Об искусстве

Андрей Александрович Гребенкин
Жизнь – это энергия. Отчаянный, бескомпромиссный выброс энергии, называемый искусством, – это движение навстречу смерти.

...Тиканье часов становится отчётливей, уходят предрассветные сумерки. Реальность надвигается и закрывает глаза, как катаракта.

С течением времени мы всё хуже видим людей, природу, самих себя. Но есть способ вновь взглянуть на мир глазами ребёнка. После встречи с искусством человек оглядывается и сквозь ещё невысохшие слёзы счастья и благодарности… Отчётливо видит первозданный, чудесный мир.

Искусство – это подражание Создателю, Творцу неба и земли, Поэту всего сущего. Бесплоден только дьявол. Закрывающие глаза и уши – подражают ему.

Создать – и отпустить произведение в мир, как птицу. Проводить её взглядом и снова работать. Небо не должно быть пустым. Но чтобы сделать что-то, нужно сначала создать себя. Творчество – это металл, закалённый в испытаниях.

Первое испытание – сомнение. «Ведь тысячи творцов были прежде… Возможно ли создать хоть что-то новое?» Этот вопрос – проявление слабости и он не заслуживает ответа. Нужно молча преодолеть слабость.

И быть готовым к тому, что самые близкие люди разрушают веру в себя. Вот мальчик приносит отцу свои первые стихи. «Как-то очень гладко. Списал откуда-то?» Самое страшное оскорбление – сомнение в возможности творить. Нет обиды, равной этой. И её нужно молча преодолеть, она не последняя.

После обретения первой силы – новое испытание. «Социальная среда», эта ватно-серая масса, состоящая из обывательской возни, скуки, пошлости, слежавшейся пыли. И это нужно с презрением преодолеть. Как и всё остальное, что будет сбивать с творческого пути. Искусство – дело сильных.

И начинается новая пытка – своим неумением. Руки ещё не точны, в строчках нет
ритма и нужных слов, обрывки мелодий остаются обрывками. Нужно медленно, но изо всех сил, растягивать, разрывать путы беспомощности. Становиться мастером.

И учиться быть честным перед собой. Что-то создано – и нужно узнать ему цену? Достойно ли созданное называться искусством? Нет ничего проще. Нужно прислушаться к тихому голосу своей души. Если создано то, что она может показать Богу в своё оправдание, в искупление грехов – это искусство. Не обмануть и не договориться.

Новое испытание – толпа. И в каждом солдате толпы сразу вспыхивает стремление растоптать. Обыватель знает только один способ стать выше цветущего дерева – срубить его.

Хуже злобы толпы – сатанинское равнодушие, терзающее медленно, капля за каплей. Самое мучительное – видеть пустые глаза вокруг. И слышать молчание. Жить среди не желающих чувствовать. Не желающих понимать. Равнодушие убивает. Обыватели – убийцы. Нужно выстоять в окружении убийц.

И самое долгое испытание – одиночество. Это внутренний ад. Но... Человек, который рвётся из ада, сильнее того, который живёт в Раю.

Искусство – это пламя, вдруг возникающее посреди тёмных пространств человеческой жизни. Как оно заметно! Подходят люди, но не только... Искусство – это дерзкий вызов, брошенный силам зла.

Искушениям нет числа. Вот рядом с бесценным искусством появляются деньги. Дьявол пытается подкупить творцов, предложив взамен… Что? Ложную славу – вспышку и забвение. Кто к ней стремится – её получит. Кто не стремится ни к какой славе – получит нечто большее. Разве цель в том, чтобы будущие поколения школьников учили эти несчастные цифры – годы рождения и смерти? Запоминали названия, цитаты, персонажей и «сюжетные ходы»? Не лучше ли стать для них воздухом и светом? Живым и близким человеком, а не страницей в учебнике?

Из какой-то канавы вылезают лжепророки, утверждающие, что искусство состоит из условностей. Нет! Искусство открывает новую и лучшую реальность, безграничный космос. Художники – астрономы человеческих душ.

