Детство Гайаваты. Генри Уодсворт Лонгфелло
В дни, забытые поныне,
В незапамятное время,
Когда начало смеркаться,
То с Луны упала полной
Юная жена, Нокомис,
Кто уже ждала ребенка.
Средь своих подруг веселых
На лозе она качалась,
Но соперница былая,
Зависть, ненависть питая,
Эту ветку обрубила,
Пополам лозу разрезав,
И Нокомис, напугавшись,
В сумрак вечера упала,
На цветочную лужайку
Маскодей, на луг широкий.
«О, летит звезда, глядите!» -
Хором люди закричали.
Там, где папоротник с мхами,
Средь лесных прекрасных лилий,
На лужайке Маскодее,
В свете лунном, в свете звездном
Родила Нокомис дочку,
Первенца, средь красных лилий –
Назвала ее Веноной.
Этот первенец прекрасный
Вырос среди красных лилий
В девушку со стройным станом,
Красотой Луне равняясь,
Свету звездному равняясь.
Ей Нокомис говорила,
Очень часто повторяла:
«Ветер Западный опасен,
Муджикивиса ты бойся
И его не слушай речи,
Не ложись на травы луга,
Не склоняйся над цветами,
Или он тебя обидит!»
Но не слушала Венона,
Мудрой речи не внимала;
Ветер Западный, гуляя
Над вечерними лугами
И шепча цветам и листьям,
Пригибая травы низко,
Вдруг увидел там Венону,
Кто лежала среди лилий,
Улестил ее словами,
Нежной лаской убаюкал;
Родила Венона сына –
Плод любви и плод печали.
Так родился Гайавата,
Чудом он на свет явился;
Но от горя дочь Нокомис,
Его любящая мама,
Умерла, тоскуя сердцем,
Потому что Муджекивис
Ее бросил вероломно.
Долго, тяжело рыдала,
Потеряв дитя, Нокомис:
«Лучше я была бы мертвой,
Как и ты! - она стонала. -
Хватит плакать и работать!
Ваоновин! Ваоновин!»
Там, где берег Гитчи-Гуми,
Где сияют воды Моря,
Там стоял вигвам Нокомис,
Дочери Луны, Нокомис.
Позади рос лес высокий,
Сосны высились густые,
Ели с шишками на ветках;
Перед ним вода плескалась,
Вся блестевшая от солнца,
Воды Моря там сияли.
Там иссохшая Нокомис
И растила Гайавату,
В люльке липовой качала,
Клала спать на мох и листья,
Сухожильями оленя
Осторожно пеленала,
Убаюкивала нежно:
«Цыц! А то Медведь услышит!»
Убаюкивала пеньем:
«Эва-йе, совенок милый!
Кто вигвам здесь освещает?
Чьи большие глазки светят?
Эва-йе, ты мой совенок!»
Многое ему Нокомис
И о звездах рассказала,
Показав ему Ишкуду,
Ярко-жгучую комету;
Показала Танец Смерти,
Когда воины на север
Ночью зимнею морозной,
Факелы зажегши, светят;
Показала путь небесный,
Путь теней, дорогу духов,
Что проходит через небо,
Духами полна, тенями.
Летним вечером у двери
Гайавата слушал сосны,
Слушал плеск воды блестящей,
Ноты чудные и шепот.
«Минни-вава!» - пели сосны.
«Мадвей-ошка!» - воды пели.
Видел он и Ва-ва-тайзи,
Светлячка, в вечерний сумрак,
Освещавшего кустарник
Своей маленькой свечою,
И ему пел Гайавата,
Как Нокомис научила:
«Ва-ва-тайзи легкокрылый,
Ты порхаешь и танцуешь,
Белым пламенем сияешь,
Освети меня свечою,
Прежде чем пойду в кроватку,
Прежде чем сомкну я веки».
Над водой Луна всходила,
Рябью воду покрывая;
Гайавата видел это,
На Луне он видел пятна
И спросил о них Нокомис.
