Белые снегири - 26 - полностью -

БЕЛЫЕ СНЕГИРИ


ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ И
ПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ ИНВАЛИДОВ



* 26 * 2020

Редактор журнала : Остриков Владимир Викторович

Компьютерный набор : Калаленский Сергей Иванович

Организационные вопросы : Иванов Валерий Петрович


__________________________________________

ВЛАДИМИР ОСТРИКОВ
( Ставропольский край)

ОНИ

Они иначе смотрят в этот мир,
Они иначе все воспринимают.
Быть может, по-другому умирают, -
Надеясь до последнего... летают,
В застенках ваших запертых квартир.

В них светится Надежда, вера в вас,
Благополучных, сытых и надменных,
И даже эти замкнутые стены
Врастают монолитно постепенно
В сознание и
 душу каждый час.

Их день огромен, их короткий век
Вместит, пожалуй, сотни новых чисел,
Он многогранен в поднебесной выси,
Наполнен упоением и смыслом,
Каким живёт и дышит человек.

Укусы и царапины дают
Возможность покидать это пространство,
Им чуждо насыщение и чванство,
Им ближе свет им ближе постоянство,
Которые в сердцах хранят уют.





 СЛОВО О ДРУГЕ

          (В.Остриков)

               
                «О Володе Высоцком
                Я песню придумать хотел,
                Но дрожала рука
                И мотив со стихом
                не сходился..."
                (Булат Окуджава).

Александра Васильевича Панкратова нет с нами более четырёх лет. Его журнал «Белые Снегири» мирно лежит на полках читателя и далеко не все задаются вопросом, почему журнал больше не выходит в свет. Потому что некому его готовить и издавать, не нашлось больше среди людей таких неустанных активистов, устремлённых ввысь, а не ползающих по земле. Его глаза всегда были устремлены вперёд, он не любил оглядываться и о чём-то жалеть, в нём всегда жила НАДЕЖДА.

Один репортёр как-то спросил его: «Как Вы, без государственной поддержки выживаете в наше суровое время?» На это он ответил: - «Главное для меня – чтобы журнал шёл, я хочу выживать ЛИТЕРАТУРНО…». В этих коротких фразах выразилась вся сущность человека, он никогда не искал тёплого места, не ждал неожиданных признаний и запоздалой помощи. Он просто работал. День за днём, из года в год, и так всю жизнь. Перед уходом из жизни он вдруг попросил меня приехать к нему, хотел передать свой материал, и пожелал, чтобы я написал о нём книгу. Денег не было, а до Москвы 2000 км. Я попросил его подождать, написал, что мы обязательно встретимся, но несколько позже.

Идея создания литературной студии и журнала с одноимённым названием возникла у А.В.Панкратова в 1995 году, тогда я получил от него письмо, в котором он приглашал меня стать одним из авторов журнала и по возможности оказывать посильную организаторскую помощь в поисках спонсоров. Спонсоров нашлось много и в Подмосковье, но, скрепив договора печатями, они быстро успокоились и «ушли в туман». Гораздо позже после бесконечных поисков к журналу придут несколько организаций, которым действительно станет, не безразлична судьба авторов и самого журнала и они на несколько лет будут настоящими друзьями и помощниками. Мы же, авторы, в своих регионах, практически ничего не добьёмся, будем лишь оказывать посильную помощь из своих небольших зарплат и пенсий. Такое течение дел, конечно же, не устраивало ни нас, ни нашего редактора, он продолжает знакомить с журналом и литстудией новых представителей власти и литературных кругов, и осенью 2003 года журнал был награждён Дипломом Союза писателей России.

25 номеров журнала и около 20 авторских сборников вышли в свет под защитой А.В.Панкратова. Написав слово под «защитой», я не оговорился, ибо толпа завистников, прикрывающихся под личиной друзей, всячески пыталась затормозить дело, критикуя авторов и пытаясь « объяснить» Панкратову, что занимается он очень неблагодарным и недоходным делом. Появились критиканы и среди авторов, которые принялись, было, набрасываться друг на друга, но редактор внятно и терпеливо объяснял каждому их неправоту. Таких авторов, к счастью, оказалось немного, и постепенно они отошли в сторону. Вести литстудию и литературную учёбу в ней – дело очень трудное, ибо, сколько людей – столько и самых всевозможных мнений. Тактичная полемика очень отдалена от грубой критики, потому я и предлагал редактору, не «ввозить» присылаемый авторами материал на страницы журнала, а вести с каждым автором индивидуально переписку.  Наблюдая, как с каждым письмом улучшается присылаемый материал, -  уже после подавать его на «чистовик» т.е.  страницы журнала. Необходимо устранить «стенания» жертв слабого материала, и чтобы замечания не стали со смехом всеми восприниматься, подробный анализ и разбор проводить отдельно. От этого выиграет только журнал и сам автор, журнал станет чище и качественнее, автор увереннее и смелее. У Панкратова просто не было времени проводить литературный разбор присылаемого материала, он принимал или не принимал получаемый материал. Все силы и жизненная энергия уходили на поиски спонсоров, на отправку и написание многочисленной корреспонденции, на разъезды по области, т.к. местным авторам он лично привозил каждый новый номер журнала.
Возможно, меня кто-то спросит, почему я ни разу не упомянул в этой статье слово «инвалид»? Ведь полное название студии – «Литературная студия творчески одарённых инвалидов и ветеранов России». Я считаю, что инвалидов и ветеранов в творчестве не бывает, и незачем каждый раз писать об этом. Десять лет мы с редактором вели бесконечный спор на эту тему и это, пожалуй, было единственное расхождение во взглядах. И в 2004 году он, наконец, спросил меня, что может быть уже не писать избитое слово «инвалид»? Наше общество не разжалобить этим, предполагаемых спонсоров тем более, лучше уж удивлять оригинальностью и качеством публикуемого материала. В этой статье я не описываю жизненный путь Александра Васильевича, об этом писали десятки раз, повторять сказанное не считаю нужным. Лучше передать мнение «изнутри», от человека, который шёл рядом с редактором журнала более десяти лет, переживая неудачи, и радуясь редким успехам. Дело Панкратова живёт в сердцах его настоящих, преданных друзей. Все его мечты, стремления, порывы души не пропали даром и мы, его авторы, заметно выросли в духовном и творческом плане. Спасибо тебе за всё, дорогой наш друг!
                2008г.

 

      1.НОВЫЕ АВТОРЫ

Поэзия наших сердец

ТАТЬЯНА ВЛАСОВА
(г. Шатура, Московская область)

**  **  **

Вслед за тёплыми дождями,
Вслед за радугами в небе
Появились очертанья
Тех деревьев расписных -
То ли быль, а то ли небыль -
Теремам сродни в сияньи,
Что исполнены желаньем
Слушать осени триптих.

Будет стиран-перестиран
До линялой ткани сирой,
До почти что источенья
Прежде - синий неба свод.
Это после. А пока что
Вплоть до самоотреченья,
День и ночь терзает лиру
Осень семизвучьем нот.

Ты сейчас почти художник!
Ты рисуешь с нею вместе,
И, по-детски восторгаясь,
Созидаешь ей под стать!
Недописанные песни,
Налегке пустопорожнем,
Как счастливое известье,
Прилетят к тебе опять!


** ** **
Стой, мгновенье! Ты прекрасно!
Если зрелищ сердце просит,
Если тесно сердцу стало
В узких рамках бытия...
Пригласи на ужин осень,
В дивный терем желто - красный,
Может быть, она мечтала,
Что увидит здесь тебя?

** ** **

Свеж осенний воздух,
                дождик надолго
Зарядил, выстукивая дробь.
Вдруг, пробилось солнце,
                встала радуга
В полукруг, как солнечная бровь!
Я остановилась, восхищенная
Семицветным нимбом в октябре!
Будто скрылась осень побежденная,
Летней уступив на миг поре!
Радужною дымкой туча пенилась,
Я стояла, зонт в руках держа,
И глядела ввысь, и мне...
                не верилось.
Лист осенний на ветру дрожал.
Мне ещё подумалось, что радуга -
Самая благая из примет!
Дождик зарядил, как видно, надолго.
Только солнце не исчезло, нет...

** ** **
Курится тучка сизая
Прохладою с дождем,
Вольно ей быть капризною,
Осенним кратким днём!
Березы, сосны, ёлочки
Танцуют пируэт.
Одеты, как с иголочки
В златистый креп-жоржет!
Колдует осень истово,
Как будто напослед:
Тут - льняный, там - батистовый
Повсюду яркий цвет!
Ах, эти всплески осени!
Как магия огня!
Кружится лист над просинью
И ввысь зовёт, меня!

** ** **
Утро нежится в солнечной зыбке.
Сыплет первый ноябрьский снежок.
Словно ангел играет на скрипке,
Невесомо сжимая смычок...

В лад его наземному дыханью
Упоительно вторит струна,
И рождается в сердце желанье
Преисполниться чудом сполна.
Небо - в розовый цвет...
В выси кружит
Снег легчайший и пенный такой,
Что ложится полоскою кружев,
Сшитой, будто прилежной рукой.

Или это волнение свыше? -
Сам Небесный Конферансье
Увертюрой прелестной чуть слышной
На премьеру сзывает гостей!

Я любуюсь и щурюсь от солнца.
Новый день набирает разбег
Сердце загнанной птицею бьётся:
Первый снег!
Первый снег!
Первый снег!

** ** **

"Люблю я все, что плещется,
                струится,
Рождается, меняется, растет
                и старится,
И смерти не боится...
Не выношу безжизненных красот!
Когда январским лесом прохожу я,
И он молчит
В стоцветных блестках сплошь,
Одно я повторяю, торжествуя:
"А всё-таки ты скоро оживешь!"

                ( Вероника Тушнова
                "Морозный лес")

Морозный лес

А я люблю морозных дней уклад.
Когда в студеном ветре стынут сосны,
И в их хво'ях рассыпанные звёзды,
Как самоцветы жаркие горят!

Деревьев спящих не прервать покой.
Он кажется незыблемым и вечным,
В морозном заточеньи бессердечном
С нетающей на солнце красотой.

Бесшумность. Неподвижность. Белизна
Слепящая, стремящаяся в небо.
Разостлана крахмально-чистым снегом
Покровом воцарившегося сна.

Деревья не живы и не мертвы.
И каждое подобно Флоре спящей
В хрустальной зыбке, в облаках               
                парящей,
Как сказочность, что так любили вы.

Играют самоцветы на ветвях
Мильенами зажженных свеч
                от солнца,
Не гаснущих в стеклянных
                камертонцах -
Заиндевелых льдистых бубенцах.
И я вхожу в посеребренный бор.
Вспорхнут сороки, тишину тревожа.
В тот самый миг услышу я,
                быть может.
Морозных древ хрустальный
                разговор.

** ** **
Сиреневой дымкой, туманцем
                весенним
Дол убран от края до края!
Торопит, торопит весна
                воскрешенье
Зелёных, цветистых лужаек.

И вроде бы снег ещё держится
                стойко:
Нет-нет, а возьмутся метели
Зимы-вековухи продлить дни,
                да только
Нет спаса от звонких капелей!

Крадучись, сбегают от солнца
                дневного
Снега в воды вешние, тая.
И пуще оркестра гремит духового
С утра воробьиная стая!

В сиреневой дымке лесок
                придорожный
Как будто в обёртке подарочной!
И с каждой ольхой посекретничать
                можно
Открыто, светло и загадочно...

Сиреневой дымкой, туманцем
                весенним
Дол убран от края до края!
Торопит, торопит весна
                воскрешенье
Зелёных, цветистых лужаек.


НАД ЗЕМЛЕЙ ОБЛАКА
КАЧАЮТСЯ...

Над землёй облака качаются,
Точно парусники в волнах.
Иногда чудеса случаются
Наяву, а не в зряшных снах.

Ах, как ярко сияет заревом
Солнце! Словно пшеничный стог!
Снова осень готовит варево
На развилке у трёх дорог.

Заморочит, шальная, голову,
Позолотой листву кропя,
Насулит напоследок словно бы -
Явь чудесную торопя...

Зарумянится и засветится,
Да порхнет а закрома небес
По белеющей хрупкой лестнице
За несметным числом чудес!

Оттого они и случаются
Поздней осенью на Земле -
Даже если дожди слоняются
В полуночной кромешной мгле...

 

                АЛЕКСАНДР ПАНКРАТОВ




   Мой  амулет

Я день за днём, за годом год
На жизни шнур нанизывал.
Полсотни лет прошло
и вот
пора начать мне сызнова.
А связку прошлых дней и лет –
Стихов моих собрание –
Повешу словно амулет
На грудь воспоминанию:
Кого любил, что делал я
И мною где исхожено.
Пусть смотрят недруги, друзья,
А трогать – не положено.
Я берегу свой амулет,
Тот первый мой, дорожный.
На новой связке – десять лет,
Невзрачных, все же прожитых.            
                1998г.
               
               
   2.   ПОЭЗИЯ НАШИХ СЕРДЕЦ

 
******************************************************
АЛЕКСАНДРА КУРБАКОВА

( г.Протвино, Московская обл.)
Член Союза писателей России

РОМАНС  «О, НЕ РЕВНУЙ»

О, не ревнуй к воспоминаньям,
Они лишь песнь.
Согрей меня живым дыханьем,
В нём трепет весь.

Я не с другим тебе в угоду,
Пойми меня.
Забудь желанную свободу,
И я твоя.

Вернуться ли былые грёзы,
Бог весть, Бог весть.
Души певучей слышишь слёзы?
Моя то песнь!

Вино куплетов проливаю,
О, пригуби!
Я бессердечною бываю,
Но ты – люби!





ЮРИЙ  НЕФЁДОВ
( г.Протвино, Московской обл.)

СОЗДАТЕЛЮ «БЕЛЫХ СНЕГИРЕЙ»
И КОЛЛЕГЕ ПО МГУ
ПАНКРАТОВУ АЛЕКСАНДРУ

Ты незаметно канул в лету,
Коллега по университету.
А я-то думал – ты живой,
Всё бьёшься над чужой бедой.
Подранков в стаю собираешь
И ходом дела управляешь.
Но ты ушёл, ушёл друг мой
На нежелаемый покой,
Свой завершив последний бой.
Но в пике славы в звоне лета
Не умерла душа поэта!
Ты снова с нами, ты живой,
Ещё нам слышен голос твой.
Живи, Наш Александр Панкратов,
Ты был и другом нам и братом,
Вожак, подранок, альбинос.
Весь груз ответственности нёс.
Быть, иль не быть? – Решал вопрос,
И вот итог: журналов воз!
Преёмнику я высылаю,
Что собирает снова стаю.
Владимир, твой настал черёд
Продолжить прерванный полёт.
Мы жар сердец приносим в дар
Тебе, как прежде, Александр!
Не зря ведь Пушкин говорит:
«Доколе будет жив пиит..»
Кто в нашей стае состоит,
Он будет нами не забыт!
               

               
                Владимир Изтляев
                ( Оренбургская обл., пос. Теренсай)
                Член Союза Российских писателей
.
ИЗТЛЯЕВ Владимир Нуртаевич родился 30 августа 1950 года в селе Подгорное Кувандыкского района Оренбургской области. Детство его прошло в соседней деревне Айтуар, школу заканчивал в селе Ильинка. Затем учёба в Оренбургском с/х техникуме. По распределению работал в Башкирии, потом вернулся на малую родину. Через неко-
торое время уехал в Адамовский район, где работал механиком, помощником бригади-
ра до 1987 года, затем по состоянию здоровья стал инвалидом 2 группы. Перенёс сложную операцию на открытом сердце. Вот тогда и появились первые стихи в Адамовской районной газете, с которой Изтляев В.Н. сотрудничает до сих пор. До настоящего времени стихи его опубликованы в 100-и изданиях, в том числе в районных, городских, областных газетах и журналах бывшего СССР. В частности: «Чаша круговая» - № 7, № 9, «Складчина» - № 17(Екатеринбург), «Башня» (Оренбург), «Подорожник» (Барнаул), «Бузулукские зори» (Бузулук); в журналах: «Надежда» (г.Минск), «Встреча» (Барнаул), «Мансарда» (С.-Петербург), «Рабоче-крестьянский корреспондент»(Москва), «Белые снегири» (Москва); в областных газетах: «Южный Урал», «Оренбуржье», «Оренбургская сударыня», «Слово правды», «Айкап», «Патриот Оренбуржья» (Оренбург), «Здравствуй»(Пермь), «Инвалид»(Кемерово), «Голос надежды»(Екатеринбург), «Нижегородский инвалид»(Нижний Новгород), «Выбор» (Казань), «Хочу быть счастливым!»(Белгород), «И жизнь, и слёзы, и любовь» (Белгород), «Зимняя вишня» (Архангельск)… Кроме этого, Изтляев В.Н. является участником коллективных книг: «Душа – птица вольная», «Цветы», «Стансы страстные», «Мелодия любви», «Симфония ночи», «О Родине своей поём», «Самоцветы Оренбуржья», «Степной букет», «Собрались мы на юбилей», «Вариации дня», «Музыка сфер», «Осень золотится листопадом».
В 2000 году вышла первая книга стихов В.Н.Изтляева «Цветёт бессмертник» (Оренбург). В 2005 году вышла в свет вторая книга «Ветров осенних череда»(Оренбург)
В 2007 году – третья книга «Лес чудес»(Оренбург),
В 2008 году – четвёртая книга «Не напрасные слова»(Оренбург),
В 2009 году – пятая книга «Золотые ладони рассвета»(С.-Петербург),
В 2010 году – шестая книга «Бархатный сезон»(Оренбург»,
В 2011 году – седьмая книга «Приключения местного значения»(Рассказы, Оренбург),
В 2012 году – восьмая книга «Два одиночества»(С.-Петербург).

Изтляев В.Н. является участником юбилейной встречи в честь 70-и и 75-летия Писательской организации Оренбуржья – 2005, 2010гг. В 2007г. ему была присуждена государственная стипендия для деятелей литературы и искусства. Номинант Региональной Литературной премии имени П.И.Рычкова – 2006 г., 2007г., 2008г., 2009г.,2010г.,2011г. Лауреат конкурса среди поэтов-инвалидов России(Москва – 1998г.), Номинант Международной Премии «Филантроп» (Творчество инвалидов. Поэзия) – 2004,2006,2008,2010гг., г.Москва).
Лауреат областного конкурса «Расцвели Оренбургские степи».Поэзия, 2003 год.
Член Союза Российских писателей с 2004 года, Член Союза Литераторов Оренбуржья.
Осенью 2012 года исполняется 25 лет творчества Владимира Нуртаевича Изтляева.
Статьи, рецензии, отзывы на его творчество писали известные писатели и журналисты: Н.Емельянова, В.Рузавина, Л.Бураков, В.Логвинов, А.Ганюшкина, Н.Нутрихина, П.Авинов, К.Гайфуллин, С.Васляева, Е.Третьякова, А.Денисов, В.Перевалов.
Имя В.Н.Изтляева внесено в библиографический словарь «Литературное Оренбуржье» и в «Кувандыкскую энциклопедию».




БЕСЕДА

Отзвучали звонкие капели…
Чёрный кот пригрелся у трубы.
Дед Пахом в поношенной шинели
Вышел на крылечко из избы.
Покряхтев, уселся на ступеньки,
Терпким самосадом задымил,
Как всегда соседу: - Здоровеньки!
Что ты, Емельяныч, загрустил?
Емельяныч слаб на оба уха,
Аппарат удобней примостив:
- Я-то ничего, а вот старуха…
И вздыхает, трубку прикурив.
Обсудив домашние проблемы,
Вспомнят поселковые дела…
Боль страны и горечь этой темы –
Два живых фронтовика села.
Почему так грустно и так больно
Катится случайная слеза?
Почему я не могу спокойно
Наблюдать, как буйствует гроза…
Может оттого, что беззащитна
И полна загадками земля,
И порою белой ниткой шиты
Тёмные и грязные дела…
Почему молчат на небе боги,
Если в бой вступает пулемёт?
Ночь полна печали и тревоги,
И по-вдовьи тишина поёт…


**  **  **

В мечтах я жажду этой встречи.
На деле – жажду избежать.
Готов безмолвно слушать речи
И на тебя одну взирать

С душевным трепетом – уж очень
Красив фигуры плавный взлёт.
В тебе до тонкости отточен
Природы гений и расчёт…

Который раз порой бессонной
Лелею тайную мечту
О том, как склонностью влюблённой
Привлечь твою мне красоту.

Поверь, любовь не урезонишь,
Каких препятствий не готовь.
Я жду. Быть может, ты позволишь
Любви ответить на любовь!..


**  **  **


К чему напрасные слова
И письмецо, что без помарок
Летит в костёр…
                Летит листва…
А небо плачет, как подранок…

Мы просто лгали про любовь,
Увы, к большому сожаленью.
Нам ни к чему встречаться вновь.
Так будет лучше, ты поверь мне…

К чему красивые слова –
Они сердца нам не согреют…
Горит закат, горит листва,
А память уголёчком тлеет…

**  **  **

Ползёт в тумане по просёлкам осень…
Сменяет день печали – ночь тоски.
А я живу теплом прошедших вёсен
И потому что пишутся стихи!


**  **  **

Заморосили нудные дожди.
И что-то так щемит в моей груди.
Щемит и жжёт… Неужто не отстанет?
( На всякий случай валидол в кармане)

А, может, пронесёт на этот раз.
Нет ни души, хотя не поздний час…
И только на пустом футбольном поле
Гоняет ветер перекати-поле…


БАБЬЕ  ЛЕТО


«Бабье лето» - это грусть и радость,
Это просто – чистый окоём!
«Бабье лето» - это поздний Август
Приотставший, с раненным крылом…
«Бабье лето» - жёлтое свеченье
Листопада в тихий вечерок.
«Бабье лето» - время вдохновенья
Осени-художницы мазок…
«Бабье лето» - осень с летом вместе,
Ведь «Ещё» - соседствует с «Уже»…
«Бабье лето» - скромная невеста
С лебединой песнею в душе!


ДВА  ОДИНОЧЕСТВА…


В этом доме тёмные обои,
Несколько аляпистых картин…
Проживали здесь когда-то двое,
А теперь остался я один.

А в другой, ухоженной квартире,
Где хозяйкой стала тишина,
В здравии, согласии и мире
Квартируешь ты теперь одна…


**  **  **

Время лечит, - только всё равно,
Скомканы забытые перчатки:
В комнате, где в ясный день темно,
Предстоит играть с собою в прятки…


**  **  **

Мы с тобою у порога,
На двери Подкова – к счастью!
Здесь тропинка, там дорога,
Если б было всё «по масти»…

            

                Владимир Остриков
                ( Ставропольский край, г. Нефтекумск)

ОСТРИКОВ Владимир Викторович, родился 23 июня 1971г. в селе Ачикулак, Нефтекумского района, Ставропольского края. Первая публикация в районной газете «Восход» в 1991году. Публиковался в районных газетах «Степные вести», и «Вести Нефтекумья», в краевых газетах «Телекурьер» и «Кавказская неделя», в газетах Подмосковья: «Вестник Матадора», «Моя страна», «Голос поселений», «Отклики. Народ.Власть.Культура.Политика. СМИ»; в журналах: «Надежда»(г.Минск), «Белые снегири»(г.Москва), «Любовные письма»(г.Москва), «Лучина»(г.Москва-Смоленск), «Литературный Кисловодск»(г.Кисловодск). Автор 5-и сборников стихов: «Свет юности моей» - 1999г.изд.(г.Москва), «Мелодия дождя» - 2000г.изд.(г.Москва), «Голос в степи» - 2001г.изд.(г.Москва), «Не вспоминай» - 2005г.изд.(г.Санкт-Петербург), «Избранное» - сборник в журнале, журнал «Лучина» №17-18 за 2009-2010г.,автор сборника рассказов «Слишком поздно»2010г.изд.(г.Санкт-Петербург). Автор коллективных сборников стихитворений: «Алиса»1997-2001г.изд.(г.Нефтекумск), «Цветы»2003г.изд.(г.С.-Петербург), «Стансы страсные» 2004г.изд.(г.Санкт-Петербург), «Поэтическая радуга Нефтекумья»2010г.изд.(г.Будённовск). Специальный корреспондент газеты «Вестник Матадора» и газеты «Голос в степи», собственный корреспондент газеты «Моя страна», зам.гл.редактора журнала «Лучина».


ЧУЖИЕ  ЦВЕТЫ


Здравствуй, грусть! Я вернулся
Сквозь штрихи проливного дождя.
В майский вечер не оглянулся,
Не сдержал самого себя.
В её доме чужие цветы,
От них холодом веет, ненастьем,
Как легко потерять своё счастье
Под навесом погибшей мечты!
Так к чему теперь пересуды
И вопросы: «Кто виноват?»
Просто кончились наши минуты,
Их теперь не вернуть назад.
Здравствуй, ночь! Над гитарными струнами
Силуэты, отрывки, слова…
Всё прошло под течением лунным,
Мы не встретимся, извини, дела…
Здравствуй, утро! Я тот же самый,
Ни на йоту не лучше, чем был.
Принимаю свою усталость,
Лишь на время, которое мы
Безрассудно тратили вместе,
А теперь его будем ценить.
На весах одиночества взвесим
Свою нежность. Всё нужно забыть…
Здравствуй, радость! Ты – отражение
Моих мыслей, надежд и слов.
До тебя далеко, но в крушении
Познаётся сама любовь.
Как и прежде я ею ранен.
Пусть направленность стала иной.
Путь нелёгкий слегка затуманен,
Или наглухо закрыт стеной…
Всё пройдёт, и стена разрушится,
И наступят новые дни,
Обязательно будут  лучшие,
Обязательно будут  мои.

                19.07.2002г.


**  **  **


Я терпелив, я подожду ещё,
Пока секунды жизни пролетают.
Твоя любовь пока ещё не знает,
Что синеглазый мальчик под плащом
Рассыпал вирши перед злым огнём,
И сжёг все фотографии о лете.
Какое сердце может жить в поэте!
Как непонятен он и далеко…
Я отойду. Я промолчу. И тут,
Вдруг что-то отделится от души,
Моя игра безмолвна. Не спеши,
И вслушайся: здесь ландыши цветут.
Здесь музыка прозрачна и легка,
Здесь светотени быстро проплывают.
Они, как ты, пока ещё не знают
К чему такая тайна у цветка.

                12.08.2002г.

**  **  **

Я узник собственной души
И одиночества.
Мне горько, что я вновь один,
Но мне так хочется.
И если кто-то говорит:
-«Дай волю памяти!»
Нет, не хочу я вновь стоять
На этой паперти.
Не нищ я, но и не богат,
Я просто здесь живу.
Мне нужен перстень в сто карат
И свет на берегу.
Мне в море жизни ни к чему
Пустые гавани,
Свои пробоины забью –
Ещё поплаваю.
У светлой заводи свой блеск
И отражение:
Неясный, робкий, тихий всплеск
Воображения.

** **

Ты говоришь о сентябре,
Как коротки его порывы!
А мы идём неторопливо,
Оставь мне память о тебе.
Полночный звук твоих шагов,
Шуршанье листьев на тропинке,
Чужие, веерные блики
Потусторонних лепестков.
Войдём мы в лес: вот мой шалаш,
Пусть он не крепок и не ярок,
Но этот новый мой подарок
Похож на призрачный мираж.
Расплавит ночь игра свечей,
И силуэты станут ближе.
Они в движенье будто ниже.
Как тихо здесь поёт ручей.
Погас огарок, воск пролился,
Как эпизод из нашей встречи,
Нам не нужны пустые речи,
Мы здесь молчим: и ты, и я.

13.09.2002г.

ТАНЕЦ

Необъяснимая потеря интонации.
Твой голос задрожал…и в этом танце
Мы повторим прошедшую весну.
Такую же стремительно-прекрасную
И быструю, непоправимо быструю,
В которую все ручейки бегут.
В твоих глазах вдруг отразится небо,
И лёгкий полумиг, в котором не был.
До боли вдруг захочется понять,
Остановить мгновенье полушага,
Всмотреться, удивиться и…обнять.
Но голос твой окреп. И эта сага
Вдруг побелеет ещё больше на свету.
Слова все превратятся в микроточки,
И на обратной стороне – источник,
Который пробудил мою мечту.
Наш танец завершён.

** ** **

Вот и всё…Двери в сердце закрылись.
Подожди! Мы немного забылись.
Мы чужие. И нет нам прощения.
Это было всего увлечение.
Не спеши, разомкни свои руки.
Мы играли в любовь и разлуку,
Не заметив в пути перекрёстка,
На котором стоять так непросто.
Сердце бьётся отчаянно, слепо,
А зима засыпает нас снегом,
А мороз охлаждает сознание.
Не нужны никакие признания.
Время лечит. Обрушатся годы.
Тонной холода. Есть переходы…
Есть возможность кем-то увлечься,
Но ведь сердце хранит НАШИ встречи.
Постоим. Помолчим. Улыбнёмся.
Только жаль – ничего не вернётся.
Всё пройдёт – мы чужие друг другу.
Как безжалостна зимняя вьюга!

20.12.2002г.

** ** **

Закрыть свою душу в бетонную клетку,
И ждать несерьёзности позднего лета,
И верить: заранее зная, - напрасно.
Осталось всё в прошлом, далёком и ясном.
Пусть тени дрожат, серебрятся дороги,
Пусть письма короче, а солнца немного,
Научится сердце и в малом, случайном,
Себя находить и хранить свои тайны.
Игра непомерных идей и плакатов,
Как всё это мелко, как всё это…гладко.
Путь к солнцу, путь к чистому воздуху труден,
Но как же он нужен растерянным людям.
В прощальной улыбке надежда хранится,
Далёкая радость на миг возвратится.
В случайном сложении незыблемых правил
Вновь то обрести, что когда-то оставил.

08.06.2003г.

** ** **

Уголки нецелованных губ
Приподнимутся вверх,
И печаль, как тяжёлая штора,
Опустится с глаз.
В них сияющий блеск
Удивит и обрадует всех.
Может быть, он теперь наступил
Ожидаемый час.
Ты совсем как дитя,
И твой миг только, только пришёл.
Изумлённым глазам
Лишь теперь открывается свет.
Сохрани в своём сердце всё то,
Что другой не нашёл:
Чистоту, непосредственность,
Ранние сны юных лет.

29.10.2007г


** ** **

В твоих глазах есенинская грусть,
И на рояле незакрытый томик Китса.
Твоей руки я даже не коснусь –
Ты не позволишь мне легко забыться…

Подсвечник плачет. Ангел мой залит
горячим воском, полностью, всецело.
И видно у него душа болит,
Что сохранить его ты не сумела.

Морозный свет полоской серебра
Очертит контур милого созданья.
Мой ангел жив. Всё это лишь игра –
Полёт души над тёмным мирозданьем.

Прольётся музыка сквозь шорох сна
Родится новый день над нами.
Проснётся мир, а тут поёт весна
Весёлая, с зелёными глазами.

26.12.2009г.

** ** **

Такая долгая зима,
Такие сильные морозы…
Зима меня не сберегла
От цепких лап житейской прозы.

Судьбы усмешка мне видна
С надменным, вычурным изгибом,
Как листья падают слова
Зарывшись в снег… и тихо гибнут.

Свет солнца греет не меня
Веселье здесь не состоялось,
Мне жутко от игры огня,
Мне ближе ночь, покой, усталость…

04.06.2010г.


СТАРЫЙ ДОМ


Мои стихи вас посетят едва ли…
В них многоточия от слов давно устали.
Поток летящих листьев за окном –
Задумчив и спокоен старый дом.
В нём половица больше не скрипнёт
От лёгкого порхающего шага.
В нём чья-то страсть под утро не уснёт
И сталью не взыграет чья-то шпага.
В нём писем нет молящих о любви,
Гитары стон не тронет вашу душу.
Наш старый дом уже почти разрушен –
В нём беспокойны тени и огни.
Луч солнца глянет в пыльное окно,
Пройдёт по затемнённым кабинетам,
В них жизнь была всегда теплом согрета,
Пусть это было так недавно и давно…
Ушедших лет едва заметный след
Проявится в разбросанных вещицах,
И вдруг… скрипнёт сухая половица,
И озарится радостью рассвет…



    Галина Краснова
( Самарская обл., с.Кинель-Черкассы).


КРАСНОВА Галина Ивановна. Автор пяти книг стихотворений: «Любви негромкие слова», «Зеркало души», «Я не устану восхищаться», «В лабиринтах жизненных исканий», «На параходе времени плыву». Публиковалась в журналах «Белые снегири»(Москва), «Наша жизнь»(Москва), «Надежда»(Минск), в альманахе «Лира»,(Чехов), в районных и областных коллективных сборниках.
Вот как автор говорит о себе сама:
«… Моя жизнь, очень сложная, но интересная и насыщенная, помогла мне смотреть на мир совершенно по-особому, выискивая в нём доброе, светлое, надёжное. Далеко не всегда Фортуна улыбается мне, но я сама иду ей навстречу. После трёх лет испытаний на больничной койке, я встала на ноги, упорно училась, получив профессию преподавателя русского языка и литературы. 25 лет работы в школе считаю самым счастливым «моментом» в своей жизни.
Но судьба вторично решила испытать меня: резко начало падать зрение. Оставив педагогическую работу, я сразу же переключилась на общественную, возглавив районное общество незрячих и слабовидящих. И как бы связующим звеном, духовной опорой на протяжении всей жизни, стала поэзия. С раннего детства и по настоящее время, она, как «горьковский буревестник», реет в моём сознании. Итогом моей творческой жизни стали Диплом и губернаторская премия Самарской области и присвоение звания «Почётный гражданин Кинель-Черкасского района. Являясь человеком активной жизненной позиции, я принимаю участие во всех областных фестивалях и литературных конкурсах».



СУДЬБЫ МОЕЙ ЧАСТИЦА

260-летию с. Кинель-Черкассы
посвящается…

Село родное, я с тобой
Расту и развиваюсь.
Над нашей общею землёй
Я в звёздах отражаюсь.
Люблю тебя за то, что ты
Судьбы моей частица,
Что не боишься высоты
И рвешься к ней как птица,
Моя ты гордость и краса,
России край родимый.
Творить ты можешь чудеса
И жить семьёй единой.
Ты скоро новый юбилей
Отметишь вместе с нами,
И волшебство судьбы твоей
Я воспою стихами.
Пусть песнь весенних ручейков
Сольётся с моей лирой,
А перезвон колоколов
Объявит всему миру,
Что скоро двести шестьдесят
Селу Кинель-Черкассы.
В нём ярче звёздочки горят,
И всех шумнее трассы.
В нём жизнь, как норовистый конь,
Встать на дыбы стремится…
Играй тальяночка-гармонь
Над сельскою криницей.

13.04.2002г.


НЕТ ЗАКОНА, НЕТ УСТАВА

Нет Закона, нет Устава,
Как счастливым быть.
Жизнь расписывать не стала,
Как судьбу творить,
Как лепить её по крохам.
Наподобие гнёзд.
Не цвести чертополохом
Под сиянье звёзд.
Не бродить по лабиринтам
Зависти и Зла,
Повторяя, как молитву,
Заповедь добра.
Нет Устава, нет Закона,
Как счастливым быть,
По неписаным канонам
Стала я судьбу творить.

18.04.1958г.

СТИХИ МНЕ ПОМОГАЮТ ЖИТЬ

В тиши полночной вдохновенье
Неслышным шагом подойдёт,
И мысль вдруг вспыхнет озареньем,
Когда слова себе найдёт.
Они толпятся хороводом,
Стремясь местечко подыскать,
Чтобы под звёздным небосводом
Строку умелую создать,
Чтобы вошла в стихотворенье
Хозяйкой доброй и простой,
Имея твёрдый взгляд и мненье,
Характер и обычай свой,
Неподражаемую свежесть
Уменье души покорять,
Свою особенную нежность
И силу духа не терять.
Такие вот мечты роятся,
Смогу ль в реальность воплотить…
Стихи во сне мне даже снятся,
Они мне помогают жить.

18.12.1996г.

ЧТОБЫ ЗВЁЗДОЧКОЙ БЛЕСНУТЬ

В жизни каждого из нас
Может быть свой звёздный час.
Ждём его не от небес,
Не от сказочных чудес…
Чтоб зажечь свою звезду,
Надо совершить езду
По колдобинам дорог
Средь опасностей, тревог
В тайный мир своей души,
Чтоб сквозь дебри той глуши
Выбраться на светлый путь,
Чтобы звёздочкой блеснуть.

03.02.2002г.

АХ, НАДЕЖДА,
БУДЬ СО МНОЮ РЯДОМ

В глубине души моей надежда
Драгоценной капелькой искрится.
Я живу в заботах, как и прежде,
И спешу восходом насладиться.
В нём сиянье мысли сокровенной,
Дерзкой, полыхающей, но чистой,
Чтобы жизнь была обыкновенной,
Пусть в тревогах, но всегда лучистой.
Ах, надежда, будь со мною рядом,
В лютый холод обогреть старайся,
Словно солнцем, своим тёплым взглядом
Воскресить мне душу попытайся.

05.01.1995г.

ДРЕВО ЖИЗНИ

Не руби свои надежды,
Не губи свою мечту.
Даже ветхая одежда
Скрыть способна наготу.
Ведь надежда – древо жизни,
А мечты – его листва.
В них – тревоги за Отчизну.
В них – сама твоя судьба.

25.08.1982г.

СИЛА ДУХА

С чем сравнить нам духовную силу,
То упорство, стремление ввысь,
Что, сливаясь с мелодией лиры,
Жизни шепчет: «Ты всё же крепись!»
Не сдавайся, борись с невозможным.
Паутинку надежды не рви.
Побеждать (не забудь) очень сложно,
Но ты к цели упорно иди…
Силу духа ничем не измерить,
Только надо её развивать.
В себя, главное, надо поверить,
Крылья созданы, чтобы летать.

12.11.2000г.


3. ЛИТЕРАТУРНЫЕ НОВОСТРОЙКИ


ЮЛЯ СИЛИНСКАЯ

 (г.Череповец, Вологодской обл.)

Победитель поэтического конкурса
в г.Протвино, в номинации
«Золотое перо».


** ** **

Летом я была на Юге
В чёрном море плавала.
Хорошо на этом Юге
Я от счастья плакала.

Почему в Череповце
Море не солёное?
И вода в реке Шексне
Грязная, зелёная?

Солнца мало, и дожди
Не такие тёплые,
Даже летом, погляди –
Мы в пальто замотаны.

Я решила: подрасту
И пойду в волшебники,
Если папа купит мне
Нужные учебники.

А потом на тёплый Юг
Город свой пошлю я,
Он ведь мне хороший друг
И его люблю я!


ПРО КОШКУ МУСЮ

Мусю очень я люблю:
Колыбельную пою.
Муся ловит всех мышей
В мире кошки нет храбрей.
Баю, баю, баю, бай
Муся глазки закрывай.
Пусть приснится Мусе мышка,
Ох, какая ж ты глупышка.
Муся любит почивать
Рядом с Юлей крепко спать.
У подушки, в одеяле,
Чтоб подружки не видали.


НАША ДРУЖНАЯ СЕМЬЯ.

Наша дружная семья:
Мама, папа, брат и я.
Вместе весело живём.
Вместе песенки поём.

Папа мой в газете пишет:
Про меня и про детишек.
Мама нам готовит ужин
И зовёт скорее кушать.

Чтоб наш ужин не остыл
Брат вприпрыжку подбежит,
Ну а я, как черепаха,
Позади плетусь за братом.

Вот такая мы семья:
Мама, папа, брат и я.




