слова устали. Стихла речь.
Под праздник новых, ранних снов
Наивно юность возвратится,
Взлетит встревоженной синицей,
Сквозь сетку памяти, любовь.
Свершив нечаянный виток,
Вздохнув в отчаянном круженье,
Ход времени вернет сближенье
Двух самых первых нужных строк.
И дождь пусть поднимает рябь,-
Все это удалось принять...

В ИЮНЕ
Дождаться июня,
В июне так пахнет рекой.
Вчерашними встречами,
Терпкими взглядами улиц.
Рассветным туманом,
(Он гладит нас белой рукой),
В июне возможно
Чтоб люди себе улыбнулись.
В июне возможно
Касанье прохладного дня,
Предчувствие счастья,
Минуты для всех дорогие,
Возможна игра синих звезд
На ладонях огня,
В июне легко принять то,
Что не примут другие...

КАРАНДАШ
Я простой карандаш,
Трачу силы на белой бумаге.
Подчиняюсь руке,
И терплю
цепких пальцев
железный охват.
Его мысли смешны
И полны безрассудной отваги.
Я терплю..
Вывожу..
Строк случайных
нелепый парад.
Он на что-то надеется,
Ночь не спит,
И все пишет, все пишет.
Будто это спасёт
От долгов и случайных девиц.
Пусть немного хлебнет,-
И душа пусть немного
развеется,
После я отдохну
В тишине
нераскрытых страниц.

АКВАРЕЛИ
в акварельных ботанических садах
осень пишет грусть
с ускользающей улыбкой на устах
пишет наизусть
лёгкий жест и красно-желтая вуаль
золотит листву
невесомая осенняя печаль
бронзовеет тут
родники бегут навстречу осени
говорливые
журавли в туманной проседи
ровной линией
в сетке первого осеннего дождя
затерялся луч
растерялся торопливо промелькнув
средь нависших туч

БОБЫЛЬ
Он шел вперед, пока хватало сил,
Шумел камыш и щебетали птицы,
В руке две удочки под куполом из ситца,
Садок с плотвой и на калошах ил.
За шаткой изгородью взвизгнет старый пес,
Посмотрит с верностью и на замок укажет:
"... здесь все как надо, никакой пропажи...".
Похвалит дед: – "Тебе я то ж, принес!..."
...Бурлит уха в кастрюльке на печи,
Он остограмится взглянув на фото бабки, -
Все как при ней: ухват, чаплейка, тапки,
Да, только ночь прилипла, хоть кричи...

ОКТЯБРИНА
Задрожав поплыли тени,
из окошка свет пролился,
Октябрина синь забелит
тем, кто к дому торопился.
Отутюжит хладом колким
все дорожки и тропинки,
неба снеговая челка
отразится в теплой крынке.
Растревожатся ветрами
силуэты новых песен,
Октябрина всех заставит
верить, – мир совсем не пресен.
Месяц в облако укрылся,
нежно звездочки качает.
Он в мечтах совсем забылся,
пролистав рассвет случайно.
И закутавшись в шаль зябко
разметет листву по свету,
Октябрина смотрит мягко
в след смеющемуся лету.

ОСЕННИЙ БРИЗ
Какая ночь... хрустят под каблуком
Замерзшие слезинки тяжких судеб,
Не ставят на зеро, мелькают люди,
Порхают сны над сжавшимся мостом.
Седой поэт торопится в кабак,
Удачу приравняв к бокалу пива,
К сухой таранке ржавого отлива,
И к рюмке водки, отданной "за так".
Скрипач, взмахнув зареванным смычком,
Наполнит душу свежестью полета.
Да только у пришедших свои ноты,-
Судьбу за шиворот, по физии тычком.
Поэт, вздохнув, уснет под чей-то визг,
И будет сон глубоким и коротким,
Пока рыдает скрипка тихо, кротко,
Пока не выставили на осенний бриз...
Он возвратится в темное жилье,
Заденет чьи-то ведра в коридоре,
Под скрипы и качанье старых коек,
Откроет дверь в ненужное свое.
Он будет до утра писать и жить,
Под треск свечи и блики озарения,
И в поиске себя против течения
Он будет ненавидеть и любить...

ЕСЕНИН
ПИСАЛ…. Пока весь мир сходил с ума,
Есенин плакал, пел, летел на взмахе.
И презирал, и почести, и плаху,
Когда небес кровавую рубаху
Закрыла ночь отмщения и зла.
Была война…, был голод и раздор
В сердцах и душах сирых и убогих.
А праздные уж значили немного
Забыв дорогу в Храм, дорогу к Богу,
Воспев достаток сытость и… позор.
Он жил… как он умел, так видел свет,-
Отчаянно, с надрывом, неприкрыто.
И строки были русскостью омыты,
Пейзажи сплетены с крестьянским бытом,
Своей страны бродяга и Поэт.
Когда же щупальца чужих интриг
Его запутали в стальную паутину,
Не притворился агнцем невинным
Собрав весь дух и правду воедино,
Достойно встретил смерти злобный рык.
Прошли года, рассветы серебрят
Жемчужную росу на косогорах,
Плывут туманы низко и нескоро,
В бездонном небе промелькнет с укором
Твоя улыбка и печальный взгляд…
И вновь война… тебя всё нет и нет.
Погрязнув в бездуховности и лени
Весь мир сошёл с ума, сгустились тени,
Как нужен нам сейчас твой светлый гений,
И твой весёлый, ласковый привет…

МОНТРЕ
Моросит… шелк не греет озябшие пальцы,
Ты, гордячка, ей-Богу, дай согрею дыханием их.
Над Монтрё проплывают огни,
Нам пора расставаться.
Но, молчим…, дышим сыростью…
Делим печаль на двоих…
Остановка… Бульвар…
Здесь бродяга играет  на скрипке,
И душа встрепенувшись,
Волнуясь, поднимется вверх.
В облаках боли нет,
не нужны им пустые визитки,
Ты молчишь, наблюдая полёт
наших прожитых лет.
И твоя душа вновь,
отделившись
от тела, уносит,
Сожаления, сны, расставания,
боль неудач.
Им вдвоём так легко,
они к звёздам плывут через осень,
Ты крепись, улыбайся, молчи…
Но вот только не плачь.
Ах, Монтрё, оставляем себя
в твоём пасмурном небе.
Свет мерцает, искрясь,
сквозь цветной листопад на скамье,
Серебрятся дождинки на плечах
кашемировой неги,
Не прощаясь, мы встретимся вновь
в предрассветном шале…

СЕРЕБРИТСЯ ТРОПА
Войду в серый туман,
Ветер гнёт ветви маленькой вишни.
Серебрится тропа, -
Иней вновь напроказничал в ночь.
Нас по жизни бросает, -
Мы пылинки в начертанных виршах,
И в скрижалях судьбы
Ищем свет,
кто бы мог нам помочь...
Серебрится тропа,
Исчезают вдали наши годы.
В отраженье воды
Промелькнёт нежный твой силуэт.
Ветер снова окреп,
Почему-то сурова природа,
И весна холодна,
И затерян в тумане рассвет...
Скрип натужный петель,
Словно скрип уходящей эпохи.
Что же там впереди,
Сквозь туман проплывёт наш ковчег.
– Как вы жили, отец? – меня сын
Вновь нечаянно спросит,
Будет долгим как осень,
И неспешным подробный ответ.
Обнесу вишню дымом,
Чтобы вдруг невзначай не замёрзла.
У неё столько дел,
Чтоб отцвесть и в свой срок
дать плоды.
Золотится рассвет,
Иней тает, оставляя лишь слёзы,
И темнеет пятном
В островках прошлогодней травы...

ВОПРЕКИ ВСЕМУ
Ломким, ржавым гвоздём по стеклу - больно,
В талой воде отражение света – напрасно.
Кости обглоданной быть абсолютно довольным,
Чёрное, белое, синее, жёлтое, красное...
Светлое завтра не всем суждено дождаться,
В сером тумане осадком на листьях – потери.
И на вершину срываясь, но, всё же – взобраться,
Боль заглушая в себе, но, кому-нибудь верить...
Надо идти умножая рассветы сквозь сердце,
Глупое, бьётся, но вот замирает над бездной.
Серое, стылое, ему уже не отвертеться,
Не замолчать, и нужно светить людям честно.
Чёрное, белое, жёлтое, красное, синее,
В каждом полёте есть мизерный шанс на спасение.
И в увядании жизнь остаётся красивою,
Тает, но искренно верит в своё воскресение...

5. С ЛЮБОВЬЮ В СЕРДЦЕ

Галина Краснова
с. Кинель-Черкассы, Самарской обл.


ТЕБЕ, ЧИТАТЕЛЬ!
Не ради славы, не для похвалы
Пишу стихи в ночной тиши безмолвной.
Дарить хочу их не из-под полы,
А с глазу на глаз с критикой народной.
В них, может быть, мелодия струны
Не так наивна, как душе хотелось,
В них - боль и грусть моей родной страны
Нашли и откровение, и смелость.
В них и тревога за родимый край,
И гордость за несломленное чувство,
Что на столе душистый каравай,
Как лучшее народное искусство.
9.09.1999г.

СЛУШАЙ, ВРЕМЯ!
Ты, время, не щадишь меня ничуть,
Крылатый шаг мой делаешь тяжелым.
Как к матери, хочу к тебе прильнуть,
Но обжигаюсь взглядом я суровым.
Я на тебя обиды не таю,
Хотя порой и мимо пролетаешь,
У пропасти стоишь ты на краю,
От счастья, от беды ли замираешь.
Пусть многое и мне не по плечу,
Я, как и ты, мечтаю, ошибаюсь,
С тобою рядом быть всегда хочу,
Хочу и ты чтобы со мной считалось.
Очередная новая глава
Пусть знаменует шаг твой ошалелый.
Я подобрать тебе хочу слова,
Чтоб скрасить колорит твой черно-белый.
В контрасте буден, время, не теряй
Всех полномочий на исходе века.
Пусть на земле ты не построишь рай,
Но сделай жизнь достойной человека.
12.10.1999г.

СЕРДЦЕ ЭПОХИ
Эпоха движется упорно,
По кругу совершая путь.
И годы ей, с упреком словно,
Пытаются в глаза взглянуть.
Быть может, взгляд суровым будет,
Как жизнь сама среди ветров,
И в сердце страждущем разбудит
Притихший звон колоколов.
Больное сердце взгляд пронзает,
А годы требуют ответ:
"Эпоха скорость набирает
Иль у нее уж силы нет?
И планам суждено ли сбыться,
Когда они с отвесных скал
Сорваться могут и разбиться,
Оставив Родине завал.
О нет, эпоха, не сдавайся
И сердце в норму приводи,
К вершине стойко продвигайся...
Россию-мать не подводи".
30.10.1999г.

НА ПОРОГЕ 21 ВЕКА
Двадцатый век заканчивает бег,
На старте год последнего столетья.
Свидетелем ты будешь, человек,
Как в прошлое уходит лихолетье.
В истории на множество томов
События свои он разбросает.
Без сказочных дворцов и теремов
В сердцах людей они свой след оставят.
О Боже, это самый страшный век,
Кровавый след безумного триумфа
Впечатался в историю навек,
Как искаженье оперного буффа.
Россия-мать, не падай с высоты.
Ты славу обретёшь только в полёте.
Не разрушай надежды и мечты,
Они, как дизель, в мощном самолёте.
Ты натерпелась многого за век,
Но силу духа стойко сохраняешь.
Твоё богатство - русский человек,
Ты в двадцать первый вместе с ним шагаешь.
Так дай же, Бог, переступить порог,
Нам встретить зорьку раннего рассвета
Без злобы, крови, скорби и тревог,
Чтоб Русь шагала по пути расцвета.
19.01.1999г.

КУДА НЕСЕШЬСЯ, РУСЬ?
Скажи, куда несешься, Русь,
Куда летишь стрелою?
Я за тебя порой боюсь,
Хотя и мчусь с тобою.
Мчусь, окрыленная мечтой,
Надеждой одержима.
Мы непокорные с тобой
И в помыслах едины.
Не сбрасывай с своих счетов
Побед и поражений.
Наверное, удел таков -
Мужать в пылу сражений.
7.09.1999г.

РУСЬ МОЯ
Я вместе хочу
И смеяться, и плакать
С тобой, моя милая Русь.
И пусть на душе непроглядная слякоть -
Пробьется и солнышка луч.
Я верю, что будут на улице нашей
И праздник, и радость, и смех,
Что станешь ты, Русь,
И милее, и краше...
Иначе подумать мне грех.
17.10.1999г.

ДРУГОЙ РОССИИ НЕ НАЙТИ
Не могу не думать о России,
Все тревожней за ее судьбу.
Дай ей, Бог, терпения и силы,
И надежды светлую звезду.
Помоги по праведной дороге
Пройти путь и к счастью, и к добру,
И развей по ветру все тревоги,
Погружаться не давай во мглу.
Помоги ей двигаться к вершине,
Для опоры руки протяни,
Веру дай моей Руси любимой,
Счастьем, словно солнцем, озари.
Возврати былую мощь и славу,
А грехи по-божески прости,
Чтоб гордились ею мы по праву.
Ведь другой России не найти.
10.10.1999г.

СУДЬБА
Россия-мать, опять судьба
Тебя испытывает жестко.
Опять надежда и борьба,
Да ураганный ветер хлесткий.
Тебе, Россия, нелегко:
Тернист и труден путь к свободе,
Звезда надежды далеко,
Но все ж она живет в народе.
Моя судьба с твоей судьбой,
Как два крыла, неразделимы,
И что бы ни было с тобой,
Мы неразлучны и едины.
1982г.

С ТОБОЮ ВМЕСТЕ СЧАСТЬЕ МЫ НАЙДЕМ
Мой край, ты молод, ты еще подросток,
И у тебя, поверь, все впереди.
Давай-ка выйдем мы на перекресток,
На перекресток счастья и любви.
О счастье оба мы с тобой мечтаем,
Не заблуждаясь в лабиринтах бед,
Хоть часто и над пропастью летаем
В надежде ожидания побед.
Не можем мы с тобой стоять на месте
И не желаем мохом обрастать.
Ведь расцветать с тобою будем вместе,
И ради счастья можно рисковать.
Любовь для нас с тобой - основа жизни,
Вобрав в себя всю красоту сполна,
Она спасает нас от катаклизмов,
Она нам всем, как божий дар, дана.
Любовь к земле, любовь к родному краю,
Любовь друг к другу в каждый миг и час.
Она не только мир спасет, я знаю,
Она надеждой озарит всех нас.
Она развеет тучи слез, сомнений,
Ты только в силу той любви поверь,
Она решит проблему поколений,
Открыв к взаимопониманью дверь.
Мой край родной, ты юбилей встречаешь,
И, как всегда, мы рядышком с тобой.
В расцвете сил ты любишь и страдаешь,
Гордясь своей нелегкою судьбой.
Мой край любимый, уголок России,
Ты стойкостью с рожденья наделен.
Богат источниками ты народной силы,
С тобою вместе счастье мы найдем.
1998г.

ПЕРСТ СУДЬБЫ МОЕЙ
С рожденья мне милы Кинель-Черкассы,
Они, как колыбелька, для дитя...
Как полотно, раскинутые трассы
Вели и до сих пор ведут меня
В какие-то неведомые дали,
Открыв тропинку узкую в Парнас,
Где есть надежда, радость и печали,
Целебный воздух из Кинель-Черкасс.
И я иду по той тропинке узкой,
Преодолеть спешу крутой подъем.
Ведь у меня характер твердый, русский,
А вера, как всегда, опора в нем.
Горит костром любовь к родному краю,
И райские места мне не нужны,
Как плод осенний, здесь я созреваю,
Кинель-Черкассы - перст моей судьбы.
8.03.1998г.

ЛЕТИ СО ВРЕМЕНЕМ ВПЕРЕД
Ничто над временем не властно,
Неумолимо мчит вперед.
И кажется, азартно-страстно
Нас в неизведанность зовет.
Что будет там, в грядущей дали?
Каков эпохи переплет?
Как хочется, чтобы печали
Не мчались с временем вперед.
Неудержимо мчится время.
И у судьбы иной полет.
Сядь на коня - и ноги - в стремя,
Лети со временем вперед.
5.11.2005г.

Александра Курбакова

г. Протвино, Московской обл.
Член Союза писателей России

НЕ ПРОЖИВУ БЕЗ РОССИИ
Трава зеленая в заплатках снежных
И я свой взгляд не отвожу.
В просторах Родины моей безбрежных
Зиму и лето вместе нахожу.
Откуда на лугах твоих отвага,
Зимою свежей зеленью блистать.
Мне не пройти, мне не ступить полшага,
Россия! Что тут рассуждать.
Хочу я быть тобою окрыленной
В апреле, в мае, в декабре,
В твои двенадцать месяцев влюбленной,
Как в эти всполохи на утренней заре.
Пускай бушуют над тобой стихии,
Пожары, наводнения, ветра.
Не представляю жизни без России
И моего уютного двора.

СВЕТ И ТЕНИ
И опять я прозябаю,
Жизнь трагична,
Но не лезу в волчью стаю,
Я - поэт, я - личность!
Лучше загляну в сарайчик,
Мне так важно -
Вдруг, а там в пыли образчик,
Караваджо?
И такую испытаю
Сразу радость!
Без конца она и краю
Расплескалась...
Свет и тени на просторе,
Плещут краски
Пораскину свои взоры,
Встречу ласки!
ИРОНИЯ ЖИЗНИ
Как прожить мне без иллюзий,
В униженьях бытия?
Жизнь порою так сконфузит,
Станет стыдно за себя.
Кто подаст на жизнь, и ладно,
Тем удержит на краю,
Чтоб ей было неповадно
Злить иронию мою.

АВТОПОРТРЕТ
Губы мои стылые,
Боли мои сильные.
Вечная метаморфоза
Отцветающая роза.
Но волна морского цвета
Подсинила глазки эти,
Чтоб осталась бодрость
И былая гордость.
И за смелые стихи,
И за робкие штрихи
Может я очнусь,
Силы наберусь.
Так Омар Хайям считает:
Увядающая роза
Слаще всех благоухает!

Я НЕ ЗАБЫЛА
Разгулы стихии с утра до утра
И вроде бы мне просыпаться пора.
Но, в сонное сердце циклон не войдет,
Заглянет в окошко и мимо пройдет.
Но, я не забыла, как вьюга мела,
И были порывы, и юность была.
Не веря в разлуку, смеялась в тот день,
Когда ты дарил у киоска сирень.
Ночами я слышу, как ветер вздыхает,
Что веточки той мне никто не подарит.

ОЖИДАНЬЕ
Ах, ты сердце, моё сердце,
Ты умерило свой бег?
Удивило меня сердце,
Что зашкалило навек,
Мне шепнуло по секрету:
"Не хочу так рано в Лету,
Мне б ещё любви глоток,
Чтоб её хватило впрок".
Что ж, вернусь полна страданья
К дорогим воспоминаньям.
Плеск сердечных звонких струй,
Обжигай меня, волнуй.
Может быть, сойдя с высот,
Бог слезу мою утрет.
И вернет мне нрав веселый,
Одарив любовью новой.

