А.Ю.Греймас. Об отношении советского поэта к женщинам
(Статья)
По утвердившемуся мнению в Советской России доминирующая «оттепель» проявилась решением Партии больше внимания как в литературе, так и в искусстве уделить сентиментам и особенно любви. Думая логично: если возьмёшь книгу поэзии советского писателя, если сосчитаешь строчки, где описываюся «чувства», в другую сторону выделишь строчки с другими «красивыми» деталями, то таким стилистическим методом сможешь установить коеффициент «оттепели» каждого поэта.
У меня на столе лежит «Человек» Э.Межелайтиса. Вы, конечно, знаете его сборник стихов, в прошлом году получивший Ленинскую премию. Значит, книга репрезентативная не только по литовским, но и по всесоюзным масштабам.
Её план неплохой. Э.Межелайтис любит человека, но такого, который твёрдо стоит своими ногами на земле. Но как такого метафизического человека воспеть? План ясен: удели каждой части тела по стихотворению, а их сумма будет весь человек. Такой план Э.Межелайтис хотел осуществить (только не выполнил полностью: том был бы слишком тонким, надо было ещё что-то, чтобы дополнить).
Появляются вопросы: что репрезентативный поэт думает про любовь, где эти стихи искать по его плану?
О постыдных частях тела не может быть и речи; нет стихотворений с такими названиями. Может быть, почитать стихи о сердце? Нет, сердце Э.Межелайтиса не для любви: оно – не «барабан» Маяковского, оно – колокол Кудирки, говорит о свободе, радости и т.д. Руки? Нет, руки Э.Межелайтиса не для любви. Волосы? Тоже нет. Э.Межелайтису интересно, как седеют его волосы. Наверное, губы? Трудно всё-таки представить, как можно написать стихотворение о губах, не упоминая про любовь.
Стихотворение о губах тоже отлично сделано: в каждой его строфе говорится всё о другой функции. Может быть, мы, парижане, немного пошлые в том смысле, но всё же удивляешься, когда находишь, что функция поцелуя (и то только в щёку) лишь на шестом месте. Для каких целей советский человек использовал свои губы? Прежде всего: петь «Интернационал». Это совсем нормально. Второе: кушать хлеб, соль и запить холодной (sic!) водой. Я бы ещё добавил масло, но нет разницы. Третье: «Губы ждут табака, / чая, кофе, мёда и капли вина». Из-за табака я согласен. Вина всё же надо несколько капель. Чая, особенно, a la russe, в жёлтый цвет покрашенной водички – спасибо, спасибо! Кофе – хорошо. Про мёд, думаю, говорится из-за рифмы (см. текст на литовском языке – Л.Д.).
Четвёртая функция губ – быть «гнездом, где сердце само себе слова рожает». Это – поэтическая функция, и каждый себя уважающий поэт должен о ней помнить, ибо читатель сомневается, не зная, читает ли он поэзию или прозу. Пятая функция – поэта-оратора, выпускающего из трибуны молнии и гром. No comment.
И наконец, когда «проходит буря», когда «становится светло», можно думать и про любовь. Но, вместо того, что говорить о роле губ в любви, позвольте мне, дорогие читатели, как тому Keine!, профессору университета Гетингена, сначала сказать в целом о концепции любви Э.Межелайтиса.
Надо заметить, что, по Э.Межелайтису, любовь бывает двух видов: «неземная» и «земная». Земная, по отношению к времени, делится на две стадии: губную и кроватную. А женщины – объекты любви (надо сказать, что женщина, несмотря на социалистический режим, Э.Межелайтису всё равно – объект любви, но не субъект) делятся на четыре типа: Бруклина, Рафаеля, да Винчи и Ренуара. И это – всё, что в 200 строчек, уделённых любви, поэт сказал про любовь. Надо разобрать всё по очереди.