4. НАША ПРОЗА

АЛЕКСАНДРА КУРБАКОВА
( г. Протвино, Московской обл.)
Член Союза писателей России

КОГДА ЦВЕТЫ ВЫРАСТАЮТ
( Рассказ )

Всегда животрепещущей была проблема «отцов и детей». Многих волнуют моральные аспекты её. Родительский долг. Ответственность детей за судьбу своих родителей. Я знаю многих людей, отдавших своё время, силы, заботам об отце, матери, бабушке, дедушке. В их числе мои сотрудники, подруги, родственники. Но немало и других, из-за которых картина людского равнодушия, встающая передо мною, кажется мне порой такой безотрадной. Замечательный советский писатель П.Нилин писал, что человек несёт ответственность за судьбу тех, с кем он соприкасается. Но вот как бывает в жизни…
Однажды я была свидетельницей грустной сцены, когда больные побрезговали подать тяжело больной старушке стакан воды. И – поморщились, когда это сделал кто-то другой. А старушка вскоре умерла. Отказать своему ближнему в последний час в глотке воды! Это просто не умещается в голове.
Увы! Мне пришлось убедиться в последствии, что для иных людей равнодушие даже к родному человеку может стать чем-то вполне естественным.
И вспоминается мне Дарья Николаевна Скворечникова, прозванная «скворушкой». Та самая надоедливая Скворушка, всегда желавшая быть в курсе всех больничных новостей, за свою наивность, непосредственность, получившая своё ласковое прозвище. Ей было тридцать лет, когда она тяжело заболела. Но она дождалась счастливого часа. Её дорогой сыночек Петечка женился. И родилась внучка, Дашенька. Бабушка в больнице лежала часто. Сыночек приезжал. Раз в месяц. Брал доверенность на получение пенсии. И ничего не привозил. И бедная Скворушка не без корысти спрашивала у каждого: «А тебе что привезли?» Однажды он даже прислал ей волнующую телеграмму. Грузная Скворушка носилась с нею и всё её читала: «Мама, я за тобой скоро приеду. Жди».
Через несколько лет мне пришлось вновь увидеть Скворушку в больнице. Она изменилась: постарела, выглядела обеспокоенной. По обыкновению я угостила её чем-то. К моему удивлению, она отказалась. Ей было не до того. Оказалось, что сыночек Петечка, получив благодаря ей трёхкомнатную квартиру, оформил её в инвалидный дом. Она томилась в ожидании переезда, спрашивая: « А как так?» Бедная очень страшилась такой перемене в своей судьбе. Её успокаивали. А шёпотом говорили: «Вот тебе и сыночек Петечка!» Вечером за ней приехала машина. Проводив её, медсестра Люба сказала со вздохом: « Уехала моя любимица…» И это был, пожалуй, единственный человек, пожалевший об её исчезновении. Навсегда запомнился мне кроткий, ищущий сочувствия взгляд больших по-детски доверчивых глаз Скворушки…
Сколько таких Скворушек только в нашем посёлке. Почему же судьба так неблагосклонна порой и часто именно к тем, кто больше всего нуждается и достоин Любви, сожаления и участия? А нет ли во всём этом какой-то закономерности? Не слишком ли много тому примеров?
… Ириночка! Как волновалась за неё мать! Как близко принимала к сердцу её горести и радости! Старалась, чтоб не коснулось её доченьки лихое горе, которого вдосталь было у неё самой. Несладкая жизнь с мачехой. Скороспелое, лишь бы вырваться из ненавистного родительского дома, замужество. Вечный стук швейной машинки. Лишь бы не было недостатка в лишней копейке. Зато, какой убаюкивающей музыкой звучал голос её дорогой девочки, говорившей ей между поцелуями: « Я тебя, мамочка, никогда не оставлю. Никогда!»
Звонил телефон. Быстрой ласточкой подбегала дочь к нему: «Мама, это тебя!», - говорила и подкатывала кожаное, на колёсах кресло к подоконнику, на котором стоял телефон. Восемнадцать лет Ирине, и столько же лет её мать прикована к этому креслу, с которого она не может встать без посторонней помощи. Но бывали минуты, когда она напрочь забывала, что она – инвалид первой группы. Это – когда заболевала дочь. Тревога за неё давала ей второе дыхание. Зато потом, когда опасность миновала, приходила расплата за нервное напряжение, болезни накидывались на неё с новой силой. И всё же у неё была цель, ради которой стоило с ними бороться. Её счастье, её радость – дочь. Дочь – отличница, комсомольская активистка, призёр многих математических олимпиад.
И вот наступил тот радостный день, когда она любовно поправила на дочери сшитое своими непослушными руками белое свадебное платье. Лучше б он не наступал!
Спустя всего две недели после свадьбы её изменившийся голос по телефону сказал мне умоляюще: «Приди». Впервые в жизни эта мужественная женщина нуждалась в утешении. Её Ириночка с мужем ушла из родительского дома в общежитие. Ушла спокойно, не чувствуя себя нисколько виноватой. Чувство неловкости за неё охватило вдруг меня, когда я увидела её в посёлке. Счастливая, жизнерадостная, с гордо поднятой головой юная женщина шла с мужем по залитой ярким солнцем улице. А её мать не видела солнца даже в окно. Её ослепляли слёзы. От сильного жара знабило. Не одну ночь она провела в кресле, без сна. Иногда просто некому было перенести её на кровать, и она отдыхала, положив голову на подоконник…
А телефон звонил по-прежнему. И когда мать поспешно подъезжала к нему, в надежде вновь услышать родной голос, в трубке слышались короткие гудки. Да и могут ли её утешить чьи-то слова, когда даже Иринкины оправдания звучат, похожие на жалкий лепет. «Для чего теперь жить?» - шевелятся в душе тяжёлые мысли. Она придвигается к столу и рассматривает свадебные фотографии дочери. И подолгу всматривается не в её, до боли родное лицо, а в лицо молодого, интеллигентного на вид, человека в очках. Что он за человек, всего шесть месяцев приходивший к ней в дом, из-за которого её единственная дочь так легко бросила больную мать, так беспечно отказалась от учёбы в институте…
Максим Горький назвал детей « цветами жизни». Почему же с таким трудом взлелеянный ею цветок, перестал благоухать для неё? Не потому ли, что слишком долго сберегался в чистой хрустальной вазе её любви, которая оказалась для него такой хрупкой, когда он вырос? И не собрать теперь её осколков!
И впервые она обрадовалась новому натиску болезней, ибо физическая боль отвлечёт её от душевной боли, только вот, надолго ли…



ЗАЦВЕТУТ СКОРО РОЗЫ
( Рассказ)


Кружатся белые снежинки, а на окошке у Сусанны Георгиевны наливаются бутоны. «Зацветут скоро мои розы» - думает она, и на душе у неё становится теплее. Очень любит эта женщина цветы. Детство и юность провела она в солнечной Армении. Вместе с воспоминанием об аромате душистых южных цветов привезла она оттуда и тепло своей души, согревающее столько лет её жизнь и тех, кто её окружает. Оно, как солнце, дарящее свои лучи и роскошным цветам и самой неприметной былинке. Не только близкие: муж, дочь, внук, благодарны ей за это. Сколько открыток и писем получает она, сколько хороших друзей приходят в её всегда открытый дом, всегда открытый… За этими словами таится и их прямое, буквальное значение. Она не запирает свою дверь ещё и потому, что сама просто не в состоянии открыть её. А ведь каждый день кто-то да стучится в дверь дома, что расположен по улице Гагарина 4, в квартиру номер 9. Она вздыхает…
Более двадцати лет прикована она к этой тяжёлой железной коляске, с которой и лечь спать не может без посторонней помощи. Бывали дни и ночи, когда по различным обстоятельствам Сусанна Георгиевна оставалась одна, и ей приходилось отдыхать, положив голову на подоконник. Да и солнце она видит только в окно. Сейчас, правда, стесали загораживающий проход порожек у балконной двери. Теперь она может в хорошую погоду наслаждаться свежим воздухом. Иногда позвонишь ей, и телефон не отвечает. Это значит, она «гуляет». В такие минуты я не осмеливаюсь её тревожить. Изредка она бывает в гостях у своих друзей, а так, она всегда дома. «Рассеянный склероз» - диагноз беспощадный. А ведь есть и другие недуги. Кроме того, у неё семья. А в какой семье не бывает неурядиц, хлопот и огорчений. Спросите – бывает ли у неё плохое настроение? Попробуйте допытаться. К тайнику её души допущены очень немногие. А если все же взгрустнётся? Что ж, она посмотрит на свои любимые розы, попьёт чайку с душистым вареньем и споёт колыбельную для маленького внука Лёнечки. Умеет этот человек, казалось бы, в самых незначительных мелочах жизни найти удовлетворение, радость.
Любит вспоминать Сусанна, как справляли полувековой юбилей мужа. Всё было: и домашняя газета со стихами и рисунками, альбом с фотографиями, слайды. И – прекрасный стол для множества гостей. Хозяйка – мастерица на всякие соленья и варенья. Звучали шутки, песни, музыка. Сусанна даже танцевала! Да, да! Она, конечно, не вставала, но так грациозны были её движения руками, плечами, что казалось, она и впрямь танцует. 42 года… не так уж много.
Уже в двадцать лет она имела пенсионную книжку инвалида 1 группы. Врачи в один голос запрещали ей работать, а она рвалась, она очень хотела. И – добилась своего. Теперь работает на дому. И даже бюллетени берёт редко, хотя порой и прихварывает. С утра стрекочет её швейная машинка – Сусанна Георгиевна работает. И во второй половине дня она не сидит без дела: нянчится с трёхлетним внуком. А там – готовка, уборка. Сидя и стирает, и моет шваброй полы. А как же, чистота и порядок у неё на первом месте. Попробуйте просто посидеть в коляске целыми днями, и то устанете. А она, вдобавок неудобная, громоздкая. Где бы достать поменьше, полегче? Эта-то уж ровесница её дочери Марине.
Марина! Какой заботой окружала она её с самого раннего детства! Как бережно лелеяла свой самый дорогой цветок в хрустальной вазе чистой материнской любви! «Почему за ней не приходит мама?» - удивлялись воспитательницы в детском саду и – не верили тому, что слышали. Ребёнок был всегда ухожен, на нём всегда всё было чистое, отутюженное. 22-х летняя Марина – теперь сама мама. И такая же рукодельница и такая же умелая хозяйка в своём доме. Десятилетку закончила почти на отлично. Диплом радиомонтажницы получила с отличием. И всё благодаря неусыпным заботам матери.
Сусанна Георгиевна задумывается. Какой резкий контраст с её собственным детством, ведь оно выпало на тяжёлые военные годы. При родах умерла её мать. А когда вернулся с фронта отец, появилась в доме мачеха. Негостеприимным стал для неё родительский кров. Выучившись на прядильщицу, приехала она восемнадцатилетней девушкой на практику в Серпухов, где и познакомилась с будущим мужем. Звучная армянская фамилия « лорис-руссо» сменилась на Полякову. Стало для неё Подмосковье второй родиной. Однако, армянские родственники не забывают её. Звонят, шлют письма, телеграммы. Однажды я встретила у неё симпатичного парня, племянника из Еревана. Сусанна с гордостью сообщила мне, что в 25 лет он уже коммунист. «В кого же ты такой добрый, красивый?» - шутливо заметила я. – « В тётю Сусанну, только в неё!» - ответил он, крепко поцеловав свою хрупкую черноглазую тётю.
- « Везёт мне на хороших людей», - сказала как-то Сусанна. – « какая у меня свекровь, какие отзывчивые родственники, а другие…» В увлечении она называла десятки имён. В числе её знакомых друзья дочери, её учителя, врачи, медсёстры, и те, с кем она знакомится сама. Где? В больнице.
Вспоминаю первую встречу с ней. По больничному коридору медленно движется коляска, в которой сидит худенькая женщина. Чёрные глубокие глаза по-восточному ярки и блестящи. Никто молча не пройдёт мимо неё. Каждый поздоровается, скажет ласковое слово. Так же десять лет назад остановилась около неё и я. И нет у меня теперь ближе подруги. Что же притягивает к ней словно магнитом? Нет у неё актёрского дарования, но хочется с ней петь, читать стихи, и открыть душу. Как она умеет слушать!
Кроме того, Сусанна всегда в курсе всех политических и культурных новостей. Выписывает много газет и журналов. Смотрит телевизионные передачи, слушает радио, живёт полнокровной насыщенной жизнью. Сейчас у неё много приятных хлопот: в этом году они будут отмечать с мужем серебряную свадьбу.
Побудьте с нею минут пятнадцать, и вы забудете, что перед вами тяжело больной человек. Чем завораживает эта женщина? Своими ли глубокими чёрными глазами, которые так и лучатся добротой и той жизнерадостностью, бьющей через край и освежающей как родник тех, кого мучит жажда общения?
Наверное, есть у неё особый талант – любить людей. А она их любит. Поверьте мне. Как-то застаю её за долгим телефонным разговором. «Обзваниваю больных», - объяснила мне она. – « Каких? Тех, что лежат в больнице. Узнаю про их здоровье у родственников». Я припомнила, как год назад она уговаривала одну одинокую женщину, перенёсшую тяжёлую операцию, временно пожить у неё. «Пожалуйста», - просила она, - « Вы и не почувствуете, что у чужих людей живёте. Мы с Лялей, - так она называет своего мужа Леонида, - будем за Вами ухаживать». И это говорил человек, сам нуждающийся в уходе!
Какие ещё краски добавить в палитру написанного? Разве то, что муж жизни не представляет себе без своей Сусанны. Разве то, что она страшится не того, что вдруг сама заболеет, а не дай Бог, заболеет кто-то из близких? Вот потому-то так много у неё хороших искренних друзей.



5. ПАМЯТЬ

НАТАЛЬЯ ПРИСТУПА
( г. Пинск, Беларусь )

* * *
Закат приветливый и ласковый,
да придорожный бег ромашковый,
да улетающая к небу
полоска скошенного хлеба.
И тишина…
И всё, что помнится,
внезапной радостью наполнится…
Торжественность и блеск непраздный –
любимым кто-то кем-то назван…

ХОЧУ ВЕРИТЬ

Прощали. Забывали. И любили.
… Летящие огни автомобилей –
Пульс жизни.
Наважденье черноты.
Расколотое небо красоты.
Путь, выпавший и праведно и строго.
Есть в сумерках какая-то тревога,
И хочется закрыть плотнее дверь
Во избежание будущих потерь.

А голос, назидательный и терпкий,
Мол, к сердцу неоправданною меркой,
Мол, можешь шире…
Только захотеть –
И не бывает, чтобы не суметь.

… У ног порог,
крутой уклон ступеней
Неровный слог, дрожащие колени.
И где-то там, у краешка черты –
Упавшая,
но устоявший ты.


      12.08.2002г.




    ВАЛЕРИЙ ИВАНОВ
    (г.Ногинск,
     Московская обл.)

               
 6. "БЕЛЫЕ СНЕГИРИ" С "ЖУРАВЛИНОЙ РОДИНЫ"

         В сентябре 2019 года, в дни столетия газеты «Богородские вести», я вспоминал людей, с которыми общался  с 1983 года в редакции газеты. В те годы я начал иногда публиковать в газете, она называлась в то время «Знамя коммунизма», небольшие статьи о здоровом образе жизни. С тех пор прошло много лет… И вдруг я вспомнил имя человека, о котором мне захотелось написать. Его зовут Александр Васильевич Панкратов. Хорошо задумать написать статью, но как это осуществить, когда  об этом человеке я почти ничего не знаю. Хотя кое-что я о нём всё-таки знал и даже встречался с ним в Ногинске в его квартире на посёлке Красный электрик. Знал я и о том, что Александр Васильевич Панкратов был штатным корреспондентом  этой старейшей ногинской газеты. Мои расспросы о Панкратове некоторых моих знакомых ногинских журналистов ни к чему не привели: в лучшем случае они подтверждали, что Панкратов сотрудничал с нашей газетой. Вначале я пытался узнать о Панкратове в интернете. Но там о нём написано очень мало, нет биографии. Больше всего о Панкратове написал его друг по переписке из Нефтекумска  Ставропольского края поэт и писатель Владимир Викторович Остриков. Но и в его публикациях я не нашёл нужной мне информации.

 Я стал вспоминать о Панкратове, о наших встречах с ним, копаться в своих архивах. Зная, что Панкратов мой земляк, я позвонил моим знакомым талдомским поэтам и в Талдомский историко-литературный музей.
             Оказалось, что в архивах талдомского музея материалов, связанных с Панкратовым нет, но я обрадовался, когда получил от поэта, руководителя талдомского Литературного объединения имени И.С. Романова Галины Андреевны Русаковой, бандероль с книгой стихов Панкратова «Любовь и боль моя – Россия». Вместе с книгой пришла и фотография Панкратова с группой людей на вечере в Центральном доме литераторов в Москве. Из стихов я узнал некоторые биографические данные о Панкратове, среди них узнал точное место его рождения. Это деревня Сосково Талдомского района Московской области. Эта маленькая деревенька расположена недалеко от посёлка Вербилки. Кстати, о Вербилках в сборнике помещены несколько стихов Панкратова. Но всё же  материала было недостаточно для написания статьи. Я вспомнил, что в моих архивах хранятся два журнала «Белые снегири», издававшиеся Панкратовым. Папку с этими журналами и ногинской газетой «Знамя коммунизма» я разыскал быстро. Первый журнал №12 выпущен в 1999 году. На нём дарственная надпись: «Участнику вечера в доме-музее С.А. Клычкова. 2 июня 2002 г.» и подпись Панкратова. На этом вечере я не был, а журнал я, вероятно, привёз из Талдома позже. Из своего дневника я узнал, что в доме-музее С.А. Клычкова я был на праздновании 115-летия со дня рождения моего деда Ивана Сергеевича Романова 24 октября 2003 года. Помню, что несколько оставшихся экземпляров двенадцатого номера журнала предлагали тогда приехавшим в музей гостям. Таким образом, впервые я что-то узнал о Панкратове и его журнале в этот день. Но я даже предположить не мог, что Александр Васильевич живёт и работает в Ногинске…

   В двенадцатом выпуске журнала «Белые снегири» помещены одни из последних стихов моего деда – талдомского поэта Ивана Сергеевича Романова, взятые из местной газеты «Коллективный труд»: «Утро», «Песня косаря», «Дыхание весны», «На Дубне», «Лён». Помещены и стихи других талдомских поэтов, напечатанные в местной газете в 1957 – 1959 годах, в том числе и стихи самого Александра Васильевича Панкратова. В журнале также  помещены стихи, проза авторов из разных уголков России и некоторых других стран.
         Название «Белые снегири» журнал получил не случайно. Обычные снегири это небольшие птицы размером с воробья с красно-чёрно-серым оперением. Белые снегири, как и все альбиносы, из-за отсутствия пигмента в глазах очень чувствительны к свету, имеют плохое зрение и в природе быстро погибают. Людям, ставшим инвалидами, как и белым снегирям, для выживания необходима поддержка. После того, как Панкратов стал инвалидом, он решил выпускать журнал, где будут помещаться стихи и рассказы инвалидов.
        Второй журнал в моей папке это «Белые снегири» № 22 – 25 за 2002 – 2003 годы. Этот журнал оказался последним и больше «Белые снегири» не выходили. В этом номере журнала дарственная надпись Панкратова: «Внуку Ивана Сергеевича Романова Валерию Иванову с уважением» и подпись. Дату этой надписи Александр Васильевич не написал и я так и не мог вспомнить, когда я был у него дома. Но, когда я развернул газету «Богородские вести» №73 за 9 июля 2005 года, лежавшую на дне этой папки, то под рубрикой «Милосердие. Сегодня и всегда» я увидел статью Людмилы Валадан «Ты боль моя, моя утеха…». Статья посвящена Панкратову. Автор статьи незадолго до её написания побывала у Александра Васильевича дома в Ногинске на посёлке «Красный электрик». В статье рассказывается о тяжёлом жизненном пути Панкратова, о его работе на многочисленных комсомольских стройках, о километрах исхоженных дорог, нелёгких испытаниях и в результате этого подорванном здоровье, тяжёлых операциях и инвалидности второй группы. В статье говорится и о том, что Панкратов обратился за поддержкой в эту газету, написал туда письмо. Газета попросила помочь инвалиду, обратившись в Управление социальной защиты населения. В статье написано: «… в редакцию позвонила директор центра социального обслуживания О.В. Гамага и сообщила, что за инвалидом постоянно закреплён социальный работник». В конце статьи помещено обращение к спонсорам-землякам на поддержку дальнейшего издания журнала «Белые снегири». Последний выпуск этого журнала №22 – 25 вышел в 2003 году.
     Я продолжал искать материалы о Панкратове, просматривая свои архивы. На протяжении многих лет я веду ежедневный дневник своих тренировочных и соревновательных пробегов, попутно кратко пишу  и о других событиях моей жизни. Хотелось найти там что-то о Панкратове. Я очень обрадовался, когда обнаружил короткую, но очень ценную запись 11 июля 2005 года: «Познакомился с Панкратовым Александром Васильевичем – автором альманаха «Белые снегири». Я стал вспоминать детали этой моей первой встречи с Панкратовым, состоявшейся через 2 дня после опубликования статьи о нём в нашей газете. Думаю, что его домашний адрес я получил в редакции «Богородских вестей». Помню, что его квартира на посёлке «Красный электрик» в Ногинске находилась в пятиэтажном доме на четвёртом или пятом этаже. Общение моё с Александром Васильевичем было непродолжительным. Во время моего прихода он на пишущей машинке печатал какой-то текст. При знакомстве я сказал Панкратову, что я внук талдомского поэта Ивана Сергеевича Романова и спросил у него был ли он знаком с моим дедом. Александр Васильевич ответил на вопрос положительно и подарил мне последний выпуск «Белых снегирей» с дарственной надписью. Помню скромную обстановку в однокомнатной квартире Панкратова, его рабочее место, центром которого была пишущая машинка, книги, газеты, журналы вокруг.
       Беседа с Панкратовым у меня была недолгой, помню, что тогда он передвигался на костылях и что я относил на почту, она была недалеко от дома, бандероль  с журналами «Белые снегири» и отправлял её по указанному адресу. Приносил я Александру Васильевичу и продукты из ближнего магазина. К сожалению, я не нашёл больше записей в дневнике о моих встречах с Панкратовым, хотя помню, что был у него после операции, ампутации ноги. Александр Васильевич после этой операции прожил недолго: он скончался 6 сентября 2005 года.
     Мне удалось связаться по телефону с краеведом из Вербилок Юлией Николаевной Кравцовой. Она мне сказала, что дома, где жил Панкратов в Вербилках, уже нет и обещала посмотреть, какие публикации Панкратова хранятся в местной библиотеке. К сожалению, о самом Панкратове Юлия Николаевна ничего не вспомнила, хотя и сказала, что была с ним знакома. В библиотеке она нашла потом какие-то его публикации, но надо ехать в Вербилки, чтобы их посмотреть.
      Я уже не надеялся узнать что-то в ближайшее время о Панкратове, как неожиданно  подумал: «Не обратиться ли мне в нашу ногинскую центральную библиотеку, узнать нет ли у них публикаций Панкратова». Его публикации нашли и я их в библиотеке получил. Я взял 4 книжки: «На журналистской тропе», «Помним о войне», «Прозрение»,это приложения к журналу «Белые снегири» и сам журнал №15 – 16 – 17.
       Познакомившись с имеющимися у меня публикациями Панкратова, я решил, что материала о нём уже вполне достаточно, чтобы написать о нём статью.
      Саша Панкратов родился 27 ноября 1938 года в деревне Сосково, находящейся в 10 километрах к северу-востоку от посёлка Вербилки Талдомского района Московской области,  в бедной крестьянской семье. Панкратов так рассказывает о своей семье в одном из приложений к журналу «Белые снегири»: «В нашей семье было 12 человек – бабушка, отец, мать и девять детей. Бабушку почти не помню, так как она умерла в годы войны. Умерли два моих брата и сестра. За остальных выращенных детей мать впоследствии была награждена медалью материнства. Когда в 1943 году Родина призвала своих защитников, 17 – летнего Николая, осталось у матери ещё трое сыновей и дочь, младшему из которых, то есть мне, было 5 лет, а старшему едва исполнилось 15». Далее он пишет:  «… своим первым учителем в полном смысле этого слова я считаю старшего брата Николая» и далее: «Это он, брат Николай, учил меня, 5-летнего пацана, разбирать буквы и слога под картинками потрёпанного букваря». Николай мечтал стать учителем, писал стихи, любил русскую классическую литературу и привил эту любовь  младшему брату Александру. Николай после войны и армии стал участковым инспектором и прослужил на этом посту более 20 лет.
     Много интересного я узнал из шестого выпуска приложения к журналу «Белые снегири», оно называется «На журналистской тропе». Публикация «Мой тернистый путь в журналистику» начинается так: «Ещё со школьной скамьи уверовал я в необходимость печатного слова, в его силу и правдивость. Пристрастившись к освещению в своей «районке» деревенских событий, с 4-го или 5-го класса я уже стоял на первой ступеньке журналистской лестницы в звании юнкора. Шли годы. Меня уже стали официально называть селькором. А когда за плечами оказались все 10 школьных лет, армейская газета «Крылья Советов» и ежедневная газета Северной группы войск «Знамя победы» на целых 3 года приняла меня в семью военкоров».
       Прочитав эту публикацию, я понял, что «районка» это талдомская районная газета «Коллективный труд» ( сейчас талдомская районная газета называется «Заря») и Панкратов в школьные годы сотрудничал с газетой, когда в её редакции ещё работал мой дед Иван Сергеевич Романов. Он был литературным сотрудником талдомской газеты и, вероятно, общался с начинающим журналистом Панкратовым, давал ему какие-то полезные советы по написанию статей. В 1957 году началась у Панкратова служба в армии, тогда он и стал военкором, часто писал критические статьи и фельетоны, за что военное начальство, затронутое в них, сажало его на гауптвахту. Отслужив в армии 3 года, Панкратов овладел разными рабочими специальностями, работал на комсомольских стройках. В одном из своих стихотворений он написал об этом периоде жизни: «Был Байкал и брестское Полесье, уезжал я за Полярный круг…Жизнь была – романтика и песня. Жизнь моя – сплошной упорный труд». Панкратов пишет: «Простым электриком-строителем или эксплуатационником-ремонтником мне пришлось работать в различных отраслях народного хозяйства, много поездить по стране. Кочевая жизнь, бытовая необустроенность, «вечный бой» с аморальностью и бюрократизмом, в конце-концов привели меня на операционный стол ИССХ имени А.И. Бакулева. В это время я был уже студентом 4 курса факультета журналистики МГУ. (До этого я с отличием окончил двухгодичный университет рабселькоров имени М.И. Ульяновой при МГУ). После сложной операции на сердце, находясь на больничной кровати с капельницей в груди, я сумел не только подготовиться к предстоящим устным зачётам и экзамена за 4 курс, но и закончить письменные работы – Реферат по основам партийной пропаганды и теории журналистики (он вошёл в книгу «Память огненных лет») и курсовую работу «В.А. Гиляровский – репортёр 19 века».
        Панкратов вышел из больницы в 1986 году, пролечившись там после операции, когда ему было 48 лет. Он стал инвалидом второй группы и в полную силу не смог продолжать работать корреспондентом в газетах. Тогда он решил всецело отдать себя стихам. Его первый поэтический сборник «У подножия Парнаса» помог издать директор ЗАО «Фарфор Вербилок» Вадим Лунёв. Вскоре Панкратов подготовил к печати рукописи стихов поэтов Талдомского района, многие из которых были инвалидами. Его второй поэтический сборник «Любовь и боль моя – Россия» вышел в 1994 году, он напечатан в ногинской типографии «Шерна». Затем последовали сборники стихов Панкратова «Смеяться, право, не грешно», «Прозрение» и «Над пропастью». Стихи его печатались в различных газетах Москвы, Подмосковья и других регионах бывшего Союза, в журналах «Журналист» (МГУ), «Надежда» (Минск), в сборниках подмосковных поэтов «Зори над Дубной», «Вербное воскресение».
     Но некоторые важные события из жизни Панкратова для меня продолжали оставаться неизвестными: не смог я узнать как и когда Панкратов оказался в Ногинске, получил здесь квартиру и стал корреспондентом ногинской газеты «Знамя коммунизма»,я не знал, где хранится его архив, какова судьба материалов, подготовленных им для 26 номера «Белых снегирей» и, наконец, где похоронен Панкратов. В сборнике «На журналистской тропе» есть глава под названием «Когда работал я в Ногинске», где Панкратов поместил 14 своих публикаций в ногинских  газетах «Знамя коммунизма»(март – апрель 1990 года) и «Ногинский вестник»(май – сентябрь 1990 года). Это острые публицистические статьи из жизни Ногинска, журналистские расследования после обращения жителей в газету. Кстати, Панкратов писал: «Штатным корреспондентом я работал только в Ногинской газете «Знамя коммунизма» - «Ногинский вестник», значит с другими изданиями он сотрудничал внештатно.
         
       В 1995 году вышел первый номер журнала «Белые снегири». В двенадцатом номере этого журнала Панкратов написал о некоторых событиях, предшествовавших  рождению «Белых снегирей»: «В 1993 году я жил и работал в городе Ногинске, но часто навещал мой родной посёлок…». В родном посёлке Панкратова Вербилках выходила многотиражная газета, с которой он сотрудничал. Как раз в это время было организовано объединение местных литераторов, названное «Зори над Дубной», куда заочно был включён и Панкратов. Литобъединение поддержал директор завода «Фарфор Вербилок» Вадим Дмитриевич Лунёв. Он и помог литобъединению выпустить сборник стихов местных авторов.  Далее в этой статье он написал: «Многие участники «Зорей над Дубной», являясь инвалидами или ветеранами войны и труда, в то же время являются и участниками, организованного мною лично, чуть позже, литературного объединения инвалидов и ветеранов России «Белые снегири». С тех пор Панкратов сделал приоритетом своей жизни издание журнала с таким названием. Благодаря большому желанию сделать добро людям и энтузиазму в такой работе Панкратову удалось издавать журнал, а до этого найти прежде всего спонсоров для финансирования издания журнала. Один из них – Вадим Дмитриевич Лунёв. «Белые снегири» это литературно-художественный и публицистический журнал инвалидов, издание благотворительное безгонорарное. Панкратов создатель, издатель, редактор, ответственный секретарь, корректор, секретарь-машинистка и прочее в одном лице. Редакция журнала находилась в доме Панкратова в Вербилках, где только была печатная машинка, но не было компьютера. а печатался он в разное время в типографиях Запрудни и Кимр.
      Знакомясь с имеющимися журналами «Белые снегири», я увидел большое количество помещённых в них разнообразных стихов, статей, рассказов людей из разных уголков России, и не только из нашей страны, но и из некоторых наших союзных республик. Публикации выходили под разными рубриками. Например, журнал №12, вышедший в 1999 году, в год 200-летия А.С.Пушкина, посвятил великому поэту интересные факты из его жизни и творчества, поместил «крылатые» строки из романа «Евгений Онегин». В этом же номере под рубрикой «Певец родного талдомского края» помещены материалы к 110-летию со дня рождения поэта и писателя Сергея Антоновича Клычкова.
       За 10 лет ( С 1995 по 2005 годы ) выпущено 25 номеров журнала «Белые снегири» и 20 приложений к нему. Если в первые годы выпуска журнала Панкратов с большим трудом всё  же находил спонсоров и журнал выходил постоянно  немалым тиражом и был довольно объёмным, то в дальнейшем, из года в год, тираж его уменьшался и журнал становился тоньше. Так, тираж журнала №12 – 500 экземпляров, в нём 100 страниц, тираж журнала №15 – 16 – 17 – 400 экземпляров, в его трёх номерах 212 страниц. И последний выпуск: журналы №22 – 25, тираж – 200 экземпляров, в его четырёх номерах 64 страницы. Спонсорские пожертвования случались всё реже и реже. Издание журнала всё чаще происходило только за счёт инвалидной пенсии Панкратова. Рассылка  бандеролей с журналами в разные регионы России, Белоруссии, Украины… обходились ему очень дорого. Какое-то время Панкратов сам развозил  бандероли по подмосковным адресам, проезд на электричках ему был бесплатен. В каждом выпуске журнала на видном месте помещалось сообщение: «БЕЛЫЕ СНЕГИРИ» ИЩУТ МЕЦЕНАТА  ПОМОГИТЕ «БЕЛЫМ СНЕГИРЯМ». Панкратов и его добровольные помощники ходили с протянутой рукой во всевозможные инстанции, писали слёзные письма известным богатым людям. К кому только не обращались за помощью. В ответ – молчание.
        Один из друзей Александра Панкратова задал ему вопрос: «А может бросить всё, а, Александр Васильевич, и просто пожить для себя, без унижений, без вечных хлопот…? Просто жить…». Панкратов, услышав это предложение, помолчал и, наконец, ответил: «Нет, не смогу. Видели бы вы глаза инвалидов, их слёзы, когда они открывают журнал и находят в нём свою фамилию над стихами или рассказами. Нет, нет, это будет предательством…». И Панкратов продолжал упорно трудиться, чтобы «Белые снегири» радовали их авторов и читателей. В канун Нового ( 2002-го ) года в Центральном доме литераторов в Москве  состоялась презентация сборника духовной поэзии «В начале было слово». Присутствовало много поэтов из Талдома и Талдомского района, стихи которых вошли в сборник. Среди них был и Александр Панкратов. Он читал свои стихи, рассказывал собравшимся о своей судьбе, о своём литературном детище – журнале «Белые снегири». Об этом событии в талдомской газете «Заря» вскоре появилась статья.
  Его «Белые снегири» пользовались огромной популярностью, их зачитывали до дыр. В этом я убедился, когда взял в руки этот журнал с номером 15 – 16 – 17: он буквально развалился у меня на глазах. Работники ногинской библиотеки пытались скрепить листы скотчем, но и это не помогло. Осенью 2003 года журнал «Белые снегири» был награждён Дипломом Союза писателей России.
        Шёл 2005 год, Панкратов продолжал самоотверженно работать, готовить очередной выпуск своего журнала, хотя здоровье его становилось хуже. Врачи были единодушны: болезнь зашла так далеко, что требовалась ампутация ноги. После операции Панкратов пытался ещё вернуться к своей журналистской и благотворительной деятельности, но это продолжалось недолго: шестого сентября 2005 года его не стало, не выдержало сердце…
        Александр Васильевич Панкратов не дожил до своего 67-летия немногим более двух месяцев. Даты рождения и смерти Александра Васильевича я узнал только в Ногинском ЗАГСе. Из сведений ЗАГСа я понял, что Панкратов ушёл из жизни в Ногинске, но было неясно, кто его хоронил и где он похоронен, ведь где-то я узнал, что из родственников у него никого не осталось. Управление социальной защиты Богородского городского округа, куда я обратился с этим вопросом, не могло мне на него ответить, ссылаясь на большой срок давности происшедшего.
 Оставалась ещё надежда получить ответы на интересующие меня вопросы, связанные с судьбой Панкратова и я связался по телефону с некоторыми моими знакомыми журналистами, живущими в Талдоме. Мне посоветовали обратиться к Алексею Николаевичу Куманичкину, будто бы он хорошо знал Панкратова. С Куманичкиным я был давно знаком. Он известный талдомский журналист, поэт и вообще очень интересный, талантливый человек. Куманичкин написал немало тёплых статей о моём деде – Иване Сергеевиче Романове, он очень ценил его как человека и как поэта.
        Позвонил я Алексею Николаевичу Куманичкину уже во второй половине декабря 2019 года, когда работа над этой статьёй продолжалась довольно долго. Когда я задал ему интересующие вопросы по судьбе Панкратова, то не сразу получил от него ответ. Куманичкин сначала молчал, а потом тихим, печальным голосом очень кратко ответил. Оказывается, что дом Панкратова в Вербилках, где была редакция журнала «Белые снегири» и где хранился его личный архив, давно сломали, а архив выбросили на помойку. Потом Куманичкин сказал, что Панкратов умер в Ногинске, а похоронен он в Талдомском районе и что у него есть родственники: племянница живёт в Москве, есть и ещё кто-то. Больше он мне ничего не сказал, я чувствовал, что Алексей Николаевич говорит с большим трудом.
     А через несколько дней после нашего разговора, 21 декабря 2019 года, после тяжёлой, продолжительной болезни Алексей Николаевич Куманичкин скончался. Ему было всего 52 года…  Я догадался, что Куманичкин хорошо знал Панкратова, видимо, дружил с ним и, возможно, проводил его в последний путь. Мне даже кажется, зная Куманичкина, что многие черты его характера были схожи с характером Панкратова. В последнем выпуске журнала «Белые снегири» №22 – 25 я обнаружил  стихотворение и статью Куманичкина. В одном из СМИ я нашёл после ухода из жизни Куманичкина теплые слова о нём: «Алексей Куманичкин спешил. Он остро чувствовал бег времени, свою ответственность перед «сонмом уходящих», умел оказаться рядом в трудную, а то и в трагическую минуту».
     Александр Васильевич Панкратов родился и жил на севере Подмосковья, в Талдомском районе. Его родина – край  болот на Дубненской низменности. Туда ежегодно в начале апреля прилетают и гнездятся стаи серых журавлей, наблюдатели  насчитывают там от 1,5 до  3,5 тысяч этих птиц. Ранним утром можно услышать их особый крик – «унисональный дуэт». Такой песней журавлиная семья встречает восход. Журавли – непревзойдённые танцоры среди пернатых. Журавлиная семья очень похожа на человеческую: папа, мама и двое детей. Часто встречаются семьи только с одним журавлёнком и очень редко журавлят бывает трое. Птенцы появляются в конце мая – начале июня , они быстро растут и через два месяца уже поднимаются на крыло. В 1979 году в Дубненской пойме Талдомского района основан государственный природный заказник «Журавлиная родина». Писатель Михаил Михайлович Пришвин, живший в Талдомском районе в 1922 – 1925 годах, назвал этот край болот «Журавлиной родиной» и написал повесть с названием «Журавлиная родина». Частью талдомского герба является журавль.
      Журавлиная родина считается одним из красивейших  природных мест в в Подмосковье. Здесь уникальная флора и фауна. Серый журавль занесён во многие региональные Красные Книги России. Кроме журавлей здесь живут ещё около 250 других видов птиц. Заказник является ключевой ориентологической территорией России. Сегодня эти болота и поля – место встречи журавлей с ориентологами всего мира. Круглый год здесь проводятся экскурсии. В мире насчитывается 15 видов журавлей. 2020 год объявлен Международным годом журавлей. Акция «Журавли – птица года 2020!» призывает обратить внимание людей на состояние журавлей и оказать помощь в сохранении этих удивительных птиц и их мест обитания.
       Панкратова не стало 6 сентября, тело его погребено в Талдомском районе – на Журавлиной родине, но душа его осталась, её бережно сохранили белые снегири и передали журавлям, готовящимся к отлёту на юг. Снегири попросили журавлей взять душу Панкратова с собой и отогреть её в тёплом краю. Журавли выполнили просьбу своих малых братьев, а весной следующего года душа Панкратова на их крыльях вернулась на дорогую родину.
   Читаю стихи Александра Панкратова, сколько в них тепла, любви к людям, к дорогим сердцу родным местам. Приведу некоторые строчки из его поэтического сборника «Любовь и боль моя – Россия». Вот окончание стихотворения «Посвящение Вербилкам»: «Бывал в Крыму, на Северной Двине, Но каждый раз я снова возвращался В родной посёлок на реке Дубне. Я здесь живу. И если вдруг случится В усталом сердце стука жизни сбой, И в мир иной душа переселится – Я память о тебе возьму с собой». С этими поэтическими строчками перекликается стихотворение Панкратова «Плачут журавли». В нём поэт отразил в полной мере свою тревогу о будущем нашей родной планеты Земля.
                ПЛАЧУТ ЖУРАВЛИ               
                Мне всё казалось в жизни просто:
                Земля – без края,
                солнце – вечно.
                И только став однажды взрослым,
                Я понял –
                Всё не бесконечно.
                Суров наш мир.
                Но кем-то он устроен?
                И я хочу, чтоб все понять смогли,
                Что шар земной
                не так уж и огромен.
                Он –
                просто в космосе кусок земли.
                Но он наш дом,
                он – наш  кормилец,
                Он – наша кровь и кислород.
                А мы лишь попросту убийцы
                Его, себя…
                Мы – грешный сброд…
                И кто со мной не может согласиться,
                Что мы перед Землёю все в долгу?
                Жизнь – это миг,
                с Землёю расплатиться
                Вам не суметь.
                Я тоже не смогу…
                О люди!
                Даже в крике журавлином
                Тревогу слышу я
                о будущем Земли.
                И, в душу мне
                своим вонзаясь клином,
                Тоскливо
                плачут
                в небе журавли.
        Меня продолжает волновать судьба последнего, №26, выпуска журнала «Белые снегири», отпечатанного в Кимрской типографии в 2004 или в 2005 году. С тех пор прошло много лет, но я всё же недавно позвонил в эту типографию, спросил об этом выпуске. Но мне ответили, что теперь уже узнать об этом выпуске ничего нельзя, тем более невозможно найти его в типографии. В интернете на портале Стихи.ру я нашёл публикацию, размещённую в 2014 году. Её автор поэт Владимир Остриков, о котором я писал в этом тексте. Публикация называется: «Белые снегири живы», в ней рассказано о том, как авторы журнала подготовили к выпуску следующий номер "Белых снегирей» .
 В публикации в частности говорится: «Журнал не издаётся, но живы авторы. Подготовлен очередной 26-ой номер. Ведётся активный поиск спонсоров для издания, как модно сейчас говорить, бумажной версии журнала.  Дай-то Бог… Насколько самобытным и не похожим ни на что другое является творчество инвалидов, - судить вам, дорогие читатели».
     Этот номер журнала на сайте Стихи.ру опубликован с сокращениями. В нём размещено стихотворение Александра Панкратова «Мой амулет». Помещены и другие стихи инвалидов, среди которых мне особенно хочется отметить глубокие, философские стихотворения пинской поэтессы Натальи Приступы, написанные незадолго до её смерти в 2006 году. Она инвалид-колясочник, страдавшая с детства неизлечимой болезнью, у неё усыхали мышцы. Подвижными были у неё только глаза и три пальца правой руки, но несмотря на это вела большую общественную работу. Вместе со стихами размещена её фотография последних лет, на ней полная оптимизма красивая молодая женщина.
      В настоящее время, в 2020 году, когда прошло 6 лет после этой публикации в интернете, надежды на продолжение издания журнала «Белые снегири» у меня нет. Авторы ещё остались, но нет заитересованных лиц в издании журнала, нет спонсоров…
      Александр Васильевич Панкратов родился в Талдомском районе, но более пятнадцати лет жил и работал в Ногинске. Свою родину он не забывал, там он задумал выпускать свой журнал, там, в Вербилках, была его редакция. Но в Ногинске он тоже готовил выпуски «Белых снегирей». Мы с Панкратовым земляки вдвойне. Мы оба родились в Талдомском районе, жили там на нашей журавлиной родине, жили мы оба и в Ногинске: я живу здесь с пяти лет, а он поселился здесь будучи уже журналистом. Все мои попытки найти  ногинчан, которые знали Панкратова (за исключением Валадан), пока не увенчались успехом. Я продолжаю собирать материал о Панкратове. Совсем недавно связался с библиотекой в Вербилках и узнал, что у них есть все 25 номеров журнала «Белые снегири» и  некоторые приложения к ним. Прошу откликнуться людей знавших Александра Васильевича Панкратова и сообщить о нём что-то в редакцию газеты «Богородские вести»
        Я уже не надеялся, что что-то узнаю ещё о Панкратове, хотя позвонил ещё раз в библиотеку Вербилок и мне её работники сказали, что никто ничего у них о нём не знают и посоветовали обратиться к краеведу Юлии Николаевне Кравцовой. Но я с ней уже разговаривал и ничего не узнал нового о Панкратове. Звоню второй раз. Ответ тот же самый: сведений о Панкратове у неё нет и никто в Вербилках не знает ничего об этом человеке.
        На этом я решил пока закончить писать о Панкратове. Это было 5 марта 2020 года. И вдруг…6 марта, то есть на следующий день, включаю мобильный телефон и слышу звонок. Звонил незнакомый мне мужчина, его зовут Сергей Иванович. Он звонил из Вербилок, сказал, что номер моего телефона ему дали в местной библиотеке. Этому человеку 76 лет, он бывший работник вербилковской библиотеки, мне рассказал, что о  Панкратове много слышал, хотя и не был с ним знаком, знает, что Панкратов похоронен на кладбище вблизи церкви Николая Угодника, около деревни Сущёво, рядом с его родной деревней Сосково. На мою электронную почту он прислал статью «Белые снегири» из газеты «Надежда», опубликованную в декабре 1999 года. В статье рассказывается, что в редакцию этой российской газеты Всероссийского общества инвалидов пришёл издатель журнала «Белые снегири» Александр Васильевич Панкратов в связи с юбилеем – 5 лет назад, в ноябре 1994 года, в Вербилках вышел первый номер журнала для инвалидов «Белые снегири». В статье рассказано о жизни и творчестве этого замечательного человека. А в конце статьи приводятся слова Панкратова, он мечтает: «Выжить литературно. Мне Бог силы даёт, помогает только потому, что я чист , как стёклышко, - говорит он. – Никогда, ни с кого не взял для себя  ни копейки. Журнал, который я создал, как был, так и остался благотворительным».  Но самое главное, что сказал мне Сергей Иванович, это то, что он знаком с племянницей Панкратова Любовью Михайловной, живущей в Вербилках. Номер её телефона я получил от него не сразу. От племянницы я узнал о Панкратове то, что, действительно, с Куманичкиным они дружили. По её словам, дом в Соскове, где родился Александр Васильевич, в 1969 году стал его собственностью. Он его быстро продал и купил себе полдома в Вербилках. Ещё она дала мне телефон двоюродного брата Александра Васильевича Панкратова Михаила Петровича Панкратова, живущего в Дмитрове. Из разговора с ним я узнал, что он учился в школе, расположенной в деревне Павловичи недалеко от родного Соскова. Школа была семилетней и с ним в одном классе учились его ровесники двоюродные братья Александр Васильевич Панкратов и Александр Иванович Панкратов. Саша Панкратов в школе учился хорошо, много читал, писал заметки как юнкор в талдомскую газету «Коллективный труд». Писал он о своих земляках, о работе тружеников села в местном колхозе.   Любовь Михайловна сказала также, что в подмосковном Видном тоже живут родственники Панкратова. Она его племянница – дочь сестры, а в Видном племянница – дочь брата, с которой мне тоже удалось поговорить по телефону.
       От племянницы, живущей в Видном, я кое- что узнал новое о Панкратове. Прежде всего она мне рассказала, что, живя в Видном, часто навещала своего дядю в Ногинске. Но в начале 2005 года общение их надолго прервалось, она забеспокоилась и поехала в Ногинск. Она поднялась на четвёртый этаж дома, где жил Панкратов, зашла в его квартиру. У Александра Васильевича оказалась отмороженной нога, было видно, что это произошло давно и идёт сильный воспалительный процесс. Племянница отправила дядю в Ногинскую больницу. Хирург ей сказал, что спасти ногу невозможно и её нужно срочно ампутировать, но операция эта для пациента тяжёлая и после неё, имея такое сердце, он долго не проживёт. Но после операции и дальнейшего ухода за ним его здоровье стало улучшаться. Видимо, я к нему приходил в эти дни улучшения, когда он печатал очередной текст на пишущей машинке. Но это продолжалось недолго. Сильнейший стресс дал о себе знать и Александр Васильевич Панкратов ушёл от нас…
      Я продолжал искать ногинчан что-либо знавших о Панкратове, разговаривал с местными поэтами, журналистам, творческими людьми. Но время шло, но знавших Александра Васильевича я не находил. И вдруг, о счастье!  Один из поэтов  посоветовал мне обратиться по этому вопросу к ногинчанину, Члену Союза писателей России Александру Захаровичу Шпиякину. Александр Захарович сказал, что был знаком с Панкратовым, переписывался с ним, его стихи Панкратов печатал в «Белых снегирях» и пригласил его на встречу, посвящённую новому выпуску этого журнала. Шпиякин приезжал к Александру Васильевичу в Вербилки 23 октября 2002 года. Он тогда возглавлял Ногинское литературное объединение «Огонёк».  Шпиякин побывал в доме Панкратова, вернее, в той его половине, которая принадлежала Александру Васильевичу. Это была большая комната с высоким потолком и очень скромной обстановкой. В комнате на столе стояла большая картонная коробка, в которой лежали многочисленные письма со всех концов нашей страны. Здесь ещё была пишущая машинка, на которой он печатал все свои материалы, письма и получаемую корреспонденцию для своего журнала. В комнате находился и архив Александра Васильевича. Ещё у Панкратова радом с домом был большой двухэтажный сарай, где у него на первом этаже лежали дрова, а на втором – старые газеты, журналы. На втором этаже с окном Панкратов устроил себе кабинет, здесь он работал в тёплое время года. Встреча проходила в здании администрации завода «Фарфор Вербилок», на ней с тёплыми словами, обращёнными к Панкратову, выступал директор завода Лунёв, выступали авторы «Белых снегирей». Шпиякин ещё хотел увидеть там на «Журавлиной родине» журавлей, но ему не удалось это сделать: видимо, все они улетели на юг.
       Разговаривал я по телефону и с родственниками Панкратова, живущими в подмосковном городе Видном. В этом городе находится одно из лучших литературных объединений Московской области, носящее имя поэта Филиппа Степановича Шкулёва. Руководит объединением известный российский литературовед Алексей Павлович Зименков. Я знаком с ним, позвонил ему по телефону, спросил, знает ли он что-нибудь о Панкратове. Алексей Павлович ответил, что встречался с Панкратовым, но это было давно и некоторых подробностей этих встреч не помнит. Панкратов в 1970-х годах приезжал к брату Борису в Видное и жил у него, но это продолжалось недолго. Видимо, в эти годы он и познакомился с Зименковым. По словам Алексея Павловича  Панкратов  приходил на литературные встречи их объединения, читал свои стихи, вероятно, в 1986 – 1987 годах, то есть вскоре после операции на сердце. Зименков хорошо помнит, что Панкратов знал их местного поэта Евгения Зубова, который тоже был человеком с тяжёлой инвалидностью. Александр Васильевич любил его стихи, очень ценил как поэта и помещал его произведения в «Белых снегирях». Бандероль с несколькими экземплярами этого журнала со стихами Евгения Зубова Панкратов прислал в подарок Зименкову и Зубову. Евгений Зубов умер в 1996 году, когда ему было 54 года, хотя, по прогнозам врачей, такая болезнь – мышечная дистрофия, могла лишить его жизни много лет назад, несгибаемый был человек… Земляки оценили достоинства Евгения Зубова, полюбили его поэзию, сохранили архивы и называют его певцом видновского края. Состоялись уже десять ежегодных Зубовских чтений, превратившихся в настоящий большой праздник поэзии. В Видном появилась улица имени Евгения Зубова, а на его родном доме в деревне Мисайлово установлена мемориальная доска. Его стихи вошли в учебники для видновских школьников.  В интернете опубликованы его стихи и книга с биографией: «Евгений Зубов. Мисайлово – времена года. Книга стихов».  Панкратов, вероятно, публиковал много стихов Зубова в своих журналах, но я нашёл их только три в имеющихся у меня номерах. Они напечатаны в «Белых снегирях» № 15  – 16 – 17 и называются одно - «Август», другое -  «Сентябрь, а третье не имеет названия.
25 марта 2020 года я вновь связался по телефону с поэтом из Нефтекумска Владимиром Остриковым: меня волновал вопрос, будет ли продолжение «Белых снегирей» хотя бы в интернете, оборванное единственной публикацией в 2014 году. На мой вопрос Владимир Викторович ответил, что продолжать задуманное он будет. Я ему рассказал, что подготовил для печати большой материал о Панкратове. На мой вопрос встречался ли он с Александром Васильевичем Остриков ответил отрицательно, сказав, что постоянно с Панкратовым переписывался.
      Мне удалось уточнить ногинский адрес Панкратова ( за исключением номера его квартиры): улица Московская, дом 2а. Квартира в первом доме и первом подъезде от автобусной остановки. Это посёлок Красный Электрик. Об этом мне рассказал мой давний друг Григорий Сухов, живущий в этом районе Ногинска. Он вспомнил, что встречался с Панкратовым в этой квартире.
      Панкратов часто общался с членами литературного объединения «Ладога» из Лобни. В этом я убедился, когда в журналах «Белые снегири» №12 и №15 – 17 нашёл стихи восемнадцати местных авторов. Одна из них, Альбина Янкова, в сообщении мне на телефон, в частности, написала: «Я очень давно печатаюсь. Панкратов был очень внимательным к чужим нуждам человек. Альманах был рассчитан на публикации стихов людей с ограниченными возможностями. Поэтому он всегда отстаивал интересы тех, чьи стихи помещал в альманах. Всегда помогал с редактурой. Добивался, чтобы альманах был бесплатным, ходил по всем инстанциям, искал спонсоров, всё делал для людей, у которых единственной возможностью самовыражения были «Белые снегири». Панкратов был человек добрый, отзывчивый».   
      На этом я хотел всё-таки закончить мой рассказ о Панкратове, надеюсь, что моя публикация о нём будет продолжена, когда я узнаю новые факты из жизни этого удивительного, добрейшей души человека. Жду сообщений об Александре Васильевиче Панкратове от всех, кто его знал. Можно написать на почту газеты «Богородские вести».   
         