Со дна болота всплывают недоноски, считающие искусство «самовыражением». Но искусство – способность стать чем угодно. Светом одинокого фонаря или снежинкой, отчаянием безнадёжно влюблённого или яростью схватки, степной травой или материнской нежностью. Искусство – прорыв за пределы себя.

Дьявол путает разум и люди перестают различать понятия. И в художественных галереях начинают выставляться мотки проволоки, символизирующие запутанность бытия, отрубленные коровьи головы в окружении дохлых мух, символизирующие безжалостные законы природы, использованные тюбики зубной пасты, символизирующие прожитую жизнь. Эти «инсталляции» не символизируют ничего, потому что в них не вложено ни частицы человеческой души.

Прислушайтесь! Никто разве не слышит этот беззвучный звук, разносящийся над выставками «современного искусства»? Над голосом экскурсовода и разговорами в толпе – сатанинский смех. Ведь прах стал называться искусством, разрушители – творцами, низменное – возвышенным!

Всмотритесь! Не в мазню и мусор, а прямо в морду самодовольной «звезды перфомансов»! Это о нём сказал Гоголь: «В уроде вы почувствуете идеал того, чьей карикатурой стал урод».

Наконец из глубин преисподней приползают зависть и гордыня. Но творец лишён зависти. Чему завидовать? Тому, что в мире стало больше красоты? И разве неповторимый человек будет завидовать неповторимости другого?

Избавление от гордыни – в самой сути искусства. У каждого художника есть учителя. Никто в здравом уме не сравнит себя с ними. Никто из живущих писателей даже не назовёт самого себя этим словом. Немыслимо! Поставить себя в один ряд с теми, чьи портреты украшают школьные кабинеты? Чьи запрещённые книги переписывались за одну тревожную ночь? С замученными насмерть, но не сдавшими врагам бесценную крепость своей души? Примерить на себя тяжесть их судеб?

Полагать себя равным тому, кто сжёг себя до пепла? Никогда! Бог разберётся – кто писатель, а кто продавец букв или просто чучело за письменным столом. Без всяких самоназваний и сравнений – нужно писать изо всех сил, пока дышится здесь.

Потерпев поражение в открытом бою, дьявол незаметно проникает в человеческий язык. И вот уже рядом со святым словом «искусство» пасётся ублюдочный родственник – слово «искусственный», то есть ненастоящий. Между их смыслами – пропасть. Как между весенним лугом и цветами на кладбище.

И вот уже благородные слова «человек искусства» – приобретают гнусный оттенок, в них – ничего кроме позы. Ещё более жалким выглядит слово «искусствовед» – словно название жука-паразита, ползающего по пыльной галерее. И даже «профессионал» – оскорбительное слово. Что оно означает? Критерии качества, предсказуемость результата, объём трудозатрат? Ремесленная чушь! Ювелир не может работать с золотом заката.

Искусство – преодоление зла, порождаемого государством. Чем темнее вокруг – тем светлее творцы. Взгляните на сто лет назад! В самые беспросветные времена… Когда всемогущий диктатор распространял ужас своей души на всю страну, когда строилось общество человеческих муравьёв, когда никто не был уверен, что проснётся утром в своей постели… Появлялись настоящие художники. С какой силой они трясли невидимую решётку…  С какой решимостью бились в неё своими хрупкими судьбами... С какой яростью преодолевали сопротивление чугунного воздуха, всю окружающую тяжесть, пригибающую к земле. Они учились летать… Прекрасные люди-птицы XX века.

Искусство – это спасение от безумия.
Людей сводит с ума однообразие дней, похожих, как звенья цепи. Искусство разрубает эту цепь. Ведь день, в котором была встреча с прекрасным, не похож ни на какой другой.
Людей сводит с ума несправедливость устроенных ими порядков. Искусство делает всех равными, ибо талант есть у каждого.
Людей сводит с ума недосягаемость простых вещей. Человек – царь природы. Но кто из людей обладает тем, что доступно любому животному? Жить с парой себе, зависеть только от своих усилий, не тревожиться о завтрашнем дне, ощущать себя частью мира? Лишённые малого, мы стремимся к великому. Искусство – способ вновь почувствовать себя человеком.