БУДЕТ ЛЕТО
Красота готовит пир,
Шлёт добро.
Почему же ставит мир
На зеро?...
И рулетки колесо
Затмевает
Ум и остальное всё,
Каждый знает.
Красота, спаси меня,
Я нуждаюсь.
От греховного огня
Отрекаюсь.
И при этом остаюсь
Я поэтом.
Если в ритме не собьюсь -
Будет Лето!

КОМУ ПЕЧАЛИ ПОВЕРЯЮ
Пусть я больна
И очи потускнели
Я не одна, и у постели
Дежурит он,
Кому я доверяю,
Кому печали поверяю,
Кому обязана я всем,
Что воду пью, сухарик ем.
Полна ещё движенья,
Я как таблицу умноженья,
Твержу, чуть балагуря:
Егорий, Гоша, Юрий...

ЗОЛОТОЙ С НЕБЕС
Вдруг осталась у жизни без дел я,
А когда-то вплетала кудель я.
Поломалось веретено,
И другого найти не дано.
Я к Николе в тот час обратилась:
–"Прояви, прояви, ко мне милость,
Будет счастьем сердечко полно,
Коль найдется веретено".
Как сдержать мне в душе ликованье?
Я увидела в небе сиянье,
И скатился звездой на ладонь
Предназначенный мне золотой.


6. ЛЮБОВНАЯ ЛИРИКА

Александра Курбакова
г. Протвино, Московской обл.
Член Союза писателей России

Стихи разных лет

*  *  *
Ты долго в прихожей стоял,
Как будто скрывая смущенье.
Ты взглядом меня целовал,
И я ощутила волненье.
Как быть нам с тобою теперь?
Ведь целая жизнь между нами,
Находок гора и потерь...
Откуда же это цунами?
Ты шляпы поправил края,
Как с ветки осенние листья:
"Ужели мы только друзья?"–
Летели ко мне твои мысли.
И руку ты мне протянул,
Горячую, смуглую руку,
А дождь за окном затянул
Про скорую зимнюю скуку.
Надменный я сделала вид,
Вздохнув про себя ненароком:
"Что ж, долг нам расстаться велит,
Закончим все флиртом коротким.
Он вряд ли застанет врасплох
Мою неокрепшую душу.
Ни розы, ни чертополох
Не вырастут в зимнюю стужу!..."

*  *  *
Были зависти. Были ревности.
Угасала я от неверности.
И теперь одна пустота вокруг-
Мой единственный отвернулся друг.
Не единожды слал подарочки,
От свечей его лишь огарочки.
Обручилась я нынче с горюшком,
А душа цвела раньше полюшком.
Подниму свой взор я с надеждою,
Может будет все, как по-прежнему.
Улыбнется мне незнакомец вдруг,
Я радешенька, как цветущий луг.
Занялась в душе зорька вешняя,
Продолжайся ты, жизнь безбрежная!
Пусть снега летят в окна хлопьями,
Я сражусь с бедой строчек копьями!

ОТЧЕГО
Я уже отчаялась увидеть
Ненаглядное твое лицо,
Но ты вышел с равнодушным видом
Под дождём на шаткое крыльцо.
Отчего глаза твои пустые?
Отчего холодный в них огонь?
Отчего ты в этот раз впервые
Не пожал горячую ладонь?
Ожиданьем нашей близкой встречи
Все четыре года я жила,
Наступил холодный хмурый вечер,
И моя надежда умерла.
Ничего мне в жизни не осталось,
Кроме звука пламенных речей.
Я напрасно лета дожидалась,
Ты как мутный убежал ручей.
Отчего твои глаза пустые?
Отчего холодный в них огонь?
Отчего ты в этот раз впервые
Не пожал горячую ладонь?

*  *  *
Трепещет лист,
Не хочет отрываться
От ветки голой.
Так и я.
Уже давно пора расстаться
С тобой навеки,
Да нельзя.
Пока лучи так нежно греют,
Ещё не страшен ветерок,
Он сам однажды ослабеет,
Любви желтеющий листок...

ОТКРОВЕНЬЕ
В моей душе сомненья муки
Сокрыли смысл бытия.
Они потворствуют разлуке,
Любовь к неверности клоня.
Грехами, счастья не умножишь.
Унынье - смертный среди них.
Беду в ломбард ведь не заложишь,
Как и болезненный мой стих.
Ну, вот и ладно, дело к ночи,
И день грядущий впереди.
Что небеса мне напророчат,
Ветра, метели иль дожди?...
Но, что же видят мои очи?-
В углу икона мироточит!

НАША ТАЙНА
Меж нами какая-то тайна
В ней смысл драгоценный сокрыт.
Мы на берегу океана,
Где волны шлифуют гранит.
То плещется неуловимо,
То берег ласкает волна.
Но тайну свою сохраним мы,
Какой ни была бы она.
Меж нами какая-то тайна,
А выдашь её, так и знай
Что всё в этом мире случайно,
И даже любовь невзначай.

*  *  *
Не упьюсь искрометностью взгляда,
Ни весенней, ни зимней порой.
Отзвенела пурга листопада,
И ты вежливо-нежен со мной.
Лишь улыбка мелькнёт на мгновенье
На случайный попав разговор.
Я надеюсь найти в ней смущенье,
А сама лепечу всякий вздор.
Я – запретного яблока спелость,
Пригубил ли хоть раз его ты?
Напоследок явил свою смелость -
Словно нищенке сунул цветы.
Белоснежные мне хризантемы,
Как любви безысходной конец.
Попытаюсь и я скинуть бремя
Не подаренных жизнью колец.

ПО ИМЕНИ ЛЮБОВЬ
Когда она в саду цветок срывала,
Казалось, солнце поднимало бровь
И лучиком оранжевым играло
С девчушкою по имени Любовь.
Весна не скоро для нее настала,
Но лёд растаял, забурлила кровь,
И у реки средь веток краснотала
Встречала зори юная Любовь.
Ей песни соловьиные звенели,
И расцветало сердце вновь и вновь.
Малютка-дочь смеялась в колыбели
У женщины по имени Любовь.
Седые ветры в рощу налетали,
Где было столько золотых ковров.
Их замести метели не сумели,
По ним бродила женщина Любовь!
О, не случайно ты была воспета
В прозрачно-чистой искренности строф
Среди зимы холодной, среди лета,
Прекрасною богинею – Любовь!

ОТЦВЕЛИ МОИ РОМАШКИ
Отцвели мои ромашки
В жёлтые дожди.
У любви свои замашки:
Что там впереди?
Вот рассыпались по кручам
Свежие цветы.
Градом их сечёт колючим
Счастье, есть ли ты?
Я на белую ромашку
Две слезы пролью:
То ли белую рубашку,
То ли саван шью.
Душу в чистое одену
Бедную мою.
Нагадала про измену,
Про печаль пою.
Но знавал меня неверной
Лишь зелёный луг.
Ах, душа моя, наверно,
Тополиный пух!
От неё одно страданье:
Всё равно, стерплю -
Дарят розы на прощанье
Те, кого люблю...

*  *  *
Я к Вам приду, – решила я. –
Скажу Вам только: "До свиданья".
Вы поглядите на меня.
Пусть мы расстанемся друзьями.
Тянуло легким холодком
В распахнутые настежь окна.
И ночь, как будто под хмельком.
Окутывалась темным шёлком.
В смятенье с кресла встали Вы.
И странно как-то удивились.
Какой боялись Вы молвы?
Чего Вы, в сущности, стыдились?
Не знали разве, я горда,
Не принимаю одолжений,
Да и улыбчива всегда
Не для минутных наслаждений.
Мы были вместе: Вы и я.
Мы оба жаждали вопроса.
И дрогнула душа моя,
И догорела папироса...
Не страсти, большего ждала,
Когда шепнули Вы: – Замёрзла?
И то, что Вас не поняла,
Я поняла, но слишком поздно.

*  *  *
Осень. Ветер налетевший
Гнёт деревьев тонкий стан.
А берёзе повзрослевшей
Так и чудится обман.
Не её ль ласкал он летом?
Не её ли целовал?
Почему, забыв об этом,
Лист сейчас с неё сорвал?...

*  *  *
"Мне не до лирики сейчас", –
Сказал ты глухо.
Порозовело в тот же час
Девичье ухо.
То был обычнейший твой фарс,
Но сдали нервы.
Жужжали прямо возле глаз
Две мухи-стервы!

"ПРЕЗЕНТ"
Докучная меня грызет усталость,
Разделывает прямо под орех.
И май цветущий мне теперь не в радость,
И горечи полынной полон смех.
Лежу весь день, в одну уставясь точку,
И мысли мои вянут, как сирень.
А ведь была подобна мотылечку,
А ныне дней крылатых только тень.
Не раз почтовый ящик открываю,
А вдруг наткнусь на маленький конверт?
Покуда я отчаянно зеваю,
Мне муж его приносит, как презент.
Кусочек санаторного романа,
Где липкой лентой склеен комплимент.
А в общем-то, напущено тумана,
Как может сделать лишь один поэт.
Читаю я почти без интереса
Изящное признание "Люблю!"
И по привычке слезы лью,
И то они, наверное от беса.

ВЕТКА СИРЕНИ
Вазу я ставлю на столик ночной
С веткой душистой сирени.
Имя твое - звук всего лишь пустой
В сердце, исполненном лени.
Сочный забыла я твой поцелуй,
Не оценила подарка.
Ты о былом не скучай, не тоскуй,
Мне его вовсе не жалко.
Наша любовь, промелькнув, словно тень,
Не возвратит наслаждений,
Завтра умрёт она в солнечный день -
И никаких сожалений.
Не потому ль я в мечты ухожу
Сердцем, исполненным лени?
Имя другое сквозь слезы твержу,
Веткой любуясь сирени...

ДУША
Душа моя на Бога
Зачем-то возроптала,
С кого спросила много,
Того любить устала.
С кого списала песню,
Ушёл тот за порог,
Не тронет меня лестью
Счастливый новый бог.
Темна моя дорога,
И сниться перестала,
Когда сулила много,
Тропинкой узкой стала.
И ласковое слово
Мной ставится в упрёк.
Осталось от былого -
Кудель вот этих строк.
Тропинка вьётся влево,
Тропинка вьётся вправо,
Спрошу я тихо: где Вы?
Отвечу: Вы не правы.
Судите меня строго,
Судите не за то,
Что дверь открыла снова,
Не спрашивала: Кто?

*  *  *
Давно ты не носил цветов
Любимой на постель.
Пропала ли твоя любовь,
Или намокла ель?
Твоё молчание в ответ
Не скрытая ли ложь?
Мне твой передаёт привет
Шумливый летний дождь.
Я отдаю ему приказ
Немедленно уйти,
Но туча в небе, как намаз
В молитвенном пути.
Но, наконец, он перестал,
И как мне дальше быть?
А ты такой же, иль устал
Меня одну любить?



7.ГРАЖДАНСКАЯ ЛИРИКА

Галина Жукова
с. Солуно-Дмитриевское, Ставропольского края

Благодать

Голуби летают
В синей вышине.
Бабочки порхают
Буд-то бы во сне.
Наяву я вижу
Эту благодать.
Солнце улыбается,
Как родная мать.
Травка пробивается
К солнечным лучам.
На душе спокойствие,
Радостно очам.
14.03.2015 из забытого

Рябинка
Осень явилась гостьей незваной,
Листва пожелтела к утру.
Рябинка вспыхнула ягодой странной,
Подрагивающей на ветру.
Веточку-малютку мама посадила,
Прошлой весной для дочки.
Этой осенью рябинка подарила,
Гроздь ягод чернее ночки.
Для степного края редкое явление,
Черноплодная рябинка,
Поэтому даже старшее поколение,
Восхищает эта картинка.

15.06.2018

Кому в России хорошо
Ещё Некрасов задавал вопрос:
Кто живёт вольготно на Руси?
Как видно россиянин не дорос,
Ответа нет, хоть у кого спроси.
Но углубиться в подсознание,
Так ответ у каждого найдётся,
Кто сколотил себе состояние,
Тому в России хорошо живётся.
26.05.2018

Моя Россия!
В России испокон веков,
На женщинах лежало бремя,
Растить детей, беречь очаг
И не терять напрасно время.
Когда б надумали враги,
Разрушить русские жилища
На помощь воинам все шли,
Не глядя на чины и лица.
И уж тогда была беда
Заморским, злобным супостатам,
Когда "Рассеюшка" пошла,
Покрыв врагов отборным матом.
И выгоняла Русь врагов
С своей истерзанной землицы,
И выходил в поля народ
От радости светлели лица.
И снова женщины пекли
Хлеба из новых урожаев,
И за околицы несли
Большие груды караваев.
И оделяли ими всех,
Всех проходящих без разбора,
Чтоб крепли чувства у людей:
Добра, надежды и свободы!
О Рекламе - из забытого
Как надоели все рекламы,
От них меня уже тошнит.
То восхваляют банку "Рамы",
То прославляют "Индезит".
Но "Рама" мне не по карману,
Да и по вкусу не идёт.
Не поддавайтесь же обману
И вас чутьё не подведёт.
Вы покупайте только наше,
На чём стоит России знак
И вот тогда здоровье ваше,
Не будет подвергаться так,
И ни микробам, ни заразе,
Не нужен будет "Сейфгарт" нам.
Вы не подвергнетесь проказе,
Ничто не угрожает вам.
Только бдительны вы будьте,
Не увлекайтесь красотой.
На этикетки посмотрите,
Прочтите их перед едой.
А то рекламы и наклейки,
Так привлекают всех сейчас,
Что пить приходится таблетки,
Чтоб отодвинуть смертный час.
08.07.1999

Ждём от природы
День сегодня яркий,
С самого утра.
Но совсем не жаркий
От ветра-ветерка.
На нас он наплывает
Порывистой волной,
Как будто закрепляет
Право за собой.
Являться к нам отныне,
Как надобно ему.
Но мы же не в пустыне?
Нам ветер ни к чему!
У нас есть огороды,
У нас есть и сады.
И ждём мы от природы,
Награды за труды!
28.03.2020

 Признание
Признательна тем кто любит стихи,
Той же любовью, что и я сама.
Вот только не знаю за какие грехи,
Ночами не сплю, а сижу у окна.
Ладно когда ночи лунные, звёздные,
Не так обидно бывает тогда.
Во мне возникают строки сносные,
Не такие, как эта ерунда.
А если бессонную ночь промаешься,
Но напишешь глупый стишок.
Читая родным его, ты засмущаешься,
Понимая, что пойдёт слушок.
Про то, что наверное ты «исписался»,
Или уже «выходишь в тираж»,
Это то же, если автомобиль сломался,
То его отправляют в гараж.


8.НАШИ АВТОРЫ

Валерий Иванов
г. Ногинск, Московской обл.
МОИ ВОСПОМИНАНИЯ. ДОШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ.