                Валерий Иванов, г.Ногинск, 27.03. 2020 г.      

       ... После того, как я сохранил этот текст в своём компьютере в конце марта 2020 года, я узнал ещё кое-что о Панкратове. Я продолжал искать людей, живущих в микрорайоне Ногинска Красный Электрик и знавших Александра Васильевича. От одной из своих знакомых я узнал, что на «Красном электрике» живёт много лет Раиса Константиновна Стёпочкина, которая, возможно, знала Панкратова. Раиса Константиновна мне ответила по телефону, что Панкратова она не знала, но попытается найти его знакомых. Прошло несколько дней и я от неё узнал, что соседка Панкратова по площадке на четвёртом этаже Мария Даниловна Силкина продолжает жить в своей квартире и с ней можно связаться по телефону. Я позвонил Марии Даниловне. Она мне рассказала, что помнит своего соседа. Их пятиэтажный четырёхподъездный панельный дом был построен в декабре 1987 года и сразу же заселён. Ключи от новой однокомнатной квартиры вместе со всеми получил и Панкратов. Мне стало ясно, что уже тогда Александр Васильевич был штатным корреспондентом ногинской газеты «Знамя коммунизма» и квартиру он получил как её сотрудник, тем более, что в то время он уже был инвалидом второй группы.
            Таким образом, стал известен точный адрес Панкратова: Ногинск, улица Московская, дом 2а, квартира 41. Это третий подъезд, четвёртый этаж дома. Мария Даниловна рассказала, что Панкратов был очень доброжелательным, скромным человеком. Она помнит, что он часто уезжал с рюкзаком за плечами и долго не возвращался, не курил, не употреблял алкоголь. В своей квартире он жил один, но она помогала Панкратову особенно в последние годы его жизни: ходила в магазин за продуктами, на почту, сопровождала его при ходьбе по лестнице их дома. Даже уже когда Панкратов был без ноги, передвигался на костылях, Мария Даниловна помогала ему в поездках вместе с ним по неотложным делам.
         


7. СОТРУДНИЧЕСТВО
ПРОЗА И СТИХИ АВТОРОВ ЛИТО
"Ладога"
Чуть позже мы более подробно представим нашему читателю литературное объединение Ладога

ЛЮДМИЛА БЕЛОВА

Из воспоминаний Людмилы Даниловны Беловой, члена ЛИТО «Ладога», одной из первых, кто вступил в литобъединение, которое в 1996 году в г. Лобня  основал Юрий Васильевич Петров.

Литобъединение «Ладога» было основано в июне1996 года. Об этом я узнала из местной газеты «Лобня». Я тогда уже начинала писать стихи и сказки. На первом занятии, которое прошло в лобненской  центральной библиотеке, присутствовало всего три человека. Юрий Васильевич Петров обладал каким-то душевным магнетизмом, с каждым занятием стало приходить всё больше людей, увлечённых поэзией. Мы узнавали много интересного о русских поэтах, читали свои стихи, старались писать правильно.

В 1999 году в санатории «Сосны» состоялся семинар с участием поэтов-инвалидов Московской области. Через год был второй семинар в Ступинском районе  в санатории «Сосновый бор», организованный Московской областной организацией инвалидов (ответственная за проведение семинара была Залужская Галина Фёдоровна). В этом семинаре приняли участие поэты-инвалиды из 60 городов Подмосковья. Участвовали и некоторые поэты из ЛИТО «Ладога», г. Лобня. В жюри были поэты, руководители литобъединений: Саранчин К.Ф. (председатель), Петров Ю.В., Панкратов А.В., секретарь Кузькина Н.И. .
                Семинар оставил незабываемый след в моей жизни: он многому нас научил и дал импульс к дальнейшему творчеству, мы познакомились с интересными людьми, читали свои стихи. Там я и увидела впервые Александра Васильевича Панкратова. Он жил в комнате по соседству с нашей, вместе с Михайловым  А.М. , который также  жил в Вербилках.  Александр Васильевич был редкой души человек: скромен, не многословен, никогда не отказывал в помощи и совете. Я иногда заходила к ним в комнату, читала свои стихи и хотела узнать их мнение. Я сильно волновалась, так как впервые была на таком мероприятии. Он всегда выслушивал, делал свои замечания. Я узнала, что он является редактором журнала «Белые снегири». Он объяснил, почему такое название у журнала: «Как птицы бывают необычные (белые), так и люди есть необычные – инвалиды, кто печатаются в этом сборнике…». Я также узнала, что ему присылают свои стихи из всех уголков нашей необъятной страны. Я приезжала к нему в Вербилки. Он показывал мне и читал стихи, присланные из Владивостока. Печатал всех бесплатно. С трудом находил спонсоров. В основном помогал в издании сборников Вербилковский завод фарфора.
 
Жил тогда Александр Васильевич в одноэтажном домике с небольшим земельным участком. По возможности что-то сажал из овощей. На участке стояли пустые клетки, где когда-то содержались кролики. Жил скромно на маленькую пенсию. Ещё рассказывал, как лежал в больнице, была операция и «клиническая смерть». Во время этого ему Кто-то сказал, чтобы он занимался стихами, печатал в альманахе и бескорыстно. Он так и поступил после своего выздоровления. Хотя сам очень нуждался материально, но ни с кого денег не брал. А вышедшие из печати журналы «Белые снегири», в небольшом количестве он сам развозил по всей Московской области на электричке и раздавал участникам альманаха, так как на пересылку по почте у него не было денег.  Иногда сами участники приезжали к нему за своими экземплярами. А.В. Панкратов был талантлив и прост одновременно, бескорыстен и добр, остроумен и с чувством юмора. Как-то прислал мне копию диплома, которым его наградили, а на обратной стороне я прочла: «Ах, разразись, ты небо, громом, нету слов: сижу без денег, но с дипломом, как будто в шляпе без штанов!». Он окончил МГУ, факультет журналистики, работал в разных уголках нашей страны: на Дальнем Востоке, в Сибири, в Средней Азии, на ударных стройках Советского союза. Он любил Родину и гордился, что родился в России, много печатался, любил свою работу. В конце жизни жил один: родители рано умерли, детей не было. Вспоминаю его всегда с почтением и уважением. Много хорошего он сделал для простых людей. И люди это помнят.

Людмила Белова, член ЛИТО «Ладога». Июнь 2020 г.




8. СБОРНИК В ЖУРНАЛЕ

ВЛАДИМИР ОСТРИКОВ

СИНИЙ АЛЬБОМ
(страница первая)

 В ПОНОШЕННОМ ПАЛЬТО

Он чистил снег в поношенном пальто,
С опалубки заботливо сметая
Пыль прошлых дней.
Мерцала за окном
Жизнь одинокая, понятная, простая.

В поношенном пальто бродил в саду,
Кормил блокнот надеждами и смыслом,
А после перечеркивал  листву,
Ушедшей осени, ушедшей...
Слишком быстро.

У очага сушил пальто и шарф,
Бросал в блокнот отчаянные строки,
И наблюдал, как вьется лёгкий пар
Земных часов, отсчитывающих сроки...

ПОЭТ

Он не брит, не причёсан,
Он поздно встаёт,
Или вовсе не спит
Сам себе не подвластен.
Он мелодию звёзд
На бумагу прольёт,
Он сейчас не с тобой,
Он по-своему счастлив...

Пусть шумит за окном
Новоцветный апрель,
Иль суровый февраль
Разбросал снег и стужу.
За окном не исчезнет
Любви акварель,
Он напишет шедевр,
Обнажив свою душу.

ТРИ СТРОКИ

Три неполных строки этот домик хранит
Забираясь на холм,  задыхаясь,
Не чадит дымом ввысь,
Холодит стены жизнь
Все же возле него оставаясь.

Вниз по склону - река, протянув рукава,
Все зовёт непутевого сына.
Нагуляется он, и придёт на поклон,
Пусть лежат три строки у камина.

Ветер синей рукой проведёт над рекой,
И посмотрит на домик игриво. -
На скамье у плетня он узнает меня,
Бросит горсть слов с небесным отливом.

СОБРАТЬ СТИХИ В АЛЬБОМ

Собрать стихи в альбом и просто жить...
Зарубцевать любовь в своей душе...
И больше не искать и не тужить,-
Исчезнет ночью темное клише.

Идти по росным травам налегке,
Качая на плечах лучи и ветер,
Парит река и кружится над ней,
Девчонка-осень в солнечном берете.

ИРОНИЧНОЕ

Растерялись мои стихи
Желтым бисером в мутном небе,
И вокруг не видать ни зги,-
Не ищи их, родной, не ищи,
Все напрасно. Я сам растерян.

Я, шатаясь, брел наугад,
Снежной пылью меня засыпало.
Я был пьян, смешон, и распят,
От того, что печальный взгляд,
Чуть скользнув, повернул направо...

РУСЬ

Открывали чудные страницы
Перелески, дороги в снегу,
Поезда, полустанки, станицы,
И озера в захвойных ресницах
На морозном бодрящем ветру.

Пролистав от рассветных иголок
Кипы памятных значимых дат,
Зацепился крючочком поселок
В изголовье карьерных изломов
Средь свободных степных ровных плат.

Все знакомо и встречено заново
Все замечено легкой душой, -
От порога до ленты кафтановой,
ты дождями расплескана, талая
и согрета парящей межой.

Всюду Русь : ее взгляды и всполохи,
Шепот трав и журчанье ручья,
Плеск сирени и запах черемухи,
Отражение берез в темном омуте,
И торжественность нового дня.

ПРИКОЛОТ К СЕРДЦУ ЛУЧИК НОЯБРЯ

Приколот к сердцу лучик ноября,
Он насквозь проморожен синим светом.
В глазах спешащего к себе поэта
Мерцание зимы и отсвет дня.

Пока ещё дыхание ветерка
Едва касаясь, стряхивает иней
С колючих веток на чело игриво,
Пока лазурь чиста, пока тверда рука...

ТВОИ РАССВЕТЫ

Нет тоски,
Только взгляд пустой.
Безнадёжно прошито время...
Ведь когда-то цвели хризантемы
В юном сердце,
И день был - твой.

Моросит...
В комок сжата душа,
Отшумели далёкие грозы.
Только слёзы мешают дышать,
Этот дождь -
Наваждение просто...

Ты спешишь...
Вся в делах, звонках...
Как же хочется теплого взгляда...
Паутинка наивности - свята,
Оживет в необычных тонах...

СНЕГ НА РОЯЛЕ

Снег на рояле,
замерзшие клавиши,
полутона.
Ты не забудешь,
и не оставишь их,
да, ты одна.
И я один,
пусть душа рвётся в прошлое,-
там только снег.
А впереди
неизвестное, сложное,
холод и свет.
Новые дни
ничего не приносят,
только стихи.
И лишь огни
нас с грустью заносят
в звёздный архив.

ОН ПИСАЛ НА МАНЖЕТАХ

Он писал на манжетах
И перо процарапало время,
Растекались чернила
Замерзая от холода рук.
А в сознинии бился
Огонек оживающей темы
И витал над Москвой
Ветер новых вселенских разлук.

Три ржаных сухаря
Были символом нового времени,
И огарок надежд
Озарял уходящие сны.
По манжетам текли
Силуэты,
они только верили
В эпохальный падеж
Неспокойной,
но яркой весны.

ВЕСНА УХОДЯЩАЯ

Призадумалась, носик повесила,
Замолчала в ручьях светлой синью.
Белой дымкой себя занавесила,
Уходя, улыбнулась красиво.
Вот, глупышка!
Вздохни тёплым ветром,
Он согреет холодные руки.
В лёгком шаге простые приметы,
В быстром взгляде дождинки разлуки…

БЕЛАЯ ЗАМЯТЬ

Ветер шуршит опавшими листьями,
Час по проспекту иллюзий забытых,
Память рисует осенними кистями
Твой силуэт, переходы закрыты...

Не перейти на весеннюю сторону,
Молодость грустно сверкнет быстрым лучиком,-
Здесь, на проспекте, лишь тени покорные,
Не отыскать потерянных ключиков...

Бусины капель рассыпаны веером,
Холодно... ветер рванется неистово.
Белая замять приходит к нам с севера,
Сердце сожмется... но все-таки выстоит...

ЗАТУМАНИЛОСЬ

Заворонилось, затуманилось,
Всколыхнуло окрест поутру.-
Седовласый и горький пьяница
Прокричал: - "Я сегодня умру!.."

Изогнувшись ежовым калачиком
Долго всматривался в блеск волны,
Повитушным, зажатым мальчиком
Он увидел себя золотым.

Ветер ласково шевелит листвой,
Русь-печальница смотрит вдаль.
Скольких вытащила из петли сырой,
Скольких вытащит... знает май.

В кабаках живет слово-олово,
Ему тут расти все прощать.
Когда тает ночь, да по-новому,
Когда сможет речь укрощать.

Может по росе то судьба идет,
Плачет, падает, но встает.
Над обрывом тропа обозначит взлет,
Оттого душа все живет.

КОВЫЛЬ

Цветет ковыль приветствуя, кивая,
Нависла чаша неба пролитая,
Согретая едва теплом земли. -
Бежит река раскинув рукава, я
Вновь вижу отражения, круги...
Сердечки-бабочки в траве играют,
И нет последних месяцев тоски.

Изба-старуха мякишем тумана
Протрет глазницы окон, глянет в даль,
Вздохнет порог и выплеснет печаль,
На ленту серебристого лимана.
Прокашляется дверь покой разрушив,
Откроет рот-провал стуча петлей
Замочных тайн нисколько не нарушив,
А только чуть согнувшись над землей.
Проснется седовласый суховей
Посмотрит вдаль, ощерившись скорей...

Зевая вяло, пыльным рукавом
Взмахнет легко и вновь вернется в избу,
Заляжет спать на месяц к окнам ближе,
Прерывисто вздыхая о былом.
Ворча, бранясь, рыча и улыбаясь,
На солнечных лучах едва качаясь.

А степь вступая в силу, в полный рост,
Питает соками земли весенний тост.

СТРОКА

Мой карандаш отправлен был в блокнот,
Скучал и наслаждался этим пленом,
В душе рождались строки и катрены,
Но, освещая темный небосвод,
Они не принимали форму темы.

Текли, как родниковая вода,
Навстречу новым дням и новым числам,
Пока  ответы есть в календарях,
И значимость усталости на лицах,
Преобразится в теплоте огня..

Они существовали вне меня. -
Презрев оковы стержня и бумаги,
Я наблюдал и ждал - им будет надо,
Однажды проявиться в свете дня,
И лентой промелькнуть вдоль сетки сада.

Пока играет звуками печаль,
И карандаш, ударившись о кафель,
Затмит собой движение луча,
Сквозь синий плен молчания и краха
Строка проступит корчась и крича...

ПОЭЗИЯ

"Поэзия сегодня не в цене"..
Ей нет цены. Она гораздо выше.
Там нет ценителей пустых псевдокубышек
Есть долгий свет в глубокой  синеве.

Добавь орнамент золоченных рам
Доставь скрип длинных фраз из подворотни.
Ей будет плохо. Только смог и копоть,
И воздуха глоток идущих в Храм.

Поэзия за сумрачным мостом
Бросает луч сквозь серебро столетий,
И разве это Звезды или Ветер?
Нет. Легкий жест над авторским листом.

 

9. ДЕТСКАЯ СТРАНИЧКА

ГАЛИНА ИВАНОВНА ЖУКОВА
(Ставропольский край,
Андроповский район,
село Солуно-Дмитриевское).

ПОТЕШКИ ДЛЯ САМЫХ МАЛЕНЬКИХ

Внученька проснулась,
Сладко потянулась.
Полежала, посмотрела,
Да и улыбнулась.

20.05.2008

Бабушка, бабушка,
Напечёт оладушки.
Будут те оладушки,
Кушать мои «Ладушки».

26.06.2008

Ты моя заинька,
Ты моя белочка.
Вы мои внученьки,
Вы мои девочки.

28.06.2008

СЧИТАЛКА

Раз-два, раз-два,
Будут на зиму дрова.
Будем печку мы топить,
Будем кашку мы варить.
Наших внучичек кормить.

Декабрь.2008

ДЕТСКАЯ ЧАСТУШКА

Я сидела на горшке,
Ручками махала.
Всё на бабушку глядела,
Глазками моргала.

Июль.2009


Дождик, дождик перестань,
Будь хорошею погода.
У Маришки нет галош,
В чём гулять ей в непогоду.

СТИХИ ВНУЧКАМ

Баю-баюшки грибок,
Ты ложись на правый бок.
Ты скорее засыпай,
Нам с Дарюшкой не мешай.
- - - - - - - - - - - - -
Эй, ребёнок маленький,
Ты куда бежишь.
У тебя нет валенок,
Ножки зазнобишь.
- - - - - - - - - - - -
Зима снежным покрывалом,
Застелила всё кругом.
Зайчик белый на опушке,
Поднял ушки, встал столбом.
- - - - - - - - - - - - -
Под моим окошком кошки,
Мне устроили концерт.
Дали бы поспать немножко,
Не орали бы чуть свет.

30.01-14.02.2006

24.04.2006

РОМАШКА

Ромашка всегда на одном месте,
Весной раскрывает цветочки.
На том же кустике с нею вместе,
Просыпаются сыновья и дочки.

28.05.2018

СВИНКИ

У соседки у Танюшки,
На базу живут две хрюшки.

Бело-розовые свинки,
В чёрных пятнах спинки.

Они этим схожи очень,
Хоть чужие между прочим.

05.09.2018

КРУЖАТСЯ ЛАСТОЧКИ

Кружатся ласточки над головой,
Примета старая в народе,
Что скоро дождик к нам придёт
И свежесть принесёт природе.

Но этот дождик нужен был,
Нам больше летом, чем сегодня,
С утра он мелкий зарядил
И сыплет целый день, негодник.

16.09.2015

ТРАВЫ ОТЦВЕТАЮТ

Травы отцветают,
Солнце жжёт нещадно
И вздыхают люди,
Дождика бы надо.

Чтоб полил посадки
В наших огородах,
Чтоб не зря мы время,
Провели в работах.

16.06.2015

МОЙ КОТЕНОК, МОЙ ДРУЖОК

Всю зиму мне скучно было одной,
Ну а теперь со мной друг за стеной.
Это котёнок пушистенький, маленький,
Зелёные глазки и зев такой аленький.
Он в коридоре живёт у меня,
Я без него не могу прожить дня.

В тёплые дни мы выходим во двор
И он залезает на низкий забор.
С ним я гуляю часа полтора
И в дом захожу, нам обедать пора.

Ест мой котёнок пока понемножку,
Крошечку хлеба и супчика ложку.
Целыми днями играет да спит,
Рядом пристроившись носом сопит.
Только поглажу слегка по спине
Песню кошачью исполнит во сне.
Громко мурлычет он на руках,
Звук трактора слышится долго в ушах.

Мне мой котёнок прибавил заботы,
А я и довольна, что больше работы.
Мне наблюдать за ним право не лень,
С утра до вечера длинный весь день,
Там уж и спать нам ложиться пора
И расстаёмся мы с ним до утра.

22-28.04.2004

ДОЖДИК, ЛЕЙ СИЛЬНЕЙ

Дождик-дождик, лей сильней,
Напои растения.
Пусть прохлада к нам придёт,
От жары спасение.

Было тяжко в эти дни,
Даже воздух раскалился.
Но вот дождик к нам пришёл,
Каждый стебелёк напился.

Будет чем нам подышать,
Кислорода станет больше,
И на улице гулять
Можно будет чуть подольше.

08.07.2016

ТУЧИ

Тучи серые клубятся
И с востока к нам ползут.
Если много их натянет,
Вновь дожди у нас пойдут.

30.05.2015

ПЕРВЫЙ ДОЖДЬ

Дождь весенний первый,
Да с грозою верной,

Он всех умыл и напоил,
К новой жизни пробудил.

Улыбнулось солнышко,
Золотое донышко,

И, как ласковая кошка,
Заглянуло к нам в окошко.

Дети рады солнышку
И бегом к оконышку,

Пальцем трогают стекло,
Не согрелось ли оно?

Если стекло потеплело,
Значит, можно идти смело

Всем на улицу гулять,
Свежим воздухом дышать.

27.02.2018

10. К 75-летию ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ


АЛЕКСАНДРА КУРБАКОВА
(Московская обл, г.Протвино)

МАЙСКАЯ БАЛЛАДА

Мне не с кем праздновать Победу
С тех пор, как умер мой отец.
И вот я к тете Лиде еду,
Собрались с мужем, наконец.
Автобуса мы ждали долго,
Подали старый. Кто-то влез.
Помяли кой--кого немного,
А прочим не хватило мест.
Кондукторша сказала злая,
Мельком взглянув на мой билет:
-- Я всех сегодня проверяю,
До праздников мне дела нет. --
Дверную кнопку нажимаю,
Полна предчувствий я плохих,
Волнуясь, к платью прижимаю
Букет цветов недорогих.
Открыла дверь не скоро тетя,
В халате стареньком, бледна:
-- Не ожидала, что придёте,
Как вы надумали-то, а? --
Обрадовалась, села рядом.
На кухне, прислонясь к стене.
Посыпались вопросы градом.
И вдруг? -- Одеться что ли мне?
Надела платьице простое,
Осунулась, на вид бледна:
-- Остались вот с Алёшей двое,
Зато в квартире тишина!
- Где ж ваши все? - Ушли на дачу,
Ах, тетя, тетя, грех какой,
Ты вспомни письма наудачу
И как жених вернулся твой.
Что ж не справляешь День Победы,
И не закатишь пир горой?
- Да мы теперь старухи, деды,
У нас гроша нет за душой!
И тут выходит дядя Леша.
В руках подарок именной.
- Будильник, говорит, хороший,
Наверно, очень дорогой. --
И нежно тетю обняла я.
-- Вот вам тюльпаны, вот бокал,
Свеча с подсвечником витая,
Чтобы никто не горевал.
Засуетилась тетя Лида:
-- Чем вас приветить, накормить,
Вот жизнь пошла! Одна обида!
Алеша, чаю, может быть?..
А на экране шли парадом
Такие ж Родины сыны,
Сияли золотом награды,
Гремели марши дней войны...
Мои забытые герои,
Старушка -- тетя, дядя мой,
Вы мне сейчас дороже вдвое,
Я, как у матери родной!
- Спасибо, Шура, дорогая.
Пусть вам пошлет здоровья Бог,
И шла, до лифта провожая,
Стирая слезы с мокрых щек...


ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ "ЛАДОГА"


Краткая историческая справка о ЛИТО «Ладога»:
Литературное объединение «Ладога» было организовано в подмосковном городе Лобня в 1996 году по инициативе лобненского поэта, члена СПР Юрия Васильевича Петрова при поддержке Управления культуры и Администрации г. Лобня. Официально днём рождения ЛИТО «Ладога» считается 14 июня 1996 года. Ю.В. Петров был не только организатором, но и руководителем ЛИТО «Ладога» в течение 15 лет. После ухода Юрия Васильевича из жизни (2011 г.) руководителем «Ладоги» был избран поэт, переводчик, член СПР Всеволод Михайлович Кузнецов. Галина Викторовна Мамонтова и Евгения Аркадьевна Шарова являются заместителями руководителя, а Евгения Рафаиловна Титова — секретарём ЛИТО.
За время существования ЛИТО с 1996 года 25 членов литобъединения вступили в Союз писателей РФ (с 2011 года – 9). Почти у всех участников литературного объединения выпущены авторские сборники стихов или прозы. Издано 9 выпусков коллективного литературного сборника «Чайки над Лобней». Стихи, проза и публицистика лобненских литераторов регулярно публикуются на страницах газет, литературных журналов и альманахов, в интернет-изданиях, их творчество можно найти в интернете на сайтах Стихи.ру, Проза.ру и других. В конце 2015 года у литературного объединения появился свой собственный сайт http://litoladoga-lobnya.ru/, на страницах которого публикуются не только произведения поэтов и писателей, но и рассказывается о деятельности ЛИТО — собраниях, мероприятиях, событиях. Администратор сайта член ЛИТО Е.А. Шарова, редакторы — А.Ю. Янкова и Е.Р. Титова.
«Ладожцы» являются постоянными и активными участниками культурных мероприятий Лобни, проводят литературные вечера, презентации книг, организуют и проводят мероприятия в библиотеках, школах, музеях, встречаются с ветеранами и школьниками. Также «Ладога» поддерживает творческие связи с другими ЛИТО Подмосковья. Члены ЛИТО участвуют в различных литературных всероссийских и международных конкурсах, становясь не только их финалистами, но и призёрами.
Развиваются международные связи — в 2012 году ЛИТО «Ладога» заключило договор о сотрудничестве с литературным сообществом поэтов г. Плевен (Болгария). С мая 2013 года поэты нашего ЛИТО являются постоянными участниками Международных писательских конференций «Побратимене Светове», проводимых в Плевене. А в апреле 2014 года делегация болгарских поэтов из города Плевен побывала у нас в гостях в рамках проведения года Культуры в России. Поддерживается творческая связь и с болгарским городом Варна — подписано соглашение о творческом сотрудничестве двух городов. Летом 2019 года, благодаря творческим и дружеским связям «ладожцев» и болгарских литераторов, город Лобню посетили две болгарские литературные делегации: в июне — делегация от «Сдружение литературно общество — СЛОВ» (председатель С. Пенев); в июле — именно в Лобне были открыты Дни Славянской литературной и художественной академии (президент Е. Няголова) в России. Изданы два сборника переводов с болгарского языка - «Плевенские мотивы» (2014г.) и «Варненские мотивы» (2018г.). Стихи лобненских авторов переводятся на болгарский язык и печатаются в журналах, газетах, альманахах и авторских сборниках литераторов Болгарии.

ЕВГЕНИЯ ТИТОВА
(Московская область,
г.Лобня)

 22 ИЮНЯ

Сегодня 22 июня.  Время  4 часа 15 минут…  Проснулась  и не могу заснуть. Зажгла поминальную свечу. Ведь именно в эти минуты в 1941 году Германия вероломно напала на Советский союз. Кончилась мирная жизнь. Впереди трудные годы лишений, потерь, смертей…  Я как будто сейчас слышу этот зловещий гул фашистских самолётов, свист падающих на нашу землю бомб.  С каждым годом жизни мы сильнее, глубже чувствуем трагедию, внезапно свалившуюся на плечи дружной семьи народов.
   Я родилась уже после войны и не ощутила на себе всего ужаса и тягот военных лет. Мои родители – участники той страшной войны. Воевали в одном лётном полку. Отец – штурман на бомбардировщике, мама – техник по обслуживанию самолётов. На войне  познакомились, вместе встретили Победу в Польше. Там и расписались в Советском консульстве. В 1946-м лётная часть перебазировалась в Мигалово, г. Калинин (ныне Тверь). Там и родилась я в 1947 году.  Мои родители остались живы и прожили долгую жизнь. У мамы во время войны пропал младший братишка, которого отдали в детдом, чтоб не умер с голоду. Они жили в Ростовской области, и когда детский дом эвакуировали на восток, то следы совсем потерялись. Братишка был совсем маленький, даже ещё разговаривал плохо, может и имя своё не запомнил. После войны мама подавала в розыск, но безуспешно.  У отца во время войны умерла старшая сестра Лида. Ох, и красавица была, я видела фотографию!  Был и старший брат Александр, который погиб в первый месяц войны. Вот о нём я хотела бы рассказать. Таких историй на войне было много, сотни, а может и больше. Но ведь эта история касается моего родного дяди…
Разбирая документы, которые остались после родителей, я нашла документальное подтверждение гибели моего дяди Колесова Александра Александровича. Как будто я прикоснулась к истории или к вечности. Ранее не изведанное чувство, странное, щемящее. По прошествии некоторого времени я приняла решение передать эти документальные подтверждения событий военных лет, которые произошли с моими родными и близкими,  в Музей боевой славы и истории г. Лобня. Ведь они представляют собой историческую ценность. И с каждым годом их цена растёт. Благодаря документам, мы узнаём историю прошлых лет. Мы не должны забывать тех, кто отдал свои жизни за наше мирное будущее.
Письма и документы пожелтели, но то, что удалось прочесть, ясно отображают очерёдность событий того времени. Табличка в городском музее гласит:   КОЛЕСОВ  АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ в 1941 году служил на Западной границе. Оттуда прислал последнее письмо в мае, а 18 июля погиб. Но об этом его родители узнали только в 1944 году из письма Селезнёвой Е.И., которая его похоронила и в течение 3-х лет, когда местность была оккупирована врагом, хранила анкетку и медальон бойца.   
Из письма Александра к родителям можно понять, что он был призван в Красную Армию ещё до войны, наверно в 1939 году, служил в пограничных войсках в Западной Украине: «Вот уже почти два года, как проходит моя служба…», «…служу я с танкистами…» - писал он.  В анкетке написано, что он красноармеец, 1916 года рождения, откуда призван и адрес родителей. Вот благодаря этим данным, родители и получили известие о гибели их сына.  Е.И. Селезнёва жила в Виннице в собственном домике. Совсем рядом проходили ожесточённые бои. Наступавшие немецкие части теснили наши разрозненные воска вглубь страны.  Бой закончился. Немцы пошли дальше. А местные жители украдкой, ночью вывозили с поля боя и хоронили наши бойцов. Вот что пишет в письме к родителям Александра Е.И. Селезнёва: « …немцы пришли к нам в 1941 году 18 июля в пятницу, а похоронили мы в субботу  от нашего домика в 100 метрах. Убитые были все, не сумлевайтесь.  Похоронены 13 душ…».   Представьте себе, что оккупация продолжалась 3 года, пока Советские войска ни освободили Украину. Рядом немцы, полицаи шныряют с проверками. При малейшем подозрении в пособничестве бойцам Красной Армии могли расстрелять всю семью, а, наверняка, Селезнёва жила не одна. Каким мужеством надо было обладать, чтоб хранить найденные у бойцов документы. Вот русская душа! Люди не о себе думали, а том, как известить родных о гибели их сыновей.  И как только наши войска освободили местность от немцев, эта русская женщина сразу написала письмо родителям, где похоронен их сын. Не знаю, приезжали родственники к ней в Винницу, или документы переслали почтой. Мне родители об этом ничего не рассказывали. Вероятно, это был не единичный случай. Но меня до глубины души тронул поступок этой русской женщины. Мы всегда будем благодарны таким людям, как она. Хорошо, что они были и сегодня есть.
Догорела поминальная свеча. Солнышко осветило утреннее мирное небо. Сегодня ночью многие вспоминали своих погибших близких и не только. Вспоминали всех, кто погиб в той страшной Отечественной войне. И каждый думал и молился о том, чтоб этого больше не повторилось.
               
         

К 75-летию Великой Победы
(продолжение)

Некрасова Нина Михайловна,  родилась 1 января 1927 года
на Красной Поляне. Родители: Клемачёв Михаил Иванович, 1894г.р.,
уроженец села Белый  Раст, мать Щербакова Анастасия Ивановна, 1899
г.р., уроженка деревни Лупаново, недалеко от Белого Раста. Родители занимались крестьянским трудом, имея небольшой надел земли, одну корову, одну лошадь. Были овцы и куры.
      Когда братья Крестовниковы построили хлопкопрядильную фабрику,
крестьяне из деревень по окончании сельхозработ приходили на фабрику на сезонные работы на зимний период. А весной возвращались домой. Но не
все могли работать зимой. Родители должны были дать согласие на выход из семьи для работы на фабрике.  Родители поженились в 1920 году. И перешли работать на фабрику постоянно. Их поселили в Первой казарме. В одной
комнате жили две молодые семьи. Так как родители были против их перехода на фабрику, то ничего с собой не дали. Всё пришлось наживать
самим. В 1921 году родилась сестра Анна. У соседей по комнате было двое детей. А комната была 12 кв. метров. Родители работали на фабрике: отец – кубовщиком, мама – в цехе. В 1925 году родилась ещё одна сестра Валентина, которая через 4 года умерла от скарлатины. А в 1927 году родилась я -  Нина. Отец вступил в партию, и его послали на учёбу, так называемый ЛИКБЕЗ. После учёбы отца повысили и направили на организацию колхоза в Озерецком. Там он возглавил комиссию по продразвёрстке. В 1933 году отца направили на строительство Лианозовского механического завода. В это время вся семья переехала жить в Лианозово.
Отец занимал руководящий пост, и мы жили в отдельном домике.
         Некоторое время спустя отца перевели в г. Ряжск, где он продолжил
заниматься партийной работой.  В дальнейшем семья распалась. И мама с двумя девочками вернулась на Красную Поляну в 1935 году. Мама до войны и после войны до выхода на пенсию работала на фабрике. Мы с сестрой учились. Я в 1941 году окончила 7 классов, в 1942 году пошла учиться в ремесленное училище № 49 в Лиановозо. Училище закончила досрочно в 1943 году, и по заявке завода меня направили работать на оборонный завод
«Арсенал» №4, где я проработала до марта 1944 года. Потом поступила в Лобненский индустриальный техникум, по окончании которого меня направили  в Харьков. Работала там мастером кирпичного и трубного цеха.
Не отработав 2 года, по вызову вернулась на Красную Поляну в связи с болезнью мамы.  В последствии работала в Москве в проектной организации
Гипрострой материалы техником. Сейчас мне 86 лет. Я прожила нелёгкую трудовую жизнь. Имею награды, я  Ветеран труда, Ветеран трудового фронта,
 участник Великой отечественной войны.  На моём пути встречались разные люди, но хороших больше.  И я благодарна судьбе за это. Я верю, что Добро
торжествует в мире, но не все это замечают.
                2.
Когда началась война, я только что окончила 7 классов. Немцы пришли
на Красную Поляну в первых числах декабря 1941 года. Сначала наш посёлок
сильно бомбили. Мы прятались в подвале казармы и боялись выходить.
В окошко мы видели, как въезжали немцы на Красную Поляну. Они ехали
по просёлочной дороге из леса со стороны Мышецкого. Все ехали на машинах: офицеры на легковых, а солдаты – на грузовиках, из-за высоких бортов машин виднелись только каски немецких солдат. Машины поехали в сторону переезда. Но, видно встретили там отпор и повернули назад.
     Как-то ночью мама с её знакомой решили пробираться через кладбище в
сторону Клязьмы, решив, что на кладбище немцев не будет, и мы сможем пробраться. Мы надели на себя все платья, что были у нас, сверху – ватник.
А когда добрались до кладбища, то попали в перестрелку. Мы не поняли, кто
стрелял и в кого. На окраине стоял частный дом. Мы побежали туда. Окликнули хозяев. Никто не ответил. Подпол был открыт. И мы спрятались там. Было темно и холодно. И здесь я почувствовала под телогрейкой какое-то тепло. Оказалось, что меня легко задело осколком. Кровь сочилась и промочила мою одежду. ( Я потом долго хранила этот осколок). Мама сказала, что мы возвращаемся домой, если суждено, то умрём дома.
Осторожно под утро мы добрались до своей казармы. У входа нас заметили немцы и остановили (вернее, это были финны, они были рыжие). Мы сказали, что живём здесь. Нам разрешили войти.  Потом был обход патруля.
И они зашли к нам в комнату в тот момент, когда я снимала одежду, чтобы
посмотреть рану. Этот немец-финн увидел, что я ранена, достал свой перевязочный пакет и отдал маме, чтоб она меня перевязала. А другой немец держал на руках маленького ребёнка. Он отдал его нам и сказал:
«  Это ваш, ваш!» Видно они нашли его где-то.
     Немцы были на Красной Поляне всего несколько дней. Потом нас опять
бомбили и мы сидели в подвале до прихода наших солдат. Я помню, как
наши бойцы спустились в подвал и говорили: «Выходите, немцев прогнали!»
Но мы боялись выходить, думали, что это провокация. На голове у наших были надеты шапки в виде «будёновки», это я запомнила.
   Когда мы вышли наверх, мы не узнали наш посёлок. Всё было разрушено.
Ещё долго потом дымились пожарища. Остался не разрушенным только
магазин Крестовниковых .
                Некрасова Н. М.
                Записала   Е. Р. Титова.

P.S.   Уже несколько лет Некрасова Нина Михайловна находится в Доме престарелых в г. Ногинск  Московской области.