Искусство – это надежда. Оставь надежду… Эти слова Данте – абсолютная истина. Надежды не имеют только мёртвые – и душой, и телом. У живого надежду не отнять. Какая бы беда ни постигла человека – с каждым стуком сердца бьётся надежда, что это не навсегда. Искусство – отрада и надежда для беспробудно, неизлечимо грешных людей.

Есть и другая абсолютная истина, подаренная нам через семьсот лет после Данте – но всё равно его ближайшим учеником. «Эстетика – мать этики» – так сказал Бродский, вбив укрепляющий гвоздь в шаткую постройку современного общества. О матери судят по детям. Добро и жертвенность, милосердие и храбрость – вот дети Красоты.

Искусство – вера в действии. У художника нет времени разматывать клубок человеческой логики, он просто верит. Сначала в себя, потом – в Бога. Награда за веру велика. Обязательно появляется Голос, подсказывающий слова и ноты, сюжеты и замыслы. Возникает предвидение, бросающее мысль творца на годы, столетия вперёд. Так Петров-Водкин, умерший за два года до начала Войны, пишет «паёк блокадного времени». Так Леонардо создаёт замковую лестницу, повторяющую структуру ДНК.

Искусство – это переписка с Богом. Любое произведение – письмо с самым точным и кратким адресом. Ответы всегда приходят… Иногда – в виде славы и богатства, полноты жизни, иногда – мучительной судьбы, внезапного безумия или ощущения ангельской силы. Кто из людей может прочитать письмена Бога? Не здесь, не на земле. Смысл ответа прояснится позднее.

И разве лучшие человеческие строки – не продолжение Библии? «Сказали мне, что дорога эта приведёт меня к океану смерти, и я повернул обратно. С тех пор всё тянутся передо мною глухие кривые окольные тропы...» Разве такие слова – не библейской силы и мудрости?

Искусство – высшая щедрость. Человек отдаёт людям то, что создано трудом, кровью, внутренним светом. Он создаёт, не ожидая ответа, благодарности, славы. Просто создаёт. Источник творчества непостижим, сила искусства неизмерима.

Творцы – как монахи, неслышно молящиеся в монастырях. Их жизни незаметны, их молитвы не слышны жителям шумных мегаполисов. Но, возможно, истина в том, что без их молитв… Настал бы ад на земле. Искусство – способ молитвы.

Конечно, художники – не святые. Но грязь – это топливо. Не сосчитать чистых гениев, проживших жизнь среди нечистот. Но не найти ни одного грязного произведения искусства. «Дайте мне грязь и я напишу ею Солнце!»

Искусство – это способность помнить о людях. Вот умирающему актёру предлагают отменить спектакль. Он отвечает: «Как я могу лишить полсотни рабочих куска хлеба?». Спектакль становится для него последним, но по-другому нельзя. Искусство – сбережение других, а не себя.

Искусство – это непрерывность труда, приводящая к совершенству. Наступает день, когда для художника не остаётся нерешаемых задач. Из простой доски он может создать зеркало, возвращающее каждому его собственное изображение. Написать портрет земной женщины, смотрящей взглядом Мадонны. Передать тончайшие оттенки облаков, отражающихся на поверхности реки. Немногими движениями кисти или пера передать любое чувство, проблеск мысли и даже... Первую любовь – за миг до её возникновения.

Искусство – способность делать немыслимое. Запечатлеть остывающие человеческие чувства так, чтобы они не остыли вовеки. Создать мелодию, одновременно безмятежную и беспокойную, как лунный свет на морских волнах. С первым аккордом перенести туда, где нет боли. Достичь пределов беспредельного чувства. Только одного не умеет творец – быть пустым.

Искусство – это внутренняя свобода. Имеет значение лишь то, что ты делаешь, воссоздавая небо на земле. Пусть лают шакалы-критики! Они бы сами вздрогнули, если бы мир вдруг заполнился их идеалами.

Искусство – совершенный и универсальный язык, объединяющий все символы, несущие смысл. В литературной строке есть музыка, в картине – сюжет, в симфонии – борьба света и тени... Возможно, когда-то отпадёт необходимость перевода на варварские языки...