«Неземная любовь», по Э.Межелайтису, – какой-то неприятный и неожиданный сюрприз, который человека ослепляет, выталкивает из колеи и заставляет считать звёзды на небе: «Моя любовь казалась такой, / Что как-то ночью я ослеп. / Заблудился, по млечному пути идя, / И очутился вдруг на звезде».
Вот и сидит наш космонавт на звезде всем людям на смех: «И падал со смеха весь мир, / Что я на звезде где-то жил».
Конечно, история кончается возвращением на землю поэта-астронавта: «Ты – цветочек в саду, веришь ли. / Теперь белее стали волосы мои. / Перевёрнутый фужер вина стоит».
Мораль той истории такова: женщин устраивает такая любовь – они цветут, как цветы, но мужчины должны её избегать. (Эстетическое P.S.: «перевёрнутый фужер вина» – редкое в нашей литературе проявление влияния символизма, оно оправдвывается реализмом предлагаемого образа.)
Теперь следует поговорить про земную любовь и её губное выражение. Э.Межелайтисом предлагаемая народу техника флирта является такой. Прежде всего: «Губы – как радуга, / (...) касаются к щеке женщины».
Второй этап: в ухо «тихо летят слова, / тише, чем самая тихая тишина».
Как видите, удача зависит от правильно принятого тона: pianissimo! И наконец третий этап: «Ищут красные ярко / губы губ, как вечера ищет сон, / И тогда два мака / сливаются в один, превращаясь в огонь».
Плод созрел.
Вторую фазу любви называю «кроватной», но не, например, «диванной», так как коммунизм, как и католичество, – очень моральные мировоззрения, и никто прелюбодеяние не превращает в шутку. А также нельзя забыть утилитарный аспект режима: „Каждая работа приносит счастье», как в другом месте, рассуждая про любовь, говорит Э.Межелайтис: надо выбрать полезное, в этом случае – оплодотворение. Поэтому, если первая строфа эстетичная, «незаинтересованная»: «ведь тело к телу, плечо к плечу, / ведь к моей груди твоя грудь, / два тела, как одно, говорят» (Эстетическое P.S.: Но уже и в этой строфе «плечо к плечу» – намёк на путь к коммунизму, к будущему.), то вторая строфа объясняет, что всё происходит с целью и с уважением: «А мы? Вышедший из сердца моего, / Вышедший из сердца твоего, / продолжит жизнь наш плод».
Honny soit qui mal y pence (стыдно тому, кто об этом думает плохо (франц.)), утверждает девиз королей Англии.
* * *
Приезжает Межелайтис в Париж, столицу любви, вместо социалистического реализма появляются неортодоксальные мысли. Мужчина, люди говорят, по своей природе предназначен для полигамии: если бы можно было иметь не одну, а несколько женщин! Вопреки пророку и его калифам, по идеалу которых идеальное количество жён – пять, Э.Межелайтис воздерживается: ему хватило бы четырёх. Читатель ошибся бы, думая, что поэт мечтает, например, о блондинке на вторник, брюнетке – на четверг, о ирландке – на субботу. Нет, он – очень практичный человек, он сортирует женщин по принципу полезности, почти как давным-давно литовцы искали жён, которые умели бы найти правильное решение в любых обстоятельствах. Его классификация почти такая: две женщины для семейной жизни и две – для личного пользования. Женщины для семейной жизни: Madame Broeklin – для умножения, Madame Rafael – для выращивания детей. Для личных дел предназначаются: Madame de Vinci – для вдохновения (чтобы выращивать «запущенные зёрна благородных желаний», чтобы собрать «великие рои низких желаний»). И наконец Madame Renoir – для оживления (она – «неземного роста и по-земному привлекательная», она – «высокая и грешная»).
Типы женщин, как видите, довольно разные, и трудно складывается впечатление, каким должен быть идеальный тип женщины Э.Межелайтиса. Только очень детальный анализ позволяет получить некоторые общие черты. Первое: его женщины должны быть «белыми» – Э.Межелайтис не является частым посетителем пляжей ни Паланги, ни Сочи. Второе: они должны быть «высокими» или «длинными». Это, конечно, – то же самое, это – только вопрос перспективы. Но с такими потребностями у поэта больше шансов было бы в Скандинавии или в Америке, но не в Литве, в России или в Узбекистане.