ЮРИЙ ПЕТРОВ

«БЛОКАДНОГО ГОРОДА ПРОФИЛЬ».  БЛОКАДНОЕ ДЕТСТВО.
Воспоминания Юрия Петрова - лобненского поэта, члена СП России, Почетного гражданина города Лобня, переносят в те страшные дни. Подростком Ю. Петров пережил Ленинградскую блокаду.
В 1941 году, когда началась война, фашисты быстро подошли к  Ленинграду. На наш поселок Невдубстрой начались налеты немецких самолетов, потому что в нем находилась 8-я ГЭС, которая обеспечивала электроэнергией значительную часть Ленинграда. Мы рыли укрытия возле своего барака и прятались там во время налетов. В кабинах низколетящих «мессеров» отлично просматривались зловещие лица в шлемах. Немцы подходили к поселку все ближе и ближе. С крыши барака мы уже видели их костры. Тогда отец решил увезти семью в Ленинград, где у нас жили родственники. В июле мы переехали к ним, их дом находился на Владимирском проспекте.
8 сентября 1941 года началась блокада Ленинграда: фашисты ворвались в Шлиссельбург и замкнули кольцо вокруг Ленинграда по суше. В этот же день был первый массированный налет на Ленинград.
Были сожжены Бадаевские продовольственные склады. Начались систематические бомбежки и обстрелы города из дальнобойных орудий. Разрушались дома, памятники культуры,  важнейшие коммуникации. Гибли люди. Запасы продовольствия  уменьшались с каждым днем. Ввозить их с «большой земли» стало практически невозможно. Была введена карточная система. Начался голод.
Нас, ребят, которые выглядели покрупнее и покрепче, обучили борьбе с зажигательными бомбами, которые падали на чердаки или крыши домов. Мы их сбрасывали оттуда железными клещами или, подхватив ими же, опускали в бочки с водой которые были на чердаках, или закапывали их в песок. Мы слышали, как барабанили по крыше осколки наших зенитных снарядов, которыми стреляли батареи ПВО, защищая  небо Ленинграда от прорвавшихся немецких самолетов. Бывали ночи, когда по тревоге приходилось спускаться в бомбоубежище более десяти раз.
Лютая зима 1941-1942 годов – самое тяжелое и смертоносное время за весь период ленинградской блокады. Нет тепла, нет света, нет воды, не работает канализация. Ежедневные обстрелы и бомбежки. И всего 125 граммов хлеба в сутки иждивенцам и служащим. Такое мог выдержать только ленинградец.
Однажды в нашу квартиру постучались. Вошла девочка, с ней была женщина. Они просили меня помочь отвезти на кладбище умершую мать девочки. Я не сразу решился на это. Но когда я вгляделся в лицо и глаза ребенка, оделся сразу. Взрослая женщина куда-то исчезла, и мы остались вдвоем с одинокой теперь, несчастной девочкой. Я тогда боялся покойников, но стремление помочь этим беззащитным глазам, полным горя и безысходности, этим невинным тонким ручонкам, отогнало весь страх, и мы сделали вдвоем все, что требовалось: обернули окоченевшую уже женщину в одеяло, переложили ее с кровати на салазки, увязали веревками и повезли в сорокаградусный мороз на кладбище. Там ее просто оставили в числе тысяч других жертв голода.
Весна 1942 года принесла облегчение ленинградцам: солнце, на улице и в домах теплее. В парках и скверах зелень, ее можно употреблять в пищу. Но дистрофия коварна. Она уходит очень медленно, несмотря на прибавку хлебного пайка. Люди, истощенные до предела, продолжают умирать. Оживилась эвакуация по «дороге жизни» - Ладожскому озеру, которое очистилось ото льда. Отец решил часть семьи эвакуировать в Ярославскую область, к своей сестре. Мне исполнилось шестнадцать лет. Высокий рост не соответствовал телу, оно было похоже скорее, на скелет, чем на тело юноши. Я ходил медленно, меня качало. Надо было оформлять эвакоудостоверение на выезд на меня, маму, бабушку и младшего брата. Делать это пришлось мне, так как они чувствовали себя еще слабее. А старшие сестры Людмила и Валентина работали на оборонных предприятиях. Отца мы почти не видели: он также  работал и неделями не приходил домой. За эвакодокументами я стоял двое суток в очереди. Падал, поднимался, опять падал и опять вставал. Но выстоял. В те минуты я чувствовал в себе какую-то внутреннюю силу, которая собирала мою волю в непреодолимый сгусток, который поднимал меня каждый раз, когда я падал. И я временами даже гордился тем, что могу бороться и даже побеждать, казалось, непреодолимое.
4 апреля 1942 года, Страстная суббота. Все в нашем большом дворе говорили, что немцы - верующие, и на Пасху все будет спокойно, бомбежек и обстрелов не будет. Но часов в одиннадцать утра они начали такой страшный налет, какого нам еще не приходилось переживать. Это была операция «Айсштосс», что по-немецки означает «Ледяной удар», с помощью которой немецкие войска хотели уничтожить корабли Балтийского флота, стоявшие на Неве. Все жители нашего большого дома спустились в бомбоубежище, наполовину заполненное талой водой. И мы в течение часа стояли по пояс в ледяной воде ни живые, ни мертвые от страха. Многие плакали, стонали, взывали о помощи. Кругом был кромешный ад. Наш высокий шестиэтажный дом старинной постройки, стоявший отдельно от других, ходил ходуном, и казалось, что он вот-вот рассыплется от тяжелейших бомб, падавших где-то совсем рядом. В эти минуты неимоверного испытания нервов и психики людей моя бабушка Федора Силантьевна, несправедливо раскулаченная в тридцатые годы и оставленная без гроша, молилась за победу  нашей страны и за наше воинство, молилась за всех нас, кто стоял вокруг нее. Ее лицо было бледным, отрешенным от всего земного, глаза подняты к небу.  Она молилась истово Преподобному Серафиму Саровскому, Николаю Чудотворцу, Спасителю. Мы все, глядя на нее, стали спокойнее, надеялись на чудо и спасение. Многие старались прикоснуться к ней, погладить ее, как бы поощряя на дальнейшие молитвы. Тяжелейший удар потряс наш дом. Он сильно качнулся в сторону и на несколько секунд замер в этом неустойчивом состоянии, готовый вот-вот рухнуть и рассыпаться. Но какая-то сила удержала его и возвратила назад. Дом остался целым и даже без трещин.   
После этого налета я заметил, что жильцы нашего дома стали относиться к моей бабушке с большим уважением, чем раньше.
Эвакуировались мы по Ладожскому озеру на крупном буксире, под бомбежкой. К счастью, все обошлось. Бомбы падали где-то рядом, но мы остались живы. Когда добрались до Тихвина и сели в вагон поезда, нас впервые за много месяцев накормили манной кашей со сливочным маслом. Это было счастье, которого никто не ожидал. Во время движения поезда к Ярославлю состав несколько раз бомбили, но и на этот раз жертв не было. А когда прибыли в Ярославль и разместились вокруг здания вокзала, на свежем воздухе, объявили тревогу. Был налет немецких стервятников на город, на его военные объекты. По общему движению народа во время тревоги я заметил, что никто из прибывших не тронулся с места. Что это было: сильная усталость, пренебрежение опасностью или то и другое вместе – не знаю. Уж очень много пришлось пережить нам во время блокадных дней. И только осенью 1945 года наша семья вернулась в Ленинград.
* * *
Люди России, склоните знамена.
Над Пискаревским плывет перезвон.
Это, восстав со священного лона,
Спавшие вечно прервали свой сон.
Люди России, блокадные дали
Не забывайте, любите живых.
Как защищались и как голодали,
Спросите у них, спросите у них.
Вспомните тех, кто ледовой дорогой
Вез сквозь блокаду спасительный хлеб,
Кто не дошел до родного порога,
Кто умирал, чтобы город окреп.
Знайте, что павшие наши невзгоды
Видят. И это тревожит их сон.
В самые страшные, смертные годы
В колоколах раздается их стон.
Люди России, склонитесь главою
Перед живыми, кто был в том кольце,
Перед тяжелой блокадной порою,
Вставшей над миром в геройском венце.



***
Боролись мертвые в блокаде,
Живущим экономя хлеб.
И в каждой нашей канонаде
Их голос креп, все больше креп.
Стальными челюстями голод
Ел тело жертвы до костей.
Он не смотрел, кто стар, кто молод,
Ел, не жалея челюстей.
Но, звоном холода покрытый,
Весь белый, город не стонал,
Стоял, снарядами пробитый,
От бомб тяжелых не упал.
Боролись мертвые. Блокада
Все умножала скорбный ряд.
И хлеба им уже не надо,
Сердца их больше не стучат.
Пусть тело их врагом убито,
Лежит в траншее, не дыша,
Но грозной ратью, с нами слитой,
Шла в бой их чистая душа.

Боролись мертвые в блокаде...


ЛЮДМИЛА БЕЛОВА

Одна из первых членов ЛИТО «Ладога». Есть публикации в коллективных сборниках и альманах.

БОМБОУБЕЖИЩЕ

Когда от станции Лобня до аэропорта Шереметьево расширяли дорогу, раскопали бомбоубежище. Люди стояли, смотрели и обсуждали: «Что это?» Я проходила мимо и тоже остановилась. В голове так ясно проплыли воспоминания тех дней. Я словно вернулась в то страшное прошлое и снова пережила те дни, будто это было вчера.
Мне было в то время три года. Немцы рвались к Москве. Были недалеко от нашего посёлка. Из-за леса поднимался столб чёрного дыма. Вокруг только и слышалось: «Красная поляна горит!»… «Немцы в Катюшках!»… «В магазине раздают продукты!»… «Скоро начнётся бомбёжка!»…
Мама завернула годовалую сестрёнку, старший брат взял меня за руку, и мы направились в бомбоубежище, которое находилось через дорогу, напротив нашего дома на краю леса: «Мама, я галош потеряла!»… Но некогда искать и мы спустились по ступенькам вниз. Мама плотно прикрыла дверь. Мы оказались в полутёмном помещении. Тускло горела керосиновая лампа. На керогазе что-то варилось. Узкий проход соединял с соседней комнатой, где уже находились наши соседи, Даниловы и Сухаревы.
Мама уложила нас с братом на перину, которая лежала на берёзовых брёвнах. Я лежала и смотрела в потолок, который был тоже из берёзовых брёвен, а сверху засыпан землёй.
Прямо над нами был вставлен блок с отверстиями. Через некоторое время через эти отверстия я увидела вспышки огней, как будто кто-то включал и выключал электролампочку.
Однажды раздался сильный взрыв, потолок задрожал, и посыпалась сверху земля. Мама взмахнула руками и упёрлась ими в потолок, боясь, что он обрушится. Бомбёжка не прекращалась ни днём, ни ночью. Мама сказала, что она продолжалась семь суток.
Когда мы вышли, то увидели много поваленных деревьев, а рядом огромную яму. Мне казалось, что она была величиной с наш дом, всё содержимое из ямы: землю, берёзу, бросило на наше убежище. Вот почему был такой грохот, но потолок выдержал, и мы остались живы.

___
        НАДЕЖДА ВАСИЛЬЕВА
Член СЕПИ (Союза европейских писателей и писателей других континентов). Член ЛИТО «Ладога». Есть публикации в коллективных сборниках и альманах.

ГОДЫ
Как горячие кони
Годы летят.
Бесполезны погони —
Не вернуть их назад.

Тороплива судьба,
Словно кучер лихой.
И претит ей ходьба —
Шаг ей нужен иной.

Долго смотрим ей вслед…
Что же делать ещё?
О годах сожалеть,
Дело делать своё.

Подгоняйте их снова,
Тех заветных коней,
Чтоб на счастье подкову
Обронить для друзей.

ВО ЧТО, СКАЖИТЕ, МИР МОЙ ВОПЛОТИТСЯ...
Во что, скажите, мир мой воплотится,
Когда звезда прочертит путь во мгле?
Закроется последняя страница,
Меня уже не будет на земле.
Она, быть может, дождиком прольётся,
Ромашкой при дороге зацветёт.
Иль соловьём надрывисто зальётся,
Кому-то, может, радость принесёт.
Хочу сиять, как яркий лучик солнца,
Быть маяком для сбившихся с пути.
И согревать своим теплом кого-то,
И свет любви сквозь темноту нести.
Хочу я долго в мире продолжаться
Пусть даже в прозаичном и земном —
Согласна буду даже я остаться
Простым осенним проливным дождём.

ПОМОГИ
Помоги мне принять
Все посланья твои.
Научи не роптать
На ненастные дни.
Помоги мне сберечь
В моем сердце тепло,
Чтобы близких согреть
В час студёный могло.
Помоги мне взрастить,
Боже, семя добра,
И росток сохранить,
Вопреки всем ветрам.

МНЕ БЫ…
Мне бы только успеть,
Жизнь сжигая дотла,
Близких сердцем согреть,
Отрешиться от зла.
Замолить все грехи
И красоты воспеть.
Вновь слагая стихи.
И потом не жалеть,
Что страница бела…
Мне бы только успеть,
Жизнь сжигая дотла…

БЕССМЕРТНЫЙ ПОЛК
Огромное горе
Познав на веку,
Народное море –
В «Бессмертном полку».
На карточках – лица,
Родные глаза.
Войне повториться
Больше нельзя!
Память разбудим
В день майский свою.
«Бессмертный полк» будет
Вечно в строю.

_________________________________

ВЯЧЕСЛАВ  ВАСИЛЬЕВ
Член СЕПИ (Союза европейских писателей и писателей других континентов). Член ЛИТО «Ладога». Есть публикации в коллективных сборниках и альманах.

БИЛЕТ ДО ДЕТСТВА
Я стою на Казанском вокзале,
К кассе очередь в несколько лет.
Но мне добрые люди сказали –
Здесь возьму в моё детство билет.

Дома ждёт и волнуется мама,
Брат родной и другая родня.
Но судьба, видно, очень упряма –
Не дождаться им скоро меня.

И стою, я у кассы часами.
И уже остаётся чуть-чуть,
Чтоб сесть в поезд и ехать до мамы,
И в глаза своих близких взглянуть.

Сяду в поезд, идущий до детства –
Я вернуться в него буду рад.
Взял билет, чтобы в детство вглядеться.
И не вижу особых преград.

 О СТИХАХ
О том, что стал поэтом, я не думаю,
Но без стихов и дня не проживу.
Стихи бывают умные, неумные,
Какие-то — стихом не назову.
А я сижу, над новыми работаю,
Творю, пишу, что сходит с языка.
Пишу всегда с надеждой и охотой,
Вот только бы не подвела рука.
Дрожа, выводит буквы на бумаге,
И вот уже прошло немало лет —
К поэзии испытываю тягу,
Но не могу сказать, что я поэт.

БАБУШКИНА МОЛИТВА
Читала бабушка молитву,
А я запоминал слова.
Она душой своей открытой
Дарила праздник Рождества.

Стояла долго на коленях,
Пред образом клала поклон…
Взывала к Богу в те мгновенья –
Чтобы здоровье дал мне он.

Теперь, когда её нет рядом,
Как слышу я молитв слова –
Ищу её невольно взглядом,
Как будто бабушка жива.


О ЛОБНЕ
Я по городу Лобня иду не спеша,
По его переулкам пустым.
Мне недавно знакомы все эти места,
Но мне стал этот город родным.
Я по улице Ленина часто хожу,
И по Мирной прогулок не счесть.
Всем, что вижу вокруг, я всегда дорожу,
Ведь победа ковалась и здесь.
Здесь живут ветераны и дети войны,
И мы все, кто не знал о войне.
Город Лобню любить наши люди должны,
Ну, а мы, как поэты, вдвойне.
О ВЕЛИКОЙ ВОЙНЕ
Что мне известно о войне,
Прошедшей в середине века?
Погибших много на земле
За мир, за счастье человека.
Её Великою зовут.
Да, велика войны дорога.
Летят снаряды, бомбы рвутся.
И враг у нашего порога.
Война, настали времена,
Когда тебя уже не стало.
И только павших имена
Живое сердце повторяло.
А те, кто выжил на войне,
Свои залечивают раны.
Ещё живут они в стране,
Войны прошедшей ветераны.
Великой Родины сыны
Врага разбили под Москвою.
Мы перед ними все должны
Встать с непокрытой головою.

__
               
               
               

                МЫ ИХ ПОМНИМ

АКУЛОВ Николай Сергеевич (1923-2001)
Родился в 1923 году. Участник Великой Отечественной войны. Награждён орденами Отечественной войны (I и II степени) и многими медалями. Во время войны печатался во фронтовых газетах. Одним из первых вступил в литобъединение «Ладога». Имел публикации в периодических изданиях, в коллективных поэтических сборниках «Чайки над Лобней», в альманахе «Под крылом чайки».
Умер в 2001 году.

НО ДУШИ НАШИ НЕ ЧЕРСТВЕЛИ
Война нам пощады никак не давала.
В сугробы и в землю подчас загоняла.
И смерти в глаза мы нередко смотрели,
Но души, поверьте, у нас не черствели.

Мы песней умы и сердца согревали,
Стихи и рассказы с волненьем читали,
Бывало про сон и еду позабудешь,
Когда в себе нужные чувства пробудишь.

_______________________________________

ГРЯДИН Виктор Алексеевич (1925-1999)
Грядин Виктор Алексеевич родился в 1925 году. В начале 1943 года был призван в армию. Воевал в воздушно-десантных войсках в Карелии, Австрии, Венгрии, Чехословакии. Был награждён орденом Отечественной войны II степени, медалью «За отвагу» и многими другими медалями. Одним из первых вступил в литобъединение «Ладога». Публиковался в газете «Лобня», коллективных сборниках «Чайки над Лобней», в альманахе «Под крылом чайки».
Умер в 1999 году.

КРАСНАЯ ПОЛЯНА
Отсюда в мареве Москва
Была видна на возвышенье.
Уже кружилась голова
Во вражьей ставке в упоенье.

За лесом Белый Раст горит,
Угроза страшная нависла.
Там горизонт огнем залит
И злая сила землю грызла.

Фашист блицкриг предполагал,
Но вот застрял на перепутье.
И здесь надежду возлагал
На дальнобойное орудье.

Победой упивался враг,
Но было тут конца начало.
Сжимался у Москвы кулак,
И вот возмездие настало.

И словно в огненном котле
Кипела Красная Поляна.
И под Москвою на земле
Еще одна осталась рана.

_____________________________________________

ГЛУХОВ Ефим Николаевич (1910-2013)
Родился в 1910 году. В годы Великой отечественной войны служил писарем в 133-м запасном артиллерийском полку. Почётный гражданин города Лобня. Одним из первых пришёл в литобъединение «Ладога». Член Союза писателей России. Публиковался в газетах, журналах, коллективных сборниках «Чайки над Лобней», в альманахе «Под крылом чайки». Автор нескольких сборников стихов.
Умер в 2013 году на 103-ем году жизни.

В ЛОБНЕНСКОМ ПАРКЕ
В Лобненском парке берёзы шумели,
баян одинокий играл в тишине.
И ветераны седые запели
знакомые песни о прошлой войне.

Солдатские песни пропитаны кровью.
Они рождены военной судьбой.
Солдатские песни поются с любовью.
Они провожали солдата на бой.

Под музыки звуки берёзы шумели,
баян то и дело аккорды менял.
Военная песня над рощей звенела.
И с песней душой молодел ветеран.

_______________________________________________________

ИВАНИЩЕВ Иван Никитович (1935-1999)
Родился 6 июня 1935 года. Стихи писал со студенческих лет. Был одним из первых членов литобъединения «Ладога». Публиковался в газетах и журналах, в выпусках коллективного сборника «Чайки над Лобней».
Умер в декабре 1999 года.

ВЕТЕРАНЫ
У братской могилы, под Красной Поляной,
На перекрёстке судьбы и дорог,
Седой генерал стоит с покаянием
Пред теми, кого уберечь он не смог.

Берёзы над тихой могилой склонились.
Их листья на солнце багрянцем горят…
На горькую землю слезинки скатились,
И раны в душе и на теле болят…

Тяжёлая, вечная горькая ноша.
Спят здесь герои — России сыны.
Мечтали солдаты о жизни хорошей.
На долю их выпали вечные сны.

Звенят ордена тревожным набатом.
И тучи клубятся ещё над Москвой.
Уже никогда не подняться солдатам.
Гранитные плиты хранят их покой.

Жестоко и властно время проходит,
Всё тише и тише звенят ордена…
Один за другим ветераны уходят.
Но остаётся чья-то вина…

____________________________________

КУЗНЕЦОВА Нина Александровна (1929-2004)
Родилась 27 января 1929 года. К началу Великой Отечественной войны ей было 12 лет. Пройдя курсы медсестёр, она стала начальником санитарного поста школы в Катуаре. Печаталась в сборниках «Чайки над Лобней», в городских альманах «Под крылом чайки», в других печатных изданиях, а также в городских газетах Лобни и Дмитрова. Выпустила авторский сборник «Цвет любви». Посещала литературное объединение г. Дмитрова. Была членом литобъединения «Ладога». Скончалась в декабре 2004 года.

МОЯ ВОЕННАЯ ЮНОСТЬ
Война застала нашу семью (10 человек) в трудное время.
Мы только что переселились в маленькую времяночку на опушке леса, на болотистом месте, где был распланирован посёлок. Первыми поселенцами были мы. Брёвна и доски, заготовленные на постройку нового дома, пошли на блиндаж.
Фронт быстро подошёл к Москве. Оказалось, что наш домик удобно расположен для размещения штаба, поэтому пришлось переселиться в блиндаж. Лес был полон всевозможной техники. Нас часто бомбили, обстреливали из дальнобойных орудий.
Мама каждый день, попрощавшись с нами, шла в дом. Топила печь, грела воду для чая, готовила военным еду и перевязывала раненых, если было надо. А вечером возвращалась к нам и приносила что-нибудь поесть. Она оплакивала каждый сухарь, который давали солдаты для нас, уходя в разведку. Всю жизнь она помнила по имени погибших.
К началу войны мне было только двенадцать лет. Мне пришлось из московской школы перейти в местную, сухаревскую, на станции Катуар. Помимо школы нам приходилось работать в колхозе, где выполняли и мужскую работу. Выполняли и общественные работы по поручению школьного военного штаба. Порой некогда было спать. Несколько раз на колхозном поле нас обстреливали с самолёта, а один раз даже бомбили. Все обязательно проходили курсы медсестёр. Я была начальником санитарного поста школы и носила полевую сумку с медикаментами, а на нашем доме был нарисован красный крест. Больница находилась далеко, поэтому всю войну и даже после неё ко мне шли за первой помощью. Тогда мне казалось, что я уже выбрала профессию. Но однажды под поезд попал мужчина. Ему отрезало ногу, и были другие многочисленные травмы. Прибежали за мной, я оказала ему первую помощь, и пострадавшего отправили в больницу. А со мной произошёл шок. Я долго не могла вспомнить, что делала этому человеку. Потом из больницы пришла благодарность на имя нашей школы. И вот тогда я решила: медиком не буду.
Я стала керамиком, но война мою память не покидает до сих пор.

______________________________________________

ЛУГОВСКОЙ-ЛЕСКОВСКИЙ (Богачёв) Василий Николаевич (1945-2019)
Родился в 1945 году. Член ЛИТО «Ладога». Имел публикации в различных коллективных сборниках и альманаха. Автор сборника стихов.
Умер 2 ноября 2019 года.

«ПОЧТИ ЗАКОНЧИЛАСЬ ВОЙНА...»
Посвящается моему дяде, капитану Красной Армии
Богачёву Федору Фёдоровичу, погибшему 2-го апреля 1945 года
Почти закончилась война,
Повержен будет враг,
В кино увидит вся страна
Дымящийся Рейхстаг.

Войска упорно шли вперёд,
Фашист огнём встречал,
Кто до победы доживёт,
Никто тогда не знал.

Народам мир несли с собой
Российские сыны;
Комбат пехотный – дядя мой
Погиб в конце войны:

Год сорок пятый был, апрель.
Венгерский Натькомаш –
Вот место, где лежит теперь
Солдат российский наш.


МОЖАЕВ Анатолий Николаевич (1926-2009)
Родился в 1926 году. В годы войны шестнадцатилетним пареньком принимал активное участие в обороне Москвы от вражеских авианалетов.  Стихи писал с юности. Являлся членом литобъединения «Ладога». Читал свои стихи на волнах «Русского радио». Публиковался в газетах, коллективных сборниках «Чайки над Лобней».
Умер в ноябре 2009 года.

ХРАМ БЕЗ КРЕСТОВ. 1942 ГОД
Годы войны. Страх и слёзы людские,
С детства покинутый дом,
Жизни кусочек военной России
Вспыхнул вдруг в сердце моём.

Вечер, мороз, спят в сугробах домишки,
Храм без крестов и дверей.
В храме — девчонки, курсанты-мальчишки,
Стайки безусых парней.

Свет от лампадки печально мигает,
Лики на стенах, покой.
Грустную песнь на баяне играет
Старый голодный слепой…

Стало теплей, и душа замирает,
Сказочных звуков полёт,
Русская песня, такая родная,
В поле, к ромашкам зовёт.

Вот и любимые чудо-берёзки,
Словно пришли из весны.
А на глазах у курсантиков слёзки
Страшной, проклятой войны.

Храм без крестов. В небе зарево, вспышки,
В пламени Родина-мать.
В Храме клянутся курсанты-мальчишки
Жизнь за отчизну отдать.

___________________________________________________________

ПЕРФИЛЬЕВА Мария Алексеевна (1936-2016)
Перфильева Мария Алексеевна — коренная жительница города Лобня. Работала учителем начальных классов МБОУ СОШ №6. Почётный работник общего образования РФ, Почётный гражданин города Лобня. Была активным членом литобъединения «Ладога». Ученики Марии Алексеевны читали стихи лобненских поэтов на различных городских мероприятиях.  Воспоминания М.А. Перфильевой напечатаны в книге «Детство, опалённое войной» (2008г.), инициатор издания — Музей истории города Лобня.
Скончалась 30 марта 2016 года.

ВОСПОМИНАНИЯ О ВОЕННОМ ДЕТСТВЕ
К началу войны мне не было и пяти лет. Помню тот день, когда фашисты сбросили на наш рабочий посёлок бомбы. Было ранее утро, все спали, раздался страшный грохот. Все — мои родители, братья — убежали в подвал дома, а я осталась одна, стоя на стуле в ночной рубашечке. Родители подумали, что меня возьмёт мой брат, а он решил, что меня взяли родители. Помню, стою я на стуле, громко плачу, надо мной электрическая лампочка. Вскоре прибежал мой брат Николай, схватил меня, и мы направились в подвал дома №2 (так называемая казарма), где жили рабочие фабрики. Теперь это дом №3 по улице Спортивной.
До прихода немцев в Красную Поляну хлопкопрядильная фабрика срочно готовилась к эвакуации в Казахстан в город Пахта-Арал. Эвакуировались и рабочие с фабрики вместе с семьями. Мои родители отнесли необходимые вещи и продукты, какие были в доме, в товарный вагон. Этот вагон был выделен только для семей. Старший брат вместе со школьниками-комсомольцами в это время участвовал в отрывке противотанкового рва, ему было 17 лет. Итак, вещи уложены, родители взяли меня и брата Станислава (ему было 13 лет) и отправились к поезду. Мы спешили на посадку, а на улице уже раздавалась стрельба — немцы ворвались в Красную поляну. Я помню, все бежали, я была у отца на руках. Состав уже тронулся, а машинист крикнул, чтобы отставшие ждали другого поезда. Так мы остались без вещей, без продуктов. В суматохе у меня свалился и потерялся валенок, никто этого не заметил.
Недалеко был жилой дом №103, теперь это дом №4 по улице Текстильной. Мы в него вбежали и спустились в котельную. Там было уже много народа, видимо жильцы этого дома. Отец с нами не остался, а срочно убежал в райком, где были собраны все мужчины нашего посёлка.
Посреди котельной была куча угля. Меня посадили на эту кучу, так как свободного места не было. Было очень холодно, я заболела, у меня поднялась высокая температура. От угля я вся была чёрная. Воды нет, прошу пить. Кто-то дал маме маленький чайничек. Брат выбрался ползком из дома и около подъезда набрал снег. Потом мама долго согревала этот чайничек в руках, чтобы снег растаял. Воды оказалось совсем чуть-чуть, да и то вся чёрная от пороха. Сидели несколько дней. Голова моя стала покрываться болячками от холода, голода и грязи.
Когда немцев отогнали, мы вернулись в свою комнату. Дверь была открыта, ящики из буфета кто-то взял, видимо истопил. Посуды не было, одежды никакой, но самое главное — не было никаких продуктов. Брат Станислав увидел на улице убитую лошадь, а рядом лежал убитый фашист. От шинели этого немца он отрезал кусок сукна, и мама сшила мне так называемые сапожки. Утеплить их было нечем, поэтому они были очень тонкие, быстро прохудились и из них сверкали мои голые пятки. Однажды брат нашёл половинчатую деревянную ложку. Мама раздобыла где-то немного повала (отходы от переработки зерна), добавляла его в кипящую воду и мы с братом по очереди ели эту похлёбку половинчатой деревянной ложкой, из которой часть еды выливалась обратно в миску.
Отец наш был на фронте, брат Станислав пошёл учиться в ремесленное училище в городе Щёлково. Старший брат Николай смог догнать в Бескудниково тот состав, в котором мы должны были эвакуироваться. Он увидел, что наш вагон весь испещрён пулями и осколками — такой сильный был обстрел, даже погиб один рабочий. Вместе с составом брат уехал в Пахта-Арал, откуда добровольцем ушёл на фронт. Из Пахта-Арала брат прислал мне мою куклу.
Но вскоре стала болеть мама. Она опухала от голода, получила воспаление лёгких и её положили в нашу Краснополянскую больницу. Я осталась одна в комнате. Здесь мне совсем стало плохо — одной страшно, света не было, есть нечего, мне только пять лет. В нашем коридоре было 12 коммунальных комнат. Кто-то из соседей давал мне кожуру от картошки, которая была сварена в мундире. Кто-то давал лепёшку из картошки, которую люди собирали на поле после мороза. Она была вонючая, горькая. Но я выжила, дождалась маму из больницы.
Наступила весна. Стали ходить по краю леса, собирали кислицу. В лес ходить боялись, там было много неразорвавшихся снарядов и мин. Крапивы нам не доставалось, её кто-то обрывал раньше нас, но мы с мамой собирали лебеду, и она варила её как щи. А когда маму положили в больницу ещё раз, меня взяла на время в свою семью тётя Люба.
В 1944 году я пошла в школу в 1-й класс. В классе было холодно, поэтому мы сидели в пальто, в варежках, чернила замерзали в чернильницах. Техничка тётя Таня растапливала печку, и к обеду чернила согревались, мы — тоже. Тетрадей у нас не было, а мне несколько штук тетрадей в линеечку прислал брат Николай с фронта.
Помню, когда подходила к школе, всегда стоял запах варёной картошки. Эту картошку давали детям, отцы которых погибли на фронте.
Однажды мы с мамой увидели в Москве девочек в школьной форме. Приехав домой, мама заказала портнихе сшить мне школьную форму, тогда уже можно было купить материал. Когда я впервые пришла в школьной форме, директор Блинов С.С. выстроил ребят на линейку, поставил меня перед ними и сказал, что скоро у всех школьников будет такая форма.
___________________________________________

ПЕТРОВ Юрий Васильевич (1926-2011)
Родился 7 января 1926 года в Ярославской области в деревне Климово, Мышкинского района. Подростком пережил ленинградскую блокаду.
Член Союза писателей России. В 1996 году создал в городе Лобня литературное объединение «Ладога» и руководил им до 2011 года. Выпустил восемь коллективных поэтических сборников «Чайки над Лобней», семь авторских сборников стихов и четыре поэтических буклета. Имел множество публикаций в периодике. Лауреат и дипломант литературных премий и наград.
Скончался 18 июня 2011 года.

БЛОКАДНОЕ ДЕТСТВО
Я родился 7 января 1926 года в деревне Климово Мышкинского района Ярославской области в многодетной семье.
В тридцатых годах семья переехала в посёлок Невдубстрой, под Ленинград. Жили в деревянном бараке до самой войны. В школе учился хорошо, занимался спортом, отлично плавал. Из школьных дисциплин любил физику и литературу. Любили мы ходить в кино, парк.
Началась война. Сразу всё изменилось, немцы подошли к Ленинграду. На наш посёлок, в связи с тем, что в нём находилась 8-я ГЭС, которая обеспечивала электроэнергией значительную часть Ленинграда, начались налёты немецких самолётов. Мы рыли укрытия возле своего барака и прятались там во время налётов авиации. Из укрытий мы видели, как фашистские самолёты на бреющем полёте стреляли по электростанции, а затем, набрав высоту, бомбили. В кабинах низколетящих «мессеров» отлично просматривались зловещие лица немецких стервятников в шлемах. Немцы подходили к посёлку всё ближе и ближе. Мы уже видели их костры с крыши барака. Тогда отец решил увезти семью в Ленинград, где у нас жили родственники. В июле мы переехали к ним, дом находился на Владимирском проспекте.
8 сентября 1941 года началась блокада Ленинграда. В этот день фашисты ворвались в Шлиссельбург и замкнули кольцо вокруг Ленинграда по суше. В этот день был первый массированный налёт на Ленинград. Были сожжены Бадаевские продовольственные склады.
Начались систематические бомбёжки и обстрелы города из дальнобойных орудий. Разрушались дома, памятники культуры, важнейшие коммуникации. Гибли люди. Запасы продовольствия уменьшались с каждым днём. Ввозить их с «большой земли» было практически невозможно. Была введена карточная система. Начался голод. Нас, ребят, которые выглядели покрупнее и покрепче, обучили борьбе с зажигательными бомбами, которые падали на чердаки или крыши домов. Мы их сбрасывали оттуда железными клещами или, подхватив ими, опускали в бочку с водой, которые были на чердаках, иногда закапывали их в песок, также находившийся на чердаке. Мы слышали, как барабанили по крыше осколки рвавшихся зенитных снарядов, которыми стреляли батареи ПВО, защищая небо Ленинграда от прорвавшихся немецких самолётов. Бывали ночи, когда нам по тревоге приходилось спускаться в бомбоубежище до десяти раз и более, пережидая там страшные разрывы тяжёлых фугасных бомб. Лютая зима 1941-1942 года – самое тяжёлое и смертоносное время за весь период ленинградской блокады. Нет тепла, нет света, нет воды, не работает канализация. Ежедневные обстрелы и бомбёжки. И всего 125 граммов хлеба в сутки иждивенцам и служащим. Такое мог выдержать только ленинградец.
Весна 1942 года. Облегчение ленинградцам: солнце, на улице и в домах теплее. В парках и скверах зелень. Её можно употреблять в пищу. Но дистрофия коварна. Она уходит очень медленно, несмотря на прибавку хлебного пайка. Люди, истощённые до предела, продолжают умирать. Оживилась эвакуация по «дороге жизни» по Ладожскому озеру, которое очистилось ото льда. Отец решил наибольшую часть семьи эвакуировать в Ярославскую область, к своей сестре. Мне исполнилось шестнадцать лет, высокий рост не соответствовал телу, скорее оно было похоже на скелет, чем на тело юноши. Я ходил медленно, меня качало. Надо было оформлять эвакоудостоверение на выезд на меня, маму, бабушку и младшего брата. Делать это пришлось мне, так как они чувствовали себя ещё слабее. А старшие сёстры Людмила и Валентина работали на оборонных предприятиях. Отца мы почти не видели: он также работал и неделями не приходил домой. За эвакодокументами я стоял двое суток в очереди. Падал, поднимался, опять падал и опять вставал. Но выстоял. В те минуты я чувствовал в себе какую-то внутреннюю материнскую силу, которая собирала мою волю в непреодолимый сгусток, который поднимал меня каждый раз, когда я падал. И я временами даже гордился тем, что могу бороться и даже побеждать, казалось, непреодолимое.
Однажды, когда мне было пятнадцать лет, в нашу квартиру постучались. Вошла девочка, с ней была женщина. Они просили меня помочь отвезти на кладбище умершую мать девочки. Я не сразу решился на это. Но когда я вгляделся в лицо и глаза девочки, оделся сразу. Взрослая женщина куда-то исчезла, и мы остались вдвоём с одинокой теперь, несчастной девочкой. Я тогда боялся покойников. Но стремление помочь этим беззащитным глазам, полным горя и безысходности, этим невинным тонким ручонкам отогнало весь страх, и мы сделали вдвоём всё, что требовалось: обернули, окоченевшую уже женщину в одеяло, переложили её с кровати на салазки, увязали верёвками и повезли в сорокаградусный мороз на кладбище. Там её просто оставили в числе тысяч других жертв голода. Вернулись домой. Девочка по совету взрослых была устроена санитаркой в военном госпитале. Этот блокадный эпизод, как и другие, которые пришлось пережить, отражён в моём блокадном цикле стихов «Ленинградский реквием».
Мне бы хотелось описать ещё один блокадный эпизод, который характеризует вероломство фашистов и крепость русского духа. Это было ранней весной — 4 апреля 1942 года, в Страстную субботу. Все в нашем большом дворе говорили, что немцы верующие, и на Пасху всё будет спокойно, бомбёжек и обстрелов не будет. Но часов в одиннадцать утра немцы начали такой страшный налёт, какого нам ещё не приходилось пережить. Все жители нашего большого дома спустились в бомбоубежище, которое было наполовину заполнено талой ледяной водой. И мы в течение часа стояли по пояс в этой воде ни живые, ни мёртвые от страха. Многие плакали, стонали, взывали о помощи. Кругом был кромешный ад.
Наш высокий шестиэтажный дом старинной постройки, стоявший отдельно от других, ходил ходуном, и казалось, что он вот-вот рассыплется от тяжелейших бомб, падающих где-то совсем рядом. В эти минуты неимоверного испытания нервов и психики людей моя бабушка Федора Силантьевна, несправедливо раскулаченная в тридцатые годы и оставленная без гроша, молилась за победу нашей страны и за наше воинство, молилась за всех нас, кто стоял вокруг неё в заполненном водой подвале-бомбоубежище. Её лицо было бледным, отрешённым о всего земного, глаза подняты к небу. Она молилась истово Преподобному Серафиму Саровскому, Николаю Чудотворцу, Спасителю. Мы все, глядя на неё, стали спокойнее, надеялись на чудо и спасение. Многие старались прикоснуться к ней, погладить её, как бы поощряя на дальнейшие молитвы. Тяжелейший удар потряс наш дом. Он сильно качнулся в сторону и на несколько секунд замер в этом неустойчивом состоянии, готовый вот-вот рухнуть и рассыпаться. Но какая-то сила удержала его и возвратила назад. Дом остался целым и даже без трещин.
Последний, яростный разрыв.
День захлебнулся тишиною.
Как будто, в воздухе нарыв
созрел и лопнул над Невою.
И понял я: нас защитил,
как на заклание стоящих,
Святой молитвы чистый пыл
души воистину скорбящей.
Это отрывок из моего стихотворения «Айсштосс», что по-немецки означает «Ледяной удар», это операция, с помощью которой немецкие войска хотели уничтожить корабли Балтийского флота, стоящие на Неве. После этого налёта я заметил, что жильцы нашего дома стали относиться к моей бабушке с большим уважением, чем раньше.
Эвакуировались мы по Ладожскому озеру на крупном буксире, под бомбёжкой. К счастью, всё обошлось, бомбы падали где-то рядом, но мы остались живы. Когда добрались до Тихвина и сели в вагон поезда, нас впервые за много месяцев накормили манной кашей со сливочным маслом. Это было счастье, которого никто не ожидал. Во время движения поезда к Ярославлю состав несколько раз бомбили, но и на этот раз всё обошлось без жертв. А когда прибыли в Ярославль и разместились вокруг здания вокзала, на свежем воздухе, объявили тревогу. Был налёт немецких стервятников на город, на его военные объекты. По общему движению народа во время тревоги я заметил, что никто из прибывших не тронулся с места. Что это было: сильная усталость, пренебрежение опасностью или то и другое вместе – не знаю. Уж очень много пришлось пережить нам во время блокадных дней. Наконец, мы добрались до посёлка Заря, где жила моя тётя Анастасия Фёдоровна, родная сестра моего отца. Она нас приняла приветливо и с сочувствием. Я сразу написал письмо в Ленинград моему школьному другу Павлу Фёдорову. Письмо написал в стихах. И следующие письма к нему и к другим моим товарищам я также писал в стихотворной форме. Это им нравилось, а меня поощряло писать стихи. Я продолжал учёбу в средней школе. Через год меня вызвали в военкомат и, увидев моё истощённое дистрофией тело, дали отсрочку от призыва и даже посоветовали поступать в техникум. В Рыбинском авиационном техникуме я учился до конца войны. Осенью 1945 года наша семья вернулась в Ленинград.

               
            ЛИТО «ЛАДОГА» СЕГОДНЯ

ЗЕРЦАЛОВ Владимир
Член литобъединения «Ладога». Член Союза писателей России. Член СЕПИ (Союза европейских писателей и писателей других континентов). Есть публикации в газетах и журналах, коллективных сборниках и альманахах.

ДОВОЕННЫЕ ФОТОГРАФИИ
(перевод с мордовского стих-я Николая Ишуткина)
Вспомнил детские годы, тогда
Часто бабушка мне говорила:
— Видишь светлые, внучек, глаза
Фотографий, что долго хранила?

Это дяди Кузьма и Сергей,
Тот Иван, а вон тот – непоседа,
Коля наш, был он всех веселей.
Без таких не приходит победа.

Говорила с родными она,
Говорила до ночи глубокой.
Каждый вечер, чуть всходит луна,
Выходила встречать одиноко.

Лица дядей всё смотрят на нас
Сквозь простреленных лет паутину.
Подвиг близких нам молодость спас,
Счастье наше в лихую годину.