Воспоминания начну с рассказа о моих родителях. Отец – Пётр Григорьевич Вайсфельд родился на Украине, в 1915 году. Он закончил Харьковский педагогический институт, по специальности он преподаватель немецкого и английского языков. После окончания института работал учителем немецкого языка в городе Талдоме Московской области. Отец был членом партии, и я предполагаю, что при постановке на партийный учёт в Талдоме он впервые встретился с моей будущей мамой, она работала тогда в районном парткабинете.
Моя мама – Серафима Ивановна Романова, родилась в 1918 году в деревне Терехово Талдомского района. Она была дочерью Ивана Сергеевича Романова, бывшего кустаря-башмачника. О своих школьных годах мама рассказывала мало, но помню, что она закончила восьмилетнюю школу. Недавно я узнал от заместителя директора по науке Талдомского историко-литературного музея Сергея Александровича Балашова, что эта школа находилась в соседней с её Тереховом деревне Горки. Эта земская школа была построена до революции на пожертвования семьи купца Михаила Королёва. Он родился в деревне Горки в 1807 году, а в 1861 году был избран городским головой города Москвы. Долгие годы попечительницей земской школы в Горках была внучка Михаила Королёва Александра Алексеевна Андреева. В настоящее время этой деревни нет: она полностью сгорела. Дед был литературным сотрудником талдомской газеты, а до этого заведовал местной библиотекой. Он был поэтом и дружил с Михаилом Михайловичем Пришвиным. В 1935 году дедушка купил дом с земельным участком в деревне Ахтимнеево. Эту деревню от Талдома отделяло полукилометровое поле, а дедушкин дом был самым крайним и ближайшим к городу. Вместе с ним из Терехова переехала вся его семья. Семья деда была немаленькой: его жена Елизавета Ивановна – моя бабушка, трое их детей: Сима, Люба, Петя и мать дедушки Прасковья Ивановна. Дом был небольшим, бревенчатым, уже не новым. Похожих на него в деревне домов было много.
Но вернусь к рассказу о маме. Думаю, что она могла учиться дальше: по её словам учёба давалась ей легко. Продолжать учёбу, видимо, помешала нелёгкая жизнь в ту пору. По рассказам мамы она с детства была приучена к тяжёлому труду, а дел у неё было очень много. Став взрослой, мама работала корректором в местной газете, а затем в парткабинете, где она встретилась с моим будущим отцом.
Родители поженились 22 июня 1941 года, а в этот день началась война. По состоянию здоровья отца на фронт не взяли, он продолжал преподавать в талдомской школе и жить вместе с мамой в доме дедушки. Но вскоре моих будущих родителей эвакуировали в сибирский город Черепаново. Мама в то время уже была беременна. Родители пережили суровую сибирскую зиму, но как раз в это время под Москвой шли тяжёлые бои с фашистами. Весной 1942 года фашисты уже далеко отступили от Москвы и родители вернулись домой. Сначала приехала мама. Она рассказывала, как сложно добиралась до Талдома. С большим трудом она, беременная, доехала на грузовых попутных машинах из Дмитрова. Ахтимнеево расположено к северу от Талдома. Мама рассказывала, что ещё долгое время после её возвращения можно было видеть из окна дедушкина дома в тёмное время суток небо над Талдомом, пронизанное перемещающимися полосами света зенитных прожекторов. ПВО Москвы вело успешную борьбу с фашистскими самолётами… Отец вернулся позже и в сентябре 1942 года вновь начал преподавать в талдомской школе.
В тёплый весенний воскресный день 26 апреля 1942 года в деревне Ахтимнеево в доме Ивана Сергеевича Романова родился мальчик, по отцу получивший фамилию Вайсфельд, ему дали имя Валерий. Родился я, автор этих строк. Поскольку я не могу помнить первые дни и даже годы моей жизни, то мои воспоминания начинаются с трёхлетнего возраста. Я только могу предположить, что жизнь в нашей семье в военные годы была тяжёлой. Думаю, мама меня долго кормила грудью, но для грудного молока она сама должна была полноценно питаться. А питание, видимо, было скудным, к тому же никакого скота дедушка с бабушкой не держали. Возможно, на участке вокруг дома выращивали картофель и какие-нибудь овощи. По рассказам мамы ходить я начал ровно в год. Когда мне было 2 года, наша семья увеличилась, в нашем доме родился мой брат Олег, но я не могу вспомнить первые годы его жизни.
Мама говорила, что в трёхлетнем возрасте я болел корью. Как меня лечили, я не помню. Единственно, что мне запомнилось, это как меня зимой везли на санках, видимо, в больницу: я лежал на спине и видел небо. Сохранил и ещё одно воспоминание тех лет. Мне было 3 года и мама впервые повела меня фотографироваться. Фото делали в Талдоме и я помню, что на одной из улиц города я увидел играющих детей. Мама вела меня за руку, но я остановился и затем уже без мамы направился к ним. Мама меня позвала, но я ей ответил: «Я хочу посмотреть, как мальчики играют в футбол». Мама меня быстро увела от соблазнительного места и мы пошли к фотографу. Меня посадили на очень большой стул, но я не понимал для чего. И вдруг фотограф сказал мне: «Смотри сюда, сейчас вылетит птичка». Я посмотрел на его огромный ящик, птичку я не увидел, но зато вскоре мама получила мою первую фотографию. Это фото хранится у меня, снимок этот я значительно увеличил.
Запомнил я ещё маленький эпизод, когда впервые посадил дерево. Было мне тогда 3 года. У дедушки с бабушкой на приусадебном участке среди других посадок было несколько яблонь и слив. Однажды, съев сливу и увидев её косточку, я узнал от мамы, что её можно посадить и вырастет из неё дерево. Я тут же взял эту косточку и посадил в землю перед окнами дома рядом с яблонями. Прошло немало лет и выросло дерево, на котором появились плоды. Мы с удовольствием ели с него вкусные сливы, а это дерево все называли моим.
В трёхлетнем возрасте услышал как-то крик дедушки: «Сима», он звал к себе маму. Но я сильно удивился, что мама ещё и Сима. После этого я так и стал называть маму: «Мама-Сима». Много лет спустя мама рассказывала мне, что кто-то из гостей дома спросил её: «Он тебе может не родной»? И мама с улыбкой объясняла это слово.
Я очень хотел быстрее стать большим. Это было сразу после войны, с фронта вернулся мой двадцатилетний дядя, брат моей мамы. Дядя Петя служил на Черноморском флоте, по рассказам его сослуживцев он был одним из лучших гидроакустиков. Когда я впервые встретился со своим дядей, высоким, стройным, одетым в морскую форму, мне захотелось быть на него похожим. Помню, как он брал меня на руки и с возгласом «Валера» поднимал меня на вытянутых руках к потолку. Я тогда подумал, а потом и говорил: «Хочу скорее вырасти таким же большим, как дядя Петя» и руками доставать до потолка.
По рассказам родителей говорить я начал рано, все слова произносил чётко, у меня не было проблем с произнесением каких-то букв или слов. Считаю это большой заслугой взрослых: они никогда не говорили со мной картавым «детским» языком. Я очень любил счёт, уже в четырёхлетнем возрасте знал написание всех десяти цифр, а в пять лет досчитывал не сбиваясь до тысячи. Это была у меня своеобразная игра, а игрушек в те годы у меня было крайне мало.
Помню, тогда меня преследовали какие-то детские страхи. Чаще всего они возникали у меня перед сном и я просил лечь со мной в постель маму или бабушку. И не просто лечь, а держать меня за руку, только после этого, успокоившись, я засыпал. Бабушка была неверующей, но иногда, чтобы успокоить меня, крестя, она произносила слова молитвы. Страхи с возрастом у меня исчезли, но до сих пор я отчётливо вспоминаю, как я, всхлипывая, просил перед сном «ручку».
Когда мне было пять лет, родилась моя сестра Оля. Мне хорошо запомнилась первая встреча с ней, новорождённой. Это было летом, мама внесла в дедушкин дом завёрнутого в одеяло крохотного ребёнка. Я спросил у мамы: «Кто это»? Мама сказала это девочка. Я спросил, почему у девочки закрыты глазки? Мама ответила, что она спит и ушла с ней в самую дальнюю комнатку дома. Вскоре моей сестрёнке дали имя Оля, хотя я ещё долго продолжал называть её «девочкой». Думаю, что её так назвали не случайно: у дедушки была сестра Оля. Его дочь Оля, активная комсомолка, умерла в пятнадцатилетнем возрасте от менингита.
Шёл 1947 год, с появлением Оли у родителей стало трое маленьких детей, жить в деревне стало труднее и мама вместе со мной и грудным ребёнком - Олей переехала к отцу в Ногинск. Он приехал в этот город ещё летом 1945 года по направлению Московского областного отдела народного образования. Отцу предлагали ещё Подольск, но он выбрал Ногинск. Мой трёхлетний брат Олег остался пока жить у дедушки с бабушкой. Его тоже привозили в Ногинск, но в детском саду он не удержался и его вернули в деревню.
Отец работал учителем немецкого языка в ногинской средней школе №5/18. В этой школе было раздельное обучение мальчиков и девочек: №5 принадлежал мальчикам, №18 – девочкам. Школа находилась на улице Чапаева, в ней учились ребята с «Полигона», «Ленинского посёлка» и некоторых ближайших деревень. Мой отец жил на «Полигоне», в десяти минутах ходьбы от школы. «Полигон» это неофициальное название военного городка. Ещё до Отечественной войны там, на улице Чапаева были построены три больших четырёхэтажных дома, а сразу же после её окончания пленные немцы выстроили несколько деревянных бараков и двухэтажных домов. Ими же был построен и большой деревянный Дом офицеров. Для его строительства была вырублена широкая полукилометровая просека до Черноголовского пруда. В дело пошли огромные корабельные сосны…
Мы поселились в комнату отца, он жил тогда по адресу: улица Чапаева, дом 12, квартира 5. Комната находилась на первом этаже двухэтажного деревянного двухподъездного дома, площадь её составляла около 20 квадратных метров. Никаких коммунальных удобств в доме не было: уборная и вода из колонки были на улице, печку топили дровами, еду готовили на керосинке. Соседи имели с нами общий коридор и общую кухню. Мыться мы раз в неделю ходили в расположенную рядом баню. Она считалась солдатской, но в определённые дни баня работала и для гражданского населения, в ней была и парикмахерская. Дрова жители дома хранили в находившихся напротив дома сараях.
Меня привезли в Ногинск, когда мне было 5 лет. Помню, как сразу после приезда мама отправила меня гулять на улицу во двор дома. Она мне предложила самостоятельно познакомиться с местными мальчишками. В нашем доме жили семьи Куприяновых, Петровых, Мещеряковых, Чаусовых, Леоновых, Смурыгиных, Софьиных, Лапшиных… Все мальчики в этих семьях были старше меня, они уже учились в школе, но я всё же с ними подружился и много времени вместе мы проводили на улице. Вскоре родители меня устроили в детский сад. Он находился в четырёхэтажном доме на пересечении улицы Чапаева с Рузинским проездом. В детский сад я ходил только один год, но некоторые яркие воспоминания у меня остались. Помню, как меня там учили танцевать, а у меня вместо танцев получались высокие прыжки. Причём подпрыгивать я старался как можно чаще и выше. Получалось, наверное, очень смешно. Иногда нас, ребят, возили в гости к солдатам в воинскую часть. Хорошо помню, как я показывал солдатам мой танец, а один из них после этого долго держал меня на своих руках. Гулять нас водили строем, парами, шли, держа друг друга за руку, при этом обязательно пели. Помню, как вся наша группа, проходя по улице Чапаева, пела песню «Широка страна моя родная…». Слова «где так вольно дышит человек» я не понимал и вместо них пел ещё более непонятные слова: «где такой адыше человек».
Но прогулки мои и во дворе дома продолжались без всякого контроля: родители были очень заняты. Однако вспоминаю, что в пятилетнем возрасте я очень боялся грузовых машин. Каждый день я их видел во дворе, кузовы их были заполнены пленными немцами. Пленные выполняли всякие строительные и ремонтные работы в воинской части и на «Полигоне». Не раз их заставляли работать и в нашем доме, я их очень боялся и прятался от них. Боязнь машин с пленными немцами у меня доходила до того, что я старался прятаться от них дома. Иногда даже я думал, что и в дом машина может заехать.
Как-то в один из тёплых летних дней я гулял за своим домом. В карман рубашки мама мне положила печенье, я взял игрушечную машину. За домом был небольшой пруд, по его берегу я катал свою машину с полным кузовом сена. И вдруг машина опрокинулась, я за ней потянулся, но не удержался на берегу и упал в воду. Плавать я не умел и помню только, что оказался на середине пруда лицом вверх, я видел маленькие облака на голубом небе. Меня спас Женя Лапшин, он был старше меня на три года. Мокрый я тут же пошел домой, мокрое печенье так и лежало в кармане рубашки… После этого случая я стал бояться воды, родители в дальнейшем не разрешали мне купаться, а я так и не научился плавать.
Шёл 1947 год, наша страна залечивала тяжёлые раны войны, но в этом году отменили карточную систему, в обращении появились деньги. Наша семья испытывала большие материальные трудности. Мой отец получал мизерную зарплату, хотя и имел много учебных часов в школах. Одежду нам родители не покупали, мама перешивала на нас старые папины вещи. Питание наше было очень скромным, родители экономили на всём. С соседями жили дружно, не ссорились, трудности вместе пережить легче. Свободных минут у мамы было мало, но иногда в такие мгновенья она играла на гитаре, которую брала у соседей. Музыкального образования у неё не было, играть на гитаре мама научилась сама. Играла она даже как любитель не очень хорошо, но и эта музыка вызывала у меня восторг. Я очень любил слушать мамину игру и часто пускался в пляс.
Но мне самому хотелось научиться играть на гитаре и я просил родителей купить мне её. Видно, тяжёлое материальное положение не позволяло им это сделать, но я настойчиво продолжал просить сделать эту покупку. Наконец, родители сдались: они дали мне медные монеты, которые уместились в моём детском кулачке. Крепко сжав в ладони деньги, я пошёл в магазин, где продавались гитары. Он был близко от нашего дома, но путь к магазину проходил через помойку. Проходя мимо огромного деревянного ящика для отходов, я подумал: неужели тех денег, что дали мне родители, хватит на гитару, наверное, их нужно столько, сколько может вместить этот громадный ящик. Но потом подумал: мама с папой знают сколько стоит гитара. С этими мыслями я вошёл в магазин. Он размещался в бараке, построенном пленными немцами. В магазине кроме маленького ассортимента промтоваров продавались и некоторые продукты питания. Войдя в магазин, я увидел мои любимые гитары, их было много, они висели на стене над прилавком. Разжимаю кулак, протягиваю продавщице деньги со словами: «дайте мне гитару!». Сразу же слышу от неё ответ: «мальчик, твоих денег мало, гитара дорого стоит». Я заплакал и медленным шагом пошёл домой. Не помню, что я рассказал родителям об этом и что ответили они мне, пятилетнему ребёнку. Но это событие было для меня потрясением. Возможно, если бы меня учили игре на гитаре, из меня бы получился неплохой музыкант, и это могло повлиять на всю мою будущую жизнь. Ведь, как доказали учёные, интеллект закладывается в человеке в возрасте от трёх до шести лет.
Когда мне исполнилось шесть лет, моей сестре Оле было 10 месяцев, а ровно в год она научилась ходить. Я хорошо помню, как она осваивала этот непростой для годовалого человека способ передвижения. Лето 1948 года мы, дети, провели с родителями в моём родном доме, в Ахтимнееве. С нами была и маленькая Оля. Она уже с помощью мамы хорошо стояла на ногах, но без её поддержки Оля сразу же падала. Видимо, сделать первый шаг она боялась или не было причины для него. Я очень хотел, чтобы моя сестра преодолела страх и научилась ходить, и долгожданный день наступил. Как обычно, мама пыталась дать возможность Оле сделать первый шаг и опять у сестры ничего не получалось. Тогда я отошёл от Оли на несколько метров и поманил её к себе. В это же время мама освободила Олину руку. И Оля пошла! Она сделала первый шаг, затем стала терять равновесие, я её поддержал. Сразу же я повторил свой урок для Оли. С каждым разом она переставляла ноги всё увереннее и, наконец, смогла самостоятельно пройти через всю кухню и комнату. Я старательно подсчитывал количество шагов Оли. В этот раз их было более тридцати! Радости моей не было предела. На этом я заканчиваю воспоминания о своём дошкольном детстве.
13.02.2013 г.

МОИ ВОСПОМИНАНИЯ.  ОЧКИ.
Удивительные люди живут в глубинке. Думаю, что переехав в крупный город, многие из них утратят часть очень ценных человеческих качеств. Сама среда небольшого поселения заставляет людей объединяться для противостояния неблагоприятным условиям их существования. Это передаётся из поколения в поколение. Многие из них стремятся помочь друг другу.
В этом я не раз убеждался, посещая мою малую родину. Родился я в деревне Ахтимнеево Талдомского района Московской области, расположенной всего в полукилометре от Талдома. Сейчас она практически слилась с этим городом. Дом наш, построенный ещё в начале двадцатых годов двадцатого века, был крайним, ближе других домов к городу. В этом доме, в котором жил мой дедушка последние 30 лет своей жизни, я и родился в 1942 году. Дед мой, Иван Сергеевич Романов, родился в деревне Бучево в тридцати километрах к северо-востоку от Талдома. Он прожил нелёгкую, полную нужды и лишений жизнь. С девяти лет, после окончания двух классов церковно-приходской школы, был отправлен в Москву на обучение башмачному ремеслу. С детских лет он познал тяжёлую жизнь «в людях», но освоил великолепно мастерство по изготовлению башмаков, особенно он много произвёл детских гусариков и даже в какое-то время после обучения владел своей маленькой мастерской.
Дедушка путём самообразования достиг многого, написал много хороших стихов. Он перечитал огромное количество книг, более десяти лет был членом, организованном ещё в девятнадцатом веке в Москве поэтом Суриковым, литературно-музыкальном кружке. Деда называют певцом Талдомского края за его любовь к природе родных мест, так ярко и красочно отражённую в его стихах. После его смерти 12 мая 1965 года, с 16 сентября того года, литературное объединение при талдомской газете «Заря» носит его имя. В 1923 -1925 годах в Талдомском районе жил писатель Михаил Михайлович Пришвин. Он познакомился и подружился с моим дедом. В очерке «Башмаки» Пришвин приводит полностью текст стихотворения деда о нелёгком труде башмачника – мастера своего дела. Писал Пришвин о встречах с дедом и в своих дневниках. Дедушка много лет, до самого ухода на пенсию, работал литературным сотрудником талдомской районной газеты «Коллективный труд». 25 января 2016 года на здании редакции талдомской районной газеты «Заря» установлена мемориальная доска моего деда, а с 2017 года проводятся в Талдомской средней школе №2 ежегодные литературные Романовские чтения. Они организуются руководителем Литературного объединения имени И.С. Романова Галиной Андреевной Русаковой.
В детские годы на школьные каникулы я каждый год ездил из Ногинска с родителями в свою родную деревню к дедушке и бабушке. Я очень люблю свою малую родину – Журавлиную родину, как назвал её Пришвин. Она ассоциируется у меня с чудесными детскими воспоминаниями, родным домом, играми, наблюдениями за красотами природы, походами в лес за грибами. Давно уже нет в живых моего любимого дедушки, он похоронен на старом талдомском кладбище. После смерти дедушки мой родной дом продали, бабушку родители взяли к себе в Ногинск, а через год и она умерла. Родственников у меня в Ахтимнееве и во всём Талдомском районе не осталось, но я часто езжу на свою малую родину. Постоянно мы вместе с женой посещаем могилу деда, ездим на его дни рождения и Романовские чтения в Талдом, заходим в редакцию районной газеты «Заря», в историко-литературный музей, дом-музей Сергея Клычкова в Дубровках. Везде нас встречают радушно: дедушку очень уважали и чтят его память, об этом свидетельствуют и экспонаты музеев.
…Было это 6 августа 2002 года. В этот день мы с женой ездили в Талдом. Чуть более двух часов мы ехали на электричке с Савёловского вокзала до этого столь любимого мной города и сразу после приезда, в 11-30, решили идти на могилу деда. Но неожиданно на вокзальной площади моя Оля вскрикнула: «Валера, оса!». Оказывается её укусила в шею оса. Пришлось идти в аптеку за супрастином – лекарством от аллергии. В Талдоме зашли в редакцию газеты «Заря», я встретился с её редактором. Затем пошли на кладбище, очистили от мусора могилу дедушки. Затем пошли в Ахтимнеево, постояли около моего родного дома. Ещё лет 10 после этого стоял этот до боли знакомый мне дом. Его сломали новые хозяева и на этом месте построили мало похожее на жилой дом длинное одноэтажное сооружение. Но это неприятное событие случилось позже, а в тот день нашего приезда мы зашли ещё в соседний дом. Этот обычный деревенский дом разделён пополам стеной и принадлежал двум хозяевам: родственникам Пименовым. В одной его половине жил мой друг детства Виктор с женой Валентиной, в другой – Нина Сергеевна или тётя Нина со своим племянником Шуриком – моим самым близким другом детства. Отец Виктора, Сергей Сергеевич Пименов, активный член литературного объединения имени И.С. Романова, был моложе моего дедушки на 20 лет. Он был охотником, разводил лис. Сергей Сергеевич писал рассказы, они публиковались в талдомской газете.Нина Сергеевна много лет проработала учительницей, она была настоящим интеллигентом. К 100-летию со дня рождения Ивана Сергеевича Романова – моего дедушки, талдомская газета «Заря» публиковала в октябре – ноябре 1988 года в тринадцати номерах его воспоминания о своей жизни. Впервые была опубликована его документальная биография «Как поют мастеровые». Кроме этих воспоминаний с фотографиями и некоторыми стихотворениями деда были опубликованы статьи о нём и некоторых литературных сотрудников газеты, в том числе и её бывшего редактора Владимира Павловича Саватеева. Тётя Нина бережно хранила все эти газеты в папке, а в один из дней моего очередного приезда в Ахтимнеево, подарила мне эти бесценные для меня газеты. Тётя Нина при общении с ней встречала нас улыбкой, она хорошо помнила меня в мои детские годы, когда я приезжал летом на каникулы. Она очень тепло отзывалась о дедушке. Его она считала красавцем, который любил людей, природу, ценила его доброту и уважение к людям.
В этот день нашего приезда тётя Нина встретила нас как всегда около своего дома. В свои 89 лет она не только себя обслуживала и содержала около дома большой участок и много там работала, никто ей не помогал. На участке я не увидел сорняков. Её шестидесятилетний племянник Шурик нигде последние годы не работал и своей тёте ни в чём не помогал.
Повидавшись с тётей Ниной, мы пошли в Талдом. У нас оставалось ещё немного времени: перед отъездом на электричке мы хотели зайти в музей, но случилось непредвиденное происшествие. Чтобы сократить путь мы пошли из Ахтимнеева в направлении пруда по лугу, покрытому густой травой. На лугу у кустов я увидел пасущихся двух коров. Они были привязаны на длинных верёвках. Я решительно, быстро пошёл мимо одной из них, жена шла сзади. Вдруг я услышал её беспокойный крик: «Валера, это бык, он идёт за тобой!». Вместо того, чтобы как-то повернуть, уйти в сторону от быка, я продолжал двигаться вперёд и наткнулся на корову и побежал назад. В довольно высокой, густой траве я не мог увидеть канаву, в которую и попал. На спине у меня висел большой увесистый рюкзак, который накрыл меня при падении. Превозмогая боль в зашибленных местах: в боку и рёбрах, пытался встать, но опять услышал крик жены: «Валера, бык подошёл к тебе!». Я замер, пытаясь никак не реагировать на быка. По словам жены, бык постоял около меня и повернул назад, а она каким-то образом подошла ко мне и вытащила меня вместе с рюкзаком из канавы. Боль давала о себе знать, я какое-то время испытывал физическое, но в большей степени душевное потрясение, между тем мы с женой медленно двигались вдали от быка. Вдруг я обнаружил на моём лице отсутствие очков и понял, что уронил их при падении. Недалеко, напротив нашего дома, на другой стороне деревенской улицы, был дом хозяина быка. Постучались в его калитку, рассказали историю, происшедшую со мной. Хозяин очень удивился поведению быка и сказал, что он мирно ведёт себя с людьми. Мы вместе с этим человеком искали в траве мои пропавшие очки, но так ничего и не нашли. Между тем время шло и мы уже не успевали в музей и до отправления электрички оставалось совсем мало времени. Мне было жаль, что очки потерялись: они были хоть и старые, носил их постоянно много лет, очки были удобные, не тёрли, я их любил. Правда, хозяин быка сказал, что если он найдёт очки, то передаст их тёте Нине и очки я получу из её рук при следующем моём приезде. На электричку мы успели даже с запасом времени и поехали в Москву автобусом, отправившемся сразу после нашего прихода, что нас порадовало.
На следующий год побывать в Ахтимнееве нам с женой не удалось, но мы ездили 24 октября 2003 года на юбилей дедушки – 115-летие со дня его рождения. День был по-зимнему холодным, но это не повлияло на посещение нами могилы деда и на проведение тёплой встречи в его честь в Доме-музее С.А. Клычкова в Дубровках. Встреча продолжалась долго, сходить в Ахтимнеево не оставалось времени и мы уехали.
В Ахтимнееве мы с женой побывали через 2 года после прошлого приезда: 29 июля 2004 года. В этот раз с нами ездил мой брат Олег. По приезде в Талдом сразу же посетили Историко-литературный музей, встречались с его сотрудниками. Потом были на кладбище, могила дедушки не пострадала от недавнего урагана, но на дороге, проходящей через кладбище, лежало огромное дерево.
Побывав на могиле деда, мы отправились в Ахтимнеево. Сфотографировались у родного дома. Нас увидел живший по соседству хозяин быка Грибков и сказал, что мои очки, потерянные в траве в бегах от быка, нашлись и находятся в сельсовете Ахтимнеева. А до этого они побывали у тёти Нины Пименовой, но она полтора года тому назад умерла. Она бережно хранила мои очки, но не дождалась меня и перед смертью просила отнести их в сельсовет и передать мне. Мы зашли к моему другу детства Виктору Пименову, поговорили с ним немного, а его жена Валентина быстро съездила на велосипеде в сельсовет и привезла мне мои любимые очки. Я был очень рад и благодарен людям, сделавшим мне такой чудесный подарок. Очки даже поместили в пластмассовый футляр.
Я давно уже купил себе новые очки, ношу их постоянно, но те старые, потерянные, найденные и возвращённые мне храню как память о моих замечательных земляках, добрых и душевных людях. Пусть таких людей будет побольше!
Валерий Иванов
Ногинск. 5.05.2020 г.