Искусство – приобретение того, что нельзя потерять. Не существует бывших художников. И никакой технический прогресс не перечеркнёт десятилетия, потраченные на овладение мастерством. Достоинство человека в том, что он незаменим.

Искусство – это острота восприятия. Но художник знает, что органы чувств могут отдалять от истины.
Вот маленькое красное солнце опускается за громаду гор. Глаза лгут! Солнце больше всей необъятной земли. А закат больше солнца. А любовь больше заката...
Вот ночь в пустыне. Тишина… Уши лгут! Сердце бьётся громко, как набат. Песок шепчет о том, что скрыто в его глубинах. И у каждой звезды – своя мелодия...

Художник выражает не то, что видит, а то, что существует. И мыслит пространствами, которых не измерить, свободно ориентируясь в лабиринте противоположностей, способных разорвать логичный обывательский разум.
Вот колоссальный собор, но он – лишь неразличимо малая часть мироздания. Собор – неподвижный камень, но он свидетельствует о полёте души. Каждый день – бесценен. Но прежде всего тем, что он проходит, приближая человека к чему-то большему. Художник – в центре мира людей, но одновременно – вне его. Герои вымышлены, но с них берут пример поколения.

Искусство основано на подражании: Богу, Природе, другим мастерам. Но повторение обесценивает и творец подражает, не повторяя... Среди тысяч художников становясь – первым, единственным...

Искусство – множество равных истин. Давид запальчиво сказал ученикам: «Правильно проводите линии, а между ними можете класть дерьмо!». Сезанн учил другому: «Цвет лепит предметы». Оба мастера правы. Леонардо месяцами искал человека, руки которого были бы похожи на руки Христа. Он отвечал за каждую деталь. Домье пренебрёг деталями, изобразив Дон Кихота без глаз, носа, ушей, но – мгновенно узнаваемого всеми. И снова оба правы.

Искусство – это вопросы, на некоторые из которых можно ответить только вопросом. Всё ли может быть предметом искусства? А всё ли достойно жизни? Другие вопросы ещё сложнее... Может ли человек творить искусство, если он не понимает, что делает? Можно ли быть любимым миллионами и не любить никого? Есть ли музыка там, где уже нет человеческого голоса? Есть ли литература там, где уже нет человеческого разума? Ответы на эти вопросы – у истоков реки, называемой жизнью. Только Бог знает ответы.

Искусство – торжество духа. Вот Ренуар, стоящий у мольберта с опущенными бесполезными руками, поражёнными рахитом. Он держит кисточку зубами. Разве он не сильнее целой армии? Вот старик Тёрнер, в страшный шторм привязавший себя к капитанскому мостику. Для того, чтобы потом выплеснуть на холст ярость бури. Разве он не отважнее любого воина? Вот третий – поэт, шестьдесят земных лет создающий «Фауста». Разве он не упорнее самой природы?
Не каждому творцу суждено совершить такие подвиги. Но каждый – от рождения готов к ним.

Искусство – это сумма незаметных жертв. Вот странный человек, заросший до самых глаз, выползает из своей убогой комнаты без окон и идёт к благополучному соседу, неся последнюю пачку папирос. На что он хочет выменять их? На что можно выменять милосердное, успокаивающее жжение табака, притупляющее чувство голода? На то, чтобы одолжить до вечера... Морской бинокль. Перевернув бинокль, художник рассматривает свои картины издалека. Другой возможности нет: каморка размером со шкаф, вынести полотна на улицу опасно, можно попасть в сумасшедший дом, где нет кистей и красок. Художник отдаёт последнее, чтобы взглянуть на картины глазами будущих зрителей, до которых ему точно не дожить. Кто, кроме творца, может черпать силы в том, чего ещё не существует?

Искусство – это свет и краски. Везде, где прикоснулась душа, остаётся цветной отпечаток. Нестираемый. Нетускнеющий. 

Искусство – ответный дар Создателю. Мир прекрасен. Вот сейчас, из этого места, из этой секунды, из этой души, наполненной усталостью и отчаянием, я утверждаю: мир прекрасен.
И ещё утверждаю, что путь выбирает человека.

Искусство – это движение навстречу смерти. Чтобы её победить.