ЗЕРЦАЛОВ Павел Геннадиевич (1923-1997)
Мой отец, Зерцалов Павел Геннадиевич прошёл всю Великую Отечественную войну с 1941 по 1945 год, был на переднем крае и чудом остался жив. В 1941 он защищал Москву рядовым в лыжном стрелковом батальоне, приданном 71 морской стрелковой бригаде в составе 1-й Ударной армии. В 1945 брал Кёнигсберг лейтенантом, командиром автоматчиков 60 гвардейского танкового полка 8-й гвардейской танковой дивизии. Отец четыре раза был ранен. После войны он служил в Московском округе ПВО и закончил службу в звании инженер-подполковник. За время войны отец был награждён тремя орденами и многими медалями, среди которых особая медаль — «За отвагу».
Отец был ветераном 331 Брянской Пролетарской Смоленской дважды Краснознаменной ордена Суворова стрелковой дивизии, которая в 1941 году освобождала Красную Поляну и Лобню.
Ветераны этой дивизии каждый год на 9 Мая встречались на Лобне, в школе №1 и выступали перед школьниками, вспоминая героическое прошлое. Один из рассказов отца я всегда читаю и перечитываю каждый год на 9 Мая. Эти рассказы – его воспоминания о военных годах.
В.П. Зерцалов

РАЗВЕДКА БОЕМ
После госпиталя я окончил курсы младших лейтенантов Западного фронта, где мне присвоили звание «младший лейтенант», и в конце февраля 1944 года я был направлен на 3-й Белорусский фронт.
По прибытии получил назначение в 1106 стрелковый полк 331 стрелковой дивизии 31 армии на должность командира стрелкового взвода.
Наша дивизия держала оборону под Оршей в очень тяжёлых условиях болотистой местности. Наступила весна. Снег, который зимой был хоть какой-то защитой, таял, превращая округу в настоящее болото. Солдаты иной раз сидели по пояс в воде. Отрыть траншеи было невозможно, они сразу наполнялись водой. Мокрые, грязные шинели сушить было негде. После восьми месяцев обороны вся местность простреливалась противником, от которого нас отделяло всего сто метров.
Солдаты моего взвода были в основном пожилого возраста, лет под пятьдесят, передвигались они с трудом и болели «куриной слепотой». Мне же, их командиру, только что исполнился двадцать один год. За время войны с 1941 года я видел, сколько гибло молодых солдат, и тогда, глядя на своих подчинённых, думал, что, наверное, добивают последних.
Все передвижения мы могли делать только ночью, а днём сидели в небольших углублениях, не поднимая головы. Желающих пойти за продуктами и боеприпасами в тыл за три километра найти было трудно. Некоторые солдаты оказались настолько обессилены, что готовы были отдать свою порцию, лишь бы их никуда не посылали.
В мае нас заменили и вывели из обороны. Старых солдат у меня забрали, отправив их в трофейные команды, а вместо них дали молодое пополнение из только что освобождённых областей Западной Украины.
Нас отвели в тыл на двенадцать-пятнадцать километров от передовой и приказали обучать молодое пополнение. Началась подготовка к боям за освобождение Белоруссии.
В середине июня наш батальон давал показные учения перед штабными офицерами 71 корпуса. Мне, командиру взвода, пришлось командовать ротой, потому что командир роты сказал мне: «Я заболел, и ты остаёшься за меня». Надел на шею повязку и ушёл в санчасть, где у него были знакомые.
Учение проходило со стрельбой боевыми патронами и снарядами, как в настоящем бою, только противник не стрелял — в этом было отличие. К тому же нас сопровождала артиллерия огневым валом, это когда своя артиллерия бьёт перед наступающей пехотой с небольшим упреждением.
На разборе учений генерал-лейтенант ругал артиллеристов за то, что они дали слишком большое упреждение, видимо, боясь зацепить своих.
Всё было готово к началу наступления за освобождение Белоруссии под кодовым названием «Багратион».
Утро 22 июня 1944 года, когда мы двинулись на передовую, было прекрасное и солнечное. Мы шли и видели много замаскированных в лесу и за кустами артиллерийских батарей крупного калибра, готовых ударить по врагу.
Передовая проходила по болоту, поэтому траншей не было, а защита состояла из земляного вала.
Мы расположились на переднем крае.
Нам раздали листовки, в которых говорилось, что Красная Армия переходит в решительное наступление от Черного до Баренцева моря, только части двинутся вперёд в разное время. Раньше нам говорили, что во время предстоящего наступления пехоту будет поддерживать большое количество техники, танки, авиация, а перед началом будет проведена многочасовая артподготовка.
В 9-00 всех офицеров вызвал к себе комбат. Он сообщил, что взят пленный, который показал, что немецкое командование узнало о нашем наступлении и поэтому все основные силы отвело в тыл километров на восемь, чтобы наша артиллерия обрушила свой огонь на пустые позиции. Поэтому наше командование отменило все, что планировало и обещало.
Комбат говорил, что перед нами пустые траншеи, стоят только небольшие заслоны, поэтому никакой артподготовки перед наступлением не будет. Нас будут поддерживать только тридцать минут полковые батареи сорокопяток и миномёты, которые откроют огонь в 13 часов, а потом по сигналу зелёной ракеты мы пойдём в наступление. Задача поставлена штурмовая. Никто не имеет права залегать, несмотря ни на какой огонь. Только вперёд.
Комбат продолжал, что войска наступают на разных участках в разное время: «Вот справа слышите грохот — это 11 Гвардейская армия пошла в наступление в 9-00. Поэтому, если немцы и имели какой-то резерв в городе Орша, они его бросили против 11 армии, а против нас уже никого не будет, нам некого бояться».
От комбата я вернулся к своему взводу и обо всём сообщил.
Мне показали проход в нашем минном поле для моего взвода, дали одного сапёра, который той ночью делал проход в минном поле у немцев и должен показать этот проход мне во время наступления.
45 мм орудия были поставлены рядом с нами в боевых порядках.
Был безоблачный солнечный день, стояла тишина. Быстро летело время.
В 13-00 артиллеристы начали бить по немцам прямой наводкой. Выстрелы раздавались у нас над самым ухом. Немец как будто того и ждал. Сразу же обрушил на нас шквал снарядов и мин. Раздался оглушительный грохот. Нельзя было понять, где рвутся немецкие снаряды, а где бьют наши орудия. Поднялись клубы дыма и пыли. Не стало видно солнца. Мои необстрелянные солдаты в страхе забились во всякие дыры и щели, ведь они ещё не были в боях.
Не успел я оглянуться, как вижу: сквозь чёрные клубы дыма взлетела зелёная ракета. Это был сигнал атаки!
Поднять взвод в атаку можно было только личным примером, потому что из-за грохота никаких команд не было слышно, и я сказал помкомвзвода, что пойду впереди, а он чтобы поднимал всех солдат и выходил последним.
Приказав ни на шаг не отставать сапёру, знающему проход в немецком минном поле, я первым бросился в кромешный ад. Солдаты, видя меня, несмотря на страх, бросились за мной, потому что верили мне.
Несмотря на жестокий шквал огня, встретивший нас, мы продолжали наступать. Только оглядываясь назад, я видел, как рвались снаряды и падали мои солдаты.
Когда мы преодолели середину нейтральной полосы и уже приближались к минному полю немцев, вдруг мой сапёр упал, сражённый осколком снаряда.
Я остался без проводника, не зная, что делать, но продолжая двигаться вперёд. Мысли проносились одна за другой: впереди минное поле, прохода я не знаю, ложиться запрещено, остановиться подумать тоже нельзя…
И в этот момент, когда я продолжал движение вперед, сбоку осколком мне перебило нос. Кровь хлынула, как вода из бутылки, залив всё лицо. Я разорвал индивидуальный пакет, зажал нос рукой, чтобы остановить кровь и залёг в воронку.
Через некоторое время, посмотрев назад, я увидел, что от моего взвода осталось человек пять, и те тоже залегли сзади метрах в восьми от меня. Ни справа, ни слева никто не наступал, а снаряды продолжали часто рваться вокруг так, что едкий дым заползал ко мне в воронку.
Я решил лежать в воронке, пока не стихнет артобстрел, потому что если выползать при таком шквале огня, осколки снарядов обязательно пронзят меня, а в воронке может поразить только прямое попадание, когда даже и почувствовать что-либо не успеешь.
Я начал выползать, когда стих артобстрел и засвистели пули, это немцы добивали раненых. День клонился к вечеру.
Добравшись до нашего переднего края, я не узнал места, откуда мы начинали наступать. Кругом лежали глыбы вывороченной земли, как будто кто-то её перепахал огромным страшным плугом.
В глубине нашей обороны мне повстречался писарь батальона, который рассказал о больших потерях.
В санвзводе меня перевязали и отправили в санбат.
Мы добирались на машине до санбата на станции Красное почти всю ночь, потому что навстречу шли колонны танков и мы останавливались, уступая дорогу. Невольно думалось, где же вы были раньше?
Добрались мы до санбата только утром 23 июня 1944 г.
Часов в шесть утра, когда я был под душем в палатке санбата, загрохотала многочасовая артподготовка. Это началось генеральное наступление 3-го Белорусского фронта совместно с 2-ым Белорусским и 1-ым Прибалтийским, в результате которого была освобождена Белоруссия.
Как потом я узнал, наш батальон в числе других частей 22 июня 1944 года выполнял разведку боем.
«…22 июня оба фронта провели разведку боем. В результате удалось уточнить расположение огневой системы противника непосредственно на его переднем крае и расположение некоторых батарей, которые раньше не были известны.» — Г. Жуков. «Воспоминания и размышления» 10-е издание, 3 том, стр. 139.

ОБЕРЕГИ ВОЙНЫ
Стальная ложка
Однажды ночью мы втроём передвигались по обороне друг за другом. Как всегда кругом всё время свистели пули, но мы уже привыкли и не обращали на них внимания.
Вдруг Казаков М.И., который шел последним, показывает нам свою столовую ложку из нержавеющей стали, в которую ударила пуля и в ней застряла. А ложка находилась у него в левом кармане гимнастерки! Она спасла ему жизнь. А эта пуля пролетела мимо нас и ударила в него».
Ветераны 331-й Брянской Пролетарской Смоленской дважды Краснознаменной ордена Суворова стрелковой дивизии каждый год на 9 Мая встречались в школе №1 города Лобни. Из подмосковного города Электросталь приезжал и фронтовой товарищ отца Казаков Михаил Иванович. Отец спросил Михаила Ивановича о ложке, которая сберегла ему жизнь.
— Сейчас эта ложка находится в музее Советской Армии на втором этаже, — ответил он.

Ремень со звездой
Перед наступлением я сшил себе из тонкой немецкой плащ-палатки маскировочные штаны. Отдельного пояса не было, а всё держалось поясным ремнем. Тогда мне нравился ремень со звездой, и я достал такой, выменяв на что-то. Итак, брючный ремень я сменил на ремень со звездой на пряжке.
Наступление было назначено перед рассветом, но наступил рассвет, а канонады не было. Оказалось, что ночью два солдата убежали к немцам и сообщили о готовящемся наступлении, поэтому наше командование наступление перенесло и приказало начать его днём.
Мы пошли в наступление Я был впереди, за мной взвод. Двигались мы по оврагу. Когда прошли середину нейтральной полосы, вдруг у меня вырвался штырь из ремня, а всё держалось на нём: и пистолет, и диск автомата, и гранаты, а главное, маскировочные штаны начали сползать. В руках у меня был автомат ППШ, и пришлось в руки взять ещё и ремень, а также придерживать маскировочные штаны, чтобы не сползали. Движение замедлилось, и солдаты сзади начали наседать. Тогда я скомандовал, чтобы они обходили меня и шли дальше. Вдруг впереди, метрах в десяти-двенадцати, прогремело несколько взрывов. Оказалось, что мои солдаты напоролись на минное поле. Тогда я скомандовал тем, кто всё же прошел минное поле, идти вперед, а сам с остальными бойцами взял левее, туда, где наступал соседний взвод.
Мы преодолели первую немецкую траншею и двинулись вглубь обороны противника. Местность была овражистая. Вдруг я увидел толпу солдат, которые двигались впереди меня в том же направлении. Сначала я думал, что это солдаты соседнего взвода, которые прошли раньше. Но когда я пригляделся, то увидел, что это были немцы! Они бежали без ремней, в распахнутых шинелях. Оказывается, немцы нас не ждали и спали в своих землянках. Не успели мы опомниться, как те завернули за высотку и скрылись из глаз. Мы продолжали продвигаться вглубь обороны немцев. Ни впереди справа, ни слева я никого из наших бойцов не видел и понял, что идти вглубь опасно, немцы могут отрезать нас сзади. Тогда я остановил взвод на высотке и начал занимать оборону, собирая к себе всех отставших солдат.
Ночью ко мне пришел посыльный от комбата с приказанием оставить свой взвод и принять взвод разведки. Командир взвода разведки погиб днем.

Сапёрная лопатка
Я пошел во взвод разведки, туда, где он занимал оборону. Это было ночью. Утром все пошли отдыхать в землянки, захваченные у немцев. Во второй половине дня, к вечеру, я послал людей за продуктами и за боеприпасами. Когда начало смеркаться, немцы произвели минометный налет и ударили не с фронта, а с левого фланга, туда, где я был недавно со взводом, командование которым сдал прошлой ночью. Левый фланг нашей обороны немцы захватили врасплох. И я увидел, как они уже спускались с высоты слева и, обстреливая, хотели отрезать высоту, на которой мы занимали оборону. Справа сзади было озеро. Я принял решение оставить высоту, и, пока немцы нас не обошли, пробиться к нашему батальону. В это время уже почти смеркалось. Чтобы потом окопаться я схватил саперную лопатку и заткнул её за ремень. Старый, лопнувший ремень, я уже давно поменял на другой. Передав команду приготовиться к броску в тыл, я вылез из траншеи на бруствер в полный рост. Немцы сильно обстреливали, и видны были трассирующие и разрывные вспышки. Я стоял и ждал, когда все солдаты выберутся из окопа. Внезапно меня осветила вспышка, и я ощутил удар пули, но боли не было. Я понял, что ждать больше нельзя, и мы бросились под градом трассирующих пуль через лощину, на высоту позади нас.
Когда мы перебежали лощину и оказались на высоте, совсем стемнело.
Я приказал занять оборону и окопаться. Окапываясь, заметил, что лопатка плохо входила в грунт. Оказалось, что в ней было широкое отверстие и заусенцы. Я начал ругать себя, что второпях взял плохую лопатку. Но потом всё понял. Оказалось, что пуля пробила лопатку и застряла в вате телогрейки, в левой половине груди!
Позднее нас перебросили на другой участок обороны.

Солдатская каска. Тяжёлое ранение
18 октября 1944 года.
Когда стемнело, нас опять бросили в наступление. Мы ворвались в боевые порядки немцев, ориентировались по освещению от разрывов, как во время грозы. Вдруг мой связной закричал. Я наклонился и встал на колено, чтобы посмотреть, что с ним. Оказалось, что ему оторвало пальцы на руке. А в этот момент передо мной разорвалась граната, и меня тяжело ранило осколками в лицо. На счастье, я был в каске, глаза при наклоне были защищены и остались целы.

__________________________________________________

КОРОЛЁВА Людмила
Член Союза писателей России. Член литературного объединения «Ладога». Член СЕПИ (Союза европейских писателей и писателей других континентов). Есть публикации в периодике, коллективных сборниках и альманах. Автор сборника стихов.

МОЙ ОТЕЦ
Мой отец – Саглаев Василий Игнатьевич – родился 22 марта 1926 года. Воевать ему не довелось, так как его шестнадцатилетним юношей из родного села Владимировка Николаевской области вместе с двоюродным братом Владимиром Игнатовым и другими ребятами и девушками, немцы увезли на работы в Германию. По дороге пытались бежать с братом, но не получилось… Он, конечно, рассказывал свою историю жизни в Германии, мытарства и тяготы жизни там, постоянный голод, тяжкий труд, тоска по родине, родным… К моему большому сожалению я не помню подробностей, и в голову тогда не приходило записывать, а теперь нет в живых никого, кто мог бы хоть что-то рассказать. Помню, рассказывал, что когда совсем уже умирал от истощения и потери сил, его спас пожилой немец, который стал его подкармливать, и практически спас его. Фотографию этого немца он хранил, храню теперь и я…
После освобождения из фашистской неволи отец оказался на Урале, не знаю, почему именно туда отправили его. В городе Сатка Челябинской области отец стал работать рабочим на металлургическом заводе, видно, стране нужны были рабочие руки. Там по воле судьбы оказалась и моя мама, это уже другая история. Там родилась и я! И как грустно, как странно было осознать и принять, что без этих драматических, даже трагических событий, которые случились с моими родителями, со страной – меня бы НЕ БЫЛО!..
«ЛИХОЛЕТЬЕ… РОДИНА… РОДНЫЕ...»
Лихолетье… Родина… Родные —
Наши деды, прадеды, отцы,
Вы прошли сквозь годы огневые,
Отдавая жизни молодые,
И награды ваши боевые —
Славы нашей Родины Венцы.
И, встречая мирные рассветы,
О войне не стоит забывать.
Эту память, словно эстафету,
Хочется потомкам передать.

ПИСКАРЁВКА
Пискарёвка… Бывшие задворки
Ленинграда — лес, луга, река…
Ты вошла невыразимо горько
В память человечью на века.
На былых купеческих угодьях
Столько братских вырыто могил!
Призрак лет блокадных тихо бродит
Тенью без надежды, плоти, сил.
Теребит, тревожит нашу память —
Невозможно разуму принять!
Эта тяжесть, кажется, раздавит,
И не отвести, и не унять…
…Самое большое на планете
Кладбище — вот памятник войне.
Ленинградцы — взрослые и дети —
Выкошены злой, голодной смертью,
Сотни тысяч — здесь, в последнем сне…
Кинохроникой всплывают лица…
Без имен, короткою строкой —
Только год на каменных таблицах,
Вечный обозначивших покой…
Покидая горестное место,
Окунувшись в мир привычный свой,
Чувствуешь, что сердцу стало тесно,
И теряют мысли ритм и строй…

К 75-ЛЕТИЮ БИТВЫ ПОД МОСКВОЙ
Пусть война — история уже.
Вспоминаем мы в святые даты,
Что на этом самом рубеже,
На последнем — шли бои когда-то.

До кремлёвских стен — рукой подать! —
Луговая, Красная Поляна,
Лобня… Нет, к столице — ни на пядь
Не пройти фашистам окаянным!

Через боль, отчаянье и кровь
От Москвы фашиста гнали в шею.
Заросли травой зелёной вновь
Наши легендарные траншеи.

Память только — нет, не заросла,
Мы героям кланяемся низко!
И живым гвоздикам — несть числа,
Что несём к подножью Обелиска.

…Это был победный первый шаг.
Боль утрат и горечь поражений,
Беспримерность подвигов, сражений —
Впереди еще… А в завершенье —
Над Рейхстагом наш победный флаг!

______________________________

КРОХИН Александр
Член Союза писателей России. Член СЕПИ (Союза европейских писателей и писателей других континентов). Член литобъединения «Ладога». Есть публикации в периодике, коллективных сборниках и альманахах. Автор нескольких сборников прозы.

МОЙ БЕССМЕРТНЫЙ ПОЛК
«Природа-мать! когда б таких людей
Ты иногда не посылала миру,
Заглохла б нива жизни…»
Н.А. Некрасов
С началом Великой Отечественной войны большое количество мужского населения было мобилизовано на фронт, а старики, женщины и дети от десяти лет работали на полях и фермах, и темпов выпуска продукции не снижали. Вся продукция вывозилась под лозунгом – «Всё для фронта, всё для победы!».
На полях сражений погибли многие мои односельчане. Не было ни одной семьи, где не было бы похоронок. Бабушка работала бригадиром-полеводом, мама, как и все, пахала землю, сажала овощи и пшеницу, собирала урожай. А в осенне-зимний период вязали носки и перчатки для фронта. С нетерпением ждали каждую весточку от близких.
Письма-треугольники приходили с фронта с большим опозданием. Молодёжь дежурила по ночам на специально оборудованных площадках и наблюдала за небом. Дедушка подробно давал в письмах советы и указания, что делать и как поступать, чтобы выжить в тяжёлых условиях. Писал, что воюет и бьёт фашистских гадов. От Павла, его сына, тоже приходили фронтовые письма-треугольники. Многие с войны вернулись с орденами и медалями, некоторые с тяжёлыми ранениями.
Тяжело раненый, закончил войну и мой отец, Крохин Николай Петрович. В 1942-44 году он был наводчиком «сорокопятки», того самого легендарного противотанкового орудия, которое называли «Прощай, Родина!». Назвали это орудие так потому, что обслуживающий его расчёт, сражаясь в первых рядах пехоты, стрелял прямой наводкой с открытых позиций, поэтому нёс гигантские потери. Отец прошёл все круги фронтового ада. В декабре 1943 года был тяжело ранен. Пуля врага прошла навылет, от левой стороны грудной клетки, чудом не задев крупные сосуды, повредив лопатку и пять рёбер. Вышел из госпиталя, и снова жестокие бои.
Седьмого марта 1944 года во время боя рядом с ним разорвался снаряд. Осколок раздробил левый плечевой сустав. Врачи госпиталя долго лечили раненого бойца, а через четыре месяца отец снова вернулся на фронт. Выжил в самых жестоких сражениях, закончил войну с медалью «За оборону Сталинграда», двумя медалями «За отвагу», с медалью «За боевые заслуги». Кавалер ордена Отечественной войны. Наводчик орудия 158 Гвардейского стрелкового полка, 51 гвардейской стрелковой дивизии. В представлении о награждении имеется запись:
«Тов. Крохин находился на фронте Отечественной войны с июня 1942 года. Участвовал в боях с немецкими захватчиками, два раза ранен, в бою проявил личную отвагу.
Достоин к награждению правительственной наградой, медалью «За Отвагу».
Член Военного Совета 2 Прибалтийского фронта
Генерал–майор Шавалин»
В конце сентября отца направили на учёбу в Военно-Дорожное училище ГДУ КА, по окончании которого ему было присвоено воинское звание младший лейтенант. После войны продолжал служить до самой пенсии в железнодорожных войсках. Поднимал целину, был награждён медалью «За освоение целинных земель». Уволился в запас майором. Мечтал дожить до пятидесятилетия Победы над фашисткой Германией, которая была оплачена и его кровью, но не довелось…
Мой дед, Чеботарёв Семён Фёдорович, за образцовое выполнение боевых заданий был награжден медалью «За отвагу». В приказе от 12.04.1943 года Н02/Н записано:
«От имени Президиума Верховного Совета СССР наградить медалью «За отвагу» Старшего телефониста 2 батареи, красноармейца Чеботарёва Семена Федоровича за то, что в боях на Кубани за хутор Свистельниково под сильным миномётно-артиллерийским огнем противника обеспечил непрерывную связь наблюдательного пункта с огневой позицией».
Через три месяца, 5 июля 1943 года в бою за город Ейск его ранило в ногу и в руку. Фашистский снаряд разорвался около орудия, а через несколько дней от начавшейся гангрены деда не стало. Похоронили его в Краснодаре, на братском кладбище в конце Красной улицы.
Совершил подвиг наш односельчанин и мой родственник — снайпер Блохин Павел Николаевич, уничтожил множество фашистских карателей, за что был награждён орденом Славы III степени. В представлении к награде записано:
«В феврале 1945 года, сержант Блохин в составе 1021, 307 Красногвардейской, ордена «Суворова» Дивизии разведки, в деревне, близ г. Зоненбург, обнаружил немецкий орудийный расчёт. Из снайперской винтовки уничтожил 3 немца из расчёта. Бросив оружие, остальные убежали. Воспользовавшись этим случаем, батальон беспрепятственно занял деревню».
Храбро сражался с фашистами мамин двоюродный брат Николай Чернышов. Страна отметила его подвиги многими орденами и медалями. С изуродованной левой рукой вернулся с войны дядя Володя Шашорин. Шестнадцатилетним пареньком ушёл на войну в 1942 году мой дядя, Чеботарёв Павел Семёнович. Освобождал от немцев Марухский перевал на Кавказе, Краснодарский край, Украину и встретил Победу над фашистской Германией в Будапеште.
Наш односельчанин Волков Николай Иванович вступил в бой с фашистами 22 июня 1941 года и воевал до полной Победы над захватчиками. Выписка из его наградных документов характеризует его подвиг и его самого безо всяких дополнительных пояснений:
«Снайпер тов. Волков Н.И., действуя северо-западнее балки Конная при 1153 сп, оборудовал огневую позицию и вёл внимательное наблюдение за обороной противника. Немецкий снайпер вёл беспрерывный огонь, не давая поднять головы бойцам, находящимся в обороне, но обнаружить его было нелегко. Тогда снайпер Волков пошёл на хитрость. Своего напарника посадил в танк с открытым люком, заставил его показывать шапку и стрелять из автомата. После первого выстрела немецкого снайпера, он был обнаружен и убит первым выстрелом снайпера Волкова. В этот день тов. Волков уничтожил ещё четырёх фрицев.
6 декабря 1942 года, при тесном взаимодействии с миномётчиками, которые выкуривали немцев с окопов, снайпер Волков уничтожил шесть фрицев. Всего на своём счету он имеет одиннадцать уничтоженных фрицев.
За мужество, отвагу и сверхметкую стрельбу тов. Волков достоин награждения Правительственной наградой медалью «За отвагу»
Начальник снайперской команды — майор Губарь.»
Директор сельской школы Кутуков Владимир Петрович, вернулся с ранением и тяжёлой контузией. Выполняя боевое задание командования по овладению совхозом «Пятилетка» и высотой 121,1 у станции Крымской, гвардии сержант Кутуков В.П. 29.04.1943 года с двумя отделениями бойцов выполнил поставленную перед ним задачу. Уже на высоте 121,1 был тяжело контужен. За этот подвиг был награждён орденом Славы III степени.
Ещё многие и многие односельчане возвратились домой с заслуженными наградами, а их подвиги на фронтах Великой Отечественной войны будем помнить вечно.
_________________________________
КУЗНЕЦОВ Всеволод
Член Союза писателей и Союза журналистов России. Член Славянской литературной и художественной академии, член СЕПИ (Союза европейских писателей и писателей других континентов). а также других творческих организаций. Руководитель литературного объединения «Ладога» с 2011 года. Есть публикации в периодике, коллективных сборниках и альманахах. Автор нескольких буклетов авторских стихов и сборников переводов стихов болгарских поэтов.
ЖИВУТ У НАС ГЕРОИ-ВЕТЕРАНЫ
(Отрывок из поэмы «РУБЕЖ»)
Всё чаще по ночам тревожат раны, –
Чем дальше мы уходим от войны.
Всё меньше остаётся ветеранов.
Всё больше у солдата седины.

Яснее мы с годами понимаем
Всю прелесть предрассветной тишины.
Всё чаще мы былое вспоминаем, –
Чем дальше мы уходим от войны…

Для ветерана главное, – забота –
О памяти святой, о молодых.
Его девиз – не отдых, а работа –
В строю, на рубежах передовых.

Нет человека, чтобы прожил даром.
Коль, человек участвовал в войне.
И, если ветеран бывает старым,
То только, лишь, с собой наедине…

Он вечно в окруженье молодёжи:
То школа ждёт его, то ждёт музей,
И по местам боёв проехать должен,
И пригласить домой к себе друзей…

А сколько у солдата переписки! –
Вот поздравляет старый генерал.
А там бойца зачислить надо в списки –
Его могилу школьник отыскал…

И, если вы услышать захотите
О ратных, боевых его делах, –
В нескромности солдата не вините –
На смерть он шёл! – за совесть, не за страх.

Но долг велит причислить к ветеранам
И тех, кто был на фронте трудовом.
И, если не тела, то души в ранах. –
Горька и эта повесть о былом…

И, кто из них, не ждал у военкома,
Не рвался, не просился на войну?!
Им отвечали формулой знакомой:
«А кто работать будет на страну?».

И, может быть, в лицо открыто смерти
Глядеть им было легче, а не ждать
Листка официального в конверте:
«Ваш муж…
Ваш сын»…
Чего ж тут не понять!..

Я вспомнил танк подбитый, у дороги,,
На рубеже смертельного огня.
А мы, мальцы, блаженно свесив ноги,
Колотим пяткой – как она – броня?

И ползаем по башне и по тракам,
Голышки, не стесняясь худобы,
Приканчивая палками, со смаком,
Чудовищные происки судьбы.

И яро кулачками молотили,
Под собственных костей, утробный хруст, –
Авансом, из эпохи зрелых чувств, –
За то, что наше детство раздавили…

…Всё чаще мы былое вспоминаем, –
Чем дальше мы уходим от войны.
Яснее мы с годами понимаем –
Всю прелесть предрассветной тишины…

Закрой глаза, – и запахи лесные
Тебя погрузят в сладостную дремь…
Земля моя, края мои Святые,
Пусть одарит вас солнцем новый день!

ПИСКАРЁВСКОЕ КЛАДБИЩЕ
Мы шли и смотрели на плиты гранита,
Мы знали: никто никогда не забудет, –
Как голодом были в блокаду убиты
И дети, и взрослые – русские люди.
Мы память хотели почтить посещеньем,
Минутой раздумий, минутой молчанья…
Нам воздух апрельский казался осенним,
И всё в нём дышало – тоской и печалью…
А рядом деревья простёрли до неба
Не ветви, а руки, и жадно просили,
И ждали, как манну небесную, хлеба,
Которого много теперь у России…
Нас небо густыми дождями поило, –
Как будто, решило разбавить то море –
Из слёз, и из горя, – что в каждом бурлило,
И выплеснуть было готово на волю…
И мы отступили на время под крышу,
Где дети столпились, увлёкшись рассказом,
Где каждый, быть может, впервые услышал:
«Погибли от голода» – страшную фразу…
И тут, невзирая на дождик и маму,
Девчушка к гранитной плите подбежала,
И, что-то достав, второпях, из кармана,
Рукой осторожно к могилке прижала…
…А капли стекали по веткам и лицам,
И дождь барабанил – уже где-то рядом,
Он принялся жадно клевать, будто птицы,
Конфеты, которых умершим – не надо.

МОЙ ДВОЮРОДНЫЙ БРАТ
Владимир Ильич Журочко — мой двоюродный брат. Был старшим лейтенантом 327-го Донского казачьего полка. После войны успел многое и много, где поработать, в том числе и на ответственных должностях: Дальний Восток, Калач-на-Дону, Сталинград… Он прошёл всё военное лихолетье, но неожиданно отказало сердце. Владимира не стало в мае 1952 года в Сталинграде, где он и похоронен. В 1959 я, будучи в командировке, навестил его могилу, сфотографировал… А про плёнку забыл и проявил уже через много лет. Из 36 кадров сохранился только один: деревянный крест на могиле брата…
Сохранилось несколько его стихотворений и рассказов. Рассказ «Таран» был опубликован в одном из выпусков альманаха «Донская сотня». А вот одно из сохранившихся стихотворений, написанное им в 1946 году:
1-ое МАЯ
Почему сегодня лица
Улыбаются, цветут.
Почему в родной столице
Песни звонкие поют.

Почему сейчас знамёна
Ярче факелов горят.
Почему идёт колонна
С громкой песней на парад.

Почему страна родная
Так нарядна, весела.
Потому что праздник мая
Нынче празднует она.

Потому идёт колонна
С громкой песней на парад,
Что победные знамёна
Над колонною горят.

Потому сейчас шагаем
Твёрдой поступью все мы,
Что весёлый май встречаем
Первый раз после войны.
1946г.

___________________________

ЛЕОНТЬЕВА Галина Васильевна
Член Союза писателей России. Член литературного объединения  «Ладога» и литературно-поэтической студии «Глагол», литобъединения «Клязьма» (г. Долгопрудный). Есть публикации в периодике, коллективных сборниках и альманахах. Автор нескольких сборников стихов.

ОТЕЦ, СПАСИБО ТЕБЕ ЗА ПОБЕДУ!
Мой отец – Борисов Василий Михайлович родился 7 марта 1926 года в деревне Василенцево Егорьевского района Московской губернии в крестьянской многодетной семье, в которой был восьмым, самым младшим, ребёнком. Интересно, что в деревне их семью звали не по фамилии Борисовы, а по имени какого-то дальнего предка – Ларины. Кем был этот Ларь, почему остался в памяти людской, не знаю.
Отец Василия Михаил Павлович, родившийся в 80-х годах 19-го века и проживший 93 года, смолоду работал на ткацкой фабрике в Шувое. Из-за сильного шума станков стал плохо слышать, вдобавок получил травму глаза. Поэтому и в царскую армию не призывался, и в Первой мировой войне не участвовал. Во время эпидемии тифа в гражданскую войну потерял первую жену и остался один с четырьмя детьми – двумя дочками и двумя сыновьями.
Вот тогда-то и сосватали его с Анастасией Сергеевной, у которой была дочка Маруся, а муж погиб на германском фронте. Не побоялась Анастасия пойти на четверых детей, была она решительной и работящей. В отличие от мужа Михаила знала грамоту, свободно читала, в основном, конечно же, церковные книги, потому что других-то в деревне тогда и не было.
Родились у Анастасии и Михаила трое общих детей: дочка Настя и сыновья Лёшка и Васятка. И стало в семье 10 человек. Жили небогато, крестьянским трудом, как и остальные односельчане. Да и дом был – не хоромы, даже не пятистенка, а обыкновенная изба. Несмотря на это, в конце 20-х годов семью хотели раскулачить, потому что имелись у них несколько овец, корова и две лошади для работы в поле: кобыла и подросший жеребёнок. А из всех богатств – старинное зеркало из приданого Анастасии. Раскулачивание сводилось к тому, что это зеркало забиралось и относилось в сельсовет, там спорили и ругались, что делать с семьёй. Видно, к единому мнению не приходили, потому что зеркало неизменно возвращалось. И так повторялось 3 раза. А в 30-е годы вступили в колхоз.
До войны Вася Борисов окончил семилетнюю школу, учился с большим интересом и старанием, а учеником был способным. Школа находилась в селе Савино, и до неё нужно было пешком идти семь километров. Ходили дружной ватагой по лесной дороге, рассказывали истории, смеялись, иногда и озорничали, придумывая, кто и как будет вести себя при встрече с диким зверем – волком, рысью или кабаном. Младшие пугались, старшие хорохорились. На обратном пути играли зимой – в снежки, летом – в салочки, и всем было весело. Нелегко, правда, приходилось в метель и в сильные морозы. Спасали домашние валенки, свалянные и подшитые Михаилом, да связанные Анастасией шерстяные варежки.
Анастасия Сергеевна всегда поддерживали у детей желание учиться. Вот только возможностей особых для продолжения учёбы у большинства детей не было, годы шли трудные, приходилось рано начинать работать: или в колхозе, или в городе на ткацкой фабрике. Сын Василий стал в семье единственным, кто получил высшее образование. За поддержку и понимание он всегда был благодарен матери. И, пока они были живы, материально поддерживал родителей: когда стал работать, ежемесячно высылал им часть своей небогатой учительской зарплаты.
Когда началась Великая Отечественная война, Василию было 15 лет. Работал в колхозе.
В июле 1942 года ушёл на войну брат Алексей, который был старше всего на два года. Смелым он был парнем, но плакал навзрыд по дороге в военкомат, а это, как говорят, плохая примета. Примета и сбылась: в 1943-м пришло извещение, что пулемётчик Алексей Борисов пропал без вести. Пропавшим без вести он официально числится и до сих пор. Последующие розыски дали немного. В несохранившемся письме однополчан говорилось, что во время атаки, совершая перебежку, Алексей получил пулемётную очередь в живот, скончался через 2 часа в сильных мучениях, похоронен на сталинградской земле в колхозе имени Калинина. Но место захоронения до сих пор не найдено, и осталась от Лёшки только одна фотография.
А Василий в 17 лет добровольцем ушёл на фронт. Наверное, чтобы мстить за брата. Поскольку он имел 7 классов образования, а это по тем временам было довольно много, его послали на специальные курсы, после окончания которых направили в войска химзащиты, где он служил в химразведке.
О войне отец рассказывал немного. Но некоторые его рассказы запомнились особенно хорошо:
«Когда мы ехали на фронт через Западную Украину, было приказано от эшелона не отлучаться, потому что часто нападали бандеровцы. И всё равно нескольких человек не досчитались. Их нашли убитыми – ножом в спину, причём, рядом с составом. И вот это было страшно: что погибли ребята не в бою, не при бомбёжке, а от рук бандитов. Значит, выследили их, специально следили…».
И ещё:
«Мы находились уже на территории Польши, ждали большого наступления. Командование беспокоилось, как бы гитлеровцы не применили химическое оружие. Постоянно приходилось следить за противником, перемещениями и характером его грузов. К счастью, фашисты так и не решились применить в этой войне химическое оружие, видно, побоялись повторения печального для них опыта 1-й мировой войны, когда отравление газами получали и сами немцы. Но наготове надо было быть постоянно.
Некоторое время наша часть располагалась в большом сарае. Спали на земле, а ночами было уже довольно прохладно. Простужались, кашляли. Но в боевое охранение всё равно выходили – война есть война, служба есть служба.
Очень страшно было стоять часовым на посту. Ночь, темень, ни луны, ни звёзд, то и дело принимается дождь. Плащ-палатка с капюшоном, из-под которого слышно плохо, да и не видно почти ничего в темноте. Из оружия – винтовочка со штыком, много ли ею навоюешь, если кто-то попытается напасть. Пока крикнешь положенное по уставу: «Стой, кто идёт?!» – тебя десять раз успеют по голове стукнуть и в плен взять в качестве «языка». Вот этого боялись – в плен попасть, а не того, что могут убить. А фрицы ещё осветительные ракеты запускают. Пока горит ракета – видно, как днём, а погаснет – темь кромешная. Пока глаза-то к темноте привыкнут. В такой момент любого часового без выстрела снять можно».
Перед наступлением 1-го Украинского фронта на польский город Сандомир рядовой Василий Борисов попал в госпиталь, затем проходил лечение в Баку и в 19 лет вернулся домой инвалидом, на костылях. С медалью вернулся – «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». Потом будут, конечно, и ещё медали – юбилейные, будет и орден Отечественной войны…
Чем только не лечила его мать, но на ноги всё же поставила. Надо было жить дальше, думать о профессии. Очень недолго Василий работал в колхозе помощником тракториста – прицепщиком, но из-за состояния здоровья пришлось уйти: ноги плохо слушались, несколько раз падал с прицепа, хорошо, не под колёса, жив остался.
Мать сказала: «Вася, сынок, иди учись». Отец был против, приводил в пример себя, прожившего жизнь безо всякой грамоты, ругал дармоедом. Но Василий проявил решительность и поступил учиться в Егорьевское педучилище, затем окончил Загорский учительский институт. В годы учёбы он активно участвовал и в театральных постановках, и в спортивных мероприятиях, и это несмотря на больные ноги. Много читал, посещал музеи. Никогда не останавливался на достигнутом, всю жизнь занимался самообразованием.
В 1950 году после окончания учительского института был направлен учителем в Лихачёвскую восьмилетнюю школу, а через год в 1951 году – директором Новосельцевой 8-летней школы Мытищинского района Московской области.
В этом же 1951 году он женился на скромной девушке Тоне Кострюковой из города Егорьевска, которую знал с детства. Антонина Николаевна стала преподавать в Новосельцевской школе русский язык и литературу, а Василий Михайлович директорствовал и вёл уроки биологии, географии и химии. Жили дружно, во всём помогая друг другу, и очень небогато. Вся жизнь проходила в школе, так как учительские квартиры находились на втором этаже школьного здания. Из окон единственной комнаты открывался красивый вид на залив канала имени Москвы, леса и поля пшеницы. Здесь, в Новосельцеве, в семье родились три дочери, и здесь семья прожила 10 лет.
В конце 1950-х годов сельским учителям государство стало выделять земельные участки и предоставлять ссуду для индивидуального строительства. Василий Михайлович получил участок в посёлке Шереметьевском, построил дом, в который и перевёз семью в 1961 году. А в Новосельцево на работу он с женой стал пешком ходить из Шереметьевки: семь километров туда и семь обратно. Отправлялись рано утром, а приходили в девять вечера, потому что школа работала в две смены. Потом пустили автобус, добираться стало легче.
Антонина Николаевна учительствовала здесь тридцать лет, до 1981 года, в котором она как раз вышла на пенсию, а школу именно в этом году закрыли. А Василий Михайлович проработал директором в Новосельцевской восьмилетней школе двадцать лет – до 1971 года, когда ему поручили возглавить школу-новостройку №4 в Депо.
Везде, где жил или работал, Василий Михайлович сажал фруктовый сад. Сам отбирал и привозил саженцы яблонь, груш, слив, вишни, черешни, смородины, крыжовника, снабжал ими всех желающих. В Новосельцеве на пришкольном участке им был создан большой яблоневый сад и два вишнёвых сада – впереди и позади школы. Как они цвели весной!
Василий Михайлович был садоводом-энтузиастом и проводил с учениками опытническую и селекционную работу, учил прививать деревья, черенковать, правильно делать обрезку. Выращивал даже арбузы – районированные подмосковные. Очень радовался, что в Новосельцеве многие его ученики завели хорошие сады.
Став в 1971 году директором только что построенной лобненской средней школы №4, Василий Михайлович заочно окончил пединститут, получил полное высшее образование. Преподавал географию, создал своими руками географический кабинет в школе. Был депутатом Совета депутатов, получил звание «Отличник народного образования». Много сил отдавал общественной работе, работе с людьми.
Василия Михайловича отличали неравнодушие и энергичность, то есть то, что потом стали называть активной жизненной позицией. Он был настоящим коммунистом. Ему всегда хотелось сделать лучше жизнь окружающих. Например, он лично занимался благоустройством в своём микрорайоне, устраивал субботники, где вместе с соседями прокладывал пешеходные дорожки, сажал деревья. Везде Василий Михайлович умел не только организовать работу, но и добиться результата.
Василий Михайлович многое умел делать своими руками: плести корзины, подшивать валенки, доить козу и корову, чинить обувь и велотехнику, паять, строить, вкусно готовить, печатать фотографии (в 60-70-е годы он очень увлекался фотографированием), выделывать шкурки животных, выращивать овощи, делать соленья и так далее.
Крестьянская жилка постоянно давала о себе знать: он заготавливал сено, развёл пчёл, выращивал кур, кроликов и нутрий, что очень спасало семью в годы продовольственного дефицита.
Самостоятельно научился играть на балалайке и на подаренном трофейном аккордеоне. Сочинял шуточные стихотворные поздравления, любил петь, всегда становился душой компании. Многие, кто его знал, до сих пор вспоминают его улыбающимся с неизменной балалайкой в руках.
Был хлебосольным хозяином, поддерживал очень добрые отношения с многочисленными родственниками. Тёща, например, всегда называла его любимым зятем. Очень бережно относился к старикам, заботился о могилах предков. Каждый год с гостинцами обязательно ездил в родные места, стараясь подгадать на Иванов день, когда в деревне был престольный праздник.
Был галантным кавалером во время танцев на любой вечеринке и джентльменом в транспорте: несмотря на боль в ногах, никогда не садился в метро или автобусе, если рядом хотя бы одна женщина стояла. Всю жизнь был верным любящим мужем и заботливым отцом.
Роста он был высокого – метр восемьдесят три сантиметра, хотя в армию пошёл очень маленьким, вымахал на фронте. И лет до тридцати пяти был очень худым, раздобрел уже в зрелом возрасте. Вставал рано, стараясь успеть побольше сделать по хозяйству. Был честным, справедливым, добродушным, иногда горячился, но быстро остывал. Никогда не сидел без дела.
Родившись в лесном мещёрском крае Подмосковья, Василий Михайлович очень любил лес, бережно относился ко всему живому. Он был мастер собирать грибы. Много знал о растениях и животных, очень интересно рассказывал и доходчиво объяснял. И профессию выбрал не случайно, став учителем биологии и географии. А любимой песней у него была песня о природе – «Берёзовый сок».
Василия Михайловича Борисова нет в живых уже 31 год. Но остались на Земле посаженные им сады, основанная им школа №4, построенный дом, бывшие ученики – замечательные люди разных профессий, собственные дети, внуки и правнуки – продолжатели рода.
И навсегда вошло в историю главное дело его жизненного пути – Великая Победа, ради достижения которой он добровольно ушёл на фронт 17-летним парнишкой.
Отец, спасибо тебе за Победу!

ПЕРЕД САНДОМИРСКИМ ПЛАЦДАРМОМ
Потом оценят и напишут,
и раздадут, и воздадут.
Ну, а сейчас как можно тише
сквозь ночь разведчики идут.

И, словно смерти возражая,
все чувства в них обострены…
Встречает их земля чужая,
где будто не было войны,

где тяжесть яблоневой ветки
так вкусно воскрешает мир…
…Отец вернулся из разведки.
А впереди был Сандомир.

СОРОК ЧЕТВЁРТЫЙ, ДОРОГА НА ФРОНТ…
Приказ: не отходить от эшелона,
бандеровцы орудуют, да как!
Свои у них – звериные – законы,
бандиты – беспощадный скрытый враг.

Вот так: приказ суров, и не поспорить,
лишь выполняй, и никаких гвоздей…
Бандеровцы и в сёлах сеют горе,
следят, увы, за нашими везде.

Они неуловимы, словно эхо,
их главный «инструмент» – не пуля, нож.
До фронта кто-то так и не доехал,
в пути пропал-загинул – ни за грош.

И вот сейчас, сегодня, в наше время,
откуда ни возьмись, опять они:
открыто, нагло, зло следят за всеми –
с оружием, попробуй отними.

Диктуют миру вновь закон звериный,
свободно маршируют: знайте нас!
Да что с тобою стало, Украина?!
Героем ты кого зовёшь сейчас?!

И Лидице взывает, и Освенцим,
и замершая в горести Хатынь –
к французам, англичанам, русским, немцам:
не допустить попрания святынь.

Оплачены такой ценой высокой
грядущее Европы и покой!
Всем миром осуждён – навек, без срока –
нацизм законодательной строкой.

Но вот они – наследники Бандеры,
под флагом, как тогда, в сороковых.
Хотят и в президенты, и в премьеры
с поддержкою отрядов боевых.

Молчит Европа, думая-решая,
и смотрит, как темнеет горизонт…
А память год военный воскрешает –
рассказ отца, как ехал он на фронт.

ЛЁШКА — БРАТ МОЕГО ОТЦА
Памяти Алексея Михайловича Борисова,
пулемётчика, погибшего на сталинградской земле
Был Лёшка постарше отца моего на два года,
смеялся всё время над младшим: «Эй ты, карапуз!»
Сбегал от мальца, хоронясь на чужих огородах,
лентяй, озорник, забияка, но вовсе не трус.

Весёлый характер, распахнутость – ветру навстречу,
с лукавой хитринкой прищур: что б ещё сотворить?…
Гулял по деревне, и девушки, слушая речи,
всегда разрешали до дома себя проводить.

За плугом ходил, зоревал на лугах сенокосных,
на старой Буланке мог лихо промчаться селом…
Не знаю, успел ли сказать о любви светлокосой,
а может, признанье решил отложить «на потом».

Когда уходил на войну, провожали всем миром:
их, с двадцать четвёртого, первыми требовал фронт.
Сидел на телеге и плакал, вчерашний задира,
навзрыд, не таясь, не боясь, глядя за горизонт.

Предчувствовал словно, жалел о своём, безвозвратном,
знал что-то иное, чему и названия нет…
Таким вот потом мой отец и описывал брата,
запомнив и лес, и дорогу в июльский рассвет.

Кому-то – медаль, а кому – и повыше награда:
что жив-невредим воротился в родное село.
…В письме сообщалось: «Погиб на земле Сталинграда
ваш сын Алексей…». Извещение тоже пришло.

Нет, не «похоронка», а «без вести», вот незадача,
ведь официальный для власти главней документ.
Горюет семья, мать ночами украдкою плачет,
а младший сбежать на войну подбирает момент.

В семнадцать – сбежал, в девятнадцать «пришёл» – инвалидом,
мать на ноги младшего чудом сумела поднять.
На жизнь, на судьбу, на людей не держала обиды,
жестокой войне вовсе не было смысла пенять.

А Лёшку ждала, к большаку выходила под вечер,
неслышно молилась, мол, сердце, господь, успокой…
В колхозе Калинина сын похоронен, далече,
в земле сталинградской, и может, над Волгой-рекой.