9.ИЗ ТАРУССКИХ ТЕТРАДЕЙ
"МОЙ ДЕД – ПОЭТ ИВАН СЕРГЕЕВИЧ РОМАНОВ"

В своём произведении «Башмаки» писатель Михаил Михайлович Пришвин написал следующие строки: «Слышал я, будто портные поют больше башмачников, но сильно в этом сомневаюсь: больше башмачников петь невозможно. Среди них, наверно, есть много и поэтов. Я знаю одного в деревне Терехово, гусарочника Ивана Романова, – он сочинил, по-моему, недурную производственную песню». Далее приводится его стихотворение «Башмачник». Это был мой дед Иван Сергеевич Романов (1888г.-1965г.) – мастер по изготовлению детской обуви (гусариков). Он родился в бедной крестьянской семье, окончил всего 2 класса церковно- приходской школы и в возрасте 9 лет был отдан на обучение башмачному делу в Москву. Повышал образование чтением самых разнообразных книг, покупая их на скудное жалование. Начал писать стихи с 12 лет. Он стал членом Суриковского литературно-музыкального кружка. Там он сближается с поэтами И.А. Белоусовым, И.И. Морозовым и С.Д. Дрожжиным. Позже членами этого кружка стали поэты Сергей Есенин и Сергей Клычков.
В своих воспоминаниях И.С. Романов писал « Мои стихи впервые появились в печати ещё до революции. Начиная с конца 1906 г. они стали печататься в газетах и тонких журналах, издававшихся членами Суриковского литературно-музыкального кружка. Так продолжалось до 1917г. В 1918-19 годах я стал печататься в своей родной газете» Он вспоминал: «Премудростям стихосложения меня также учил наш певучий поэт-земляк Сергей Антонович Клычков. На всю жизнь запомнил его слова «Востри ухо в стихах. Умей слушать музыку их. Стихи, свои и чужие, всегда читай вслух. Поющих строк глазами не услышишь»» Сергей Антонович Клычков родился и жил в деревне Дубровки, что в 2 км от г. Талдома. Мой дед жил тогда в Талдоме и ходил к нему в гости. На встречах они читали свои стихи. На одной из встреч он поделился с дедом несколькими новостями: – «День тому назад, сказал он, от меня уехал Сергей Есенин, а до него гостил молодой художник»
В Талдомском районе в 1922-1925 г.г. жил писатель Михаил Михайлович Пришвин. Он поселился в Талдомском районе с целью исследования кустарных промыслов. Пришвин жил сначала в Дубровках в доме Клычкова, потом в деревне Костино, расположенной в 1,5 км от Талдома. Под его влиянием создалось и начало энергично работать общество краеведения. По совету Михаила Михайловича мой дед написал несколько очерков о прошлом и настоящем его родного края. Они были напечатаны на страницах краеведческого журнала. Дед писал «Я часто стал бывать в Костине. В воскресные дни нередко заглядывал ко мне на квартиру и сам Михаил Михайлович» Много раз они вместе ходили на охоту. В 1926 г. М.М. Пришвин переехал в Переславль- Залесский. Он переписывался с моим дедом много лет. В конце одного из писем Пришвин написал: «Жду от Вас нового письма. Крепко жму Вашу гусарочную руку.» Читая дневники М.М. Пришвина, я обнаружил много записей, связанных с моим дедом. Вот, например, окончание записи 23 августа 1924г.: «Когда я говорил кустарю И.С. Романову о тягости крестьянина, то он сказал поговорку: «Не уешно, так лежно» » А вот ещё одна запись 31 декабря 1924 г.: «И.С. Романов рассказывал, сколько страданий он пережил в провинции из-за своего писательства, сколько было над ним издевательств, так что, если кто скажет про него «писатель», так «холодеют корни волос и в мозг проходит». В школьные годы летом я часто ездил в гости к дедушке и бабушке. Я видел дедушку постоянно с книгой, он очень много читал. Мой дед занимался самообразованием всю жизнь. Он хорошо знал русскую и зарубежную литературу. С 1935г. и до ухода на пенсию в 1956г. И.С. Романов-литературный сотрудник Талдомской районной газеты «Коллективный труд». Сейчас эта газета называется «Заря». Литературное объединение при этой газете носит имя моего деда.
Мой дед до конца жизни, более 60 лет писал стихи. Его называли народным поэтом-лириком, певцом «заветных дум и вдохновения». Привожу некоторые его стихотворения: четверостишия и стихотворение «У костра».

*  *  *
Цветущею землёй я наречён поэтом.
Моя душа – певучая струна.
Из тьмы я с песнею иду за светом.
Я твой певец – родимая страна.

*  *  *
Мне солнце красное сказало в день весенний:
«От многих тайн я дам тебе ключи,
А чтобы песни были вдохновенней,
В свои слова вплетай мои лучи».
Из цикла стихов «Родной уголок».

*  *  *
Деревушка бедная. Улица заросшая
Пыльным подорожником, муравой травой.
На краю избушечка крепко в землю вросшая,
С маленькими окнами, с крышею гнилой.

*  *  *
У холма зелёного, берегами скованный,
Весь заросший тиною, дремлет старый пруд,-
Лишь порою ласками ветерка взволнованный,
Он на берег с шёпотом сыплет изумруд.

*  *  *
На горе виднеется в рощице берёзовой
Колокольня белая с золотым крестом,
В небесах чуть движутся цепью светло-розовой
Тучки, как кораблики в море голубом.


У костра

У костра, на затоптанных травах,
Я сижу средь опушки лесной,
Здесь под шелест берёзок кудрявых
Много дум передумано мной.
Странно вспомнить, что был я когда-то
И мечтательным и молодым,
И что молодость вся без возврата
Пронеслась и исчезла, как дым.
В детстве редко когда мне случалось
Знаться с музыкой ласковых слов,
А тогда ведь о счастье мечталось
Много снилось несбыточных снов!
Обо мне и заботились мало,
Как бурьян у забора я рос,
Днями летнее солнце играло
На копне моих рыжих волос.
Мальчуганом я с лесом сроднился,
Быть на речке так нравилось мне,
А подросши, косить научился,
Свёл знакомство с цепом на гумне.
Был я с книгой и песнею дружен,
Да и парни дружили со мной.
Только девушкам был я не нужен-
Некрасивый, нескладный такой.
Иногда, нарушая обычай,
Был я с ними намеренно груб,
Но пленял меня голос девичий,
Трогал трепет улыбчивых губ.
Я в то время был очень не гибок,
Был наивен, отчасти упрям.
Сколько промахов, даже ошибок,
Признавал я впоследствии сам.
Несмотря на ненастье и тучи,
Был в природу я страстно влюблён,
Удалось мне подслушать певучий
Луговых колокольчиков звон.
Хорошо свежей утренней ранью
Чуять в воздухе поступь весны
Иль, шагая лесной глухоманью,
Видеть свечи на ветках сосны.
Наблюдал я с волненьем и дрожью,
Как тростник возле плёса поёт,
Как пыльцу над цветущею рожью
Ветер облаком лёгким несёт.
По раздольям брожу и теперь я,
Посошком беспокойно стучу…
Хоть дряхлею и ниже сгибаюсь,
А сдаваться судьбе не хочу.
Покрывается прошлое пылью…
Предо мной уж дорога не та,
Сказка сделалась подлинной былью,
И крылатою стала мечта.
Пусть костёр мой почти потухает,
Но его мимоходом лишь тронь,
Ворохни – и тотчас засверкает
Скрытый серой золою огонь.
1958 г.

Из Богородского округа – в подмосковный Талдом.

