Сказка о Зверинце

               

В одном огромном зоопарке…
Он вправду был? А может нет?
Но в этой сказочной ремарке,
Лежит в конце для всех ответ.

Давным-давно, собравшись кучей,
Решили звери вместе жить –
Одной семьёй – ведь чудный случай,
Чем одиноким волком выть!
Друг другу пели они песни
И танцевали на успех.
На водопой ходили вместе,
Делили всё всегда на всех.
Дружили звери вперемешку,
Не вспоминали кто есть кто.
В лицо смеялись тем насмешкам,
Всем упрекавшим их за то.
Встречались пары с разной касты,
Зверят рожали – много так.
Ходить любили в гости часто…
Покушать, каждый был мастак.
Жирок копили постепенно,
Меняли шкуры каждый год.
На век, казалась жизнь нетленной
И не предвидится невзгод.

Там верховодили медведи
И не пихали всех локтём.
Старались праведностью ведать,
Рычаньем мудрым и когтём.
На тот момент – вожак дремучий,
Медведь, по кличке Бровь-Верста.
В своём правлении везучий,
Он думал править – лет до ста!
И верил каждый в силу эту!
Хоть и рычали часто в раз,
Но, оды пели все поэты,
Чтоб свет, той жизни не угас.

Меж тех зверей жила Сорока,
Болтлива так не погодам.
Собой гордилась, как пророком,
Летая всюду – тут и там,
Трещала хрипло по секрету:
«Мол Бровь-Верста – вот, вот умрёт.
Зверинцу, будет – конец света,
Зверь, каждый клеть свою запрёт!»
Тут, кто плевал сороке в морду,
Другой, смеялся ей в ответ.
Иной, стучал копытом твёрдо:
«Уйди! Накличешь кучу бед!
И не трещи нам перемены.
Нас Бровь-Верста вперёд ведёт!
Стадам, не надо жизни смену,
Бог-царь зверей – пусть отведёт!»

В какой-то, крайней с полем клетке,
Жил косолапый Михаил.
Любил он сладкие конфетки
И молоко, что с кур доил.
Конечно, он Сороке верил,
Мечтал, сбылась чтоб трескотня.
Вождей корону в мыслях мерил
И бок чесал у их плетня.

В том парке, жизнь бы длилась долго
И сытым била бы ключом.
Текла укладом мирно, строго,
Не поменявшимся ни в чём.
Как вдруг – снег с громом среди лета,
Печалью пал в звериный дом.
Песнь Бровь-Верстою не допета,
Его окончен – жизни том.

Заволновались все зверушки:
«Что делать? Как теперь нам быть?
Держать ли – ушки на макушке?
И зоопарку куда плыть?»

Тут неожиданно, нежданно,
В медвежий рост встал Миша вдруг:
«Хотите лучшей с неба «Манной»?
Тогда, вожак я вам и друг!»
Жильцы зверинца посмотрели:
"Ведь декларация, как пакт,
Возможна правда в его трелях...
Жить станем круче?! Может - факт?!»

С поддержкой, Мишка мыслил выше,
Цеплялся в шкуры как репей.
Всех призывал с центральной крыши:
«Плоды брожения не пей!»
Ещё внушал, что с волей плохо:
«Век, нам свободы не видать?!
За лесом всё! Овса, гороха,
Там мяса море – благодать!
Забор в утиль, сейчас решайте!
Без клеток, вольно будем жить,
Хотите, в степь перемещайтесь?!
По речке тоже можно плыть?!»

Народ, копытный и с когтями,
За Мишкой шёл, слегка роптал:
«Боимся, кончится страстями,
Чтоб нас никто не затоптал?!»
Ну и зверей с "Ура" мышленьем,
В том зоопарке, вдруг не счесть!
А кто о прошлом с умиленьем,
То с тех летели пух и шерсть!

Короче - гвалт, рычанье, трели
Пошли собранья ни на час.
Свой выгул рвали, пили, ели
И им перечить не сейчас!
"А я побегал бы вне парка,
Быстрее зебры, я мастак!
Устроил ей бы я запарку"
Вдруг замечтал косой-Русак.
Лиса, костлявая старуха,
Всё говорила: «Мой старик,
Имеет хвост, в нём больше пуха,
Чем Мишкин с бабочкой парик».
А самка белого медведя,
Лежала с мужем глухарём: -
Мечтала быть павлиньей леди,
Плыть с Гиппопошей, дикарём.
В крыле своём увидел Беркут –
Три длинных, новеньких пера,
Проклокотал: «Я в парке меркну,
Взлететь хочу – пришла пора!»
Там Гималайский – Медведь средний,
Взглянул на рыбу и на мёд:
«Хочу лосося съесть на медне –
Подруга Грызли, в лес зовёт.»
Лежал Волк сытый, в шкуре гладкой,
И думал: - Он матёрый зверь,
Всю дичь ловить волчиной хваткой,
Ему позволено теперь.
Жующий сено, Олень добрый,
Решил рога свои продать,
Толкнуть змее, какой-то Кобре
И в тундре ягель, сам топтать.