Отвечала так Нокомис:
«Как-то воин рассердился,
Бабушку свою схватил он
И на небо бросил в полночь,
Прямо до Луны добросил.
Эти пятна – ее тело».
Также радугу он видел,
Что сияла на востоке,
И спросил о ней Нокомис.
Отвечала так Нокомис:
«Это сад цветов небесных,
Сад цветов лесных и диких;
Когда лилии лесные
На лужайке отцветают -
В небе расцветают снова».
Слышал он и смех совиный,
Уханье в лесу полночном.
«Что это? – кричал он в страхе. –
Что это, скажи, Нокомис?»
Отвечала так Нокомис:
«Это лишь сова с совенком,
Их совиная беседа,
Они ссорятся немного».
Позже мальчик Гайавата
Языкам учился птичьим,
Знал названья птиц, их тайны,
Как они гнездятся Летом,
Где скрываются Зимою,
С ними говорил при встрече,
Звал: «Цыплятки Гайаваты».
Он учил язык звериный,
Знал названья их и тайны,
Как бобер построит хатку,
Где запрячет желудь белка,
Как олень так быстро мчится,
Почему так робок кролик,
С ними говорил при встрече,
Звал их: «Братья Гайаваты».
Иагу, хвастун великий,
Замечательный рассказчик,
Путешествовавший много
И хороший друг Нокомис,
Ветку ясеня согнувши,
Сделал лук для Гайаваты,
Из прутов дубовых – стрелы,
Укрепив пером и кремнем,
Тетива – шнурок из кожи.
И сказал он Гайавате:
«Сын мой, отправляйся в чащу
И найди оленье стадо,
Подстрели самца оленя,
Подстрели самца с рогами!»
И бесстрашный Гайавата
Путь направил прямо в чащу,
Гордо лук неся и стрелы;
Рядом птицы щебетали:
«Не стреляй в нас, Гайавата!»
Синешейка так, Овайса,
И малиновка, Опечи,
Умоляли Гайавату.
Видел белку Гайавата,
Аджидомо, в ветках дуба,
Вверх и вниз она сновала,
И смеялась, и просила:
«Не стреляй, о Гайавата!»
Кролик, по тропе скакавший,
Прыгал в сторону несмело
И садился, выпрямляясь,
Боязливо-шаловливо
Так охотника просил он:
«Не стреляй, о Гайавата!»
Он же их не слышал вовсе,
Думал только об олене,
Шел по следу неотрывно,
Что к реке спускался плавно,
Вброд переходил он реку,
Брел, как будто был он спящим.
И в ольшанике, в засаде
Ждал он мощного оленя;
Наконец, рога увидел
И два глаза среди листьев,
Две ноздри, смотревших к ветру –
Вскоре весь олень явился,
Испещренный светотенью.
Сердце мальчика забилось,
Встрепенулось, словно листья,
Как березы лист дрожащий,
Чуть увидел он оленя.
Встал он на одно колено
И прицелился стрелою;
Ни листок не шелохнулся,
Ни сучок сухой не треснул,
Но олень насторожился,
Вздрогнул и остановился,
Вверх поднял одно копыто
И стреле навстречу прыгнул.
Ах! Стрела, жужжа осою,
С пением в самца вонзилась!
Мертв, лежал он среди леса,
Возле брода через реку;
Сердце робкое утихло,
Только сердце Гайаваты
С ликованьем трепетало,
И самца домой понес он;
Иагу его с Нокомис
С шумной радостью встречали.
Шкуру сняв, Нокомис сшила
Одеянье Гайавате,
Приготовила из мяса
Пышный пир в честь Гайаваты.
Вся деревня пировала,
Гости мальчика хвалили,
Называли Сильным Сердцем,
И Гагары Сердцем звали,
Сон-ге-таа, Ман-го-тайзи!
(На иллюстрации: лилия лесная (филадельфийская))