К 130-летию со дня рождения
 поэта Серебряного века Сергея Клычкова

Немногие в нашей стране слышали о нём, ещё меньше людей знакомы с его творчеством, стихами и прозой. А между тем его поэзия высочайшего уровня, необыкновенной красоты, романтики. Проза его – впервые им созданный магический реализм. Не случайно интерес к творчеству Клычкова в наше время значительно возрос.
Сергей Антонович Клычков родился 13 июля 1889 года в деревне Дубровки Калязинского уезда Тверской губернии. Деревня Дубровки находится в двух километрах от города Талдома. В 1921 году Талдомский район вошёл в состав Московской области. Этот край богат лесами и болотами. Его Михаил Пришвин назвал «Журавлиной родиной»: это единственное место в Европе, куда прилетают и гнездятся стаи серых журавлей. Отец Сергея был сапожником-старообрядцем, происходил из крестьянской семьи. Болотистая земля приносила крестьянам скудный урожай и многие из них занимались изготовлением обуви, которая пользовалась большим спросом в России. Мать будущего поэта – сказочница Фёкла Алексеевна. Бабушка его по материнской линии Устинья, была известной песенницей, пела внукам удивительные песни о сказочных, мифологических существах. На поэтическое воображение Сергея большое влияние оказала его бабушка по отцовской линии Авдотья, она жила на опушке леса, рассказывала сказки, в которых лес был наполнен живыми существами. У его родителей родилось 15 детей, но выжили 5 человек.
Сергей три года обучался в земской школе, восемь лет – в московском реальном училище И.И.Фидлера. В 1905 году Клычков участвовал в декабрьском восстании в составе дружины скульптора Конёнкова. Первые стихи Сергея Клычкова появились в 1906 году в журнале Московского университета «На распутье». В следующем году его стихи были опубликованы в московских альманахах и журналах. По вечерам в родной деревне Клычков любил читать крестьянам сказки Пушкина, поэмы Лермонтова, прозу Гоголя. Делал он это как артист, его слушали внимательно, люди не расходились, хотя и устали после полевых работ. В эти годы из-за неразделённой любви Сергей испытывал большое нервное потрясение. Помог ему справиться с душевными муками брат композитора Чайковского Модест Ильич, который возил его в Италию.  В 1908 году Клычков был принят в Московский университет, но не закончил его, был отчислен в 1913 году: не хватало денег на обучение. Но после отчисления он посещал лекции в Московском народном университете А.Л.Шанявского. В 1911 году была издана первая книга Клычкова «Песни», в 1913 году выпущена следующая его книга «Потаённый сад». «Милей, милей мне славы простор родных полей, и вешний гул дубравы, и крики журавлей». Это первые четыре строки из стихотворения Клычкова, написанного в 1912 году.
Сергей Клычков во время первой мировой войны в 1914 году был мобилизован в действующую армию на Западный фронт. В военные годы его стихи постоянно появлялись на страницах периодической печати, а песни пели солдаты. Октябрьскую революцию 1917 года он принял восторженно. Клычков жил тогда в Москве в здании Пролеткульта в одной комнате с Сергеем Есениным. Совместно с ним и другими поэтами было организовано издательство «Московская трудовая артель художников слова», в нём опубликовано несколько сборников стихов Клычкова. Был открыт магазин этого издательства. Сергей Клычков – один из авторов кантаты «Павшим в борьбе за мир и братство народов», написанной в 1918 году. В 1918 году он женился на Евгении Александровне Лобовой, у них родилась дочь Женя. В 1930 году они развелись и в 1931 году Клычков женился на Варваре Николаевне Горбачёвой. В 1932 году у них родился сын Георгий.
В 1919 - 1921 годах Сергей Антонович жил в Крыму. Там ему удалось избежать расстрела махновцами, затем белогвардейцами. В 1921 году Клычков переехал в Москву, стал сотрудником журнала «Красная новь». В 1919 году за ним и другими крестьянскими поэтами закрепилось определение «новокрестьянские». Их вдохновила революция, но они только её попутчики. Их творчество игнорировалось, поэтам объявлялся бойкот. В 1924 году Клычков лишился работы в «Красной нови», хотя в середине 1920-х годов в его жизни был творческий подъём. В эти годы в «Красной нови» ему всё же удалось напечатать свои три романа «Сахарный немец» (1925), «Чертухинский балакирь» (1926) и «Князь мира» (1928). Герой Клычкова исключителен, он мечтатель, с нежной душой, правдоискатель. Он задумывается, почему жизнь такая нескладная и в ней так много зла. Сергей Клычков - основоположник нового направления в литературе «Магического реализма», к которому принадлежат эти три романа. В них герой живёт в реальности, где сверхъестественное и естественное неразличимы, где грани между фантастикой и реальностью не существует. Леший у Клычкова живое существо, природа у него тоже живое существо, лес – таинственное царство.
В конце 1920-х годов наступила трагическая, чёрная полоса в жизни Клычкова, его сочинения не печатались, в журналах и других изданиях публиковались политические обвинения, направленные против него. В январе 193О года вышла последняя книга стихов Сергея Клычкова «В гостях у журавлей».
Происходила настоящая травля поэта. В связи с этим всё чаще в его стихах появляются трагические мысли. В 1928 году Клычков сочинил печальное, но удивительной красоты и силы стихотворение, первые четыре его строки: «Я устал от хулы и коварства головой колотиться в бреду, скоро я в заплотинное царство никому не сказавшись уйду». Клычков всё чаще писал о душе, потом были стихи «в стол». В 1930 году Сергей Клычков написал печальное и в то же время жизнеутверждающее стихотворение, прославляющее Русь и русского мужика. «До слёз любя страну родную с её простором зеленей, я прожил жизнь свою, колдуя и плача песнею над ней», – первые четыре строки стиха. Клычкову пришлось заняться переводами эпоса народов Советского Союза, переводами произведений киргизских и грузинских поэтов, перевёл знаменитую поэму Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре». Но и в некоторых его переводах увидели идеологическую провокацию. «Внешность у него была необыкновенная. Очень высокий, густые длинные волосы, чуть-чуть волнистые, и синие глаза на умном, одухотворённом лице», – так писал о Клычкове один из его знакомых. Анна Ахматова о нём писала: «Никого красивее не видела», …ослепительной красоты человек». И ещё о внешности Клычкова: «Всё лицо озарено изнутри. В больших синих-синих глазах, не глазах – очах, читается судьба русского таланта, всегда за кого-то страдающего». Говор его был окающий, стихи он читал нараспев. Услышать голос Сергея Клычкова можно в интернете: в 1922 году он читает своё стихотворение «Плывёт луна и воют волки…». Ещё одно стихотворение поэта, написанное в 1934 году, начинается так: «Впереди Одна тревОга и тревОга пОзади…ПОсиди сО мнОй немнОгО, ради БОга, пОсиди!
Эту первую строфу, «ценил О.Э. Мандельштам, очень ценил за инструментовку на ОО, АА: «Музыка волчьего воя». Стихотворение соответствовало настроению Мандельштама во время его ссылки в Воронеж. О дружбе Мандельштама и Клычкова вспоминали их жёны. Клычкова арестовали по ложному обвинению на даче в ночь на
1 августа 1937 года, отвезли в Бутырскую тюрьму и 8 октября 1937 года расстреляли. После расстрела прах Клычкова был захоронен в одной из братских могил на Донском кладбище в Москве. В 1956 году Сергей Антонович Клычков был реабилитирован.
Впервые после реабилитации о Клычкове в нашей стране написал мой дед поэт Иван Сергеевич Романов в 1958 году. В талдомской газете «Коллективный труд» (1958 г. № 119) была напечатана его статья о встречах с Сергеем Клычковым. В 1919 году мой дедушка работал заведующим талдомской районной библиотеки. Привожу некоторые отрывки из этой статьи.
«Как-то мои коллеги Анна Николаевна Симонова и Сергей Алексеевич Машатин сообщили, что в обеденный перерыв в библиотеку заходил известный поэт Сергей Клычков (он жил тогда в деревне Дубровки) и спрашивал обо мне. Он оставил два сборника своих стихотворений. Книги назывались «Дубравна» и «Потаённый сад», обе с дарственными надписями автора. В «Дубравне» находилось особенно полюбившееся мне стихотворение «Лель». Далее дедушка пишет, что он хорошо знал отца Сергея – Антона Клычкова, а Сергея не знал и давно пытался с ним встретиться. Далее он пишет: «Прошло немало времени. Я жил уже в Терехове. И вот как-то в Талдоме после базарного дня старик Клычков сказал мне, что Сергей находится сейчас дома, в Дубровках. На другой же день ранним утром я пешком отправился в деревню Дубровки» (от Терехова до Дубровок около 30 километров – В.Иванов). Далее он пишет: «Встретил меня крепкий, черноволосый парень с такими быстрыми глазами, что невольно казалось, будто они в упор стреляют в тебя. Это и был Сергей Клычков. Мы пошли в ту часть дома, которую он занимал. Там я познакомился с книгами его библиотеки. Потом перешли в сад. На большой территории, занятой яблонями, всё цвело и благоухало. Перед нами раскинулось целое море бело-розовых цветов, над которыми не смолкало гудение пчёл. Недалеко протекал ручей, бегущий к Куйминке. Сергей Антонович поделился со мной несколькими новостями. – День тому назад, – сказал он, – от меня уехал Сергей Есенин, а до того гостил молодой художник. Ещё раньше им был написан портрет моей матери. Как я слышал потом, этот портрет тёти Фёклы, названный художником «Старообрядка», был будто-бы приобретён Третьяковской галереей». Статья заканчивается так: «Спустя несколько лет мне приходилось нередко встречаться с Сергеем Антоновичем Клычковым, но от первого посещения его у меня осталось незабываемое впечатление».
Мой дед Иван Сергеевич Романов происходил из бедной крестьянской семьи, он был башмачником. С ранних лет полюбил родную природу и чтение книг писателей-классиков. Путём самообразования получил глубокие знания в области литературы и ещё в детские годы начал писать стихи. Дедушка много лет работал литературным сотрудником Талдомской районной газеты «Коллективный труд». Он был членом Суриковского литературно-музыкального кружка. Дедушка был старше Сергея Клычкова на 9 месяцев, писал хорошие стихи, но искусству стихосложения он учился и у него. Дедушка вспоминал: «Искусству стихосложения меня учил Сергей Клычков. На всю жизнь запомнил его слова: «Востри ухо в стихах. Умей слушать музыку их. Стихи свои и чужие всегда читай вслух. Поющих строк глазами не услышишь».
Я родился в деревне Ахтимнеево в доме моего деда и до пяти лет жил в нём, а потом вместе с родителями, в 1947 году, переселился в Ногинск. Талдомская земля – моя журавлиная родина. Более того: наш дом находился от Талдома всего в полукилометре, а родные Клычкову Дубровки были от моего дома в четырёх километрах. В школьные годы в летние каникулы я всегда приезжал надолго к дедушке в гости. Впервые я услышал рассказ деда о Клычкове летом 1958 года, видимо, после опубликования его статьи о реабилитированном поэте. Рассказ был короткий и подробностей я не помню.
Сергей Клычков был близким другом Сергея Есенина. Их общий друг Сергей Конёнков говорил о них: «Два Сергея, два друга – метель да вьюга». Встретились они во время учёбы в Университете Шанявского. И с этого времени они всегда были рядом. В письме к одному из поэтов в июне 1920 года Есенин писал: «Клычков…сама простота, чистота и мягкость… Я люблю его очень и ценю как поэта». Своё знаменитое стихотворение «Не жалею, не зову не плачу…», написанное в 1921 году и напечатанное в «Красной нови» в 1922, Сергей Есенин посвятил Сергею Клычкову вспоминая встречу со своим другом в Дубровках.
В 1992 году в Дубровках открыли Дом-музей Сергея Антоновича Клычкова в том родном большом красивом доме, где он жил с детских лет. Усадьба полностью не сохранилась, но часть её осталась. Я бывал много раз в этом музее с первых лет после его открытия. С начала 2000-х годов музей много лет не работал, требовал капитального ремонта, хотя ежегодно в июле на просторной территории усадьбы проводятся большие поэтические праздники «Сенокос в Дубровках». Они посвящаются дню рождения Клычкова, на них приезжают гости из разных городов. В 2018 году ремонт дома Клычкова полностью закончен и он опять распахнул свои двери для посетителей.
После реабилитации Клычкова его произведения в нашей стране много лет не публиковались. Только в начале 1990-х годов были напечатаны некоторые его стихи и кое-что из прозы. В 2000 году вышел двухтомник сочинений Клычкова. А совсем недавно, в 2016 году, внук Сергея Клычкова, тоже Сергей Клычков, издал небольшим тиражом большой, увесистый, прекрасно иллюстрированный том избранных сочинений своего деда. К тому прилагаются два аудиодиска песен на стихи Сергея Клычкова. Этот том я приобрёл с дарственной надписью автора.
С 14 по 16 октября 2009 года в Москве в Литературном институте имени А.М.Горького проходила международная научная конференция, посвящённая 120-летию со дня рождения Сергея Антоновича Клычкова. Издана книга по итогам этой конференции, в ней помещены все доклады, с которыми выступили учёные и специалисты по творчеству Клычкова, книга содержит много фотографий. В конференции приняли участие учёные и писатели из России, Украины, Франции и Соединённых Штатов Америки. Одним из двух основных докладов на конференции был доклад французского литературоведа, профессора Мишеля Никё. Кстати, Никё защитил диссертацию по творчеству Клычкова и был первым, кто познакомил зарубежных и прежде всего французских читателей с творчеством этого поэта и писателя. Это было ещё в середине 1980-годов, когда во Франции печатались книги с произведениями Сергея Клычкова. В нашей стране сочинения Клычкова начали публиковать позже.
В сентябре 1922 года в Талдомский край приехал писатель Михаил Пришвин. Цель его приезда была в том, чтобы изучить жизнь башмачников и помочь местным краеведам. Пришвин познакомился с моим дедом, отправлялся с ним в пешие путешествия по лесам и болотам этого края, написал книгу «Башмаки», где поместил стихотворение дедушки. Пришвин сразу после приезда поселился в доме Клычкова в Дубровках, но жил там недолго, весной следующего года он купил себе дом в деревне Костино тоже рядом с Талдомом. С Клычковым он часто встречался не только в его доме. В своих дневниках, почти в каждом томе, начиная с 1920 года, Пришвин пишет что-то о Клычкове. Например, 19 октября 1928 года Пришвин написал: «Читаю Клычкова «Князь мира» и восхищаюсь его языком, юмором, народной мудростью, акварельными пейзажами».
17 июля 2019 года в Ногинском клубе любителей классической музыки и поэзии «Звучание» я провел встречу, посвящённую 130- летней годовщине со дня рождения Сергея Клычкова. А 24 июля 2019 года я пригласил в наш клуб «Звучание» известного московского автора и исполнителя под звуки гитары песен на стихи Сергея Клычкова. Его зовут Андрей Живолут. Он 26 лет глубоко изучает поэзию Клычкова и является уникальным воплотителем многих её тайных знаков. Обе встречи проходили в Ногинском центре культуры и творчества «Глухово» при переполненном зале, Ногинское телевидение производило съёмки.
Известность Сергея Клычкова в мире с каждым годом возрастает, его произведения читают в разных странах, изучают его творчество, защищают диссертации по Клычкову. В столице США Вашингтоне в 1997 году открылся «Музей русской поэзии Серебряного века, где Клычков представлен многочисленными материалами, его книгами, воспоминаниями о нём, диссертациями, исследованиями его творчества, портретами поэта. Сохраняют память о своём земляке жители Талдомского края. Газета «Заря» часто печатает статьи о нём, на специальной странице газеты выходит «Клычковский вестник». Творчество Клычкова изучают местные школьники, пишут сочинения, учат стихи поэта. Особенно большая заслуга в приобщении учеников к поэзии и прозе Клычкова принадлежит учительнице русского языка и литературы Талдомской средней школы №2 Галине Андреевне Русаковой. Одна из её учениц так написала в своём сочинении о стихах Сергея Клычкова: «…Они просты, печальны и нежны, все насквозь, как тонкими солнечными стрелками, пронизаны грустью, любовью к своей земле и к людям, которых она породила. Светло и чисто от стихотворений, наполненных тончайшими звуками, мягкими красками и каким-то тихим, ласковым дыханием природы…». Много делают для популяризации Клычкова директор его дома-музея в Дубровках Татьяна Александровна Хлебянкина и внуки поэта Сергей Георгиевич Клычков, Татьяна Викторовна Тихонова и Екатерина Георгиевна Смирнова-Клычкова.
В Талдоме есть улица Клычкова, в центре города сооружён памятник поэту. Каждый год на лужайке около памятника проводится праздник поэзии «Серебряный журавль». Проводился Международный литературно-музыкальный фестиваль имени Сергея Клычкова «Душа моя, как птица».
В интернете можно найти много материалов о Сергее Клычкове, познакомиться с его поэзией и прозой. По его роману «Сахарный немец» снят художественный фильм «Двинский чай», его можно посмотреть в интернете. В русской литературе Клычков продолжатель традиций Гоголя и Лескова, но язык его произведений своеобразный, яркий, сказочный, присущий только ему, он наполнен народной мудростью, мифами, сравнениями, фольклором. В его произведениях наш мир это микрокосмос. Проза Клычкова – настоящая поэзия. Читайте Клычкова, он очень нужен нам в наше время!
Валерий Иванов, руководитель клуба «Звучание».
10.08.2019г.

ПОСВЯЩЕНИЕ ПОЭТУ

Наталья Каретникова
г. Москва
Член Союза Писателей России

ПРАЗДНИК У КЛЫЧКОВА!
Дайте, братцы, гусли в руки,
Или просто балалайку.
Станет, право, не до скуки,
Эй, приятель, поиграй-ка!
Ты возьми свою тальянку,
Разверни меха привычно.
Русской песней спозаранку
Привечай друзей столичных!
Видишь, там, по самой бровке,
Вдоль дороги, в воскресенье,
Направляется в Дубровки
Златокудрый наш Есенин.
С ним Конёнков бородатый.
К нам идут они привычно.
Деревенские ребята
Рады тем гостям столичным.
Раз в Дубровках праздник снова,
То баранки и печенья
Раздадут им у Клычкова.
Дети рады угощеньям.
В светлой горнице до ночи
Будут жить стихи и песни
Про любовь, про кари очи.
Три Сергея снова вместе!
Сходят к пруду вместе тёзки
И Дубравну станут кликать.
Там плакучие берёзки
От листвы оставят блики.
По Чертухинскому лесу
С ветерком – младым повесой
Разнесут сороки вести:
Три Сергея снова вместе!

ПЕСНЯ СЕРДЦА
Расцветала эта песня в поле,
Под журчанье малых ручейков.
Развернулась широко на воле,
Где родился наш Сергей Клычков.
Соловьёв лазоревые трели
Он в свои стихи переносил.
И напевы молодого Леля
Птичий хор с ним вместе голосил
Занималась зорька над посадом.
Леший засыпал в бору густом.
Шёл поэт тем потаённым садом,
Где с травинкой каждой был знаком.
Но не всем открыт тот сад заветный:
В нём душа поэзии живёт.
Рассыпает перлы в час рассветный,
Звонким эхом небо достаёт.
Как два брата, тополя смотрели
На поэта сквозь седой туман.
Здесь, в Дубровках, молодому Лелю
Голос сильный был природой дан.
До сих пор живёт его отрада
В том высоком, светлом терему.
Песня сердца – лучшая награда
Родине Клычкова и ему!


Валерий Иванов
г. Ногинск, Московской обл.

10. К 75-летию Великой Победы
А. Панкратов: «Помним о войне»

Александр Васильевич Панкратов – журналист, поэт, создатель и редактор журнала для инвалидов «Белые снегири» родился в Талдомском районе, последние свои годы, более 15 лет, он жил и работал в Ногинске, был корреспондентом нашей районной газеты. Он выпустил 25 номеров своего журнала и 20 приложений к нему. Приложения это книги Панкратова с его стихами, рассказами и статьями. Одна из таких его книг «Память огненных лет», посвящённая ветеранам Великой Отечественной войны, вышла в свет в 1997 году. Книга «Помним о войне» это восьмой выпуск приложения к журналу «Белые снегири», она вышла в 1999 году. Эту книгу автор называет продолжением «Памяти огненных лет». Книгу «Помним о войне» я взял в нашей ногинской центральной районной библиотеке. На ней дарственная надпись: «Центральной библиотеке г. Ногинска. С уважением, автор. 06.03. 2001 г.» и подпись.
Одна из статей книги называется «Убит и похоронен…». Панкратов рассказывает о своих героических земляках: Николае Акимовиче Акулове из Купавны Ногинского района и Николае Ивановиче Ширшове из Вербилок Талдомского района. Привожу полностью только часть этой статьи: о Николае Акимовиче Акулове.

«Убит и похоронен…»

«Красноармеец 566 стрелкового полка Акулов Николай Акимович убит 28 июля 1944 года и похоронен в 5 километрах западнее города Могилёва» – такая запись долгое время сохранялась в военкоматовской «Книге учёта погибших и пропавших без вести» Ногинского района. А сделана она была согласно сообщению из штаба воинской части.
В августе же 44-го получили «похоронку» и родители Николая Акулова, в то время как он продолжал свой фронтовой путь, котоый закончил в победном 45-м. А возвратившись в свой родной посёлок Купавну, работал сначала на комбинате «Акрихин», а потом в жилищно-эксплуатационном управлении. Запись же в книге «Учёта погибших» в отношении ветерана Великой Отечественной войны Н.А. Акулова оставалась ещё долгие годы. Как он «убит и похоронен» и ещё кое-какие эпизоды из своего фронтового пути Николай Акимович рассказывает так:
– В армию я был призван в 1942 году прямо с «болота», так как работал на торфопредприятии им. Горького. И работал там под начальством И.К. Крючкова, который потом стал Героем Советского Союза.
Наш артиллерийский батальон, в который я был зачислен, забросили в тыл противника. Перед нами стояла задача: перехватить у отступающего неприятеля участок шоссе Москва – Минск. К вечеру заданный участок шоссе был уже в наших руках. Но утром немец напёр на нас большими силами и смял наши передовые подразделения. Были подбиты и три наши «самоходки». От разрыва вражеского снаряда меня засыпало землёй. Очнулся ночью. Вроде, живой, а где я – не пойму. Никого из своих нет. Смотрю, идут уже тыловые части. Среди них я встретил наших артиллеристов, которые везли пушку из ремонта. Ну, я и пошёл с ними. Догнали своих уже на территории Польши, в Августовских лесах. Прихожу в свою роту, все, конечно, удивляются, а старшина говорит:
– Акулов, а я на тебя написал извещение, что ты погиб…
– Как видите, я жив,- отвечаю ему и рассказал, что со мной случилось под Могилёвом.
– Пиши скорее домой, успокой родителей, - советует старшина.
Я так и сделал. Но сначала родители получили «похоронку», а уж потом и моё письмо. А в 45-м я сам вернулся. Вот такая история.
– А почему Вас демобилизовали так рано?
– Так я же три раза был ранен. Таких по приказу демобилизовывали.
В 1988 году Николай Акимович получил сразу две награды: медаль «За взятие Кенигсберга» и орден Славы 3 степени, а среди имевшихся других у него уже были «За оборону Москвы» и «За отвагу», хотя сам ветеран считает, что ничего особенного не совершал.
… Это было в Восточной Пруссии. Шёл 1945 год, последние месяцы войны. Акулов служил в пулемётной роте. Однажды при передислокации нарвались на засаду. Солдат не растерялся, быстро завернул лошадей и увёл тачанку в безопасное место. А пулемёт в умелых руках – сильное оружие.
Бой был жестокий. От роты осталось человек десять. Но пулемётчик Акулов, хотя и был ранен, действовал решительно и смело.
После выздоровления он уже не попал в свою часть и не знал, что за этот бой он был представлен к награждению орденом Славы.
А медаль «За отвагу» пулемётчик Акулов получил ещё в 1944 году.
Несколько похожая история с «похоронкой» случилась и с жителем посёлка Вербилки Николаем Ивановичем Ширшовым.