Отец мой в архивы запрос посылал за запросом,
мол, было письмо, фронтовые друзья не соврут.
…Не знаю, как дальше сложилась судьба светлокосой,
отец мой женился, закончил когда институт.

И всю свою жизнь он искал, даже ездил на Волгу,
свой долг понимая – где брат похоронен, найти…
Увы, не нашёл, потому что и прожил недолго,
нечаянно встав у осколка войны на пути.

Осколок войны – словно очередь из пулемёта,
что Лёшке досталась тогда, как нарочно, в живот…
В атаку уйдёт без него поредевшая рота,
а Лёшка в мученьях ещё два часа проживёт…

Мне дядей приходится он, а зову его – Лёшка,
но так и останется: имя – как память семьи.
…Один фотоснимок, уже потемневший немножко,
и этот рассказ – чтобы правнуки знали мои!

ВЕТЕРАНАМ МОСКОВСКОЙ БИТВЫ
Был декабрь неоправданно мягок
и бесснежен: зима – не зима.
Только всё же извечный порядок
восстановлен: небес закрома

на поля, на леса-перелески –
белым-белым! Куда ни взгляни,
над покровом чистейшим, библейским –
новогодние звёзды-огни.

Мир, покой – без предела, без края!
Но когда-то, во время войны,
здесь была полоса фронтовая,
и повсюду разрывов дымы

поднимались! Горели пожаром,
что земля, – даже воздух и снег!..
Здесь, ты помнишь, был встречен ударом,
остановлен нашествия бег.

Кромка леса, берёзы у поля,
шрам войны – незасыпанный ров…
Отчий край, снеговое раздолье,
вещий глас – малой родины зов.

Сельский вид – незатейливый, милый,
с ностальгическим привкусом дни…
Ветераны – у братской могилы,
в тех местах, где сражались они.

Вам спасибо за жизнь, ветераны,
благодарный поклон – до земли!..
…А к Москве дальше Красной Поляны
в сорок первом враги не прошли!..

___________________________
ЛЕШКОВЦЕВА Елена Анатольевна
Член Союза писателей России. Член литературного объединения «Ладога». Член СЕПИ (Союза европейских писателей и писателей других континентов). Есть публикации в периодике, коллективных сборниках и альманахах. Соавтор нескольких сборников стихов и прозы.

ЛЕШКОВЦЕВ Анатолий Сергеевич
Член литературного объединения «Ладога». Член СЕПИ (Союза европейских писателей и писателей других континентов). Есть публикации в периодике, коллективных сборниках и альманахах. Соавтор нескольких сборников стихов и прозы.

НАШ ДЕД И ПРАДЕД
Миронов Сёмен Устимович — солдат двух мировых войн. Родился в деревне Судаково Знаменского района Смоленской области.
Перед отправкой на фронт в городе Юхнов Калужской области состоялась последняя встреча Семёна Устимовича с женой Ефросиньей, детьми — Анатолием и Ниной. На сборный пункт прибыли тысячи людей прощаться с новобранцами, добровольцами, уходившими на фронт. Просочились слухи, что идут защищать Москву в районе города Серпухов.
Семён Устимович, простой защитник Родины, погиб под Москвой, как и миллионы советских солдат.
Вечная память всем, кто отдал жизнь за мир и спокойствие своей Родины!

ПИСЬМО НАШЕМУ ПРАДЕДУ И ДЕДУ,
ПОГИБШЕМУ НА ВОЙНЕ
Здравствуй, прадедушка, дед дорогой!
Знаем, погиб ты в бою под Москвой.
Серпуховская земля приняла
Прах наших воинов, в дни декабря.
Был ты связистом в пехотном полку.
Смерть, окружение видел в бою.
А в Судаково, под Вязьмой, — родня,
Весточки с фронта ждала всё, ждала.
Авиабомбой разрушен был дом,
Но не узнал это прадед Семён.
И за минуты погибла семья,
Только воронка осталась одна.
Дядям, жене, маме — пухом земля…
Что ты погиб, не узнала родня.
Время-река потекла с той поры.
Выросли внуки бойцов той войны.
Мы Судаково, деревню, нашли
По местной карте смоленской земли.
А в той деревне старушка жила,
И о семье рассказала она.
Так благодарны мы доброй судьбе,
Вспомнили люди о нашей родне:
— Здесь, на развилке стоял большой дом,
И в сорок первом разрушен был он.
— Кто-то остался в живых из семьи?
— Брат и сестра – дети грозной поры.
С ними и фото осталось одно, —
Память солдата – отца своего!
Много уж лет с той поездки прошло,
Но не забыли бойца своего.
В Серпухов снова спешим по весне,
По православным местам на земле.
Мама о дедушке речь завела:
— В этих местах его гибель нашла!
Васькино мы проезжали тогда,
Линия фронта в лесах здесь была.
Маме видение было одно –
Лик Богородицы видеть дано.
Ручкой своей показала она –
Где место гибели деда-бойца…
Бережно старое фото держу,
Строки последние в сердце храню:
«Пусть вам напомнит о мне, о живом,
Фото солдата в обличье простом!»
— Дедушка! Правнук похож на тебя!
Будем героя мы помнить всегда!
И за солдата суровой войны,
Молча, зажжем пламя новой свечи!

_______________________________

ЛИТВИНОВА Лариса
Член Союза писателей России. Член литературного объединения «Ладога» и литературно-поэтической студии «Глагол». Член Содружества писателей - Варна (Болгария). Член СЕПИ (Союза европейских писателей и писателей других континентов). Есть публикации в периодике, коллективных сборниках и альманахах.  Автор нескольких сборников стихов и прозы, в том числе и сборников поэтических переводов с болгарского языка.

ЗОВ КРОВИ
Эх, путь-дорожка фронтовая,
Не страшна нам бомбёжка любая!
Помирать нам рановато,
Есть у нас ещё дома дела!
Б. Ласкин
Раз-два-три, раз-два-три, как быстро пролетают километры, а вместе с ними и время! Я направляюсь на лечение в украинский, прославленный своими уникальными источниками, город Трускавец. Еду на поезде до Львова через Киев. В Киеве стоянка длительная. Притомившийся народ выбирается на перрон по ступенькам вагона и окунается в опустившийся на землю вечер. Под гостеприимными фонарями прогуливаются пассажиры и снуют бойкие торговцы. Гостям предлагают купить фирменный «Киевский» торт, конфеты знаменитой кондитерской фабрики Петра Порошенко «ROSHEN», кукурузу, семечки, рыбу, пирожки, напитки. Немного вдали, вверху за фонарями виднеется в густой вечерней темноте и сама фабрика, обозначившая своё присутствие кичливой неоновой вывеской. Но вот уже объявляют, что стоянка поезда заканчивается, проводницы приглашают пассажиров в вагоны. Я удобно устраиваюсь на своей полке, под мерный стук колёс стремлюсь вперёд, но вдруг память отбрасывает назад. Из 2009 года я попадаю в 1965…
Мы приехали с семьёй к отцу на родину, в Киевскую область, село Княжево. Уставшие с дороги, плюхнулись прямо на гору огромных оранжевых тыкв. Из приземистой белой хаты вышли две старушки. Одна в белом моложе, другая очень старенькая, столетняя, вся в чёрном и почему-то с босыми ногами. Это моя прабабушка, папина бабушка Оня. Она была долгожительницей, прожив 102 года. Когда-то давно, ещё до войны, отсюда по этой самой дороге ушёл мой дед Фёдор, повёз семью в Москву, но осел в подмосковной деревне Сухарево. А сейчас я гощу у него на родине, мне три с половиной года, и я нежусь в жёлтом свете подсолнухов и солнца, по спине меня ласково гладят руки старенькой бабушки-осени. «Просыпайтесь, подъезжаем, Львов», — тихонько тормошит меня за плечо проводница.
До Трускавца почти сто километров, сажусь в автобус к окну и жадно впитываю в себя окрестный пейзаж и незнакомые названия селений. Читаю очередное название «Дрогобыч». Что-то переворачивается во мне, хочется выйти из автобуса, побродить по улочкам, но надо ехать вперёд. Задумываюсь над тем, откуда пришли мои предки, хотя уже знаю из разных источников, что литвинами звали выходцев из Литвы, мигрировавших в Белоруссию и Украину. В Трускавце лечусь и время от времени пускаюсь в путешествия по Прикарпатью, Карпатам и Закарпатью. Вместе со мной верный друг фотоаппарат и ещё чей-то добрый и пристальный взгляд. Брожу по горным и городским дорогам и опять явственно чувствую чьё-то присутствие. Возвратившись домой, вспоминаю с мамой прошлое, рассматриваю фото, документы и… вот оно! То, что так волновало меня и преследовало на Западной Украине. Благодарственная грамота старшему сержанту Литвинову Фёдору Константиновичу от командования 1-го Украинского фронта, подписанная Командующим войсками Маршалом Советского Союза И. Коневым, Членом Военного Совета фронта генерал-лейтенантом К. Крайновым, Начальником штаба фронта генералом армии И. Петровым.
Читаю с замиранием сердца: «Стремительно наступая, окружая и уничтожая крупные группировки врага на Правобережной Украине, освободили города – ЖИТОМИР, РОВНО, ПРОСКУРОВ, ВИННИЦУ, КАМЕНЕЦ-ПОДОЛЬСК, КОВЕЛЬ, ТЕРНОПОЛЬ, ЧЕРНОВИЦЫ, СТАНИСЛАВ, ДРОГОБЫЧ И ЛЬВОВ.»
«Дрогобыч и Львов, Дрогобыч и Львов», — непрестанно шепчут мои губы. Так вот, значит, кто неустанно сопровождал меня в Украине. Это был мой дед Фёдор!!!
А время вновь мчится, как скорый поезд.
На дворе 2015 год. С членами ЛИТО «Ладога» – моими друзьями я еду в гости в Москву по приглашению ЛИТО «Строгино». Там мы общаемся, читаем свои стихи о войне, о весне и о любви, с интересом впитываем творчество наших московских друзей. Вдруг по залу проходит какой-то гул, о чём-то переговариваются наши коллеги. С объявлением выходит руководитель Владимир Богданов, он рассказывает об акции «Бессмертный полк» и приглашает принять участие 9 мая в шествии, которое начнётся от Белорусского вокзала, пройдёт по Тверской улице и Красной площади. Потом он добавляет, что некоторые из членов «Строгино» нашли своих воевавших родственников на сайте Министерства обороны РФ «Подвиг народа». Далее следуют живые, эмоциональные рассказы тех, кто нашёл своих родных. После всего услышанного я хочу быстрей оказаться дома. Войдя в квартиру, умываюсь с дороги и, минуя кухню, устремляюсь к компьютеру. После лихорадочных тыканий по клавиатуре нахожу то, что искала.
На сайте Минобороны «Подвиг народа» № записи 40833475.
ЛИТВИНОВ ФЁДОР КОНСТАНТИНОВИЧ 1907г.р.
Звание: старший сержант, в РККА с 24.06.1941.
Место призыва: Красно-Полянский РВК.
Войну дед прошёл с 1-ым Украинским фронтом. Был участником боёв в районе Курской дуги. Освобождал Киев, Житомир, Львов, древнюю столицу Польши Краков. Дошёл до Германии, во время форсирования реки Одер получил множественные тяжёлые ранения, отправлен к месту призыва. Получил назначение механиком автотракторного взвода 325 АРТ. Был назначен старшим группы бойцов особого задания по погрузке авиабомб ФАБ-250, несмотря на плохое физическое состояние, добился перевыполнения задания. Награждён медалью «За боевые заслуги».
О войне дедушка рассказывать не любил, больше отшучивался, говоря нам, внукам, что это военная тайна. Только повзрослев, мы поняли, как тяжелы были эти воспоминания. Возвратившись домой, дед пожил в семье, но потом он и его супруга поняли, что охладели друг к другу, чувства остались в прошлом. Они развелись. Впоследствии дед женился второй раз на москвичке и проживал на улице Авиамоторной в доме номер 15, в двухкомнатной коммунальной квартире, где с новой супругой Еленой Петровной они занимали одну комнату. Дед любил птиц, в комнате на окошке у них стояли клетки с канарейками, чижами. Почитал воскресенье, всегда надевал чистую рубашку и галстук, был аккуратен, начищал обувь до блеска. Таким он остался в моей памяти. Принимали они нас всегда радушно. У бабушки Лены своих детей не было, и, когда деда не стало, я проживала некоторое время у неё, помогая по хозяйству.
А что же мой второй дед — Николай, найду ли я его?
Мама регулярно помогала своим родителям, высылала им материальную помощь по мере своих возможностей, но в ней жила какая-то потаённая обида на них. Поэтому домой к себе она ездила и поначалу-то редко, а потом, когда её мамы не стало, и вовсе перестала навещать отца, женившегося вторично. Так что мои воспоминания о деде Николае очень скудные.
Видела его только однажды, когда он приезжал к нам в гости. Помню худощавого старика, серьёзного и строгого. По воспоминаниям племянницы бабы Насти Ирины: «При входе в дом дяди Коли и тёти Насти росла большая чайная роза в кадушке. Цветки от неё складывали в чугунок, туда же добавляли и другие разнообразные травы, потом пили чай. Нам, московским детям вначале не нравился такой чай, ведь дома пили индийский «Три слона» или краснодарский. Но к концу лета так к нему привыкали, что, возвратившись домой уже не могли пить прежний чай. На огороде у них росли разнообразные овощи, и протекал рядом ручей. Мы вытаскивали морковь, мыли её в ручье и тут же съедали». А моя мама рассказывала, что её отец был рождён 9 мая(!) 1906 года.
Ура!!! И про деда Николая нашла информацию!
На сайте Минобороны «Подвиг народа» № записи 35740453
ГРИЩЕНКО НИКОЛАЙ ИЛЬИЧ 1906 г.р.
Звание: сержант, в РККА с 1941г.
Место призыва: Волчанский РВК, Украинская ССР, Харьковская область.
Служил стрелком на бронепоезде 744. Место службы: 61 одн. брп. 52А. В 1944г совершил подвиг, уничтожил Наблюдательный Пункт противника – амбразуру, на высоте 222, с которой враг вёл огонь по бронепоезду, заменив выбывшего командира. За совершённый подвиг был награждён медалью «За отвагу».
Мои оба деда вернулись с войны живыми. По-разному сложились их судьбы, но было в них что-то и схожее.
В семье Литвинова Ф.К. родилось четверо детей, два мальчика и две девочки, один мальчик умер. Его потомки проживают в Московском регионе и в дальнем зарубежье.
В семье Грищенко Н.И. было пятеро детей, три девочки и два мальчика, один мальчик умер. Потомки проживают в России, а также дальнем и ближнем зарубежье.
Деды любили жизнь, были беспощадны к врагу и отдавали все силы восстановлению страны после войны.
Мы, их потомки, как бы далеко или близко не находились от своей малой родины, всё равно возвращаемся к родному очагу и к крестам предков по зову нашей крови.

НЕБА ЖИТЕЛИ
Помолимся за родителей,
за всех живых и неба жителей,
И в час, когда станет холодать,
их души свечами согреем…
К. Губин
Мои родители появились на свет до войны, в разных местах, но встретились в Москве, а поженившись, проживали в подмосковной деревне Сухарево, затем семья переехала в город Лобня. Их нет уже в живых, но память воскрешает страницы прошлого: страницы жизни детей, на долю которых выпало суровое военное время, и страницы нашей жизни.
Папа, Литвинов Виктор Фёдорович, родился в 1930 году под Киевом. Ещё до войны семья переехала в Подмосковье. Войну встретили в деревне Сухарево. Его отец, мой дед Фёдор Константинович, ушёл на фронт 24 июня 1941 г., оставив дома жену Федору Макаровну с четырьмя детьми, двумя мальчиками и двумя девочками. Папа был старшим среди детей, самый младший брат только родился, но умер во младенчестве в начале войны. Про немцев отец никогда не рассказывал, хотя они проходили в наступление по нашей деревне. Помню, что когда раскапывали землю за домом под картошку, то выкопали револьвер (или наган), ржавый, немецкий. Все удивлялись, ведь картошку там сажали уже не один год. Это было в начале семидесятых годов. Только тогда отец подтвердил, что по этой земле проходили немцы. Наверно эти воспоминания были тяжёлыми, поэтому он подробно не рассказывал про те суровые дни. Говорил только про то, что на поле между Сухаревым и Некрасовской, где протекает река Уча, образовались овраги из-за противотанковых рвов. Там же была и лесополоса, которую вырубили во время войны на дрова. Почти всю войну отец помогал матери по хозяйству, был за старшего. В 1944 году, когда ему исполнилось четырнадцать лет, он поехал в столицу и устроился работать на завод в Марьиной роще. Сначала был учеником, помогал рабочим, которые выпускали снаряды. Так он стал участником трудового фронта. После войны окончил ремесленное училище и проработал на предприятии сорок три года в должности электромонтёра. Отец обладал природной смекалкой и, не имея серьёзного образования, вносил множество рацпредложений, за которые был неоднократно премирован. Об этом свидетельствуют и многочисленные записи в его трудовой книжке. У папы было множество любимых занятий, это и охота, и рыбалка, и фото, и театр, и даже шитьё на швейной машинке. Он приобрёл чехословацкую машинку с ножным механическим приводом Tikka. На машинке шила вся семья: и мама, и мы с сестрой. Увлечение фотографией тоже передалось мне от отца. Я вспоминаю, как мы проявляли фотографии, этот процесс был настоящим волшебством для нас, детей. Тёмная комната, красная лампа, штатив с увеличительным стеклом, лотки с химическими реактивами, загадочные тени на стенах и потолке и о, чудо, проявляющиеся изображения на бумаге! Потом мы доставали фото из лотков пинцетом и аккуратно развешивали просушиваться на протянутые верёвки, используя прищепки для белья. Папа любил пошутить, относился ко всему со своеобразным юморком, слыл остряком, поэтому его любили в компании и в семье. С юных лет он посещал любительские театральные кружки, участвовал в спектаклях, сначала при сухаревском клубе (пусть шла война, но люди и тогда находили отдушину в творчестве), а затем и в заводском клубе. Интересный факт, что на этом авиационном заводе работала семья Евгения Павловича Леонова – будущей звезды советского кинематографа. Он сам тоже мальчишкой трудился там и посещал театральный кружок. Вот там-то на репетициях отец и познакомился с ним. Уже в мирное время Евгений Павлович приезжал на родной завод со своими творческими встречами. На одной из таких встреч артист поделился воспоминаниями о театральном кружке и просил выйти на сцену тех, кто прежде репетировал и играл с ним в любительских спектаклях. Но отец постеснялся выйти на сцену, что говорит о его скромности. Папа был добрым, весёлым, и я его очень любила. Таким он остался в моей памяти.
Моя мама, урождённая Грищенко Мария Николаевна, появилась на свет в 1938 году в городе Волчанске Харьковской области, а проживала с родителями в районном селе Украинское, что находится до настоящего времени у реки Пильна. В семье у её отца Николая Ильича и матери Анастасии Степановны до войны было четверо детей, две девочки и два мальчика. Мама была вторым ребёнком в семье. Младший брат простудился и умер, когда ему было около года. Войну они встретили в своей деревне. Мой дед Николай ушёл на фронт. Семья эвакуировались, но недалеко, всего за сто километров от дома. Когда немцы дошли до места их эвакуации, то его жена с детьми вернулась домой. Немцы отбирали продукты питания, разоряли хозяйство, ловили и забирали последних кур. Настал такой момент, когда лютовали особо жестоко, забирая мальчиков, угоняли их в рабство или убивали на глазах родных. Брата Ванечку они с мамой переодели в девчоночью одежду, а потом все постриглись наголо, а на дверях написали ТИФ. Их дом стали обходить стороной, так они спаслись. В этот период они голодали. Потом мама говорила, что страшнее голода ничего нет, всегда старалась всех накормить, а сама до последнего не расставалась с буханкой хлеба. Наверно, поэтому меня зацепило стихотворение болгарской поэтессы Елки Няголовой «Ангельский хлеб», которое переведено мной с большим трепетом. О мамином военном и послевоенном детстве я написала рассказ «Зорька». После войны в семье родилась ещё одна девочка. Родители работали в совхозе, имели своё хозяйство. Перед Новым годом уезжали на рынок в Белгород торговать, детей оставляли, старшие смотрели за младшими и за хозяйством. Однажды в такое время мать пошла поздно вечером за Пильну к знакомым узнать про родителей, когда те вернутся домой. На реке повстречала человека из сельсовета, он сказал, что родители скоро приедут. Затем спросил её, не хочет ли она посмотреть новогоднюю Москву. И на следующий день она уже ехала с ним в столицу. Это был декабрь 1954 года. В Москве они разыскали Лидию Степановну – родную тётку, по материнской линии. Она проживала с семьей в центре столицы, в Малом Кисельном переулке. Жили очень скромно и стеснённо, но племянницу приняли и опекали. Мать так и не вернулась домой, осталась у тёти, а через несколько месяцев устроилась по найму на работу няней в семью профессора. У них она отработала 3 года и 8 месяцев, о чём говорит запись в трудовой книжке. Теперь к тёте мама ходила в гости, та помогала ей осваивать московские улицы, правильно распределить зарплату, учила осмотрительности при посещении центральных магазинов и метро. Семья профессора проживала на территории Сретенского монастыря, в старом доме, который теперь снесли и построили на этом месте Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской на Крови. В самом монастыре, как известно, в то время располагалось общежитие НКВД. Напротив монастыря через дорогу располагался магазин «Икра». В то время икра была недостижимым верхом мечтаний, а мать рассматривала её, как экспонат музея. В доме, где устроилась мама, проживали разные люди, были рабочие, музыканты, в подвальных комнатах жили монашки. В комнате семьи, проживающей на первом этаже, стоял первый чёрно-белый телевизор, и у его экрана собирались многочисленные соседи. Мама воспитывала двух мальчиков, помогала по хозяйству. Одного из мальчиков водила заниматься на каток, куда ходил и Владислав Третьяк – будущий чемпион советского хоккея, легендарный вратарь. После тренировок они гуляли по вечерней Москве весёлой стайкой ребят. Летом семья выезжала на дачу в Барвиху. Интересно, что там, у реки, проживал на даче один из писателей, кто именно, она не помнила, говорила, что он был старенький, ходил с палочкой. Ребята озоровали, прокрадывались к его даче, поджидали, а потом дразнили и смеялись. Вспоминала мама эти случаи всегда с сожалением. Пришло время, она ушла из семьи, устроилась работать на керамический завод, потом на Ногинскую чулочную фабрику. Но с профессорской семьёй связь не теряла. Они помогли ей устроиться учиться в вечернюю школу, но придя туда, она застеснялась и убежала. Жизнь всё же заставила её учиться. Это случилось значительно позже, когда она вышла замуж за папу, познакомившись с ним на авиационном заводе, родила двух дочерей, переехав в Подмосковье и устроившись на работу в Тимирязевскую плодоовощную контору. Мама выучилась на машиниста холодильных установок и проработала там до пенсии. Она очень любила землю. Огород и фруктовый сад были её любимыми владениями. Из овощей обожала помидоры, но у неё практически никогда не получалось их удачно вырастить, а в саду любимой была груша. С весны до осени она всегда проживала на даче в деревне Сухарево.
В 2013 г. мы с сестрой успели свозить маму в Москву, в центр, прошлись по улицам её молодости, зашли на территорию монастыря, там ещё стоял старый дом, но был уже ограждён для сноса. Папа и мама упокоились на кладбище в Троице-Сельцо. Оба ушли в праздники, папа 06.01.2015 года (Рождественский Сочельник), мама 06.11.2019 года (праздник святой иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость»). Памяти папы я посвятила стихотворение «Сочельник». Маму в одночасье подкосила смерть дочери Ольги, которая ушла от нас в светлый праздник Пасхи 12.04.2015 года. Мои родители пережили войну, построение коммунистического общества, перестройку. Они всегда были порядочными и человечными, достойно переносили горести и радовались жизни.
Я благодарна своим родителям за то, что пришла в этот мир, за то, что они воспитали во мне трудолюбие, дали образование. Светлая память им и сестре, моим Ангелам-хранителям, неба жителям…

БЛОКАДА, БЛОКАДА СЖИМАЕТ ВИСКИ…
БЛОКАДА. БЛОКАДА. СЖИМАЕТ ВИСКИ…
Рожденье надежды и смерть на глазах,
И озеро жизни в красных тонах.
Окуталось небо чёрным шарфом,
Ладони у Ладоги скованны льдом.

Я с другом соседом расстался тогда,
Он пух с голодухи, горюха-беда.
Поможет, мы знали, Большая земля,
Нам только б пройти, ледяные поля.

К нам едут машины и сани скрипят,
Здесь руки хватают хилых ребят.
Но «мессер» хохочет, что ведьма в лесу,
И смерть выпускает из лап навесу.

Мой друг, бедолага, попал под прицел.
И я в одночасье там поседел.
Нам не было с ним семнадцати лет,
И он не услышал фанфары побед.

Рожденье надежды и смерть на глазах.
Красное, чёрное на небесах!
И корочка хлеба с древесной корой,
Что другу отдал я, холодной зимой…

Блокада. Блокада. Сжимает виски,
И сердце гнетёт от тяжёлой тоски…
По красному чёрным кроет закат,
На Ладоге – жизнь! И боль от утрат…

В ДЕНЬ ПОБЕДЫ
Мы девятого мая пригласили гостей,
К нам пришли не одни, а с роднёй всей своей.
И смеялись, и пели, и грустили о ком-то…
В альбомах смотрели пожелтевшие фото.

И мелькали страницы – рождение, школа,
выпускной – как трамплин, долгожданная воля,
но набаты войны их позвали в дорогу…
Жаль не все возвратились к родному порогу.

Мы подняли бокалы, затеплили свечи,
чтобы радость с тоской пережить нам на встрече.
И Победу с горчинкой все вместе испили,
и минутой молчанья мы их проводили…

_________________________

МАМОНТОВА Галина
Член Союза писателей России. Член литературного объединения «Ладога». Член Содружества писателей — Варна (Болгария). Член СЕПИ (Союза европейских писателей и писателей других континентов). Есть публикации в периодике, коллективных сборниках и альманахах. Автор двух сборников стихов, составитель и издатель книг о житиях. Руководитель творческого проекта «Клуб-читальня Галины Мамонтовой».

МОЯ ПАМЯТЬ
Мой дед по маме Кривошеин Степан Алексеевич родился в 1913 году в Воронежской губернии.
В августе 1941 года он был призван по мобилизации стрелком в составе 925 стрелкового полка. В октябре 1941 года во время окружения под Смоленском попал в плен. Вместе с земляком пытался бежать, был пойман и брошен в карцер.
Прошёл через ряд пересыльных лагерей. Затем находился в Германии в городе Нюрнберг. Освобождён американскими войсками 17 апреля 1945 года.
Умер в 1997 году.
Моя бабушка Кривошеина Анна Дмитриевна (в девичестве Журихина) родилась в Воронежской губернии в 1918 году. Во время Великой Отечественной войны, как и многие селяне, рыла окопы.
Умерла в 2007 году.


ВОЕННЫХ ДНЕЙ РАСКАТЫ
Военных дней раскаты
До наших дней слышны…
У «Звонницы» солдаты
Лежат, и видят сны.

От трели соловьиной
Им не проснуться, нет…
За стаей журавлиной
Они ушли вослед…

Закаты и рассветы
Бегут своей чредой,
Над голубой планетой,
Над Лобненской Землёй.

Салютом огласится
Округа в майский день.
Пусть ветеранов лица
Не омрачает тень.

Героев память свято
Хранят потомки тут,
И старых ветеранов
Здесь помнят, любят, чтут.

ИЗ-ПОД МАМИНОГО ВЫПОРХНУЛ КРЫЛА…
Из-под маминого выпорхнул крыла,
Он ещё совсем, совсем мальчишка.
Как его растила, берегла
И читала на ночь ему книжки.
Жил он в радости, заботой окружён —
Гордость мамина, надежда и опора,
Но шагнул из детства в юность он
И труба зовёт — недолги сборы.
Перебросив ствол через плечо,
Он пошёл дорогою солдата
И дрожит сиянье над свечой:
«Возвратись, сыночек мой, обратно!»
Из-под маминого выпорхнул крыла –
Сохрани, Господь, в бою мальчишку.
В мир война непрошено вошла
И летят страницы детской книжки…

МАМА, МНЕ ХОЛОДНО, МАМА…
«Мама, мне холодно, мама.
Мама, я кушать хочу…», –
Это блокадная драма
Ветер задул свечу…
Город в кольцо охвачен,
А с неба – лютый мороз…
«Но я уже, мама, не плачу,
Нет у меня больше слёз.
Мама, ты слышишь, мама,
Что ты, родная молчишь?
Мама, мне страшно, мама,
Что ты так долго спишь…»

ЦВЕЛА ВЕСНА
Цвела весна, шёл месяц май,
Сирени – кипенная сень.
И радость, радость через край,
Как долго ждали этот день.
И слёзы по щекам текут,
Под крик победного «Ура!»
И Гитлеру пришёл «капут!»
И на Восток домой, пора.
И привкус горечи за тех,
Кого уж больше не вернуть
И фронтовых сто грамм на всех
По кружкам, чтобы помянуть.
Мы помнить будем этот день
До искончания веков.
Сирени – кипенная сень.
И ликованье городов!
__________________________

НАУМОВА-ЧЕРНЫШОВА Светлана
Член Союза писателей России. Член литературного объединения «Ладога». Член СЕПИ (Союза европейских писателей и писателей других континентов).  Есть публикации в периодике, коллективных сборниках и альманахах. Автор сборника стихов и прозы. Руководитель авторских проектов «Загадка серебристых облаков» и «Пространство творчества».

НАУМОВ ВИКТОР ИВАНОВИЧ
«В октябре 1941 года Виктору исполнилось 18 лет, и он ушёл на фронт. Зенитный расчёт, в котором воевал Наумов, защищал подступы к Москве и располагался в районе станции Икша, недалеко от шлюза. Победу встретил в Польше. С 1945 по 1947 годы отслужил сверхсрочную. Участник японской кампании. После армии служил в МВД РСФСР. Имеет награды «За оборону Москвы», «За Победу над Германией», «За безупречную службу в рядах МВД РСФСР», «Ветеран труда» и другие.
Эта информация о Викторе Ивановиче вместе с его фотографией и медалями находится в Музее истории города Лобня вместе со снимками других ветеранов — участников Великой Отечественной войны, жителей нашего города. От себя хочу добавить о нём как о человеке добром, порядочном и добросовестном. И ещё о его увлечениях – любил рыбалку, был заядлым грибником, в молодости занимался охотой, но с возрастом стал жалеть живность. Играл на гармони. При жизни обрабатывал огород и обеспечивал семью овощами. В праздничные майские дни мы все вместе дружно сажали картошку.

СПАСИБО ДЕДУ
Цена заплачена большая
За День Победы. Для страны
Девятый день весенний мая –
Конец безжалостной войны.

А для меня смерть – понарошку.
Я вижу небо через край…
Сажаем всей семьёй картошку.
Девятый день. Цветущий май.

Потом, управившись с делами,
За стол садимся всей семьёй.
У деда на груди медали.
Одна – за битву под Москвой.

На Икше он стоял с зениткой,
А дальше – Польша и Берлин.
Оттуда слал домой открытки…
— Дед, расскажи, как победил?

Дороже всех, что за награда?
— Ах, ты, сверчок-неугомон!
Дороже – близких ожиданье…
Он развернул свою гармонь

И рассказал про боль утраты,
Про отступленья и бои.
И про Победу, что так ждали
И приближали, как могли…

Мой дед хмелел, гармонь сбивалась
И каждый думал о своем,
А я все больше удивлялась
Как мало знаю я о нем.

Он видел смерть не понарошку.
И для него бушует май…
Спасибо деду за картошку,
За жизнь и небо через край!


____________________________

ПОСТОЕВА Елена
Член Союза писателей России. Член литературного объединения «Ладога». Член СЕПИ (Союза европейских писателей и писателей других континентов). Есть публикации в периодике, коллективных сборниках и альманахах. Автор двух сборников стихов.

МНЕ ИХ НЕ ХВАТАЛО…
Я хочу рассказать о моём дедушке, Дмитрии Васильевиче Маслове. Мне не довелось его увидеть, он погиб на войне, когда меня ещё не было на свете.
Дедушка, мамин отец, родился в 1897 г. в селе Сивково Соколовского района Северо-Казахстанской области в семье станичного атамана. По образованию математик, Дмитрий Васильевич работал директором школы в Соколовке. В этой же школе работала и его супруга Елена Алексеевна, моя бабушка, тоже преподаватель математики. Было у них шестеро детей, один парень — Василий старший, остальные — девочки, в том числе и моя мама.
В 1937 году семья была вынуждена переехать в город Петропавловск. Время такое было… Дмитрий Васильевич устроился на работу бухгалтером на маслозавод.
Началась война. У дедушки было плохое зрение, и ему дали отсрочку от армии. Однако он пошёл в военкомат и записался на фронт добровольцем. Такое было время, и такие были люди. Герои!
Дмитрий Васильевич Маслов был призван Петропавловским РВК Северо-Казахстанской области. На фронт он отправился в воинском звании красноармеец.
Воевал он недолго, убит был в бою 11 декабря 1942г.
Похоронили его в роще около деревни Ведерниково Сычёвского р-на Смоленской области (данные с сайта Минобороны). Позже он был перезахоронен в Тверской области близ города Зубцов. Там был открыт 9 мая 1978 года большой воинский мемориал «Московская Гора». Моя двоюродная сестра Варвара Голубицкая выяснила место захоронения нашего деда Маслова Дмитрия Васильевича.
Несколько раз мы вместе с моими двоюродными сёстрами, братом, детьми ездили 9 мая на «Московскую Гору» почтить память нашего дедушки. Нашли мемориал, плиту, на которой было выбито имя нашего деда. И так всё было волнительно – словно с дедушкой повидались и поклонились ему за его подвиг.
Василий Дмитриевич (мой дядя) был первым ребёнком в семье и единственным из шести детей парнем, после рождались только дочери, в том числе и моя мама Евгения. Родился он 30 октября 1922 года. Отец – Маслов Дмитрий Васильевич, мать – Маслова (Полозова) Елена Алексеевна. Учился Василий в Омском автомобильном (или железнодорожном, не знаю точно) институте.
В Красную армию его призвали Куйбышевским РВК города Омска в 1940 году в возрасте 18 лет. Служил Василий командиром взвода танков командования 30-й Гвардейской отдельной танковой бригады, а затем – командиром роты 48 танкового батальона 152 отдельной танковой бригады.
Василий Дмитриевич сражался в звании гвардии старший лейтенант. Он принимал участие в прорыве блокады Ленинграда (воевал в районе деревни Марьино, населённых пунктов Ивановка и Глядино).
За свои боевые заслуги Василий был награждён:
— медалью «За отвагу» (1943) – за бесперебойную работу танков командования, которые в бою не имели остановок, выполняя одновременно связь с батальоном, точно и аккуратно доставлялись донесения и информация о положении частей бригады. Несмотря на артиллерийский и минометный обстрел, приказ был выполнен за 40 минут, связь с действующей частью была восстановлена.
— орденом Красной Звезды (1943)
— орденом Отечественной войны II степени (1944) – за период боёв с 17 по 19 января 1944 года по овладению опорными пунктами Глядино, Ивановка проявил мужество и отвагу, стойкость и мастерство управления подразделением – ротой – на поле боя. В бою за населённый пункт Ивановка, смело ведя за собой подразделение, прорвался через укрепленную полосу, подавив огнём и гусеницами 2 станковых пулемета, 1 миномет с расчётом, 2 ПТР и до 15 немецких солдат и офицеров. Когда танк Василия Маслова был подбит снарядом, пересел на другой танк своего подразделения и продолжал вести бой, штурмом овладев населённым пунктом.
В этом бою Василий Дмитриевич Маслов погиб, погиб в возрасте 21 год.
Это случилось 18 января 1944 года. Первичное место захоронения — Лениградская область, Ораниенбаумский (ныне Ломоносовский) район, посёлок Глядино, братская могила. Позже перезахоронен на территории Городского парка города Красное Село Ленинградской области.
К 75-летию Победы имя Маслова Василия Дмитриевича должно быть увековечено на плите воинского захоронения «Воин с автоматом» в Верхнем парке Красного Села.
Всю жизнь мне не хватало моих дедушки и дяди!..
Благодарю за собранный материал мою сестру Голубицкую Варвару Николаевну, занимающуюся нашим родословным древом, изучающую архивные материалы на протяжении уже многих лет.
НА КУРГАНАХ — ТИШИНА
Моему деду,
Маслову Дмитрию Васильевичу,
погибшему в боях подо Ржевом
На курганах – тишина…
Спят сыны Отчизны нашей.
Скольких выбила война —
Был тот счёт жесток и страшен.

Скольких бой испепелил
Сыновей Руси достойных!
Сколько видим мы могил
На полях её привольных…

Сколько дедов и отцов
Не вернулось с поля боя,
Мудрецов и храбрецов…
Чтит страна своих героев.

Память свято мы храним,
И по Роду, в поколеньях –
Предков мы благодарим –
Нет у подвигов забвенья!

_______________________________

ЧЕГЛОВА Татьяна
Член Союза писателей России. Член литературного объединения «Ладога». Член Содружества писателей — Варна (Болгария), член СЕПИ (Союза европейских писателей и писателей других континентов).а также других творческих организаций. Есть публикации в периодике, коллективных сборниках и альманахах. Автор нескольких сборников стихов.

ПАМЯТИ ПОДВИГА МОЕГО ДЕДА ПОСВЯЩАЮ!
Меня с детства поражали глаза и руки деда – внимательные, добрые, грустные глаза и мозолистые руки, испещрённые морщинами, руки простого труженика! Это были глаза человека, прожившего тяжёлую жизнь, и руки великого труженика (дед, по специальности, был фрезеровщиком высшего разряда). Только позже я стала понимать, через что пришлось пройти людям того поколения.
В 41-ом, мой дед Иван Иванович Гуров из Москвы ушёл на фронт и сражался на Ленинградском фронте в мотострелковом отделении 158-го полка.
Уходя, на фронт, дед взял с собой маленькую книжицу — сборник стихов Ивана Щипачёва «Лирика», вышедшую накануне войны. В книжку он вложил фото жены и дочери (моей бабушки и мамы).
О войне дед вспоминать не любил, но одну историю из своей военной жизни он мне всё-таки рассказал.
Произошёл этот случай летом 42-го. Мотоциклетный полк, в котором воевал дед, остановился в лесу вблизи какой-то деревни, название которой я не запомнила, поскольку была тогда ещё мала. Разведка донесла, что по дороге к деревне движутся немецкие войска. Наши готовились встретить гитлеровцев в засаде, но противник по какой-то причине задерживался. В деревне появилось всего несколько фрицев с автоматами, возможно разведка. Они разбрелись по домам, хозяйничали, отбирая у населения продукты и самогонку.
Наши бойцы затаились в лесу и наблюдали за обстановкой. Было указание руководства: до прихода основных вражеских сил не обнаруживать себя, чтобы потом разом внезапно атаковать. В полдень палило солнце, и дед, взяв только флягу, спустился в овраг, поискать речку, мимо которой проходили, следуя к дереве. Речушка протекала внизу оврага, не широкая, скорее была похожа на ручей. Прозрачная вода была ледяной, в речке били родники, плескались лучики солнца. Дед окунул флягу в воду и почувствовал чьё-то присутствие. Оглянувшись, буквально в пяти метрах, за кустами, он увидел немецкого солдата. Тот что-то внимательно рассматривал. Приглядевшись, дед увидел у него в руках свою книжечку, которую очевидно выронил, пока бродил в поисках воды. Дед не растерялся, схватив палку, которая, очень кстати оказалась под ногами, громко закричал: «Руки вверх! Хенде хох!» Немец остолбенел, их взгляды встретились. Из-за кустов он не мог видеть, что у деда в руках. Дед сделал решительный шаг вперёд, немец, наверное, от неожиданности, зажав книжечку и фото в руке, поднял руки. Дед скомандовал: «Пошёл! Вперёд!». Фриц оказался без оружия, послушно повернулся, и почувствовав конец палки, которая уткнулась ему в спину, пошёл. Так дед и привёл его в отряд. Бойцы потом по-доброму, подтрунивали над дедом: «Вань, а Вань! Винтовка тебе зачем? Ты ведь и палкой отлично воюешь!»
Вскоре, при очередной атаке, дед получил контузию и ранения и был отправлен в госпиталь.
В тот период шли ожесточённые бои, линия фронта то продвигалась вперёд, то сдавала позиции. При отступлении архив был утерян.
Маленькая книжечка, стихов Степана Щипачёва прошла с дедом весь его военный путь и хранилась в книжном шкафу на самом видном месте. Я хорошо помню стихотворение из сборника, которое прочла ещё в детстве и запомнила:
«Любовью дорожить умейте,
С годами дорожить вдвойне.
Любовь не вздохи на скамейке
И не прогулки при луне.
Всё будет: слякоть и пороша.
Ведь вместе надо жизнь прожить.
Любовь с хорошей песней схожа,
А песню нелегко сложить.»
Вот так маленькая книжечка любовной лирики спасла деду жизнь! Не заинтересуйся тогда немец находкой, неизвестно, чем бы закончилась эта встреча! Мне кажется, это фото самых дорогих и любимых, да и строки любви из книжечки невидимой силой отвели беду! Ведь любовь — это самое великое чувство на земле, которое творит чудеса!
Где и когда это произошло я, конечно, не помню, была слишком мала, чтобы запомнить такие подробности. Однако, 30 лет спустя, я хорошо помню день, когда моему деду, Ивану Ивановичу Гурову, вдруг пришла повестка о том, что он награждён орденом Красного Знамени!
Дед встал рано утром, наточил, по-походному об ремень, бритву (он не любил электрическую), начисто побрился, надел белую рубашку, начистил до блеска ботинки, надел новый костюм и ушёл.
К обеду он возвратился с орденом на груди и четвертинкой водки. Мы его поздравляли, но, казалось, что он нас не слышит! За обедом дед выпил фронтовые сто грамм, а потом махнул рукой и, добавив, ушёл. Я запомнила его глаза, глаза мужчины, в которых застыли слёзы! Где он был, о чём он думал, мы никогда не узнаем.
Я помню, что последнее время он часто садился в трамвай 23-его маршрута — остановка была рядом с домом. Трамвай катился через весь Тимирязевский район Москвы… А у меня родилось это стихотворение:
ПОБЕДИТЕЛЬ
Мой дед Иван войны хлебнул,
На память – у виска осколок.
Он смерть в санбате обманул,
Был он тогда отчаян, молод.
Его отметила война,
И больше никакой награды.
Забыла про него страна,
Со скорбью он смотрел парады.
Одно – бесплатный проездной –
Ему страна определила.
Садился дед в трамвай порой,
По рельсам жизнь его кружила,
А он, прикрыв глаза рукой,
За каждым новым поворотом,
Встречал тот страшный смертный бой
И на себе тащил кого-то.
Бежал вперед он на прорыв
С святой наивностью мальчишки.
Пришел с войны он, победив!
Войну узнал он не из книжки.
Давно его средь нас уж нет,
Но только подхожу к трамваю,
Сажусь в вагон, беру билет
И тут же деда вспоминаю.
Где в отражении окна
Рекламы яркие мелькают,
Я вижу – дедовы глаза
С тоской за жизнью наблюдают…
Мне помнится, что дед часто, сидя у окна, смотрел куда-то вдаль… Он, вообще был молчалив. Через десять лет после награждения его не стало…
Когда я прихожу к нему на могилу, а захоронен он на Ваганьковском кладбище, в Москве, я вспоминаю эту историю.