Всё это очень хорошо. Только одна деталь меня немного беспокоит: это – вступительная строчка поэмы в прозе о Женщине: «Ты мне кажешься такой: под зелёным деревом, стройная, как длинная белая рыба, голая, с треугольным листом фиги» и т. д.
Не знаю, что вы думаете о рыбах. Я знаю такое выражение: «Холодная, как рыба». Поэтому после этого выражения нет никакого энтузиазма. Прежде всего, это – оскорбление для женщины, а, во вторых, если это – правда, для будущего литовского народа и репродукции нет гарантий. Надо серьёзно побеспокоиться об этом.
Журнал «Дирва», 12 06 1963
Альгирдас Юлюс Греймас (1917–1992)
Альгирдас Юлюс Греймас (Algirdas Julius Greimas) родился в 1917 г. в Туле (Россия), умер в 1992 г. в Париже (Франция), похоронен в Каунасе (Литва). Он – всемирно известный учёный, основатель Парижской школы семиотики, мифолог, языковед, профессор, исследователь старинных религий. В 1918 г. семья вернулась в Литву и поселилась в Купишкисе, там он учился в начальной школе, потом – в прогимназии. В 1927 г. семья переехала в Шяуляй, в 1931 г. – в Мариямполе. Там он окончил гимназию. В 1934–1935 годы изучал право в университете Витаутаса Великого. Его преподавателями были ректор университета Миколас Риомерис, профессора Лев Карсавин, Восиль Сеземан, Владас Юргутис. В 1936–1939 годы в университете Гренобля (Франция) изучал лингвистику. В 1939 г. вернулся в Литву для прохождения воинской службы, потом окончил специальные курсы для офицеров. В 1940–1944 годы преподавал французский и литовский языки в гимназии и в Институте Торговли в Шяуляй, сотрудничал с театром: переводил пьесы, консультировал актёров по вопросам литературы. 14 06 1940 родители были арестованы и сосланы в лагеря Сибири. В 1944 г. А.Ю.Греймас уехал во Францию. В 1949 г. защитил докторскую диссертацию. В 1950–1958 годы в университете Александрии (Египет) преподавал историю французского языка и французский язык в католическом пансионате для девочек. Там же с интеллектуалами вёл дискуссии о марксизме, гуманитарных науках, поэзии, психоаналитике, философии.
В 1958–1962 годы А.Ю.Греймас преподавал дисциплины французской филологии в университетах Анкары и Стамбула (Турция). В 1960 г. с единомышленниками создал Общество исследования французского языка, занялся возобновением лингвистики во Франции. В 1962 г. он стал профессором лингвистики университета Пуатье, в 1965 г. – руководителем Центра студий общей семантики в Парижской школе высших практических студий. С 1965 г. руководил семинаром семиолингвистических исследований, на основе которой сформировалась всемирно известная школа семиотики Греймаса, или Парижа, со своим понятием семиотики, методологией, целями. В 1965–1968 годы А.Ю.Греймас был генеральным секретарём Международной ассоциации семиотики, в 1969–1971 годы возглавил Международный центр семиотики и лингвистики в Урбине (Италия). А.Ю.Греймас исследовал литовскую мифологию, руководствуясь принципами Парижской школы семиотики. Учёный поддерживал международное сотрудничество в области науки и культуры, свои работы писал на французском и литовском языках, сотрудничал с организациями литовского эксода и прессой. В 1971 и 1979 годы читал лекции в Вильнюсском университете. В 1990 г. стал зарубежным членом Академии Наук Литвы.
А.Ю.Греймас для анализа разных текстов использовал методику семиотики. Его ученики работают во многих странах. В Литве продолжатель его дел – доктор филологических наук, профессор Кястутис Настопка.
Редактор – Юляюлия