11.ПРОЗАИЧЕСКИЕ НАБРОСКИ

Владимир Остриков
г. Нефтекумск, Ставропольского края
  Член Российского союза писателей

ЖЕМЧУГОВ
(рассказ)
Не понимаю я вообще, в какой такой неудачный и пасмурный день решил он стать участником возрождения литературы в мире. Да-да, именно в мире и никак не ниже. По максимуму так сказать, без страха и сомнения. То, что он жутко талантлив, он начал подозревать ещё в школьные годы, но не спешил кого-то информировать, и, тем более, ставить в известность общество. Пусть оно, общество, пока отдохнёт, наберётся сил для восприятия так сказать, подготовится к шоку.
Написав с десяток поэм, несколько сот стихов, пару романов и душещипательных трагикомедий, королевским жестом он выбросил весь свой жемчуг в мир. Радуйся мир, ликуй и восторгайся!
Ко всем своим шедеврам он не забывал прикладывать реквизиты своего банковского счёта, с указанием цен на каждый свой умопомрачительный гротеск. Радость радостью, а кушать каждый день тоже что-то надо.
Принялся ждать. Ждал неделю, две, три... Странно. Ошарашенные его талантом редакции не спешили отвечать. Ещё через пару недель он начал испытывать раздражение и недоумение. Деньги заканчивались, и он, выпустив в мир весь свой талант, был несколько расточителен и не сдержан в расходах, предопределив тем самым свой час Х.
Возвращаться на службу, в темную и душную конторку он более не планировал, но все чаще его пустой желудок взывал к естественному желанию, и не менее пустой холодильник и кухонная утварь сокрушённо впитывали грусть. Он принимался наводить порядок в доме, пытался отвлечься от мирских желаний, предвкушая как в один день все поменяется.
С переполненной банковской картой он сытый и довольный будет ходить по городу, заходить куда угодно – в магазины, кафе, рестораны... А почему бы нет? Можно и в рестораны! Он же не какой-то там конторский жук, а писатель!
В будущем, непременно с мировым именем. Нагулявшись по городу, нагрузившись в ресторане, он за полночь будет приползать в свой дом и спать часов до двух. Пробудившись и совершив утренний моцион, он будет неторопливо пить кофе с тёплыми булками, которые будут ему доставлять заботливые бакалейщики к этому часу. Затем...
Победный марш присланного письма по электронной почте прервал его размышления. Улыбнувшись, он довольно подумал: "Началось!.." И нарочито медленно, всё ещё зевая, включил почту. То, что комп был постоянно включен в его присутствии и день, и ночь, – он в расчет не брал. И то, что уже проверил почту пять раз за последний час, – тоже. Лениво щёлкнув клавишей, он взглянул на монитор. "Старенький уже однако, пора обновить" – промелькнуло в голове.
Ну, конечно, письмо, нет целое послание от одной из редакций.
Нет, пожалуй, он погорячился, не послание. Это возвращенный текст. Его текст.
Прочитав несколько оскорбительных претензий, он выключил монитор. Ну, конечно, – в другой раз стоит быть разборчивее с журналами. Не каждое издание соответствует уровню его нетленных шедевров. Не известно, каким образом они штат набирают, с какой квалификацией...
Ладно. О чем это он... После полуденного кофе с булками, он будет просматривать прессу: новости, происшествия, статьи о том,
 о сём... Будет перебирать письма от многочисленных поклонников, гм... лучше поклонниц. Будет снисходительно соглашаться на встречи. Ну... или пропускать большую часть мимо своего внимания и выбрасывать письма в урну. Даже урну он нарисовал в своем воображении, – огромная черная прорва с белыми смеющимися цветами... Будет принимать приглашения ...
Как-то в раздумьях он не заметил, что вновь включил монитор компьютера, по привычке, машинально. Победный марш электронной почты вновь прервал его размышления, известив о новом письме. "Сегодня что-то зачастили, господа редакторы!.." Взглянув в экран, он с удовлетворением отметил адрес отправителя. "Солидный журнал". С этой мыслью он щёлкнул по письму.
Медленно его лицо побагровело, и, сжав кулаки, он едва не запустил по экрану блокнотом. Нет, этот редактор, вообще конченый идиот! Писать такую ересь на самую лучшую, самую яркую поэму! Нет... Пожалуй не поэму... Порывшись в ворохе отдельных листов, сотнями покрывших его стол и полки, он нашел искомый. "Ну, да! Поэма... Самая яркая и феноменально составленная. Крепкая, добротная вещь! И этот душегуб смеет такое писать...
Ладно. Не нужно так расстраиваться. О чем это он...
…Будет принимать приглашения на все мероприятия, сначала в городе, а затем в стране... и, в конечном счёте, ... Пусть будет так, так будет! Попытавшись улыбнуться своим мыслям, он сам заметил, что улыбка получилась не естественная, какая-то страдальческая...
Всё-таки это редакторы изрядно испортили настроение сегодня. Взяв в кулак самого себя, он продолжил: ..."мероприятия, конечно же, должны приносить доход, так как аскетом он быть не желает. Да и каждый новый день таит в себе новые желания и дополнительные расходы... Затем, он будет принимать приглашения на званные обеды, ну... или будет обедать дома. Не важно.
Можно, к примеру, только на короткое время включить свою любимую экономию и поставить цель. Собрать на яхту! М...м...м... нет, в наших степях яхты не плавают. Ну, так он переедет! В Москву! Нет, лучше в Питер. Там воды больше, и для яхты самое то.
…После званых обедов, по времени, скорее – ужинов, он будет писать новые шедевры часа по два. Или три. Или, погрузившись в волны вдохновения, перечеркнет свой режим на месяц... три... или шесть! И будет писать круглосуточно. И все пойдет верх дном – и бакалейщики, и поклонницы, и приглашения, и письма... Все! Он же не властен над своим талантом.
Победный марш присланного письма вновь вырвал его из иллюзии в реальность. "Так, ну вот, вновь этот мир ждёт моего решения... – думал он, вглядевшись в экран монитора. – Да. Редакция. Но какая-то захудалая. Не помню, что бы я туда что-то посылал... Может предложение хотят сделать?! Да, нет, пожалуй, до предложения как-то рановато. Я пока нигде ещё не публиковался..."
Весь цикл в сотню стихотворений был, напрочь, отвергнут, с просьбой ничего более не присылать. Он, стиснув ручку, едва не проткнул ею руку, сломав ее о стену. Непечатный поток моментально заполонил его душу, сердце и голову.
 – "Да как они смеют! Неудачники, совершенно ничего не понимающие в настоящей литературе! – выкрикнул он в пустоту, когда непечатный поток иссяк и обмелел. Им на скотный двор, на ферму, в дворники!..
Как сговорились все... В один день, терзают мое сознание своими пустыми доводами, своими претензиями..."
Минут через сорок он успокоился. Мысли, как после бури, ещё натыкаясь на рифы колких фраз, всё-таки поплыли по волнам его фантазии.
…После созданных новых шедевров он будет насыщать ими души поклонников и раздражать прочих писак-неудачников. Все эти редакции перегрызутся в хлам в праве новых публикаций, а он будет выбирать более выгодные и щедрые предложения. Как говориться –- ничего личного! Всему свое время. Только подождите... Кстати, времени совсем нет, да и есть жутко хочется...
Победный марш нового письма нарушил тишину в комнате.
– Ну, наконец-то! – довольно заорал он, перебудив всех соседей в доме. Свершилось! Не напрасен был этот день. Так... Так... Готовы принять... Ну, а куда вы денетесь! Ха! На особых условиях.. согласен. В почетном месте.. гы-гы.. в первом ряду страниц.. гы-гы... Ну, не томите... сколько платите-то, а?
Те-е-е-кс ... За эту вещицу я требовал тыщ... двадцать не меньше... гы-гы...
Ну, и... Чего?! Они предлагают МНЕ заплатить?!!  Далее непечатный поток нехороших слов)... Что... сколько... Да это полный бред...
В течении ночи ему ещё трижды приходили подобные предложения из разных мест, он уже не мечтал, не улыбался... Он вдруг неожиданно вспомнил, что задолжал квартплату – более восьми тысяч, в поселковом ларьке более трёх тысяч за продукты, и взял у знакомой крали ещё пару тысяч.
Твердо решив покончить со всем своим творчеством, он решил назавтра звонить своему другу, который давно звал его ночным сторожем на вулканизацию.
"Пойду, пожалуй... – отрезвляюще думал он, приготовив крепкий кофе, – отдам долги, влезу в другие... В контору вернусь. Ничего, вполне приличная и светлая. И люди довольно милые... Разве что оплата его труда... М-да...
Он уснул только под утро, и ему снилось, что надломленный монитор изо всех сил пытался вырвать из себя с хрипом победный марш, но выходил один лишь жалобный хрипящий зум. Это было то главное, единственное и долгожданное электронное письмо. Письмо – ответ.
Все это ему только снилось...
Или нет?!!..
    06. 07. 2020 г.


ХОЛОДИЛЬНИК
(рассказ)

С раннего утра в посёлке пение птиц заглушали стук молотков, скребущий рёв шлифовальной машинки, нудное жужжание шуруповёртов и дрели, и мощный рёв перфоратора. Весь день до позднего вечера здесь кипела работа: во дворе частного дома была развалена старая времянка и за два месяца отстроена совершенно новая, кирпичная, утеплённая изнутри саманом, и деревянными полами, с отдельным от дома отоплением и водопроводом с ванной и душем, со столовой и двумя комнатами. Большой дом площадью около 200 м2 перенёс серьёзные видоизменения и отделку изнутри, в нём были полностью перестелены полы, заменены балки и крыша, стены были облицованы в теплоизоляцию и пластик.
К концу десятого месяца это грандиозное строительство было завершено: семья Сени Пичугина въехала практически в новый дом, а новая времянка предназначалась для одинокого старика – отца Сени. Чем занимался Сеня, никто не знал. Он постоянно отшучивался, что нашёл в тайге клад, такое мол, выпадает одному из миллиона, а каков объём клада в денежном соотношении – и сам не ведает. – «Зачем вам расстраиваться?» – улыбался он своей широкой улыбкой, – «Ну, назову я вам точную цифру, и что, на самом деле полегчает? Сами же станете возмущаться втихомолку и затем плохо спать. Вследствие плохого сна будет подниматься давление, испортится настроение и я, из доброго соседа превращусь во врага. Оно вам надо?»
Не зная, что на это ответить собеседник молчал, и, обычно, уходил от дальнейшего разговора по своим делам, а Сеня, отвернувшись, с окаменелым лицом возвращался к руководству «объектом». Сколько миллионов ухлопал он в эту стройку, Сеня действительно не знал, да оно как-то не нужно было. Радовало глаз то живое преобразование во дворе, которое вдохновляло на новые поступки: построить коровник (потому как детям обязательно нужно домашнее молоко), нутрятник и кролятник, жаль, что двор маловат и расшириться никак не получится. Разве кто из соседей решится на продажу.… Эта советская «уравниловка» – наше недалёкое прошлое, – больно било по самолюбию. Купить бы несколько гектаров земли, основать бы родовое поместье!.. С лесом, рекой, зверьём и рыбой.… А пока приходится мириться с этими тупицами-соседями. Да ещё общаться – умасливать просьбы на халявный магарыч, и снисходительно «не замечать» чрезмерную угодливость последних в желании «услужить» и «быть полезными».
Но всё-таки первым делом Сеня возвел с четырёх сторон высоченный кирпичный забор. Терпеть не мог чужых завистливых глаз. А на удивлённое «вяканье» с той стороны забора он не реагировал.
Сеня не был щедрым и добрым помещиком. Там где надо он проявлял поразительную хватку: был расчётливым, скупым и даже жадным. Мебелишку, что стояла у отца в его лачуге, он пустил «с молотка» по соседям. И те быстро размели всё самое более-менее ценное: какой-то подопревший стол, трёхлитровые банки, торшер жуткого цвета, диван с торчащими из обшивки пружинами, и прочее барахло. Остался лишь холодильник да несколько стульев, расшатанных и замызганных донельзя, но Сеня выставил их вперёд: «Может кому во двор или в гараж». Стулья по дешёвке ушли соседу слева, а на холодильник клюнула бабуля, живущая чуть дальше, через дом. Ребята – строители весело доставили «аппарат» по новому адресу, а бабуля сторговала с двух тысяч до одной тысячи восьмисот рублей. Морщась словно от зубной боли, Сеня уступал по полтиннику, но, напыжившись, в последний раз зациклился на цифре 1800. Осознав, наконец, что хозяин не скинет ни рубля, бабуля, горестно вздохнув, отправилась домой за деньгами.
Сеня, зажав в кулак деньги, отмахнулся от отца:
– Завтра привезу тебе новую мебель, а эти гроши не дам, всё равно пропьёшь!
Вечером, этого же дня бабуля заметила, что перед тем как включиться, холодильник как-то задумчиво мычит, а отключается с большим шумом, словно сбрасывает непосильную ношу, прокашлявшись и тарахтя. И совсем уж её расстроил тот факт, когда, ночью подойдя к «аппарату» она обнаружила перед ним большую лужу. Морозильная камера была только слегка холодной, даже, можно сказать, прохладной, хотя проработал «прибор» уже часов десять. Ручка на терморегуляторе отсутствовала напрочь, шкала вся стёрлась, так что узнать в каком положении уровень подачи фреона оказалось невозможно.
Утром, едва рассвело, баба Маня уже засобиралась к соседу. Тот уже крутился возле своей машины, пылесосил заднее сиденье маленьким автомобильным пылесосом, протирал зеркала, словом, наводил чистоту.
– Здравствуй, Сеня! Забирай свой чертов холодильник, ссыться он у тебя! – без дальнего подхода рубанула баба Маня.
– Это, как «ссыться»? – удивился сосед.
– А вот так – по ночам, как дитё! Подошла я к нему под утро, а возле него на полу – лужа!
– Может, ты сама что пролила, а потом запамятовала?
– То есть, как это «пролила»? Я что, неряха какая-нибудь, что ли?
– Ну, не знаю, может и не неряха, может, просто запамятовала протереть пол, в твоём возрасте это со многими случается… – миролюбиво предложил свою «версию» Сеня.
– Ничего я не проливала! Не сочиняй! Жидкость эта холодильниковая, – такая же вонючая, как и он сам!
– А ты что, её нюхала, что ли?!
– Ну и понюхала, ну и что? Должна же я знать, что он там из себя льёть!
– Да – а! – промычал Сеня, – Ты у нас, баба Маня, оказывается ищейка!
– А ты не обзывайся, а то сейчас как дам по морде, несмотря на твой рост! В прыжке достану. Забирай, говорю…
– Эй, нет! – отрезал Сеня, – Так дело не пойдёт. Ты вчера смотрела холодильник? Смотрела! Торговалась? Торговалась! У Райки отбила покупку? Отбила! Так что и пользуйся теперь!
– Пусть эта Райка и забирает его! Она из вредности своей торговалась, чтобы мне насолить. Этот холодильник ей совсем не нужен! У неё дома целых три штуки свет жруть…
– Пусть забирает она, я не против! Мне уже как-то всё равно кому из вас он достанется.
– Ну и гад же ты, буржуй недорезанный! – подытожила баба Маня. – Отольются тебе ещё мои слёзки! Больше потеряешь…
– Ладно, иди себе, иди! Провидица, тоже мне!
Через неделю холодильник совсем уж расхворался. Мало того, что делал лужу регулярно, и ночью и днём, так мычать перед запуском стал угрожающе громко и долго. Посомневавшись, баба Маня все-таки вызвала на дом холодильщика.
– Сто пятьдесят рублей вызов, пятьдесят осмотр, ремонт отдельно! – резко и неласково предупредил её мастер.
– Хорошо, приезжайте, но только сегодня! – согласилась баба Маня, и отключив телефон, продолжила: – Ещё один буржуй!
Взявшись за дверную ручку холодильника, мастер резко одёрнул руку назад:
– Корпус пробивает! Предупреждать надо!
– Да, действительно, немного кусается – согласилась баба Маня.
– Гм.. немного.. – включив вилку в розетку, мастер послушал двигатель – кирдык скоро будет твоему агрегату, бабушка, точно говорю!
– Это как «кирдык», да ты что?! Я же совсем недавно его купила!..
– Компрессор «мычит», значит, межвитковое уже нарисовалось! Еще пару включений и замолчит насовсем.
– А лужу делает почему?
– Термооттайка не работает, поддон полный. И не холодит совсем. Одно из двух: вернее сказать, одно из трёх: или фреон вышел и нужна заправка, или испаритель повреждён, ну, или термостат накрылся!
– Да разве может так быть, всё сразу?!
– Я просто перечисляю причины сбоя в работе. Так я и думал… – будто огорчился мастер, – термостат включён полностью, значит, фреона в системе нет.
В испарителе дырки нет, уже лучше, но зато сам термостат на ладан дышит! Ощупав заднюю стенку, мастер подытожил:
– В конденсаторе гидратная пробка, нужно прогревать. Короче, баба Маня, чтобы не слишком утомлять тебя, вынесу диагноз: твоему «красавцу» прямая дорога на свалку.
– Как на свалку! Да ты что, милок. Я ж за него деньги заплатила, почти две тыщи..
– Тогда готовь ещё четыре!
– Сколько? Да ты не ошалел часом? Две да четыре, уже шесть! Да за восемь можно в магазине новый «Саратов» взять! Пусть невысокий да неширокий, но зато новый!
– И брала бы! Что ж ты на эту рухлядь позарилась!
– Так включили: вроде тарахтит, внутри чисто, ручка дверная целая…
– Ну, разве что ручка! Кстати… она тоже на клею. Кто ж тебе такую красоту продал?
– Так сосед мой, Семён Шаромыжников, может, знаешь?
– Так, баба Маня, пора мне до дому двигать. Холодильник починить можно, но нужны, сама понимаешь, деньги – засобирался мастер, почему-то побледнев. – Холодильник вполне хороший, ещё послужит тебе, тем более советский. Так что, думай сама. Давай двести рублей и прощай…
Через две недели баба Маня вновь остановилась у Сениных ворот:
– Может, заберёшь свою срамоту, а? Тебе не стыдно над бабкой издеваться?
– Неси, если сама донесёшь!
– Да как же я его донесу?! Ты что, шутить изволишь?
– Я тоже не могу!
– А ребята твои, ведь они сами… его в мой дом…
– У Назара спину хватает, у Мишки грыжа паховая, а Серёга совсем дохлый, не донесёт!
– А может быть, ты сам сможешь? Вон ведь какой бугай вымахал!
– Да ты что, бабка! Я за всю свою жизнь тяжелее веника ничего в руках не держал!
– Ну да! Видать твоё золото тебе на голову с неба свалилось!
– Знаешь что! Иди кА ты отсюда поскорее, да не отвлекай нас своими бедами…
Ещё месяца через три во двор к бабе Мане зашёл улыбчивый скупщик металлолома:
– Всё железо, что не нужно, заберу! Да ещё заплачу, не обижу!
– Господи! Да ты ко мне уже раза три наведывался! Уже всё перерыл. Нету у меня ничего, всё забрал.
– Не три, а всего один раз! И то, года полтора назад.
– А, по-моему, все три раза ты был. Ну, так вы все на одну мор… Ты что думаешь, – во время спохватилась баба Маня, – я за полтора года ещё железок во двор к себе натаскала?
– Мало ли, – засомневался скупщик, – может, что забыла в прошлый раз?
– И то, правду ты говоришь! – неожиданно встрепенулась бабка, – Есть одна железка окаянная. Забери ты её, бога ради!
– Что за железка, тяжёлая? – встрепенулся скупщик.
– Тяжёлая. Даже очень тяжёлая. Холодильник ещё совдеповский.
– Э-э, нет, такого добра нам и даром не надо! Места много занимает, а толку от него мало. Да и тяжёлый, собака, тащить его, грузить.
– Забери, сынок, ни копейки за него не возьму! Сил моих больше нет смотреть на него каждый день. Стоит как пень на кухне, только место занимает.
– Сколько за него на пункте дадут? – спросил через плечо скупщик своего напарника.
– Не знаю, – поморщился тот, – может рублей триста…
– Потащим за триста?
– Та давай. Что зря сюда ехали, что ли? Ни в одном дворе ничего нет.
– Ну, ладно, бабка! – вслух заключил скупщик, – Только ради нашего знакомства!
Вот чёрт, – ругался он, поднимая холодильник на лафет, – не дай тебе, если масло потечёт из компрессора. Всё днище зальёт и другой металл запачкает! Милая моя работа, какая ты удобная!..
Через час, сдав на приёмном пункте весь металл, он отделил из пачки банкнот двести рублей и сказал напарнику:
– Давай заедем к бабке, отдадим две сотни. Не по-людски как-то всё время на халяву, только брать и брать!
Месяца через три Сенька сам остановил идущую мимо него бабу Маню:
– Ну как жизнь молодая, бабуля? Всё ещё бегаешь?
– Жизнь идёт помаленьку, она у всех идёт!
– Я, по своей доброте, на тебя бабка зла не держу! Даже счастья тебе желаю и как говориться, всех благ!
– И тебе не хворать… и денег побольше.



Валерий Иванов
г. Ногинск, Московской обл.