МОЕМУ ДЕДУ И.И. ГУРОВУ
Красный снег 41-го года
Мне приснился сегодня во сне.
Был то вовсе не отблеск природы,
Это память всплыла о войне.
Память предков, что там погибали,
Отдавая за Родину жизнь,
Память предков, что нам завещали:
«Ты победою нашей гордись!»
Память та, что тревожит, не скрою,
Даже тех, кто не знал о войне.
Благодарная память героям
За возможность дышать на земле.
Я приду к тебе, деда, на встречу,
Положу к обелиску цветы.
Не нужны нам помпезные речи,
Будем вместе молчать: я и ты!
Маленькая книжечка любовной лирики Степана Щипачёва… Я беру в руки эту книжку и чувствую тепло дедовых рук, тех рук, которые поражали меня с детства – мозолистые руки, испещрённые морщинами, руки простого труженика!
Низкий поклон всем, кто воевал с врагом, кто отдал свою жизнь за наше будущее, кто дал нам возможность родиться и жить на этой земле! Без это великого подвига не было бы нас! Для них звучит ежегодно на праздничных площадках в день Победы песня на мои стихи! Песню можно найти в интернете на Ютубе. Музыку написал композитор Роберт Марцваладзе.

БЕССМЕРТНЫЙ ПОЛК
Когда настал час роковой,
Взрывали тишь раскаты,
Непробиваемой стеной
Вставали в строй солдаты.
И стар и млад шёл в смертный бой,
Не гнулся перед немцем,
И каждый жертвовал собой,
Своим отважным сердцем!
России не сломить народ,
Запомнил враг отныне:
Кто к нам с оружием придёт,
Тот от него и сгинет!
И в майский день звучит салют
В честь каждого солдата,
Герои снова в бой идут,
И слышен зов комбата.
Они сегодня с нами тут,
На фото перед боем,
Портреты правнуки несут,
Чеканя в ногу, строем!
По главной площади пройдут
Под звучный марш Победы,
Смотрите, вот они идут –
Сыны, отцы и деды!!!

_____________________________________

ШАРОВА Евгения
Член Союза писателей России. Член СЕПИ (Союза европейских писателей и писателей других континентов). Член Славянской литературной и художественной академии. Член литературного объединения «Ладога». Есть публикации в периодике, коллективных сборниках и альманахах. Автор сборника стихов и сборника переводов.

МАЛЬЧИШКАМ, НЕ ВЕРНУВШИМСЯ С ВОЙНЫ…
Воробей-желторотик… мальчишка…
Ворох мыслей… надежды… мечты…
Только взрыва далёкого вспышка
Вдруг твои заострила черты…
Возмужав, повзрослев в одночасье,
Ты ушёл, прошептав: «Я вернусь».
Ты мечтал о любви и о счастье…
А в глазах – затаённая грусть…
Вариантов других не приемля,
Исполняя свой воинский долг,
Ты спасал свой народ, свою землю…
Да вот только себя не сберёг…
Сколько вас, желторотых мальчишек,
Не вернётся домой никогда?..
Боль со временем станет потише,
Но останется в нас навсегда…

БИТВА ЗА МОСКВУ
Москва… Она была так близко,
Как самый лакомый кусок!
«Один прицельно-меткий выстрел,
Один короткий марш-бросок,
И вот она, рабой покорной,
Передо мною пала ниц…» –
Так думал враг и в думе чёрной
Шагал по лучшей из столиц:
Топтал сапог её брусчатку,
Сбивались звёзды и гербы.
Зло наводило здесь порядки –
Кто должен жить, чему где быть…

И вот, когда уже был повод
Считать, что всё в его руках,
Обычный подмосковный город
Вдруг вырос на пути врага.
Точнее – маленький посёлок,
Типичный для большой страны…
Простой, рабочий и весёлый –
Таким он был до той войны.
Цвели тут яблони и вишни,
И мирная текла здесь жизнь…
Вдруг неприятель здесь услышал
Негромкое: «Остановись!..»

Но, в предвкушении наживы,
Не внял предупрежденью враг…
Собрав всё мужество и силы
В единый яростный кулак,
Сражались, не жалея жизней,
Бойцы. А с ними наравне
Солдатом был здесь каждый житель!
Стал саваном фашистам снег…

Проходит время быстротечно…
И Лобню не узнать сейчас,
Но благодарность будет вечной
Тем, кто её когда-то спас.
Лежат цветы у обелисков,
Победно реет красный флаг!
Москва… Она отсюда близко…
Но здесь был остановлен враг!

ОКНА КРЕСТ-НАКРЕСТ
Окна крест-накрест бумагой заклеены.
Выцветший город в блокадном кольце…
Люди, как тени блуждают потерянно…
Враг безразлично глядит сквозь прицел.

Холодно… нечеловечески холодно…
Души, как будто закованы в лёд…
Город, измученный страхом и голодом,
Ангел на шпиле едва ли спасёт.

Вторят ветра «Ленинградской симфонии»,
Из репродукторов – голос Берггольц…
Город в блокаде… а может – в агонии…
Хочется плакать… но нет больше слёз…

Нет ничего… даже жизнь еле теплится
На очень скудном блокадном пайке…
Сколько их будет – мучительных месяцев?..
Кто сможет дать самый точный ответ?..

Воспоминания мирного времени
Кажутся просто несбыточным сном.
Окна крест-накрест бумагой заклеены…
Только, как сердце, стучит метроном…


МЫ ПОМНИМ ВСЁ!
Нам говорят, что мы родства не помним…
Неправда! Помним всё, до мелочей!
И наши руки крепко держат повод,
не затупились лезвия мечей!

И нам, бывает, даже ночью снится:
Бородино, Балканы, Осовец…
Несётся время – бешеный возница!
Везёт вперёд… Но лишь в один конец…

В нас голос крови вновь звучит набатом,
И никогда уже не позабыть
тот яркий май в победном 45-ом…
А это значит – точно, будем жить!

Мы помним всё! И в этом нет сомнений!
И нашу память ни стереть, ни смыть.
А через сотни тысяч поколений
пусть в ком-нибудь проявимся и мы!

СОЛДАТСКИЙ МЕДАЛЬОН
В руке держу солдатский медальон,
Борюсь с переполняющим волненьем…
Он позывным из тех лихих времён
Пришёл в наш век нежданным откровеньем.

Прохладный бакелитовый пенал,
Полоска истончившейся бумаги…
Не струсил и не без вести пропал –
В бою погиб, исполненный отваги!

Душа солдата обретёт покой,
И имя на гранитном обелиске
Добавят. И как будто встанет в строй
Тот, кто безумно долго не был в списках.

Ветрам потерь не потушить огня
Сердечной благодарности герою.
Вот медальон в ладони у меня –
В нём имя незабытое, живое.

САЗОНОВА Таиса Ивановна
Моя мама родилась в 1937 году в деревне Александровка Чучковского района Рязанской области. Когда началась война, ей шёл четвёртый год. Примерно с начала 50-х годов и до 1974 года семья проживала в Москве. А потом мы переехали в Лобню. С конца 70-х  и до начала 2000-х мама работала в ОАО «Аэрофлот». Сейчас пенсионерка. Несколько лет назад я набрала и напечатала небольшим тиражом две небольших книжки-брошюры маминых воспоминаний, среди которых и этот рассказ.
Е.А. Шарова

РАССКАЗ О МОЁМ ДЕТСТВЕ
В 1941 году, когда началась Великая Отечественная война, я была ещё очень маленькая, мне шёл четвёртый год. Где проживала наша семья в это время – не знаю. Только одно могу точно сказать – в Рязанской области. Состав семьи был таков: бабушка и дедушка (родители мамы), моя мама и я, а ещё были две младшие мамины сестры, самой младшей из которых было тогда около 14 лет. На фронт из семьи моей мамы ушли два её брата и оба погибли под Ленинградом.
Мой дедушка был очень хорошим плотником. И в 1941 году его отправили в Егорьевск Московской области на заготовку леса для нужд армии. Причём ехать с ним должна была вся семья, включая детей. Все взрослые работали на лесозаготовке вместе с дедом, а я и моя бабушка оставались дома. Жили мы в большом бараке – общим для нескольких семей с детьми.
Через какое-то время мы переехали в местечко Сазоново (Егорьевский район), где мне исполнилось 4 года. Затем вся наша семья была отправлена в другой подмосковный посёлок где-то по соседству с Сазоново. К сожалению, точного названия я не запомнила. Рядом с этим посёлком находился военный аэродром. Однажды мы с бабушкой пошли гулять, и во время прогулки оказались у какого-то металлического забора, а за ним стояли самолёты. Я убежала от бабушки и, воспользовавшись прорехой в заборе, выскочила на лётное поле и начала там бегать от самолёта к самолёту. Из будки охранника вышел солдат и попытался меня поймать, но не смог. Поняв, что унять меня не получается, он позволил моей бабушке войти на территорию аэродрома, чтобы она меня поймала и забрала. По зову бабушки я, наконец, остановилась и позволила себя увести от самолётов, а бабушке пришлось просить за меня прощения у военного! Я же потом своим друзьям рассказывала, что не просто бегала, а отрывалась от земли, как бы взлетала, но не на самолёте, а сама!
Ещё с проживанием в этом посёлке связано воспоминание о приезде артистов. Точного года я не помню, но запомнилось, что это были артисты цирка. И меня, маленькую, кто-то из взрослых посадил на плечи, чтобы я лучше видела. Когда мы уехали из этого посёлка с аэродромом – я точно не знаю, но в 1945 году вся наша семья уже вернулась в Рязанскую область, и мы стали жить в деревне Назаровка Чучковского района.
И вот, что ещё запомнилось с того времени. Дом, где мы жили в Назаровке, находился в нескольких метрах от железнодорожной линии (в пределах 50-70 м). То есть все составы проходили совсем рядом с домом. И однажды мы видели, как везли пленных немцев на нашу станцию «Назаровка» (недалеко от станции Назаровка был лагерь для военнопленных, которые работали на лесозаготовках). Улица, на которой мы жили, называлась Конный парк. Почему – не знаю. В общем, недалеко от Конного парка был семафор и однажды там раздался взрыв, да такой силы, что у кого-то в домах повылетали стёкла, а у нас в доме упала потолочная балка. К счастью никто не пострадал, а в момент взрыва я с дедушкой возвращалась из леса – мы ходили по грибы. И когда вернулись, то дедушке сразу пришлось заняться ремонтом, благо, что он был плотником.
И ещё одно воспоминание того времени (1945-46 гг.): был жуткий пожар – горел состав, в котором везли вату или хлопок. Картина перед глазами – медленно едущий горящий поезд… Всех деревенских согнали тушить, а потом ещё и обыскивали – не украли ли эту вату, и тех, у кого находили приставший к обуви или к одежде клочок волокна, забирали для объяснений и выяснений. Ещё есть смутное воспоминание, что в том же составе везли и пленных немцев, но за точность я не ручаюсь.
___________________________

ЯНКОВА Альбина
Член Союза писателей России. Член литературного объединения «Ладога». Член СЕПИ (Союза европейских писателей и писателей других континентов). Есть публикации в периодике, коллективных сборниках и альманахах. Автор трёх сборников стихов и прозы.

ВОЙНА
Это слово, как сирены вой.
Ток крови усиливает бег…
Это слово будто оклик – «Стой!»
Оглянись прохожий человек.
Оглянись и посмотри вокруг.
Мирным ветром вольным надышись.
Это слово замыкает круг,
Ведь – Война, антоним слову – Жизнь!

НА КРАЮ ДЕРЕВНИ ОБЕЛИСК
На краю деревни обелиск.
Сколько их по матушке Руси….
Это был, конечно, сильный риск:
Раненого спрятать и спасти…

А повсюду грохотало так,
Что ни мыслей не было, ни слов!
Только сердце отбивало такт
И рвалось от ужаса оков.

— Может сына, так же вот спасут!
Вытащат из шквального огня!
Много верст на пузе проползут,
Но спасут – для жизни! Для меня! —

…Увязая в глиняной земле,
Надрывая жилы, через гать,
Всё тянула к дому, на себе
Раненого – женщина и мать…

Через день, очнувшись у печи,
Услыхал он – где-то рядом бой!
Он не слышал, как звенят ручьи…
Он закрыл деревню ту собой…

На краю деревни обелиск…

___________________________________

НЕКРАСОВА Нина
Некрасова Нина Михайловна, родилась 1 января 1927 года на Красной Поляне. Родители: Клемачёв Михаил Иванович, 1894 г.р., уроженец села Белый Раст, мать Щербакова Анастасия Ивановна, 1899 г.р., уроженка деревни Лупаново, недалеко от Белого Раста.
Уже несколько лет Некрасова Нина Михайловна находится в Доме престарелых в городе Ногинск Московской области. Её рассказ был записан Титовой Е.Р. и опубликован в газете «Лобня» № 49 от 06.12.2013.

ВСПОМИНАЯ БЫЛОЕ...
Родители занимались крестьянским трудом, имея небольшой надел земли, одну корову, одну лошадь. Были овцы и куры. Когда братья Крестовниковы построили хлопкопрядильную фабрику, крестьяне из деревень по окончании сельхозработ приходили на фабрику на сезонные работы на зимний период. А весной возвращались домой. Но не все могли работать зимой. Родители должны были дать согласие на выход из семьи для работы на фабрике. Мои родители Михаил Иванович и Анастасия Ивановна поженились в 1920 году. И перешли работать на фабрику постоянно. Их поселили в Первой казарме. В одной комнате жили две молодые семьи. Так как родители были против их перехода на фабрику, то ничего с собой не дали. Всё пришлось наживать самим. В 1921 году родилась сестра Анна. У соседей по комнате было двое детей. А комната была 12 кв. метров. Родители работали на фабрике: отец – кубовщиком, мама – в цехе. В 1925 году родилась ещё одна сестра Валентина, которая через 4 года умерла от скарлатины. А в 1927 году родилась я — Нина. Отец вступил в партию, и его послали на учёбу, так называемый ЛИКБЕЗ. После учёбы отца повысили и направили на организацию колхоза в Озерецком. Там он возглавил комиссию по продразвёрстке. В 1933 году отца направили на строительство Лианозовского механического завода. В это время вся семья переехала жить в Лианозово. Отец занимал руководящий пост, и мы жили в отдельном домике.
Некоторое время спустя отца перевели в город Ряжск, где он продолжил заниматься партийной работой. В дальнейшем семья распалась. И мама с двумя девочками вернулась на Красную Поляну в 1935 году. Мама до войны и после войны до выхода на пенсию работала на фабрике. Мы с сестрой учились. Я в 1941 году окончила 7 классов, в 1942 году пошла учиться в ремесленное училище № 49 в Лиановозо. Училище закончила досрочно в 1943 году, и по заявке завода меня направили работать на оборонный завод «Арсенал» №4, где я проработала до марта 1944 года. Потом поступила в Лобненский индустриальный техникум, по окончании которого меня направили в Харьков. Работала там мастером кирпичного и трубного цеха.
Не отработав 2 года, по вызову вернулась на Красную Поляну в связи с болезнью мамы. Впоследствии работала в Москве в проектной организации Гипростройматериалы техником.,
Когда началась война, я только что окончила 7 классов. Немцы пришли на Красную Поляну в первых числах декабря 1941 года. Сначала наш посёлок сильно бомбили. Мы прятались в подвале казармы и боялись выходить.
В окошко мы видели, как въезжали немцы на Красную Поляну. Они ехали по просёлочной дороге из леса со стороны Мышецкого. Все ехали на машинах: офицеры на легковых, а солдаты – на грузовиках, из-за высоких бортов машин виднелись только каски немецких солдат. Машины поехали в сторону переезда. Но, видно встретили там отпор и повернули назад.
Как-то ночью мама с её знакомой решили пробираться через кладбище в сторону Клязьмы, решив, что на кладбище немцев не будет, и мы сможем пробраться. Мы надели на себя все платья, что были у нас, сверху – ватник.
А когда добрались до кладбища, то попали в перестрелку. Мы не поняли, кто стрелял и в кого. На окраине стоял частный дом. Мы побежали туда. Окликнули хозяев. Никто не ответил. Подпол был открыт. И мы спрятались там. Было темно и холодно. И здесь я почувствовала под телогрейкой какое-то тепло. Оказалось, что меня легко задело осколком. Кровь сочилась и промочила мою одежду. Я потом долго хранила этот осколок. Мама сказала, что мы возвращаемся домой, если суждено, то умрём дома.
Осторожно под утро мы добрались до своей казармы. У входа нас заметили немцы и остановили (вернее, это были финны, они были рыжие). Мы сказали, что живём здесь. Нам разрешили войти. Потом был обход патруля.
И они зашли к нам в комнату в тот момент, когда я снимала одежду, чтобы посмотреть рану. Этот немец-финн увидел, что я ранена, достал свой перевязочный пакет и отдал маме, чтоб она меня перевязала. А другой немец держал на руках маленького ребёнка. Он отдал его нам и сказал: «Это ваш, ваш!» Видно они нашли его где-то.
Немцы были на Красной Поляне всего несколько дней. Потом нас опять бомбили и мы сидели в подвале до прихода наших солдат. Я помню, как наши бойцы спустились в подвал и говорили: «Выходите, немцев прогнали!» Но мы боялись выходить, думали, что это провокация. На голове у наших были надеты шапки в виде «будёновки», это я запомнила.
Когда мы вышли наверх, мы не узнали наш посёлок. Всё было разрушено. Ещё долго потом дымились пожарища. Остался неразрушенным только магазин Крестовниковых.
Я прожила нелёгкую трудовую жизнь. Имею награды и звания — «Ветеран труда», «Ветеран трудового фронта». На моём пути встречались разные люди, но хороших больше. И я благодарна судьбе за это. Я верю, что Добро торжествует в мире, но не все это замечают.

____________________________

БЕЛИКОВ Владимир Полуэктович
Член литобъединения «Ладога». Член Союза писателей России. Печатался в различных альманахах и сборниках. Автор сборника стихов.

ДЕНЬ ПОБЕДЫ
Я в страхе не дрожал под вой снарядов,
В окопах вшей тифозных не кормил,
От слабости не падал я в блокаде
И в Орадурах небо не коптил.

Смертельные года сороковые
Достались нашим дедам и отцам.
Не подвели. И годы молодые
Отдали для победного конца.

На миг себе представить даже страшно,
При мысли холодею я одной —
Что сделалось бы с родиною нашей,
Случись ей быть под вражеской пятой.

И если я дышу теперь свободно,
То только им одним благодаря.
И этот день встречаю я с восторгом —
Победы день — венец календаря!

10. СТИХИ

ЮЛИЯ СОКОЛОВА,  член ЛИТО «Ладога».

Друзья, прекрасен наш союз -
Созвездие талантов, рифм и муз.
И где б мы не были, всегда
Горит для нас поэзии звезда.
    Она зовёт, она ведёт,
    Мы с нею движемся вперёд,
    Растём и копим совершенство.
    Общение для нас - блаженство.
Поэзия поможет, вдохновит
И озаренье подарит.
И сердце времени стучит,
Душа в прекрасное летит.
ВЕЧНОСТЬ.

Когда дитя совсем взрослеет,
Уходит мать в последний путь,
Чтобы в объятиях эфира
От пут земных передохнуть.
Там нет сует и сквернословья,
Там нет жестокости и зла.
И только Он у изголовья-
Источник света и тепла.
Все, что земная жизнь калечит,
Исчезнет. высохнет слеза.
Былые раны Он излечит,
И не коснется вас гроза.
 
Там только райские напевы
И лики милые вокруг.
Добро, как кудри юной девы
Совьёт покоя вечный круг.

СЕРЕДИНА  НОЯБРЯ.
Качаются в березах.
Редеет роща старая,
Унылая пора.
Не видно неба просини,
Скамейки люди бросили
И в сквере не резвится
Поутру детвора.
Холодные рассветы
И мокрые тропинки.
Злой, леденящий ветер
В пустующих ветвях.
Все осени приметы
И иней в паутинке.
Увидим лето красное
В тревожных зимних снах.
Скорее прилетайте
Волшебные снежинки,
Укройте землю-матушку
Узорчатым ковром.
Мы ждем вас, легкокрылые
Ажурные пушинки!
О, как о вас мечтается
Холодным ноябрём!

ТАМАРА МАЛКИНА,  член ЛИТО «Ладога» г. ЛОБНЯ.

***
Детство, детство золотое.
Ципки на босых ногах.
Волосы пшенично белы,
Корка черствая в руках.

За день где не побываешь –
В поле, на речке, в лесу.
Кожа клочьями слезает
На облупленном носу.

Под вечер, едва вползаешь
В старый, под ракитой, дом.
На столе – большая кружка
С теплым сладким молоком!

Как последний отзвук жизни
Тихий, нежный звук теленка!
Засыпая, шаришь, ищешь
Руку бабушки в потемках.

Птицей пролетело детство,
Молнией сверкнула юность.
Жизнь для каждого своею
Стороною обернулась.

Уж не вижу лиц любимых,
За столом, за общей чашей.
Со стены лишь смотрят строго
Папа, бабушка, Любаша.
Лица русские простые,
И одежда без затей.
Тихо сердце боль сжимает
Преждевременных потерь.
            _______
МОЯ ДЕРЕВЕНЬКА
Моя деревенька Рязанская,
Воспетая в прозе в стихах!
Как вспомню тебя, незабвенная -
Душа воспарит в небесах!

Смотреть если взглядом сторонним -
В тебе нет особой красы.
Но необъяснимое что-то
Играет на струнах души!

Вот тропинка, знакомая с детства
Давно заросла лопухом,
И реченька кажется уже,
Родник затянуло песком!

Рябины вокруг частокола
Стоят по ранжиру рядком.
С трудом узнаешь в крепком дубе,
Росток, что был раньше дубком!

А лес так приветливо машет
Ветвями березок и ив.
И нежность вдруг душу пронзает.
И сил возникает прилив!


Так хочется криком озвучить
Знакомые с детства места,
Чтоб в эхо певучем услышать
Подружек былых голоса.

На эхо нестройно ответит,
Что нет уже тех или той.
Старается лес успокоить,
Шурша не опавшей листвой.

Ну что ж, видно время настало
Живому итог подводить,
Бессмертия нет, все мы смертны.
И время не в силах щадить!
              ______
СНЫ ИЗ ДЕТСТВА
Что-то стал мне часто сниться
Тот заветный, милый край,
Где под песню жаворонка
Утром слышала "Вставай"!

Детство, юность, край родимый.
Нет милей воспоминанья!
В снах спишу  к тебе на встречу,
Как на первое свиданье!

По утоптанной тропинке
Босиком бегу к реке,
Где друзей веселый хохот
Раздается вдалеке!


Вот сейчас, за поворотом,
Где родник в реку впадал,
Из-под быстрых голых пяток
Брызнет радужный фонтан!

С ходу прыгаю в прохладу
Вёрды - речки голубой.
Крик восторга раздается
Над притихшею рекой!...

Вдруг тревожный звук-
Будильник начинает свой трезвон...
С сожаленьем выплываю
Из речных прохладных волн!

Долго сон не отпускает
Средь житейской суеты.
Снова хочется вернуться
В горы сладостной мечты!...

Детство, юность, даль без края.
Рожь повыше головы!
Я прошу - не умирая,
До конца во мне живи!
            _______
РЯЗАНСКОЙ ЖЕНЩИНЕ
Нечасто я пишу стихи,
Меня так редко посещает муза.
Хотелось чаще рифмовать
Слова рукою заскорузлой.


Я из посконных деревень
Её Величества Рязани,
Из тех забытых русских мест,
Там, где грибы растут с глазами.

Народный эпос наделил
Рязанцев странной красотой.
Косое пузо, нос картошкой –
Приметы прелести людской!

Но есть в рязанской красоте
Святая прелесть от природы,
Неуловима, как тепло
Улыбки трепетной Джоконды.

Не зря рязанку с древних лет
Зовут прекрасным словом «Лада»
Её неброская краса
Сравнима с чопорной Элладой.

Храни же, русская Земля,
Рязанки образ первозданной.
Издревле преданность её
Являлась грамотной охраной!
                ______

ОДА ЗЕМЛЕ
Русь родная, болью в сердце
Красота твоя запала.
Лес, поля, над дальним взгорьем
Туча дочку потеряла.

Чем быстрей проходят годы,
Тем виднее детства счастье!
Хорошо, что есть та ива,
Что укроет от ненастья.

Чей забытый, тихий шепот
В горе тягостном поможет.
Если ж сердце очерствело,
Снова душу растревожит.

Если ты шагать устанешь
По тернистому пути, -
Шаг замедли и со вздохом
Взор на землю обрати.

Ляг в перину разнотравья
Взором в небо устремлясь!
Ты почувствуешь, как сила
Снова в мускулы влилась.

В древности Антей изведал
Силу дивную Земли,
Как в сраженье обессилев,
Он припал к ее груди.

И Земля, жалея сына,
Что борьбу за правду вел,
Возвратила ему силы,
Чтоб победу он обрел.

Наши предки называли
Землю матерью своей.
И святое это имя
Мы храним до наших дней


11. ПРИРОДА И МЫ
СОПРИЧАСТНОСТЬ

АННА ИВАНОВНА
(имя изменено) — давняя знакомая «ладожцев», до недавнего времени — постоянно участвовала в качестве зрителя на мероприятиях ЛИТО «Ладога». После перенесённой травмы из дома выходить не может. Поддерживает жизненный настрой чтением и ведением дневника.
Birds and was-birds. Птицы и бывшие, как птицы.
(из последнего дневника)
У русских есть выражение «были и мы рысаками», у англичан тоже образный язык. Мне встретилось составное слово was-bird, которое можно перевести «была птицей». Не ходили, а летали и мы когда-то, теперь вот плетёмся, опираясь на трость, или, хуже того, передвигаемся с помощью ходунков. Не только в лес, в парк не дойти. Уже не первый год я обитаю только в квартире. Жизнь вижу через окно, слышу благодаря разным радиостанциям. Голоса их, музыка «Орфея», «Релакс» – это фон моего существования, и, конечно, благодатные телефонные звонки моих пожилых приятельниц was-birds. А для самоконтроля существуют дневниковые записи и пока ещё возможность читать книги. Если нельзя выбраться на природу, почему бы не приблизить её к себе? Поэтому не первую зиму я подкармливаю на подоконнике синиц.
Просыпаюсь от птичьего щебетания и посвиста. Утро серенькое сегодня: осень, самый конец октября. Птичий корм готов с вечера, раздавила семечки подсолнечника. Выкладываю их длинной полоской прямо на жесть подоконника. Прошлой зимой высыпала их кучкой. Они лежали тёмным пятном, как сердцевина подсолнечника. Заметила, что птахи таскают в клюве по одной семянке, улетают с ней на ветки дерева или кустов и там расклёвывают. Когда эта красивая, нарядная птичка выбирает семечку, другие держатся на небольшом расстоянии, дожидаются, выглядит, как очередь. Этой осенью я сообразила, как удлинить ручку ложки, которой высыпаю семена. Теперь они располагаются лентой примерно шестьдесят сантиметров в длину. Благодаря «новой технологии», две-три птахи, не мешая друг другу, могут клевать одновременно. У всех биологических видов есть расстояние допустимой близости. Это люди упакованы в метро, как сельди в банке, а птицы не допускают такого. Даже прилетающий воробьишка теперь не мешает. Процесс растаскивания семечек ускорился. Хорошо! После холодной ночи птицы проголодались. И мне удобно, так как приходится стоять у окна на страже и отгонять голубя. Он, как пылесос, мгновенно поглощает всё, стоит только отойти, оставит синиц без завтрака. Наблюдая, можно заметить индивидуальное поведение птиц. Одна птаха тут же, на подоконнике, подкладывает семечку клювом под лапку, придерживает её и расклёвывает. Все остальные, чтобы проделать эту процедуру, летят к берёзе или в кусты сирени, а затем возвращаются на подоконник. Такие полёты туда-сюда (to and fro) с высоты пятого этажа до кустов на земле, наверно, отнимают силы. А в морозные дни особенно важно сохранить энергию, даже защищая тельце пуховичком.
To and fro (туда-сюда) несколько раз встречала в тексте «The war of the world» («Война миров» Герберта Уэллса). Книга досталась случайно. Перевожу, конечно, со словарём. В предисловии отмечено достоинство её – богатый язык Уэллса. Я это заметила тоже! Приходится очень-очень часто залезать в 70-тысячный словарь, маленького не хватает для перевода. Уэллс использует даже устаревшие слова. English – один из вариантов моей борьбы со склерозом (даёт о себе знать, заторможенность есть) и профилактика депрессии.
За час полоску семян птахи растаскивают, остаётся немного в кормушке, которую сделала добрейшая Лола И. из большого баллона для воды. Доставала кормушку через балкон, моим бескрылым приятельницам тяжеловато подниматься на пятый этаж, поэтому пользуемся итальянско-луговским способом. Видела в фильме, как в узкой улочке старого итальянского города поднимали на этаж продукты молочника. Где-то читала, что итальянцы по характеру – вариант оптимистичного русского и наоборот. Не удивительно, что одинаковые мысли приходят в голову в аналогичной обстановке. На верёвке с пятого этажа спускаю корзинку или пакет, а потом с благодарностью поднимаю подношения. Боюсь, надоела я со своими недомоганиями, да и приятельницы стареют. В бытность мою сотрудницей изотопной лаборатории Лола И. была инженером по технике безопасности института, контролировала в какой-то мере наши заявки на изотопные материалы и работу с ними. Тогда не могла представить, что нас объединят совсем другие обстоятельства. Хотя и не трудно было допустить такие события: старость и её последствия неизбежны, а место жительства меняют редко. В этом отношении мы отличаемся от птиц. Стая наша was-birds редеет, уходят знакомые и близкие, похожие и разные. Остаются грусть и воспоминания. Но Лола И. – бабушка троих внуков, и сейчас подвижна, активна, сохранила завидную копну волос на голове.
Среди маленькой стаи знакомых синичек заметила ещё одну, особенную. Надо сказать, что у птиц с гетерогаметным полом (с XY хромосомами) являются самочки, вероятно, поэтому они могут быть агрессивными. Одна такая раскрывает крылья и бесстрашно надвигается на собратьев, захватывая пространство с кормом. Эта тоже догадалась не летать to and fro, а расклёвывать семечку на подоконнике. Воробьи и снегири кормятся там же, где лежит корм, оставляют после себя шелуху от семечек. То, что птицы получают давленые семечки, сберегает их силы. В местной газете была заметка орнитолога на эту тему, и Марина Олигер советовала так же делать. Её в свою очередь научил отец-биолог. У раздавленной, надтреснутой семянки птахи легко раскрывают плотную оболочку. Синички – птицы насекомоядные, не очень приспособлен их клюв к подсолнечнику.
Подоконник опустел, осталось немного семян в кормушке. Скоро 8.30 и «запоёт другая птица» – Доренко Сергей Леонидович. Голос, его речь – образец звучания мужского сангвиника. Голос этот бродит по утрам. Взгляды его не всегда разделяю. Он – представитель того общества, к которому я не принадлежу. О нём отзываются: «яркий журналист». Конечно, он эрудирован, наверно, не один диплом имеет. Слушаю с интересом его и всю его разнообразную группу: журналистов-коллег, приглашённых знатоков-профессионалов, представителей слушательской аудитории. Они активны, образованы, успешны, независимы в своих высказываниях. Восхищаюсь Гургеном, Михаилом. Аудитория этой радиостанции – мужчины в хороших авто, оказавшиеся в московских пробках. И, конечно, не стоит забывать о газпроме…
За окном дождичек сменился мокрым снегом. Сегодня 30 октября. На деревьях кое-где листва, горизонт пёстрый, зелёно-рыжий, просматривается сквозь туманную дымку. А по радийному голосованию слышу, что Катю Гордон побивает Ксюша Собчак. Эти – свидетельство начавшегося процесса выдвижения кандидатов в президенты. Ещё те птицы высокого полёта… Если послушать их перебранку, то выборы превращаются в цирк. Мокрый снег продолжает валить. Сквозь пелену его вижу на липе «сороку-белобоку, длинный хвост». Крупная птица. Клюёт семена или насекомых нашла. Насекомые даже зимой присутствуют. Марина Олигер говорила, что они прячутся в коре, но птицы их могут обнаружить. Крыши побелели от снега, небосвод серый. Горизонт приблизился. Марины Ивановны нет уже полгода. По аспирантуре её предмет – энтомология. Когда-то встречались на общеинститутских мероприятиях. Ближе познакомились в старости. Место знакомств моих в этом возрасте – парк. У неё был замечательный пёс Трезорка, которого она там выгуливала. Пёс симпатичный и умный. Я даже посвятила ему стихи. Марина любила природу и музыку, особенно, Шопена, была спорщицей, критична. Она тоже придавала бодрости моему существованию. А синички? Может, завтрак на подоконнике – единственное, что им достанется в этот осенний день. Мои приятельницы тоже все по домам в такую погоду. В 16 часов уже сумерки, но посвисты синичек ещё слышны, где-то рядом. Илюшу-школьника просила выяснить в интернете, где птицы проводят ночь. Гнёзда птицы строят для выращивания птенцов. А зимой где синички ночуют? Как воробьи стайкой в кустах? Или как галки, на деревьях? Нет ответа, Илюшу птицы не интересуют. Я думаю, где-то рядом прозябают, потому что, как только светает, они уже снуют, клюют рассыпанный корм. Сейчас они кругленькие, откормленные этим прохладным летом.
Снова утро возле окна, время 6.50. Первой прилетела совсем малышка, наверно, произведение этого лета. Утащила семянку с кормушки. На сером подоконнике они ещё не очень заметны, а на кормушке, припорошённой снегом, чёрные семечки контрастны. Ветер, да ещё пятый этаж, высоко и усилий требуется много. А вот сразу две птахи одновременно сидят возле корма и заправляются, не улетая, как обычно. Семянка прижата лапкой, удобно расклёвывать. Если бы все так сообразили. Воробьишки появились, два уже дерутся, у них внутривидовые разногласия. Синички в это время быстро растаскивают семечки. Голод и холод заставляют побороть страх и неудобства. Две недели назад нельзя было увидеть их рядом. Сидел воробей и никого не подпускал.
Пока птицы кормятся, часто вижу: по асфальтовой дорожке крупный мужчина выгуливает мелкого пёсика, ведёт его куда-то. Идут они, соединённые цепочкой, пёс впереди, тянет хозяина. Когда возвращаются, хозяин несёт питомца на руках, экономит своё время. Выглядят они забавно. На днях читала рассказ японского писателя Танидзаки о взаимной привязанности кошки Лили и её хозяина. Но это не нравилось жене японца. Кошку отнесли в дом в другом районе, но она вернулась к удивлению и радости хозяина. Каким-то образом она запомнила дорогу. Книги мне приносит местный библиотекарь Татьяна А., через месяц она может выйти на пенсию, возраст подошёл. Выглядит очень молодо, красивая, доброжелательная. Изредка делимся впечатлениями от сообщества крылатых. Живёт она в своём доме возле Раздерихи. Симпатизирует растениям и птицам. К её кормушке прилетают птицы из леса. В прошлую зиму она видела у себя чёрных дроздов. Это западно-европейский вид. Пожилой сосед ей сказал, что птицы путают маршрут, их сбивает меняющийся наклон земной оси, и климат, вроде, теплее становится. Но вот вторую осень снег выпадает рано.
За окном снова ветер. Особенно раскачиваются тонкие ветки берёз. Снег с них спадает. А каштаны стоят упрямо, почти не шевелятся. Их ветки белые, толстые, и архитектура дерева другая. Там снег сохранился, белеет. Прилетел голубь, не позволила сесть на подоконник. У него, по сравнению с синичками, огромные возможности найти корм. Было сказано, что при глобальной катастрофе выживают из растений – одуванчики, из животных – крысы, из птиц – голубь. В отношении растений возможна ошибка, очень агрессивен борщевик. А пока до глобального финала надо поддержать видовое разнообразие птиц Подмосковья. На политическом языке подоконник – зона моей ответственности. Птахи уже растащили семечки, теперь до завтрашнего рассвета, хотя и днём изредка прилетают. Возможно, у них есть разведчик, они тоже контролируют ситуацию. Спрашивала у Марины Олигер: «Чем же питаются птицы, если на ветках снег?» Оказывается, что с нижней стороны ветвей, где снега нет, можно найти насекомых. Ночью будет –4 по С. Готовлю семена, чтобы к утру было, что выложить. Занятие прерывает телефонный звонок. Узнаю голос Дины И.. Были вместе в отделении травматологии. Сообщает, что ей сделали операцию на тазобедренном суставе. По квоте сделали. Значит, бесплатно. Уже несколько месяцев прошло, но болит спина и нога. Звонит из того же отделения, лежит на обследовании. Возмущается медициной: «Не должно болеть, операцию сделали». Дина И. – тоже was-bird. В прошлом она медик, активна даже сейчас, всего добивается. А старичок её – бывший милиционер, очень тихий, скромный еврей. Работали они где-то в глуши, в Сибири, сюда приехали к детям. Дина И. дала мне почитать мини-книжечку свою. Оказалось, это молитвы, ею сочинённые, очень ритмичные. Я говорю: «Так это же стихи к Богу». Так и познакомились. Звонила, узнать мои успехи, вдруг хожу. Она передвигается с палочкой. У них в Крыму дачка, совсем в диком месте, но море рядом. Хотят продать, а покупателей нет. Детям – не нужна, а самим теперь добираться тяжело. Обычно отправляется туда весной старик. Он еле ходит. В отличие от неё – тих, это вариант смиренно доживающего пенсионера. Звонила мне в надежде, что я могу составить компанию на лето. Дед, видимо, сдаёт. Ну, а я? Где уж мне?.. Ходунки два года не выпускаю из рук, прошла через ощущения разнообразных видов боли, беден мой язык, чтобы описать их. И с литературой медицинской не знакома, не позаимствовать из диапазона их определений. У птахи, волнистого попугайчика, который обитал у меня в квартире пятнадцать лет, под старость болела лапка. Какой-нибудь артрит, артроз, но большие перелёты делал. В животном мире болезни суставов похожи. Где-то читала, что у сороконожки суставы тоже не всегда здоровы. Многовато – сорок ножек больных! Но, возможно, нервная система у них по упрощённому типу. Мы – более сложные животные и биороботы. Когда и кем запрограммированы? Или это «случай – бог – изобретатель» не подвёл? Эту последнюю строчку стихотворения Пушкина, которое служило эпиграфом к передаче «Очевидное-невероятное», исключали очень долго. Атеистическое государство не соглашалось с точкой зрения – «случай – бог – изобретатель»? Капицы нет, ушёл, есть Ren с Игорем Прокопенко, который издаёт книги, как кухарка печёт блины. По-моему в книгах и передачах есть лишнее, вообще не доказанное, но зато «гроши е».
У большинства was-birds (не хочется говорить «доживающих», как именуют нас в статистике) наблюдается заторможенность. Я, например, далеко не сразу могу вспомнить отдельные фамилии авторов, актёров. И не удивительно: разговаривать не с кем. Фамилия актёра или писателя может не попадать в моё сознание год или более. Зачем мозгу хранить всю информацию? Прочитала в течение жизни кучу книг, разных учебников. Неужели всё это у кого-то хранится в долговременной памяти? Зачем мозгу такое бремя? Сухой остаток от всего этого должен быть, чтобы не утонуть в наступающем средневековье. В прошлом моя сослуживица со страхом говорила о склерозе, деменции. Вот от этих природных каверз я пыталась спастись с помощью стихов и English. Когда-то сдавала аспирантский экзамен Криндачу и без словаря читала шестисот страничный учебник по физиологии растений. Потом как сотрудник лаборатории переводила статьи по своей тематике. Заведующий изотопной лаборатории из командировки в МАГАТЭ привёз новые материалы. Разрешил переводить в рабочее время. Целую книгу перевела. Сделала обзор. Его опубликовали в «Агрохимии». Но после выхода на пенсию имела глупость всё забыть. Начинать пришлось с нуля, да ещё возрастные помехи. Но стараюсь. Бушующий склероз опасен. Мои знакомые и приятельницы спасаются от него чтением книг, разгадывают кроссворды, творчески работают на огороде, используют прогулки в любое время года. Кое-кто на первое место ставит фармахимию. Но все борются! Из тех далёких материалов МАГАТЭ узнала, что есть такой исследователь в Новой Зеландии – Vallis. Наши эксперименты оказались близки по теме. Очень хотелось мне поговорить с ним. Но как? В самом начале аспирантуры я зашла из любопытства в справочный кабинет библиотеки ВАСХНИЛ. По имеющимся там данным нашла двадцать адресов исследователей, направление работ которых меня заинтересовало. В письме (2-3 фразы на английском) просила прислать мне, аспирантке, оттиски их статей. И мне ответили. Я получила 19 конвертов! Отправляла письма с Московского Главпочтамта. Каким-то образом об этом узнали, состоялся разговор , и было сказано: «Больше так не поступайте». Завлаб на мой рассказ и вопрос «что же делать» задумался: «По межбиблиотечному обмену можно, вероятно, послать статью». Я ничего не стала делать. Жив ли он сейчас, этот Vallis – человек из параллельного мира? Интересно знать, как там доживают бывшие научные сотрудники. Новая Зеландия – островная страна, красоты необыкновенной! Вокруг меня всё старое. Словарь англо-русский совсем растрепался. С его помощью и биологического я переводила материалы конгресса по рапсу. Как ни смешно, но пыталась убежать от склероза и таким способом. Много перевела. Оказалось, все китайские работы по селекции сопровождаются генетическими исследованиями. Из-за этого пришлось, да и заинтересовало, почитать книги по генетике. У меня есть тройка почти раритетных книг, касающихся генетики. Одна из них «Структура и функция клетки» со статьёй Крика «Генетический код», того самого Крика, который с Джеймсом Уотсоном выяснили строение ДНК. Как-то разбирая уже остатки бумажного хлама, записных книжек, наткнулась в одной из них на запись о лекции, которую у нас в институте читал Жорес Медведев. Если бы не коротенькая заметка в дневнике аспирантки, я и не вспомнила бы об этом. А слушали тогда его с энтузиазмом. Заходил он даже в лабораторию. Потом три тома современной генетики дала мне почитать Валентина Тимофеевна из своей личной библиотеки. Авторы – американские учёные. По своей привычке, теперь нелепой, сделала выписки. Генетика сейчас так стремительно развивается! Наши научные руководители считали её лженаукой. Теперь догонять трудно. В моём старом словаре иностранных слов можно прочитать, что представления о генах являются плодом метафизики и идеализма. Джеймс Уотсон приезжал в Москву года два тому назад. В большой Академии слушали его лекцию о структуре ДНК, подарили ему золотую копию Нобелевской медали. Оригинал он продал, чтобы продолжить исследования. И так бывает! Сейчас он тоже was-bird. Я хотела послушать, почитать эту лекцию. В интернете она есть, но всем, к кому я обращалась с просьбой, не до неё, не до меня. А жаль, это предмет культуры. Такие моменты обогащают жизнь. В этом веке генетика – основное направление в биологии.
Моё «нововведение» в подкормке птиц позволяет сразу нескольким птахам, не мешая друг другу, таскать семечки. Но какая-то особь всё-таки рвётся прогнать тех, кто ей даже не мешает. Когда она улетает, две другие работают спокойно, они не агрессивны. Есть ли у них иерархия? В генетике иерархия это последовательность, а в социуме – подчинение. Птахи иногда просто сидят, осматривают пространство с пятого этажа. Созерцают?! Тогда я вижу красивую спинку, на ней ближе к хвостику виден знак V, трёхкратно повторённый. Это похоже на элемент татуировки мужчин племени маори в Новой Зеландии. Знак свидетельствует, что у мужчины маори – три сына. Иногда, если семечки кончились, синички заглядывают в окно. Тогда вижу желтоватое пузечко с чёрной полоской посередине – галстук до лапок. Марина Олигер говорила, что у самочек полоска уже.
А мы, старые «птицы», обрели морщины на лицах, потеряли косы и шевелюры, теряем массу тела, высыхаем, ломаем, разбиваем кости по причине остеопороза – вымывания кальция из них. Но благодаря рукам своим и великолепному изобретению – ходункам, передвигаюсь хотя бы по квартире. «Великолепный» – это слово от Г.В. – тоже was-bird. Она часто его употребляет. Это человек с организаторскими способностями. У неё полдома, огород. Содержать дом старой женщине очень трудно: то газовый котёл менять надо, то обшить дом сайдингом, то ворота подправить. В доме чисто. Каждое лето что-то подновляет. Сын живёт далеко, она самостоятельна. Молодая, я думаю, была красива – светло-русая, голубоглазая, улыбка открытая. После «перестройки» (то ли переворота), чтобы выжить, она держала козу. Вначале работала в школе. «Эта работа не по мне оказалась» – объяснила она. Знаю, что была она экскурсоводом, по Москве или Кремлю? Вспомнила случай, который она рассказала. Тексты экскурсионных сообщений утверждались и контролировались, отсебятины не допускалось. То ли она, то ли другая, говоря о Ленине и показывая на окна, где они жили с Крупской, сказала, что это их тёплое гнёздышко. Начальству передали эту лирическую деталь, и было строгое внушение: «Ещё одно тёплое гнёздышко и придётся искать другую работу». В доме у Галины В. полно репродукций картин разных художников. Есть даже оригиналы, местный художник подарил. С ней мы бывали в Музее изобразительных искусств имени Пушкина. Почему – не Цветаева? Там она чувствовала себя более свободно, чем я, т.е. бывала чаще, до пенсии. Сейчас в Москву уже не выбраться. Добились, чтобы администрация поставила в той части улицы, где она живёт, стенд для объявлений, сообщений. На день Победы и другие дни памяти об отечественной войне она оформляет газету с заметками с фотографиями на эту тему. Такая вот Галина В.! Её лицо, улыбку вспоминаю каждый раз, когда смотрю фильм о Иегуди Менухине, уже старике. Галина В. не соглашается на сходство. Есть у неё небольшой коллектив бабушек. Они помогают друг другу. Птицы их не интересуют, все они кошатницы. Но птицы по-соседски живут в их садах. Мои птахи сегодня быстро насытились, семечки остались. День выдался солнечный, с плюсовой температурой, а пока снег на земле и на крышах. Нет, снова прилетели! А я караулю голубя. Надо его отучить, чтобы не мешал мелким. В это время слышу Доренко, говорит о байкерах, которые куда-то мчатся. Мне бы до парка дойти! Доренко полезен по утрам: голос его бодр, словарный запас богат, речь образна. Доренко – сангвиник и весёлый человек, о ком-то (или о себе) сказал с украинским акцентом: «Уютный дядько!» Но, оказывается, не всегда и не всем. Приятельницам моим он не нравится. «Вульгарен» — говорит Алла В., Галина В. сомневается в его искренности. Днём Алла В. слушает Сатановского, а ночью и она, и я – «Звезду». Сколько книг они прочитали: всю старую классику, «Доктор Живаго», «Берингов тоннель», узнала Власа Дорошевича, даже Лейкин оказался современен. Бывшие «как птицы» не лишены интереса к политике, тем более, что она влияет на нашу жизнь через постоянно растущие платежи ЖКХ, пенсии, цены и качество продуктов. Санкции заметили.
О! Прилетел снегирь, красавец! Прошлой зимой целой стаей появлялись, пугая синиц. Радио сообщило, что в Москву прилетели снегири. Вот доказательство. Он, как воробьи, на месте оприходует подсолнечник. От прошлой зимы осталась целая банка. Это вклад в экологию Луговой Ольги И.. Птицам она принесла большущий пакет, а мне в больницу – ходунки. Ольга И. самая подвижная, активная из моих знакомых. Она залетает далеко, за рубежи России, в Европу, может и дальше. Сейчас она с экскурсионной группой – в Израиле. У неё благополучная семья, дети, муж с головой. В отличие от меня, с комплексом неполноценности с детских лет, она с характером сильным, ей присуще самоуважение. Сели два голубя. Не зря караулю. Голуби этого года – скромные, пугливые. Прошлой зимой они не всегда реагировали на мой стук по стеклу, продолжали клевать, приходилось открывать створку окна, тогда они улетали.
Старики страдают от отсутствия общения. Газета «Лобня» писала, что каждый четвёртый, доживающий век – одинок. У кого-то дети или другие родственники живут далеко, некоторые не в состоянии помогать или погибли в результате ЧП. Работающие люди не располагают временем, а иногда и сил нет, чтобы общаться со стариками. Когда я звоню приятельницам, они оживляются, рады, что вспомнили о них. Но когда самочувствие совсем плохое, и Галина С., и Наталья Б. кладут трубку: «Не могу говорить». И со мной такое бывало. Участие в нашей жизни службы соцзащиты – действенная помощь, хотя и не может заменить мои ноги. В Луговой, как микрорайоне Лобни, работают четыре женщины, которые делают закупки продуктов и лекарств, оплачивают счета. Очень нужна и другая помощь. Я готова оплатить услугу, но желающих подработать нет или я не знаю. Мне необходимы некоторые работы по дому, например, с окнами, в ванной, в туалете. Государство хорошо организовало службу электриков (а может, это удачный деловой бизнес?). Вызывала, помогают. Замечательно!
Один образованный человек пытался заменить слово «одиночество» на «уединение». Да, можно, но не в состоянии физической беспомощности. Одиночество бывает и вдвоём, и в коллективе. Это разногласия во взглядах, интересах. А для старого человека это ощущение покинутости. Вышибли из жизни! Это почувствовала после сокращения из института. Да ещё без материальной поддержки. Пенсия научного сотрудника в 90-е годы была на уровне прожиточного минимума, т.е. на грани биологического выживания. Рабочие руки тогда не нужны были. По-моему, только с 2001 года пенсию стали начислять с полной зарплаты, а не с условного потолка в 100 рублей. Благодаря высоким нефтяным ценам и социальной политике Путина, пенсии стали постепенно повышать.
Стариков морально поддерживает позитивная информация, книги, фильмы, общение. А меня ещё, как ни странно, собственная глупость. Я, как кузнечик, не вполне осознавала тяжесть моего положения, пытаясь существовать, скрашивая серость быта музыкой, книгами, был интерес к информации радиостанций. Журналисты отличались друг от друга и по форме выражения мысли, различным оказывалось содержание сообщения, интерпретация. Это была замена утерянного общения в коллективе. Думаю, большую роль в сопротивляемости невзгодам играет негативный жизненный опыт – тяжёлые военные и послевоенные годы. Люди были не избалованы комфортом. Основным содержанием жизни был труд. Меня в старости ещё выручает темперамент почти флегматика, упорство без истерии и агрессии. И сохранившаяся жадность в познании мира! Познавательный инстинкт спасает многих. Кроме науки, из которой я была изгнана, существовал огромный мир искусства – музыка, изобразительное искусство, прикладные виды творчества. Какие-то, хоть и ограниченные возможности для самореализации были, но в старости доступность мира культуры ограничивается потерей слуха, зрения и другими физическими недомоганиями. Остаётся уповать на психическое здоровье и волю, может это подскажет вариант приемлемого существования. Воля – главное условие выживания. Пока есть интерес к жизни и воля, будем хотя бы was-birds. Некоторых, благополучных в прошлом, поддерживает масса позитивных воспоминаний. У Евгении Т. было много фотографий, в том числе пляжных, с различных курортов. Они её согревали в старости. И ещё она любила стихи. Иногда на прогулке в парке она читала их. Мне это очень нравилось. Кто-то обходится стареньким телевизором, даже имея деньги на покупку нового. Торговля сейчас никого не удивляет обманом, старикам чаще всего достаётся брак. Сделать покупку – не значит приобрести полезную вещь. Когда-то давно в молодые годы мне нравились рассказы Феликса Кривина. Это маленькие истории о самых обычных вещах. Стиль изложения, добросердечие напоминали рассказы Константина Паустовского и владимирского писателя Солоухина. Кривин жил тогда в Закарпатье. Потом исчез из поля зрения. Всё время отнимала работа. Сейчас иногда сомневаюсь, не напрасно ли уделяла так много времени службе. Ничего не дала мне такая преданность – ни квартиры, ни садового участка. Романтики – дураки, непрактичные люди. Как сказал врач-хирург: «Сама виновата!». Это он неправильно сложил мне поломанную руку, по молодости, по неопытности, равнодушию. Удобная позиция – «сама виновата»! Он надеется, что старость его будет без приключений!
Сегодня хороший день – редкое событие в октябре. Вижу, как солнце медленно выкатывается из-за горизонта на фоне переплетений конструкций Шуховской башни. По типовому проекту их поставили 15, но это было так давно, возможно, что Луговская уцелела чудом. Небосвод расцвечен зарёй в розовые тона, облака по горизонту на юге и востоке тоже розовые. На розовом фоне темнеют стволы и ветви деревьев. Слышен шум электрички. На подоконнике завтракают птицы. Одна совсем малышка. У неё даже шапочка не чёрная, как у всех, а тёмно-серая с голубоватым окрасом. Эта птаха всегда садится в левый угол, берёт семечку, когда другие уже улетели. Скромная, пугливая, старая? Солнце из оранжево-красного превращается в ярко-белый шар на горизонте. Он слепит глаза. Просветы между облаками голубые, напоминают о лете. На земле и крышах снежок, но асфальт уже серый, колёса машин растопили снег. Сегодня пятница. В 17.30 трансляция конкурса «Большая опера». Алла В. тоже собиралась слушать. Конкурсанты молодые, красивые, талантливые. Слушать из – одно удовольствие. Жюри строгое. В этом году, кроме Бертмана, все иностранцы. Синхронный перевод. В безупречной для нас красоте звучания они находят ошибки, но большинство участников телепоказа получают признание, достойны восхищения.
Солнце совсем выкатилось из-за горизонта, а на подоконнике появился голубь. Просыпается он позднее синиц, когда основную часть корма они растащили. Бабушка Лида, соседка по подъезду, приучила голубей, сыплет им пшено, овсянку под своим окном. Вот они и караулят на ветках. Шар-Солнце поднимается быстро. Смотреть на него уже нельзя. На шторе тень птахи то появляется, то исчезает. Слышно, как недалеко попискивают снегири. Песенка у них более, чем скромная, просыпаются они тоже позднее синиц, выдерживают близость друг от друга, хотя часто дерутся. Синички предпочитают держаться на большом расстоянии, теснота их пугает. В отличие от нас, голова у них не кружится, носятся вверх-вниз, в стороны, движения быстрые, резкие. Лола И. стала жаловаться на головокружение, занялась разного рода обследованиями, в том числе МРТ. В советское время вклад медицины в здоровье составлял 10%. Сейчас, думаю, и того меньше. Лола И. тоже подкармливает мелких птиц, но главное для неё – кот. Большинство бабушек держат кошек. Надо же кого-то опекать, баловать, проявлять душевную заботу. Тем более, она не безответна. Многие пенсионеры кормят бездомных кошек, собак. Почти немощные was-birds помогают ещё более слабым.
В это утро птахи проснулись раньше меня, будят шорохом своих лапок о жесть подоконника, насвистывают. Одна малюсенькая, чуть ли не с грецкий орех. С земли они кажутся крупнее. Спрашивала об этом у Марины. Сказала: «Так они же 20 грамм весят. Конечно, маленькие, а красивые!»
Иногда просыпаюсь от сновидения. Мои редкие сновидения отражают те чувства, которые занимали сознание днём, картины другие, а настроение то же – утрата, смятение от невозможности сделать что-то самой. В молодости сны тоже будили по утрам, минут за пять до звонка будильника. Заставляли подняться на работу сны-картины, будил не звук, а именно образный сюжет: как-то захожу в церковь. Она разрушена, под ногами битый кирпич, окна высоко, сумеречно, на стенах цветные пятна – остатки фресок. Охватывает беспокойство. Говорю Нине Касаткиной: «Уйдём, рухнуть может!» и просыпаюсь… Картина разрушенной церкви хранилась в памяти с детства, и с Ниной Дмитриевной мы работали вместе десятка два лет тому назад. Как это удерживает мозг? Почему? Во сне звучание слов редко, но слышу. Это вызывает раздражение, не понятно появление слов. Почему не органическая химия или учебник по геодезии, которые были прочитаны? Савельев Сергей Вячеславович, автор книг о работе мозга, говорит о случайных связях синапсов, поэтому не найти не найти алгоритм работы мозга. Опять – случай-изобретатель? И почему Савельев не говорит о том, что эта та ситуация, когда включаются свойства big-data, т.е. вероятен переход количества в качество, развиваются новые свойства? Кроме умного Сергея Вячеславовича, хочется ещё кого-то послушать, тоже профессионала – Константина Анохина, например, и, конечно, генетиков.
У птах появилась ещё одна «личность». Синица стоит на лапах на ребре стены, где начинается оконная рама, тельце под 90 градусов к стене. Лапки цепкие и несколько длиннее, чем у других. Это она приподнимается, вытягивается и заглядывает через стекло. Прошлой зимой один оригинал придумал, чтобы не летать туда-сюда, положил семечку в щель между штапиком и стеклом (рамы старые), так и расклёвывал. Я воспринимала как стук в окно. Подошла и увидела, в чём дело. Мороз был минус тридцать, это он заставил синицу соображать. Когда птаха заглядывает в квартиру, видна её грудка: у синички – жёлтенькая с полосой, у воробья – однотонно-серая, и на спинке и крыльях – разных оттенков коричневые пятнышки.
Уже ноябрь начался. Утро раннее. Начинают освещаться окна, просыпаются научные сотрудники. Прямоугольник институтского здания серый, окна темны, на некоторых окнах блики от фонарей. Можно изобразить его в стиле супрематизма. Одна геометрия или найти политический подтекст? Все окна нижнего этажа обрешечены. В первые годы перестройки был разгул свободы, таким вот образом ограничивали некоторые вольности. В это время финансово грамотные особи приватизировали национальную собственность через ими же узаконенные залоговые аукционы и другие талантливые операции. Чёрные и красные квадраты-прямоугольники – символы революционного искусства. В природе редки чёткие геометрические фигуры.
Растения тянутся к свету. Солнце – автор их форм. Направление такое, чтобы каждый листочек мог получить солнечный свет. Большинство форм животного и растительного мира прошли эволюционный отбор, они эффективны и служат защите. Моё стояние у окна во время завтрака птиц – это своего рода посещение музея, картины природы сложнее, разнообразнее, они динамично меняются, восприятие их эмоциональнее.
В эти утренние часы намечаю позвонить своим приятельницам. Мы знакомы давно. Старость нас сблизила, их звонки с вопросом «жива?» – огромная поддержка. Пугаюсь, когда телефон барахлит. Читаю им мои стихи. А мои соседи тоже не безразличными оказались. Не зря у русских есть поговорка: «Мир не без добрых людей». Но есть и другая – «В семье не без урода».
Скоро мои приятельницы тоже будут was-birds, а пока заняты общественной работой. Антонина И. опекает инвалидов. Анна А. рулит местным отделением союза пенсионеров. До того, как безвылазно осесть в квартире, вместе с ними я ходила по выставкам, в музеи, на концерты, слушали беседы врачей на темы поддержания здоровья.
Круг нас, стареющих людей, редеет, но ещё не мал, как оказалось. Сейчас – глубокая осень. А впереди – Зима,  суровый экзамен и для крылатых, и для нас – бескрылых, бывших когда-то, как птицы.  Какой она будет, эта Зима? Выдержим ли?