Там Мише в такт, как бы в подмогу
Был Лунь-Седой без три-пера.
Кричал: "Не будет в том дурного
Коль все уйдёте со двора!"
И каждый клеть тянул всё дальше,
С надеждой рая впереди,
Сороки треск сильней чем раньше:
"Бери, что хочешь уходи!"

Сладка лапша на уши зверя,
Как снег на голову с небес.
Хотели очень всему верить
И жить с надеждой на привес!

Но улучшений, что все ждали
В стада и в стаи не пришли.
Мычать, фырчать, бодаться стали
Клыки и когти в ход пошли.
Давай шакалы извращаться,
Грести землёй медведям вслед.
Юлой пред тиграми вращаться
И дружбе слать колючий плед!
Лиса за Зайцем гнаться стала,
Почуяв голод в суете.
Орёл вскричал:"Меня достало
Одни вороны в высоте"!
Там - три Козы на Зубра буром,
Вдруг стали рожками переть.
Манул-котяра с взглядом хмурым,
На Барса прыгать и дуреть.
Клевались в глаз, ночами выли
Винили жизнь прошедших лет.
Зверинца нет, почти забыли,
Тот тёплый, сытый, хмурый свет!

В раздрае полном звери были,
Жирок ушёл от прежних дней.
Красу той линьки позабыли,
О зоопарке грусть сильней.
Всем почему то стало худо,
Куда то делся мир в краю,
У всех иссякло своё блюдо,
А жить ведь думали в раю!

Лишь в шуме том, как бы невольно,
Ну незаметно так для всех,
С клыками, с жалом и довольно,
Змея лежала – пузом вверх.
А грех её, что очень смирно,
Свернувшись плотным калачом,
За тем бугром лоснилась мирно,
Ну, не участвуя ни в чём!
Покой у гадины – прикрытье.
Смиренный вид, мол не причём!
На самом деле из укрытия,
На всех смотрела палачом.
Змее, служили той не зримо,
Сорока, Миша, Лунь-Седой,
Шакалов стая. Них помимо,
Плюс шайка Козлищ с бородой.
Они задуманное знали,
Чем должно кончится всё то
И зоопарк со страстью рвали,
Как Бобик – старое пальто.

Змея, по прежнему лоснилась,
Всё ухмылялась тайно в сласть:
«Такого кажется не снилось,
Что зверь заглотит эту снасть».
От удовольствия такого,
Умножить, чтобы свою власть,
Родить взялась яйца крутого
И в клетки каждому подкласть.
Трещат по прежнему сороки:
«Есть панацея от всех бед,
В миг исчезают все пороки,
С кем змеяйцовый амулет!»

И вожаки пошли с поклоном,
За пресловутым тем яйцом.
Там подцепили в своё лоно –
Изнанку жизни на лицо.
Снесли плоды те – в Красный угол
И стали ждать себе чудес,
Исчезнут с холок, с крыл недуги,
Придёт тепло, еда, привес.
Без линьки грели в перьях в шкуре,
Те пресловутые плоды.
Там Лунь-Седой сплясав в натуре,
Забрал у Мишки все бразды.
 
Один Верблюд вождей всех вместе,
Собрав, пытался подружить.
Но там Свинья, кг. на - двести:
"Без косолапых хочу жить!
Давайте, глянем лучше яйца,
Что по углам, у нас лежат,
А то, сказали, что у зайца,
В норе, все в радости кружат!

И наступило то мгновенье,
Когда из множества яиц,
С ужасно-сладостным шипеньем,
Явилась лига скользких лиц.
Вползла в умы, залезла в клетки,
В гнезде, в дупле, в норе живёт,
В полях, лесах с высокой ветки,
К свободе в нравах всех зовёт:
«Щипай траву – на веки лето!
И каждый сам себе танцуй!
Свои вой песни, блей сонеты!
Без детворы вверх дном гарцуй!"

Покоя нет и счастье где-то,
И процветание в мечте.
Ну на кого тут зверю сетуй?
Иль сам не тот, иль все не те?!
Не знал Зверинец чего стоит,
Сия престранная возня.
Копыта лапы кто умоет?!
Кому на пользу их грызня?!   
Смирились с участью своею,
Зачем соседские дела?!
Лишь за себя теперь болеют,
Чуть закусивши удила!

Пусть не покажется суровой,
Мораль сей сказки такова!
Когда все сыты и здоровы,
Кормов полно, растёт трава.
Тепло в норе, гнездо из веток,
Резвится вместе – детвора,
В зверинце мир, покой у клеток.
Ну, ведь чудесная пора?!
К чему тут слушать правдорубцев,
Что дятлом, бьют по головам.
Лапша как золото – в сто унций,
Весит, летит на уши нам!

Нельзя пускать козла в капусту!
Ягнёнка, волку доверять!
Сороку слушать – чтоб ей пусто!
Чужую шкуру примерять!
И думать то, что везде лучше,
Особо там, где тебя нет!
Услышать лесть – овцой заблудшей,
И не найти себе ответ!
Ведь после драки не ударишь,
Тут кулаками не маши!
Медведь корове не товарищ,
Он съест её и спит в глуши!
А прежде всё – семь раз отмеряй,
Потом – один раз, отрезай!
Теперь не зли соседа зверя,
А с добротой его лобзай!