Белая ворона
(Рассказ)

Будучи уже два года на пенсии, один из которых, он всё-таки отработал, Андрей Петрович Васильев задумался о своём будущем. Андрей Петрович, романтик в душе, мечтал: «Хорошо бы стать учителем, осуществить новое, интересное не только для себя, но и для других. Ведь дети очень восприимчивы к чему-то необычному, а им надо передать самое важное, хорошее, что хранится в твоей душе». Отец мечтателя был учителем. Его заработка едва хватало на то, чтобы прокормить троих детей, родившихся в военные годы. Пётр Георгиевич, – так звали учителя, говорил своему старшему сыну, когда тот учился в десятом классе школы:
– Андрей, учителем я тебе быть не советую. Работа очень нервная, она не для твоего характера. Эти слова остались навсегда в душе Андрея Петровича, но с тех пор прошло много времени. Андрей Петрович хорошо закончил школу, а затем и институт, стал инженером. На должности инженера-конструктора он успешно проработал много лет, до самой пенсии, получил высокое звание «Ветеран труда». Инженерная творческая работа приносила ему радость. Он часто вспоминал об этих своих счастливых годах, о своей увлекательной работе, о своих детях. У него были две дочери. Вторая из них родилась тогда, когда первой уже шёл девятый год. Ожидая первого ребёнка, Андрей Петрович готовил себя стать достойным отцом. Он изучил труды великих педагогов прошлого, познакомился с методами воспитания детей – работами известных, знаменитых современников. Своих дочерей он учил быть добрыми, любить людей. Он подготовил дочерей к школе, с ранних лет они уже читали самостоятельно, а в школе учились отлично. В школе он был единственным мужчиной из членов родительского комитета. Обе дочери закончили институты: первая – институт культуры, вторая – педагогический институт. Васильев вспомнил, как он рассказывал своим детям сказки. Особенно их любила слушать двухлетняя Таня – старшая дочь. Вечерами, перед сном, она в своей кроватке просила его рассказать ей сказку.
– Папа, расскажи сказку, – жалобно просила она и в её глазах зажигались счастливые огоньки в ожидании чуда. Он быстро сочинял каждый раз новую сказку. Дочь слушала внимательно, а иногда и сама вставляла что-то своё. Это коллективное творчество, каждая сказка имела счастливый конец и ребёнок быстро засыпал.
Васильев в детстве часто болел, даже получил инвалидность по сердцу, но благодаря своему упорству, настойчивости, он перестроил свою жизнь, стал совершенно здоровым человеком. Через полгода он превратился в атлета. Врачи удивились результатам его обследования и быстро сняли инвалидность. Васильев полностью изменил свой образ жизни. Он занялся оздоровительным бегом: бегал ежедневно, постоянно увеличивая длину дистанции. После нескольких лет упорных тренировок стал участвовать в соревнованиях на марафонской дистанции. Он изменил своё питание. Основу его рациона составляли свежие овощи и фрукты. Андрей Петрович много лет изучал народную медицину, собирал и использовал лекарственные растения. Для своего оздоровления он применял классическую музыку. Особенно ему нравился Моцарт. Васильев в течение многих лет собирал книги по здоровому образу жизни, прочитал и изучил труды учёных и практиков, испытавших на себе свои целебные методики.
Накопив большой личный опыт, Андрей Петрович решил поделиться им с людьми. Он создал в своём городе клуб здоровья. Его с удовольствием стали посещать люди пожилого возраста. Но ведь здоровье человеку надо укреплять с рождения всю жизнь. Он мог бы передать свои знания детям на школьных уроках. Эта мысль преследовала его, но как её осуществить? И вдруг Васильев вспомнил, что существует школьный предмет под названием ОБЖ – Основы безопасности жизнедеятельности. Предмет его заинтересовал, он познакомился с изучаемыми там темами.
Как романтик в душе он представил себя в роли учителя ОБЖ. С первого урока он будет рассказывать своим ученикам о здоровом образе жизни, приобщит их к физкультуре, оздоровительному бегу, классической музыке. На уроках помимо обязательной программы дети получат знания по народной медицине, здоровому питанию.
Мечты…, мечты…, но как сделать так, чтобы они сбылись? Кончалась весна, приближалось лето, до начала нового учебного года оставалось совсем мало времени. Васильев обзвонил многие школы города, но ему ответили, что учитель по ОБЖ у них есть. И вдруг он вспомнил, что в городе есть частная гимназия, связался с её директором, не надеясь ни на что, рассказал о себе, о своём образовании, образе жизни. Неожиданно Людмила Степановна, так звали директора, ответила, что она хочет с ним встретиться.
В назначенное время Васильев пришёл в это учебное заведение. Директор была в своём кабинете. С первого взгляда Людмила Степановна ему не понравилась: её лицо было хмурым, во всём её облике было что-то отталкивающее. Он стоял перед женщиной лет сорока пяти, уже утратившей многие привлекательные черты молодости.
– Андрей Петрович! – обратилась она к Васильеву. – Нам нужен учитель по ОБЖ. Этот предмет у нас преподавала учительница по физической культуре без всякой программы и учебников. Её ученики на её занятиях не получали знаний по этой дисциплине. Нам нужен учитель, который бы помог ребятам полюбить этот предмет. Сможете ли Вы это сделать?
Васильев немного подумал и ответил:
– Я постараюсь научить ребят тому, что им поможет быть здоровыми, не теряться в сложных и чрезвычайных ситуациях, совершать обдуманные действия.
– Хорошо! – ответила директор. – Между прочим, я Вас часто вижу на Ваших пробежках, в том числе и мимо окон нашей гимназии. Мы Вас принимаем. Но к началу нового учебного года Вам необходимо купить учебники по ОБЖ, их в гимназии нет, и написать программы для 5 -9 классов.
С радостью воспринял Андрей Петрович слова директора. Лихорадочно в его сознании пронеслись мысли одна интереснее другой. Он вспоминал теоретические и практические занятия в институте по гражданской обороне, лекции на военной кафедре. Васильев горячо взялся за работу. Он купил нужное количество учебников по Основам безопасности жизнедеятельности для всех классов. Дома он читал учебники и одновременно составлял планы работ по каждому из классов в зависимости от изучаемой темы. Но учебников было недостаточно и Васильев добавлял к изучаемым темам материалы по здоровому образу жизни, правильному питанию, рассказы о целебных свойствах классической музыки. Всё лето настойчиво работал Андрей Петрович над своими планами и концу августа они были полностью готовы.
Первое сентября в том году, как и последние августовские дни, выдалось тёплым и солнечным. Словно сама природа не спешила прощаться с уходящим летом и продолжала радовать души людей. Как всегда день начала нового учебного года – большой праздник для детей и взрослых, он начинается в учебных заведениях торжественно. Васильев вспомнил как начинался его первый день учёбы в школе. В тот день он пришёл вместе с отцом на школьный двор, первого сентября и тогда был большой праздник. Кто-то поздравлял собравшихся детей, кто-то говорил добрые слова. И вдруг, как по команде, все куда-то исчезли, ушёл и его отец. Он остался один во всём огромном дворе и его охватило чувство, похожее на страх. Но, к счастью, к нему подошёл высокий, худой человек. Он взял Васильева за руку и, войдя в здание школы, повёл его по широкой лестнице на второй этаж. В длинном коридоре его спаситель открыл одну из дверей класса и спросил у подошедшей учительницы: «Ваш мальчик? Мой, – ответила учительница». Потом Васильев узнал, что его провожал директор школы.
Много лет прошло с тех пор, а школьные праздники в этот особый день продолжались постоянно. В свой первый учительский день Васильев постарался прийти пораньше, чтобы найти подходящее место во дворе гимназии. Но к его приходу большой, просторный двор учебного заведения был уже наполовину заполнен людьми. Дети с родителями, а некоторые из них с дедушками и бабушкам быстро заполнили двор гимназии. У всех весёлые, радостные лица. Здесь и робкие первоклассники, и важные будущие выпускники, и ученики других классов, у них в руках цветы. Радостный Андрей Петрович стоял вместе со всеми учителями гимназии. Дети вручают им цветы. Директор поздравляет всех с началом учебного года, называет учителей и преподаваемые ими предметы. Из её уст Васильев услышал и свою фамилию. Да, теперь начинается новая, ещё таинственная для него сфера деятельности. Как сложится его дальнейшая судьба? Но пока было счастье. Его нежно обнимали ласковые лучи солнца.
Первого сентября после торжеств во дворе в школах проходят знакомства учителей со своими учениками. Педагоги рассказывают детям о предстоящих занятиях, ученики записывают на уроках первые домашние задания. Так поступил и Васильев. Но его подстерегала неожиданность: уроки по ОБЖ в расписании занятий поставили последними, а первый урок у него с пятиклассниками. Если ребята последующих классов уже знали что такое ОБЖ, то пятиклассники совершенно не были знакомы с этим предметом, им надо было объяснять с первого урока что это за предмет. Ученики встретили своего учителя дружным вставанием. Андрей Петрович, поздоровавшись с детьми, обратил внимание, что они с первых его шагов внимательно следили за ним. Его изучали десятки любопытных глаз. Дети – великие психологи и каждый ребёнок тонко чувствует все особенности характера учителя. Каждый ученик, изучив слабые и сильные стороны педагога, ведёт себя так, как ему выгодно.
Васильев начал свой рассказ осторожно, пытаясь понять настроение учеников:
– Дорогие ребята! – сказал он. – Поздравляю вас с началом нового учебного года и с началом изучения нового предмета! Основы безопасности жизнедеятельности вы будете изучать 5 лет. Предмет этот очень важный, очень нужный каждому человеку на протяжении всей его жизни, поэтому и изучается так долго. Каждому из вас необходимо завести рабочую тетрадь для выполнения домашних заданий. Изучаемый материал из учебников я буду дополнять своими рассказами о здоровом образе жизни, о правильном питании, чудесной классической музыке. В классе тишина. Андрею Петровичу показалось, что все двадцать учеников внимательно его слушают, и он продолжал свой рассказ.
На следующий день Васильев занимался с шестиклассниками, потом с учениками седьмого, восьмого и девятого классов. У всех – ОБЖ это завершающий учебный день предмет. После напряжённого изучения в течение дня математики, русского языка и других предметов, пяти – шести уроков, дети приходили на седьмой урок к Андрею Петровичу. Они устали, им требуется отдых, расслабление, а от них требуют продолжать активно изучать предмет. Если пятиклассники впервые столкнулись с такой ситуацией, то ученики других классов каждый год на ОБЖ активно отдыхали и руководство школы об этом знало. Однако и в этот раз, не смотря на все просьбы Васильева перенести его уроки на более ранние часы, всё осталось по прежнему.
Тем не менее, после первых уроков во всех классах Андрей Петрович постепенно втягивался в работу. Он тщательно готовился к каждому уроку и добавлял к ним что-нибудь по здоровому образу жизни. В рабочих тетрадях ученики рисовали по его просьбе овощи и фрукты и писали об их полезных свойствах. Эти тетради Васильев проверял и выставлял оценки, которые он снижал и за допущенные грамматические ошибки. Его удивляло то, что ошибки делались даже в простых, обычных словах, встречались у многих детей. Учительница русского языка однажды сказала Андрею Петровичу:
– Почему вы снижаете оценки в тетрадях учеников за грамматические ошибки? – Делать это вы не имеете права! – Оценки за грамотность выставляю я. Васильев подумал, что учительница неправа. Наоборот, он считал, что она должна его благодарить за помощь.
Общая оценка складывалась у ученика из его домашних работ и ответов на уроках. Начало своей учительской деятельности Андрея Петровича удовлетворяло, хотя ему назначили мизерную оплату, объясняя это тем, что у него не было педагогического образования. Но деньги не были для него решающим событием, главное, что он мог реализовать свои творческие планы, отдать детям то хорошее, чем он хотел поделиться.
Всякое случалось на уроках. На одном из них, в седьмом классе, Васильев рассказывал, как обычно, что-то интересное и ему казалось, что ученики внимательно слушают рассказ. Вдруг мальчик, сидящий за первым столом, залез под него и лёг на пол. Андрей Петрович был изумлён, прервал свой рассказ и подумал: «Что это значит? Может таким образом ученик выражает свой протест – продолжал предполагать он». Наконец Васильев заговорил. Обращаясь к странному ученику, он сказал:
– Карасёв, что с тобой случилось? – Вылезай из-под стола. Если ты заболел, то мы вызовем врача, если нет, то под столом лежать во время урока не лучшее место. Тем более пол холодный, можно простудиться. Класс замер в ожидании ответа товарища. Карасёв, вероятно, обдумывал как ему поступить. Учитель продолжал:
– Карасёв! – весь класс ждёт. Я не продолжу урок, пока ты не ответишь.
– Андрей Петрович! – начал ученик. – Под столом очень удобно слушать ваш рассказ. Никто меня не отвлекает, я здесь лучше запоминаю. Услышав эти слова, Васильев сказал:
– Хорошо, лежи! – Но на следующем уроке я проверю твои знания.
Васильев долго не мог заснуть в эту ночь, обдумывая случившееся на уроке. Он знал, что выгнать из класса провинившегося ученика он не мог: гимназия частная, родители платят за обучение детей и наказывать нельзя. А как поступать ему в таких случаях? На следующем уроке, выйдя к доске, Карасёв чётко ответил на все вопросы Андрея Петровича. Получив пятёрку, в этот раз под стол он уже не полез. Наверное, тяжело ему досталась столь высокая оценка, пришлось усиленно позаниматься дома. Уже потом Васильев узнал, что дети, в отличие от взрослых, могут легко усваивать материал, находясь в разных, казалось бы, неудобных для этого позах.
Время шло, занятия продолжались. Труднее всего было на уроках со старшеклассниками. По многолетней привычке ОБЖ они не считали предметом, задания выполняли плохо. Если Васильев обращался к ученикам с вопросом по изучаемой теме, то часто слышал в ответ:
– Спросите Кошкину. – Она отличница, всё знает. И Кошкина всех выручала. У неё и рабочая тетрадь была оформлена лучше, чем у других, и писала без грамматических ошибок. Её мама – Елена Михайловна, работала учителем математики в этой гимназии и была завучем. Ученики её любили, и многим из них она давала знания, позволявшие поступить в престижные вузы. Васильев иногда советовался с ней, просил помочь ему как начинающему педагогу. Однажды он признался, что работать ему становится всё труднее из-за того, что ученики не хотят заниматься. Ставить им хорошие оценки он не может, не позволяет совесть. Завуч, немного подумав, сказала:
– Андрей Петрович! – Я Вам сочувствую, вижу, что Вы начали обучать детей по своему оригинальному плану. Вы задумали сделать много интересного, но сразу всё не получится.
– Нет! – сказал Васильев. – Я встретил здесь такие неожиданности, о которых я не предполагал. Наверное, мне лучше всего уволиться.
– Увольняться я Вам не советую, – ответила завуч. – Поработайте, всё наладится. С тяжёлыми мыслями возвращался домой Васильев. Он напряжённо думал, как ему поступить. Приближалось окончание первой учебной четверти, кое-что из задуманного ему удалось сделать, но многое не получалось. Попробовал он заниматься с учениками одного из классов парадоксальной дыхательной гимнастикой Стрельниковой. Сначала Андрей Петрович долго рассказывал детям об этой целительной гимнастике, показал технику выполнения упражнений. Но, когда приступили к практической части, многие ученики отнеслись к упражнениям «спустя рукава», выполняли их нехотя, вяло, неправильно, а один мальчик пытался их делать не стоя, а лёжа на столе. Васильев очень хотел, чтобы на переменах между уроками в гимназии звучала классическая музыка. Руководство гимназии об этом знало, не возражало, но ничего не менялось, и радиоузел не транслировал чудесные целебные мелодии Моцарта, Гайдна, Шуберта, Чайковского и других композиторов. Предлагал он своим ученикам выходить вместе с ним на оздоровительные пробежки, но это предложение не вызвало у детей энтузиазма и бегать они не захотели.
О всех своих наболевших проблемах Васильев уже не раз пытался рассказать директору гимназии. Каждый раз, встречая её случайно на переменах, он просил поговорить с ним. Но время шло, Людмила Степановна в своём кабинете всегда была чем-то занята и его не принимала. Занятия с учениками у Васильева продолжались, но к нему на уроки неожиданно стали приходить какие-то люди, садились за последние столы. После урока, ни слова ему не говоря, они уходили. Он понял, что его проверяют. Успеваемость во всех классах по его предмету была невысокая. Скоро нужно было подводить итоги первой четверти и ставить оценки за неё. Один из его учеников, семиклассник Королёв, получил за ответ на уроке тройку. Направляясь с недовольным видом к своему столу, он остановился и, повернувшись, глядя в глаза учителю, сказал:
– Андрей Петрович, – я отличник и иметь тройку по ОБЖ не хочу. – По этому предмету у меня тоже раньше всегда были пятёрки.
– Хорошо! – Согласился Васильев. – На следующем уроке я тебя опять попрошу рассказать по этой теме, подготовься получше. Действительно Королёв в следующий раз знал больше, выступил лучше, но пятёрки, по мнению учителя, он не заслуживал. Он хотел поставить ученику четвёрку, но тот стал его умолять и настаивать на отличной оценке. И Васильев сдался. Впервые он поступил вопреки своей совести, заключил с ней сделку. Ученики заметили его нерешительность, растерянность, неуверенность.
Но самое неприятное для него событие случилось в один из последних учебных дней четверти. Во время урока в седьмом классе все ученики вдруг вскочили со своих мест и окружили Васильева. Они требовали показать им классный журнал и их оценки в нём. Учитель пытался успокоить учеников, просил их вернуться на свои места, но они не отступали и все наперебой стали требовать от него поставить им отличные оценки. Особенно усердствовали девочки. Урок был сорван. Дождавшись окончания урока и ухода учеников, расстроенный Васильев хотел немедленно пойти к директору и рассказать о случившемся. Но в класс зашла одна из его учениц и сказала:
– Андрей Петрович! – Вы поступаете с нами неправильно, ведёте себя очень осторожно, мягко, ученики плохо Вас слушают, нарушают на уроках дисциплину. Не так нужно с нами обращаться. С нами нужно поступать жёстко. Заставить всех сидеть тихо на уроках, внимательно слушать Вас. Ничего не ответил Васильев девочке на её в чём-то справедливые слова. Он вышел из класса и пошёл по длинному коридору гимназии, дошёл до лестницы с первого на второй этаж, где был расположен кабинет директора. Однако, чтобы подняться по этой лестнице ему пришлось немало потрудиться. На всех ступеньках в разных странных позах лежали ученики. Они словно застыли на месте, и перешагивать через них Васильеву было непросто, он едва находил на ступеньках крохотные свободные места. Этот поступок детей так удивил учителя, что он никак не мог понять, зачем они это сделали. «Может это был протест? – Задал он себе вопрос». Кабинет директора был заперт, вероятно, что она уже ушла домой. И опять его попытка встретиться с Людмилой Степановной была неудачной. Расстроенный Андрей Петрович отправился домой, на ходу продолжая обдумывать случившееся. Он решал вопрос о том, нужно ли дальше работать в гимназии или уйти и спокойно продолжать жить для своего удовольствия. В эту ночь Васильев плохо спал, ведь утром ему надо идти в гимназию и провести с учениками последний урок первой четверти.
Первая четверть продолжалась всего чуть более двух месяцев, но Андрею Петровичу показалось, что в гимназии он работает очень давно, много лет. Он вспомнил тот счастливый день в своей жизни, когда первого сентября стал учителем. Вспомнил, как в кругу детей и взрослых во дворе гимназии его обнимало своими тёплыми лучами яркое, ласковое солнце. Тогда у его были самые светлые, радостные мечты…
Но в этот раз настроение у Васильева было совсем другим. Радость ушла, а мысли стали тусклыми, настроение было пасмурным, оно гармонировало с хмурыми осенними днями начала ноября. Солнце в эти дни редко выглядывало из-за тёмных туч, посылающих на землю холодные дожди и даже снежные хлопья. Пасмурным и холодным был и тот день окончания первой четверти. Едва Васильев переступил порог гимназии, как его пригласили зайти в кабинет директора. Людмила Степановна ждала учителя для серьёзного разговора с ним.
– Андрей Петрович! – обратилась она к вошедшему Васильеву. – Почему все ученики плохо успевают по вашему предмету? – Их родители, многие из которых известные, заслуженные люди в городе, жалуются мне на вас. Вы ставите их детям плохие оценки. Родители платят за обучение детей немалые деньги. По ОБЖ плохих оценок до вас у наших учеников никогда не было. Я вынуждена с вами расстаться. Пишите заявление об увольнении по собственному желанию или я уволю вас за несоответствие занимаемой должности.
– Заявление я напишу, – начал Васильев. – Но всё же я скажу вам несколько слов напоследок. – Людмила Степановна! – продолжил он. Я за короткое время сделал немало для гимназии для того, чтобы ОБЖ стал настоящим, полноценным предметом: купил учебники, разработал новые программы, ввёл рабочие тетради. На занятиях приучал детей к здоровому образу жизни. Не всё у меня получалось, но я искал, как преодолеть возникшие трудности и проблемы. Неоднократно я пытался с Вами встретиться и ответить на возникшие передо мной вопросы. Но Вы всегда были заняты, а встреч со мной избегали. Оценки ученикам я ставил объективно, за их знания. По-другому я не могу, сделок со своей совестью не делаю.
Сказав эти слова, Васильев быстро написал заявление и отдал директору.
Дети, его ученики, как – будто чувствовали, что их учитель увольняется: при встрече с ним в стенах гимназии вели себя тихо, вежливо здоровались. А семиклассник Королёв, которому Васильев всё же поставил пятёрку за четверть, встретил его у самого выхода из гимназии. В руках ученик держал большой, красивый букет цветов.
– Андрей Петрович! – Обратился он к учителю. – Когда мы будем бегать? Васильев молчал. Опустив голову и немного подумав, Королёв протянул букет Васильеву и сказал тихим голосом: – это Вам. Васильев букет не взял. Он не поверил искренности ученика и подумал, что букет у Королёва в руках оказался случайно и предназначался кому-то другому.
По дороге домой Андрей Петрович всё время думал о своей неосуществлённой мечте и не мог понять свои ошибки. Дома неожиданно ему пришла интересная мысль. Он вспомнил, что в некоторых центральных газетах и журналах, которые он с интересом читал, в разделе «Здоровый образ жизни» существует «Клуб белых ворон». «Белые вороны» – необычные люди, ведущие на взгляд окружающих, странный, отличный от всех образ жизни. Они лишены вредных привычек, занимаются самооздоровлением. Таким человеком был и Васильев. Андрей Петрович опять вспомнил, как остался в одиночестве во дворе школы при поступлении в первый класс. «Вот когда я уже был «белой вороной», – подумал он». Потом он ещё вспомнил, что «белой вороной» он был уже в детском саду. Там во время танцев под музыку, когда все дети кружились, он почему-то во время своего танца всё время высоко подпрыгивал. «Белой вороной» он был всю жизнь. Таким Васильев был и среди учителей гимназии и для своих учеников. Опять он вспомнил предупредительные слова отца и подумал: «Да, отец был прав». Тем не менее, Васильев не унывал: ведь у него много друзей и не все они «белые вороны». Ещё много лет на улицах города ему встречались бывшие его ученики и всегда с ним вежливо здоровались.
Валерий Иванов. Ногинск. 19.07. 2020 г.