13. ПРОЗАИЧЕСКИЕ НАБРОСКИ

ВЛАДИМИР ОСТРИКОВ

МЕРЗАВЕЦ
               
Ливни несколько дней хлестали измученную, истерзанную землю. По небу проплывали чёрные, зловещие тучи, и казалось, им нет конца. Лошади измучились и тащили повозку, скользя и спотыкаясь на каждом метре дороги. Кучер напоминал  мокрую, нахохлившуюся птицу, он уже не кричал грозным басом, не хлестал длинным кнутом лошадей, а угрюмо смотрел вперёд. Казалось, он устал не меньше них – прикрывшись мокрым воротником и, натянув плотнее кепку, он покачивался из стороны в сторону. Ещё не весь хмель вышел, а потому чувствовал он себя препогано.

- Барин, подлец! – проворчал он сквозь стиснутые зубы, - поднял ни свет, ни заря. – Вдруг лицо его оживилось, а замёрзшие губы начали сами собой вытягиваться, напоминая, однако, не радостную улыбку, а гримасу мертвеца.
- Барин, свет как будто! – прохрипел он, оборачиваясь назад.
- Болван! Сколько раз я приказывал тебе не называть меня этим деревенским именем! – послышалось из кареты, - Я граф, понял? Ваше сиятельство. А ну, повтори!
- Ва-ваше сиятельство, - произнёс кучер, стуча зубами.
- Ты, мошенник, давал овса коням? Что-то они еле тащятся.
- Давал, барин, - соврал кучер, втягивая голову в плечи, словно ожидая удара.
- Тьфу ты, прости господи – опять за своё: «барин, барин»! Дурак ты, братец, однако.
- Вам виднее…, - покорно согласился кучер.

Лошади стали, уткнувшись мордами в деревянный гнилой забор.
«Куда же это меня занесло?» - с интересом подумал Пётр Иванович, а именно так звали главного героя. – Ну, чего сидишь? Стучись! – раздражённо крикнул он кучеру, который, видимо, не очень хотел опускаться в жидкую грязь.
Двор наполнился грозным лаем, который, приближаясь, возрастал с каждой секундой. Лошади захрапели.
- Чтоб их черти взяли! – выругался Пётр Иванович. Тут его внимание было привлечено к странному предмету. На секунду ему показалось, что предмет этот движется в его сторону.
- Эй, ты! – крикнул граф в темноту, - Поди сюда!

Силуэт человека приблизился, и граф, изумлённо взглянув в открытое окно кареты, отшатнулся назад. То, что он увидел, глубоко потрясло его. Перед ним стояло некое подобие человека: посиневшее, перепачканное грязью лицо незнакомца судорожно искривилось, тело прикрывало какое-то тряпьё, а голые ноги почти до колен утопали в дорожной грязи. Но больше всего графа поразило другое – это глаза человека. Тот смотрел прямо и… насмешливо.
- Слушаю Вас…, - ответил он спокойным, чистым голосом.
Пётр Иванович поднёс к губам платок:
- Кто здесь живёт? – спросил он.
- Это трактир, а стало быть, здесь живёт трактирщик с семейством, - ответил нищий.
- А как твоё имя? – неожиданно заинтересовался граф.
- Оно вам ничего не скажет…
- Отвечай, когда тебя спрашивают, болван! – взорвался Пётр Иванович, не терпевший, когда ему возражали.
- Я ещё раз повторю, - произнёс нищий, - моё имя вам ни о чём не говорит.
Вместо гнева на лице графа теперь было отражено крайнее удивление, - этот оборвыш был не только смел и дерзок, он был спокоен, и этого нельзя было не заметить.
- А сколько тебе лет, позволь узнать? – усмехнулся граф.
- Двадцать.

Ворота, наконец, открыли, и карета въехала во двор. Трактирщик был рассержен появлением позднего гостя, но как только граф вылез из кареты, настроение его тут же изменилось: урча приветственные слова и низко кланяясь, трактирщик попятился до порога и открыл дверь.
Не снимая грязных сапог, граф вошёл в комнаты и, подойдя к креслу, по-хозяйски в нём развалился.
- Что будем кушать-с? – наклонив голову, угодливо спросил трактирщик.
- Тащи всё, что есть, - лениво ответил граф.
Скоро на столе появились дымящиеся щи, маленький румяный поросёнок, осетрина, салаты и графин красного вина.
- Скажи, братец, - подобрел Пётр Иванович, - а что за человек у тебя под забором сидит?
- А-а-а, этот плут, бездельник этакий, - протянул трактирщик, почесав правый бок, - потому и сидит, что ночевал у меня три ночи, а заплатил за две!

- Ай-яй-яй! – сочувственно покачал головой граф.
- Ну вот, - продолжал трактирщик, вдохновлённый вниманием высокого гостя, - а я ему говорю, где ещё два рубля? А он – нету, и всё!
- Ох, и плут! – усмехнулся Пётр Иванович.
- А я давеча заметил, - заговорщицки закрыв один глаз, продолжал трактирщик, - будто прячет что-то под подушкой, мошенник.
- Да ну! – удивился граф.
- Именно, именно прячет! Ну, думаю, ежели деньги, то возьму причитающуюся мне сумму и верну назад. Да-да, именно назад, потому что чужого мне не надо!
- А за ночлег многовато дерёшь! – строгим голосом оборвал его граф.
- Э-э, так помилуйте, Ваше сиятельство, бельё-то изнашивается, да дрова вздорожали, ужасть!
- Ну ладно, ладно, пошутил я, продолжай…
- Так вот, - глубоко вздохнул трактирщик, - дождался-то я, пока он уснёт  и шасть под подушку – свёрток какой-то. Взял я его, а сам думаю, может ценное что, ну там документ какой, или ещё что-нибудь… А в свёртке – три толстых тетради, начал их читать, да скоро утомился, уж больно мелко они исписаны. Думаю, возьму их под залог, до возврата денег. Уж лучше они, чем ничего. А оборвыш как узнал о пропаже, как завопил утром! Отдай, и всё тут. Клялся всеми святыми, что отдаст деньги. Да не тут-то было! Я человек неглупый, недаром восьмой десяток лет землю топчу, говорю – принесёшь деньги, получишь назад свои бумаги. А ещё наложил на них процент, - сколько времени будет тянуть, настолько больше отдавать будет. Сутки идут по пятидесяти копеечек к тем двум рубликам. А мне-то что? Мне спешить не куда, процентики наплывают…

- Ну и сколько уже « наплыло»? – полюбопытствовал Пётр Иванович, отодвигая пустую тарелку и наливая себе вина.
- А это мы сейчас увидим, - произнёс трактирщик, открыв верхний ящик старинного узорчатого шкафа, - один, два, три, - бубнил он, намусолив карандаш, - … и того десять дней прошло, значит, он мне должен всего семь рублей!
- Ловко ты людей лопошишь, молодец! – похвалил его граф. – Постой, постой, так  ты говоришь, что прошло уже десять дней?!
- Так точно-с… - вновь оробел трактирщик.
- Это значит что выходит? Значит, он сидит у тебя под забором все эти десять дней? Ха-ха-ха! – засмеялся Пётр Иванович, вытирая руки белым, накрахмаленным покрывалом, - Ну, молодец, братец, насмешил! Но позволь узнать, что же содержится в тех самых тетрадях, из-за которых их владелец уже десять дней сидит в грязи под проливным дождём? Любопытно, любопытно…

- Вот, возьмите-с, - протянул ему трактирщик грязный, влажный свёрток.
- Разверни, дурак! – обиделся Пётр Иванович.
- Ах, да! – Извините-с…, - торопливо произнёс трактирщик, разворачивая свёрток. Перед графом лежали три толстых тетради. Но и на них он обнаружил грязь. С отвращением граф открыл первую из них и начал читать. Две тетради содержали в себе короткие новеллы, которые очень заинтересовали его, а также  рассказы и стихи. Третья тетрадь целиком состояла из неоконченной повести. Проходило время, а граф и не думал идти ложиться спать. Трактирщик несколько раз просил его идти «почивать», но каждый раз был немилостиво обруган.

- Ну, так что барин, закладывать?
Граф с недоумением посмотрел на вошедшего кучера, а затем в окно, видимо, что-то соображая:
- Да, пожалуй, пора. Закладывай, братец!
Кучер ушёл удивлённый тем, что не получил нагоняй за «барина». По лестнице в гостиную, громко зевая и почёсывая бока, спускался трактирщик. Увидев за столом одетого графа, курившего свою любимую трубку, а рядом с ним на столе тетради нищего, он приветливо заулыбался, обнажив ряд мелких, коричневых зубов, и с притворным изумлением и сочувствием на лице, произнёс:
- Ваше сиятельство, вы так и не ложились!
- Говоришь, семь рублей он тебе должен за свои тетради? – спросил Пётр Иванович, пуская дым в потолок.
- Прошу извинить-с за дерзость, не семь, а семь с полтиной, так как ещё одни сутки прошли-с…
- Ну, хорошо, хорошо, - поморщился Пётр Иванович, перелистывая тетради, а затем, к удивлению трактирщика, заботливо протерев их рукавом, - стало быть, любезнейший, я их покупаю!
- Как же это? – испугался трактирщик, - Товар-то не мой, в заклад покладен, да и проценты бегут…
- Десять червонцев даю, - перебил его граф, вновь раскуривая трубку.
- Э-э, но позвольте, как же я могу…
- А чего вы боитесь, голубчик? – искренне удивился граф, - Кто видел у этого оборванца его тетради, скажите мне? Да и кто поверит, что они принадлежат ему? Никто! Купив их сейчас, я скажу, что они принадлежат мне, понимаете? Мне и больше никому. Мало того, я скажу, будто именно я их написал!

- Я, конечно, понимаю…, - замялся трактирщик, - но вдруг проценты могут превысить названную вами сумму, и тогда я останусь в накладе. Нет, я рисковать не стану, я лучше подожду.
- Жди ты хоть десять лет, хоть двадцать! – воскликнул Пётр Иванович. – Но откуда этот нищий возьмёт сто рублей?! Бьюсь об заклад, что он никогда не видел таких денег!
- Может быть вы и правы, но возможно, что он получит неожиданное наследство, и тогда…
- Двести рублей!
- Видите ли, моя совесть…
- Триста! – закричал граф, безумно выпучив глаза, - за три тетради даю триста рублей!
- А позвольте узнать, что же такого особенного…
- Пятьсот! – выдохнул граф, закрывая глаза, - слышишь, мошенник? Даю пятьсот… Если не продашь, я дам оборванцу семь рублей, а сам куплю их у него за сотню!
- За семьсот готов уступить, - закивал головой трактирщик, потирая от удовольствия руки, - тем более, что выкушали вы у меня на добрую тридцатку…

- Что-о-о?! Да я сейчас их просто заберу у тебя и уеду!
- А я людей позову, - скромно заметил трактирщик, - вы меня не обижайте, ваше сиятельство, мы люди деревенские, вольные, а места у нас захолустные, тёмные… Сами понимаете, - в дороге всякое может произойти! Так что, или семьсот рубликов на стол, или товар останется при мне…
- Ну и нахал же ты! – восхищённо ответил Пётр Иванович.
- На том и стоим, - согласился трактирщик.
- Ну, хорошо, получай свои семьсот, и прощай!
- А может, чайку попьёте? – услужливо предложил трактирщик.
- Я лучше из лужи напьюсь, так будет дешевле, - выдохнул граф и, весело посмотрев на трактирщика, попрощался:
- Ну, бывай, мужичок!
Трактирщик с жадностью посмотрел на деньги и сгрёб их всей пятернёй, - Счастливого пути, ваше сиятельство, заезжайте ещё…

Хлопнув дверью, Пётр Иванович сошёл с крыльца и с ужасом посмотрел прямо перед собой. Во дворе стоял тот самый нищий и, заметив в руке графа свои тетради, заговорил дрожащим от волнения голосом:
- Прошу вас, сударь, верните мне мои тетради!
- Пш-шёл вон, скотина, - злобно прошипел Пётр Иванович, толкая нищего рукой и, проходя мимо, закричал: - Васька, карета готова?!
- Прошу вас, верните мне мои тетради…
Граф обернулся и в упор посмотрел на нищего:
- А кто тебе сказал, что они твои? – спросил он, скрывая усмешку притворным удивлением. – Вот что я тебе скажу, - заключил он, усаживаясь в карету, - поменьше болтай обо мне и об этих тетрадях, тебе же лучше будет!

Карета тронулась, а нищий стоял не двигаясь, крепко сжав кулаки. Его лицо пылало гневом и презрением, глаза расширились и потемнели. Но вот губы его зашевелились, и от них отделился едва различимый шёпот: «Мерзавец». Карета поехала быстрее, и нищий побежал следом за ней.
- Мерзавец! – кричал он во весь голос. – Стой!

Граф выглянул в окно и строго пригрозил полицейскому, застывшему в почтительной позе, указывая ему назад, - мол, что же это у вас тут творится? Полицейский громко засвистел, и, как из-под земли, выросли три других. Нищий споткнулся и упал в грязь. Тут же над ним поднялись приклады ружей, и только тогда его голос смолк. Пётр Иванович недовольно поморщился – он терпеть не мог грубого насилия и потому себя считал человеком мягким и добропорядочным. В ушах его ещё звучали истошные крики нищего: «Стой, мерзавец!», и он с возмущением подумал, как распустился народ на Руси: «Ни чести, ни почёта, ни уважения. Одно слово – холопы!»
Через  минуту, успокоившись, он уже крепко спал, стиснув тетради руками, и на его губах высвечивалась едва заметная улыбка…

Через два месяца после описанных ранее событий в русской литературе яркой звездой засияло имя графа Ш…. Его произведения наделали много шума в литературном мире. Газетные издания повели между собой настоящую войну за право публикаций рассказов и новелл графа, а директоры типографий потирали от удовольствия руки, предвкушая большие прибыли. В узком кругу знакомых на вопросы о своём таланте, граф, смеясь, отшучивался:
- Какой там талант? Так, в молодости проказничал! – и смущённо отводил глаза. Его хвалили наперебой, повторяя, что если бы они не знали силу ума и проницательность графа, видимую всем, то ни за что не поверили бы, будто все эти вещи написал он. И, дескать, Пётр Иванович слегка лукавит, когда говорит о «проказах» молодости. Книги он создал сейчас, скрыв от всех свой талант. В молодости написать такое просто невозможно… Много ещё хвалебных слов услышал граф Ш…, не раз читал он положительные рецензии на «свои» книги от известных литературных критиков, видел в газетах свои портреты, читал отзывы «простого читателя», получал заказы от ведущих, крупных издательств. Он заметно пополнил свой огромный капитал, был всем и всеми доволен, всё шло хорошо, но… Не раз он видел во сне, как бродит по пыльным дорогам грязный, оборванный нищий, дрожа от холода и прося подаяния. И тогда графу становилось немножко грустно. Он успокаивал себя мыслью о том, что, возможно, тот человек уже давно умер. Граф хотел его смерти, потому что ему было больно смотреть на нищих, и поэтому иногда подавал им копеечку.


        14. ЖИЗНЬ ИНВАЛИДА

ВЛАДИМИР ОСТРИКОВ

 СОРОК  ШЕСТЬ
            
С трудом, спустившись с третьего этажа, опираясь на палку, он вышел на улицу. Дул сильный пронизывающий ветер. Снегом запорошило тротуары и землю, но, кое-где, возле домов, из-под снега выглядывала зелёная трава. Первый снег как раньше не вызвал в душе радости, скорее наоборот, с самого утра он ощутил свинцовую тяжесть на сердце, предчувствуя недоброе.

Получив в Сбербанке свою пенсию за ноябрь месяц, - стандартные 4 тысячи 686 руб., он направился к общежитию, где находились кассы коммунальных платежей. Два часа он переходил от одной кассы к другой, выстаивая длинные очереди, и с облегчением вздохнул, когда последнее окошко приветливо замаячило своей пустотой.

Выписывая квитанцию, кассир объявила слишком большую сумму.
- Не понял? – удивился он.
- Что вы не поняли? – в свою очередь удивилась кассир, - За месяц, как обычно, 703 рубля, и ещё за установку теплообменника в вашем доме – 1600 руб. Платите!

Растерявшись, он отдал всё, что оставалось, и, кассир, удовлетворённо хмыкнув, застучала по клавишам кассы.
- Возьмите!
Взяв чек и оставшиеся медяки, он направился к выходу.

На углу дома, ветер зло плюнул в лицо холодом и снежной пылью. Тонкие летние штаны продувало насквозь, а утеплённые (когда-то) кроссовки дали течь.
После уплаты коммунальных платежей он дома распределял остаток на весь месяц.
Обычно оставалось 1.300 – 1.400 р. Брал в магазине 30 пачек «Анаком»а , - быстрорастворимой лапши по 4.20, крупы, картошку. За хлебом ходил 2-3 раза в неделю. Но сегодня…

Пересчитав дома медяки, он улыбнулся им как братьям, - сорок шесть рублей. И впереди целый месяц…

… На третий день, под вечер, он открыл глаза. Желудок дико ныл.
Сорок шесть рублей – это три буханки хлеба. Можно брать одну буханку в 10 дней, резать хлеб кубиками и, положив в чистый носок, сушить на батарее. Так можно протянуть.… Если, конечно, нашим коммунальщикам не придёт в голову очередная удачная идея…

За окном, во дворе, играли дети:
  - Мамочка, скоро Новый Год! К нам придёт Дедушка Мороз?
- Конечно, мои родные!
- А он подарит нам вел... сипед?
- Только, если будете хорошо себя вести!

С трудом сев на кровать он просидел так довольно долго. Затем лёг и снова закрыл глаза. «… Завтра пойду за хлебом, с утра. И когда же всё это закончится…» - пронеслось у него в ускользающем сознании…

ХУДОЖНИК
( рассказ )

    Нестерпимо хотелось есть. Странно, это желание, уже почти забытое, как всегда, возвращалось неожиданно. Он отложил кисти в сторону и придирчиво посмотрел на свою работу ещё раз.Что-то в ней ему не нравилось, а что, он пока не мог понять.
    Весна вступала в свои права.Воздух был наполнен запахом тающего снега, чистых ручьёв, свежей земли, он был прозрачен и невесом. В такие дни всегда работалось легко, - он испытывал большой прилив творческого вдохновения, внутренний подъём был безмерен и всеобъемлющ. Но что-то, как-то со стороны, на первый взгляд незаметно, лёгкой тенью ложилось на его чело, и он начинал испытывать тревогу. Неустроенная жизнь мало терзала его, он давно посвятил себя творчеству. И даже прошлое, которое постоянно напоминало о себе, всегда оставалось в стороне. Оно существовало вне его, и пропускать его сквозь свою душу он не желал.
    Ему было тридцать пять. Жил он на свою нищенскую пенсию из расчёта того, что за день он мог купить буханку хлеба и пакет молока. И даже редкие заказы,которые иногда поступали к нему,он воспринимал как часть своей работы.Получив небольшую сумму,он тратил её на новые кисти,краски и бумагу.Ибо творческий голод был невыносим в сравнении с голодом живой плоти.Когда он не мог купить то,что было необходимо для будущей работы,тогда он испытывал огромное чувство потери.Ведь то,что проходило сквозь него в данный момент,оставалось в стороне,и никогда в будущем он уже не мог воссоздать всё заново.
    Жил он в общежитии,комнату в котором ему выделили из Пенсионного фонда.Он полностью был зависим от коменданта,был подвластен всем его прихотям.И если тому было что-то угодно,никаких возражений не принималось.Общежитие находилось на окраине города,в степи,и состояло из длинной зигзагообразной,ломкой цепи приземистых вагончиков.Они слабо отапливались,и зимними ночами в них застывала вода.Заселены они были на одну треть беженцами из Чечни,переселенцами,жителями сёл и станиц со всего края,которые к радости своей получили работу в городе.И,несмотря на малое заселение,комендант подселил к нему нового жильца.
    Этот упитанный,розовощёкий и толстопузый бирюк был далёк от творчества.В первый же день,наследив в комнате,он подошёл к мольберту и,ткнув в него пальцем,спросил:
    - Эт чо?
    - Мольберт!-удивился художник,-Вы его раньше никогда не видели?
    - Не-а,-помотал тот головой,-а эт чо?-точно также ткнул он пальцем в папку с готовыми работами.
    - Это законченные работы.
    - А-а!-разочарованно протянул тот,усаживаясь за обеденный стол.Достав из объёмной сумки целую гору съестного,он принялся сосредоточенно чавкать.Склонив голову и прищурившись,он добрых полчаса глазел на мольберт и,наконец,насытившись,с вожделением посмотрел на кровать.
    - Как Вам нравится?-с надеждой спросил художник.
    - А-а,ничо!-махнул толстяк рукой и,завалившись на кровать,сонно промычал:-Смотри,жратву не трогай,а то убью!
    Общения с ним не получилось и в последующие дни.Он точно также приходил поздними вечерами,глазел на новые работы,громко чавкал,а затем отворачивался к стене.После ужина сумку с продуктами он старательно зашнуровывал и перевязывал,а утром уносил с собой.После него оставался запах стяжательства и жадности,перемешанный с грязью на полу от его обуви.
    Это утро началось не так,как всегда.Едва его сосед по комнате ушёл,волоча за собой тяжёлую сумку,в комнату впорхнул улыбающийся,маленький старичок:
    - С огромным трудом отыскал Вас,Владимир Андреевич!Ну,здравствуйте,здравствуйте!-радостно воскликнул он.
    - Я... право,удивлён...,-замешкался художник.
    - Ха-ха-ха!-весело рассмеялся старичок,-Конечно,вы меня не знаете.Ничего страшного!-развёл он руками.-Я частное лицо,ценитель настоящей живописи.Явился к вам с деловым предложением!
    - Каким же,позвольте узнать?
    - Для начала покажите мне ваши работы,-продолжая улыбаться,попросил он,-а там посмотрим...
    - Вот,пожалуйста,-подал ему рисунки художник.
    - Сейчас посмотрим,что тут у вас имеется,-нараспев произнёс старик. - Это не подойдёт, это мелковато,это слабовато,это блекловато...-бубнил он,сосредоточенно глядя на работы.-Вот!Нашёл!Уф-ф,а я уже думал,что напрасно искал вас.Это вполне подойдёт!
    Он отобрал несколько женских портретов и принялся ими восхищаться:
    - Какая чёткость линий,сколько света...,воздуха,сколько фантазии!Да-да,это именно то,что мне нужно.
    - Странно,-ответил ему художник,-все эти наброски я писал для того,чтобы доказать одному знакомому,что настоящий художник может всё.Они были написаны и из-за собственного любопытства тоже,так как раньше я не делал таких попыток.Я совершенно забыл о них.
    - И напрасно!-парировал старик.-Эти работы очень хороши.Я желаю купить их!
    - Но позвольте,-замешкался художник,-я продаю людям только их портреты,а всё остальное не продаётся.Тем более,эти работы слишком открыты.
    - Я коллекционер,-ответил старичок,задумчиво глядя на своего собеседника,-и занимаюсь этим всю свою жизнь.Мне не понятен ваш отказ.Судя по вашему внешнему виду и тому тряпью,в которое вы одеты,-вы очень нуждаетесь в деньгах.Ваши руки не должны дрожать от голода,в противном случае,ваши работы будут слабы и неудачны.Я не стану спрашивать вас о ваших моральных принципах,мне они не интересны.Я предлагаю вам деньги,-за пять полотен пять тысяч рублей.
    - Хорошо,можете их забрать,только...
    - Никаких условий,-предупредил старичок,выкладывая перед ним деньги,-мне не интересны ваши принципы,а вам должны быть не интересны мои.Если в дальнейшем в ваших работах появится нечто похожее на то,что я сейчас покупаю,то вот вам мой телефон.
    - Напрасно...
    - Не отказывайтесь!-предостерёг его старик.-Не мне вам объяснять,как порой в жизни приходится тяжело.Особенно вам!
    Свернув рисунки в трубочку,он направился к дверям:
    - Если что,звоните...
    Посмотрев на деньги,художник молча положил их в карман и,складывая рассыпанные листы обратно в папку,сумрачно согласился:"Возможно,что он прав...во всём!"
    Вечером,ввалившись в комнату с тяжёлой сумкой за спиной,его сосед,удивлённо промычав что-то похожее на "Здрассь...",остановился в дверях.На столе ОТКРЫТО лежали продукты,на маленькой плитке в углу комнаты кипел чайник,и художник,не занятый работой,спокойно читал газету,сидя за столом.
    - Ну,проходите,проходите!-попросил он.-Что же вы в дверях стоите?
    - Эт чо?-по своему обыкновению тупо спросил сосед,глядя то на него,то на стол.
    - Проходите,садитесь,сейчас будем ужинать,-пригласил его художник.
    - Нет уж,-ещё больше нахмурился сосед,-знаю я тебя,живоглота!Один раз угостишь,а потом будешь всё время мне в рот смотреть.Я-то знаю,как ты все ночи напролёт пялился на мою бедную сумочку.Освобождай половину стола,я жрать хочу!-неожиданно громко рявкнул он.
    Ответная ярость захлестнула художника,но так же быстро прошла,как и появилась. "Вот и докатился,-с грустью подумал он,-едва утолив голод и пообщавшись в этой среде,я начинаю испытывать низменные чувства,одно из которых-гнев".И тут спасительная мысль,словно маяк в ночи,озарила его.Выскочив в коридор,он едва не столкнулся с комендантом.
    - Это что за спешка,вы меня чуть не сбили с ног,бесшабашная вы личность!-заикаясь,затараторил тот,-Куда вы летите,сломя голову?
    - Извините,Валерий Иванович,я вас искал,-беря его за локоть и уводя по коридору,ответил художник.-У меня к вам есть дело.
    - У вас ко мне дело?-недоверчиво переспросил комендант.
    - Именно к вам!-кивнув головой,подтвердил художник.-Вот,возьмите,пожалуйста,-сунул он ему в руку деньги,-здесь больше четырёх с половиной тысяч.
    - Ого!-обрадованно подпрыгнул комендант,дрожащей рукой разыскивая карманы.-Куда же они подевались? Хорошо,это очень хорошо,Владимир Андреевич!Так что у вас за дело ко мне?
    - Понимаете,я бы очень хотел,чтобы вы расселили меня с моим соседом по комнате.В силу моей работы мне необходима тишина,уединение...
    - Очень хорошо вас понимаю,дорогой мой!Сказать откровенно,я давно хотел вам это предложить,да всё дела,дела...
    "Что же ты тогда схватил мои деньги,-подумал художник,-если сам хотел пойти мне навстречу!"
    - Я давно являюсь поклонником вашего таланта,ваши работы мне очень нравятся,поверьте!-взахлёб продолжал комендант.-Вот,пожалуйста,дверь напротив... милая, очень милая комнатка.И главное,она гораздо теплее предыдущей!Давно,давно хотел вам её предложить,но столько важных дел накопилось...
    Тут неожиданно открылась одна из дверей,из которой выглянула молодая полуодетая деваха:
    - Ну,где же ты пропал,Валерочка!Мы ведь ждём тебя!...
    - Уйди,сгинь,св...ск...некультурная!-сбивчиво подыскивая нужное слово,ответил комендант.-Сейчас зайду к вам и во всём разберусь!
    - Только побыстрее!-дверь с силой захлопнулась.
    - Можно ли мне прямо сейчас перенести все свои вещи в новую комнату?
    - Прямо сейчас?-удивился комендант,-Не пойму,что за спешка?... А впрочем,поступайте так,как считаете нужным.Вот вам ключи.
    Взяв ключ и поблагодарив его,художник направился в свою прежнюю комнату.Только к полуночи он закончил свой "переезд",и помочь ему в этом никто не пожелал.
    Поставив мольберт у окна,он посмотрел на звёздное небо,пытаясь представить себе какой-нибудь чудный неземной образ.Но вместо этого до его сознания постоянно доходили звуки от двери напротив-музыка,визг и хохот девчонок,довольное ржание коменданта.Появившийся перед глазами образ постепенно рассеялся,и тут художник решил перенести на бумагу весь хаос,происходящий вокруг него.В центре картины он нарисовал поросячий пятачок своего бывшего соседа,а затем всё остальное."Такое действительно никто не купит!"-усмехнулся он про себя и,нащупав в кармане листок с телефоном старичка,тяжело вздохнул:"Если придётся совсем туго,можно будет воспользоваться им".
    Прошло уже несколько часов,а вдохновение не посещало его.Получалась какая-то мазня,да и только.Потушив свет,он моментально уснул и проспал крепким,здоровым сном до позднего утра.И тут перед ним проступил чёткий,почти реальный образ.Она звала его через тысячи лет,смотрела открыто и прямо.И он уже знал,что это будет удачный,быть может,самый лучший его портрет.

-------------

На этом, пожалуй, я завершу компоновку этого номера.


Владимир Остриков.