12. СТИХИ О СПОРТЕ
ОДА СКАНДИНАВСКОЙ ХОДЬБЕ
«Слава Господу в небе – …
... И за то, что – ходячим
Чудом – создал меня!»
(М. Цветаева, «Ода пешему ходу»)


Слава ходу тому,
Что придумали финны,
Благодарны ему
В голове эндорфины.
Скандинавской ходьбой
Занимаемся дружно.
Палки вместе с собой
На прогулку взять нужно.
Мышцы хором поют
Эту Оду движенью,
А сосуды несут
Мою кровь с наслажденьем.
Благодарен судьбе,
Что вручила мне палки,
Как и бег, она мне
Помогает быть ярким.
Только "фазу полета"
Не имеет хожденье,
Зато руки, до пота,
Помогают движенью.
Будто кони несут меня палки,
В ритме сердце играет в груди.
Мои мысли и свежи и ярки.
Добрый день меня ждёт впереди.

Валерий Иванов, руководитель клуба "Движение".
Ногинск. 10.06.2018г.


Владимир Остриков
г. Нефтекумск, Ставропольского края

13. АФОРИЗМЫ

Морщины это зигзаги жизни...

Если ты можешь быстро забывать о своих успехах, значит ты - сильная личность.

Всю свою жизнь он хотел откладывать немного на всякий случай, но до этого момента пока удавалось отложить только выплату долга...

Раннее утро громко зевало раскатами грома...

Сила слова не в косноязычии, а в том, что оно вовремя сказано, и несет в себе не разрушающий, а созидающий смысл.

Слабому здоровью человек привыкает как к плохой погоде: ничего не поделать, а жить как-то надо …  И, желательно, с пользой для окружающих.

Злой человек всегда слаб. Сила в доброте...

"Схватить удачу за хвост..." А почему, собственно, удача с хвостом? Сила, ум, – ерунда! Главное – хвост!

Размазывая кляксу по белому холсту, Малевич еще не знал, что станет всемирно известным художником...

Лифт застрял между этажами. Не обращая на это внимания, девушка продолжала мне мило улыбаться... Из ее сумочки неожиданно выглянул двухсотграммовый пятнистый скунс. И тогда я понял, что красота бывает слишком жестока...

И какой воробей не мечтает стать орлом...

Критику: Полоснёшь – не зашьёшь...

Совесть похожа на женщину: если не обращать на нее внимания, может оставить окончательно...

Пока на этой земле есть хоть один голодный ребёнок, быть богатым просто неприлично...

Не стоит бояться умной женщины,- ее размышления глубоки и философичны, нужно бояться глупой женщины: она способна заразить вас своей глупостью...

Бедность и, даже нищета, дается человеку свыше для испытания Силы Духа. Богатство и роскошь,- еще более тяжелое испытание: сможет ли человек остаться самим собой, и не поддавшись искушениям и соблазнам направить свои ресурсы в помощь нуждающимся. Тот, кто это понимает - обретет многое, кто не понимает - потеряет себя самого...

Юному поэту: Нужно любить не себя в Поэзии, а Поэзию в себе...

14.Юмор

ГРАФИТ ЛАСТИКОВ
( творческий псевдоним Владимира Острикова для страницы юмора)

ШУТОЧНЫЕ СТИХИ
Из жизни одного ворона

БДЮ...
Зажав свой сыр
Когтистой лапой,
Тревожно бдю:
Летает тапок...
На горизонте пасмуреет
И лапа, гадина, немеет.
Зрю в корень -
Сыр давно не свежий,
Все ближе тапок,
Рифмы те же...

ДУБИНКА
Случилось в стожарую
летнюю пору :
Летал я над лесом
Проветривал блох.
Жужжала дубинка,
Кричала "Дам фору!"
А ну, кши отсюда,
Пернатый горох..."
Вот груша, пузатая,
Чего разоралась?
Не низко пикирую,
Не гадю... почти...
Зарылась в песок, -
Чего расстаралась!
Ишь, плачет, чумазая,
Пишщить: "помоги!"
Тудысь не летай!
И здесь не являйся!
Тут птицы высоко летять
Иль парять!
Ишь, тожа дубина,
Ишшо, слышь, покайся, -
Ну, ладно, побритая,
Полетели назад...

РЫБАЛКА
Отправил депешу.
(На север, конешно). -
Пускай охладится в пути...
Жара оборзела
Сквозь перья жрет тело,
И перьев тех нету почти.
Накидку, садочек,
Звонок, поплавочек,
Ишшо, что я там заказал...
Куканчик, грузило,
Ну.. фидер ... (Есть силы),
Коптильню и легкий мангал.
... Как вылет на реку -
С подружкою Светкой,
(Палатка, вся кухня на ней..)
Пикируем точно
На красный цветочек
Я клювом, та задом
Правей..
Ну, я за рыбалку,
Малька очень жалко -
Сожрали почти что всего..
На фидере петли,
Кивали ответно
И ветром накидку рвало.
Запутавшись в леске
Успел каркнуть веско
Что молодость быстро прошла.
А Светка, зараза,
Ржала до экстазу,
Малька для окрошки кроша.
Я в воду ворвавшись,
Заметил ерша в ней
И гордо рванул наутек.
Пал Сомыч, скотина,
Отбулькивал тину,
И медленно, зычно изрек:
– Чего ты, пернатый,
Влетел в мою хату?
Иль сам на жаркое летишь?
Карась полуумный
Те персинг задует
Ты ворон, иль жалкая мышь?
Плыви – убирайся,
Скорей выметайся,
Всю леску подстриг тебе рак.
Еще раз вернешься
До дна окунешься
Конец тебе ярый рыбак…
Почти как по суше
Бежал заткнув уши,
По волнам, едрить иху так...
Летать позабыл как,
(Орал или выл я,
Об этом не вспомню никак!..)
Забрав свою Светку,
Летел против ветра,
И радостно каркал окрест.
Она, сделав рожу,
Глотала окрошку,
Палатки таща длинный шест.
С тех пор на рыбалку
Не шатко не валко,
Зарекся, собой дорожа.
Но снится ночами
Пал Сомыч с очами,
Держа в своей пасти ерша...

ОХОТА
Зеленая листва
Рыжеет и желтеет.
Надену курточку и шорты
Ей подстать.
Перед охотой нужно
Прочистить семафоры,
И маяки на крыльях
Протереть ...и спать.
К утру под маскхалатом
Перо сомнет укладку.
Почти не рвется ввысь,
Что в скорости есть плюс.
В дупле, на стеллаже
Еловая рогатка,
И дротики с липучками
(Их сам боюсь!...)
Объект осмотра –
новые застройки,
Которыми так славен
Человек,
Прекрасные пруды
С мальком форели бойкой
И погреба с камсой
Вороний мой чизкейк...
Лечу. Гляжу вокруг -
Коты в траве дерутся,
Хвостатые пираньи,
Шерстку злобно рвут.
Край леса залит солнцем,
Здесь отдыхал Конфуций,
Изрек немало мыслей
На медленном ходу.
Солено-терпкий шлейф
Едва не сбил на спуске.
Камса или тарань
Мне это все равно.
Но вот, в дверях замок...
На окнах, блин, решетки,
От горя умирать
Не стану. Вот оно! –
Труба торчит из крыши,
Как вход в туннель забытый,
Ну, сеточку убрать,
На это пять минут.
Заливисто пищат,
Трясутся тихо мыши, -
Так, значит где-то кот,
Таранку стережет.
Иду на минималке,
Счищая сажу с пятки,
Да, ради рыбки этой
Чего не претерпеть...
Свалился камнем в...
Шапку?!..
Нет, котяра гадкий,
И ну, меня царапать
И перышки считать!..
В процессе кутерьмы
Успел схватить я связку
Тараночки сушеной
(Солененькой пяток).
А этот дуралей
Орет, (больной он что ли?!)
Ну, сунул ему в... маску
Короткий свой... свисток.
И дротиком пришил
За хвост к оконной раме, -
Пускай теперь свистит
Когтями все круша.
Спокойно вверх пошел
В трубу, как звездный планер,
Пусть мыши попищат
Кота поворошат...
Лечу уже над лесом,
Связка-ожирелье,
От солнца вся сияет,
Как будто бриллиант.
Соленую камсу
Отправлю на неделе
Бабуле в другой лес
(Добавлю и тарань...)

У БАБУШКИ
– Ну, здравствуй, бабуля!
– Здравствуй, Графиша,
Как твои нонче, дела?
Чего без Светланки?
Опять моет банки?
Много яичек снесла?
Ишшо...
– Стоп, бабуля!
СтрочИшь свои пули,
Мозги не дают им уклад.
Давай, по порядку, -
Дела мои всмятку,
Короче, дела, как дела.
– Ответил! Как сбросил,
Вчерась не поносил?
Чего-то ты квелый такой.
Что там? Ах, таранка!
Склюем спозаранку.
Сейчас будем квас пить,
Постой...
Те в квас сколько перцу?
Две?! Слабенько.. сердцем
Не маешься? Что ты молчишь?
Жена дупло моет?
Как часто? Жилое,
Оно в чистоте...
Что рычишь?
– Два раза... в неделю.
– Кошмар! Я не верю,
Своим нестоячим ушам.
В неделю три раза
Как минимум. Сразу.
А лучше – четыре!
Решай.
Знать думай! Грязнулю
Привел в дальний улей,
И знаться не хочет никак!
Жилище – святое! Ты – пиица!
Ты воин! Чуть что,
Всяку лень на кушак.
Дупло – это место,
Для деток. Ты... резко
Свом клювом не щелкай,
Лошарь ...
Ты, пииица...
– Не пица! А ПТИЦА,
Искрится,
Да должен же быть календарь!
Чего снова взьелась?
Грибов чтоль объелась,
Иль тли на зеленых листах?!
Раз в год мы беседы
Заводим и следом
Их рушим у всех на глазах.
– Мать ваша – Вараша,
Не каркала старшим,
А ты... грубиян и индюк!
– Бабуля, ну, ладно,
Прости же... нескладно
Открыл я свой дерзостный крюк...
– На яйцах Светланка?!
–Чего ты? Нет в планах
У нас заводить малышню.
– Нет в планах, нет в планах!
Как все это странно.
Когда же я утром спою!
Таранка с рыбалки?
Мне помнится, каркал,
Хвалился ты утварью той.
На сома капканы,
Показывал...
– Баба-а-а!
Пал Сомыч, возник
Как живой...
Да, рыба.. гм.. с рыбалки,
Ловить ее жалко,
Но вкусная рыбка-то, а?
Еще нарыбачу,
Дай, Бог мне удачи,
Чтоб снова ее я впоймал.
Ну, ладно, до встречи!
Спускается вечер,
А мне против ветра лететь.
– Вертайся, родимый,
И мимо осины,
Не думай ты даже смотреть.
Постой, вот для Светки,
Четыре конфетки,
Бандаж и ишшо поясок...
– Бабуля, ты снова!..
Ну все, будь здорова.
– Лети, держи клюв на восток!..

ОТВЕТНЫЙ ВИЗИТ
Здоровьте, ребята! Проснулись?
А я-то,
не стала индульгенцию ждать.
С ответным визитом явилась,
и вы-то
Не выспались, таращитесь так...
Светланка, я вижу ты ростом не выше,
Тя в ширь вроде как раздало?
Ну-ну, есть задатки хозяйственной хватки
Пора оживлять все дупло...
Внучок мой родимый, все носится мимо
Всех белок в лесу загонял.
Хорьки и пичужки сидят по лачужкам
Для пользы бы лучше летал!
Я что к вам явилась, – в лесу появилась
Хорошая врач экстисенс,
Грят, только посмотрит
И после работы
У вас замечательный с...
(Поняли, да?)
– Ну, знаешь бабуля, ты это... Загнула,
– У нас с этим все хорошо.
– Молчи! Непутевый. И слушайте оба,
Перечит он мне тут ишшо.
– Слетай, не убудет. Талончик добудешь
И с жинкой потом на прием.
Все звери и птицы хотят к ней пробиться,
Могу вам ссудить и заем ..
– Не надо, Петровна, мы оба здоровы!
(Тут Светка вошла сразу в раж.)
А то, что без деток, так строим средь веток
Веранду (чуть ниже этаж...)
Еще и террасу построим, я квасом
В лесу вот начну торговать.
Раскрутимся быстро. Верблюдиха Искра
Полбочки за час может взять.
– Так где ж вы возьмете продукцию, тетя?
– Кто ж вам отпустил крупный куш?
– Бабуся, напрасно смеешься. От кваса
В жару будет сказочный душ!
– Я, думала, Светка, ты с легким приветом,
Но тут, вижу, плохи дела.
Какая торговля? В лесу –- столько воли,
Тропа куды хошь пролегла.
Хозяйки все лето готовють компоты,
Варенье, и джемы, и морс.
Вон там земляника, а там – ежевика,
Чуть к северу – клюква. Вопрос:
С таким арсеналом кто будет болваном
За деньги тут квас покупать?
Маленько подумай, слегка... Встань со стула,
Кумекай, ты в будущем мать!
– Оно и понятно, риск есть, но приятно...
– Графит, набери-ка воды!
– Воды, вон, полбочки, я думаю, срочно...
– Тогда лети в лес, по грибы!
– Бабуля... Резонно... Светлана с поклоном,
Зло зыркнула мужу вослед.
Мечтатель! Что делать, и тут же присела,
Садитесь, подам Вам котлет...
26.08.2020г.

АВТОРЫ ЭТОГО НОМЕРА ЖУРНАЛА
стр.
Власова Т. 9
Жукова Г. 50
Иванов В. 53,79,91
Каретникова Н. 77
Краснова Г. 32
Курбакова А. 38,42
Остриков В. 20,81,103
Панкратов А. 5
Шпиякин А.. 3

СОДЕРЖАНИЕ
стр.
Посвящение
Белый снегирь (Шпиякин А.). 3
Из сборника «Тревога сердца» (Панкратов А.)… 5
Пейзажная лирика (Власова Т.).. 9
Философская лирика
Сборник в журнале  Синий альбом (Остриков В.). 20
С любовью в сердце (Краснова Г.). 32
Не проживу без России (КУрбакова А.) 38
Любовная лирика
Стихи разных лет (Курбакова А.) 42
Гражданская лирика (Жукова Г.) 50
Наши авторы
Мои воспоминания. Дошкольные годы (Иванов В.) 53
Мои воспоминания. Очки (Иванов В.) 60
Мой дед – поэт Иван Сергеевич Романов (Иванов В.) 65
Из Богородского округа – в подмосковный Талдом (Иванов В.) 69
Посвящение поэту (Каретникова Н.) 77
Убит и похоронен (Иванов В.) 79
Прозаические наброски
Жемчугов (Остриков В.). 81
Холодильник (Остриков В.). 85
Белая ворона (Иванов В.). 91
Стихи о спорте. Ода скандинавской ходьбе (Иванов В.) 102
Афоризмы (Остриков В.) 103
Юмор. Шуточные стихи. Графит Ластиков (Остриков В.) 104