Архивные секреты литератора

Игнатова Наталья Юльевна
Сегодня город не в настроении. Под стать погода. Тончайший лёд украсил лужи. Грязь под ногами бурой кашей. Небо словно давно не мытые стёкла.
Маршрутка, поскрипывая и ворча, торопится из одного конца города в другой. Водитель предупредил, что многие остановки будут «по требованию», так как ему надо «уложиться в график».
Приятели — поэт и прозаик — подпрыгивают где-то на заднем сидении. Поэт ещё не пришёл в себя после простуды, поэтому хандрит и отмалчивается. Уткнулся в шерстяной сиреневый шарф, надышал там тёплую норку, прикрыл глаза — отгородился от всего мира. Всего? Ну, не всего. Крепкое плечо приятеля-прозаика поддерживает, словно каменная стена. «Если что, — утешает себя поэт. — Отобьёмся».
От кого собирается отбиться поэт? Он грубости, невежества, хамства. От погоды, в которую остаётся только «достать чернил и плакать». В общем, от негатива. Разного. Противного и безобразного. Не думайте, что поэт неврастеник. Просто настроение наше зависит от многих факторов. А тут и погода, и простуда, и незапланированная поездка. Навалилось много такого, что поэту нашему не по нраву. Понятно, есть слово «долг и обязательства», но «хочу и могу» звучат гораздо лучше. Что ещё остаётся бедняге, как терпеть эту поездку, погоду, визгливую маршрутку, неуравновешенного водителя, чужих пассажиров. Но есть и приятное. Всегда есть отдушина, если поискать. И эта отдушина — давний друг прозаик. Он надёжен и крепок. Но никто в этом мире не совершенен. И приятелю тоже не сладко. Прозаик углубился в переживания. «Полоса чёрная, — мысленно сетует прозаик. — Полоса белая. Может у других так? А тут мчу вдоль серой полосы. В неизвестность. Не сворачивая. Вокруг стена! Стена непонимания, безнадёги, грусти. Даже на солнечный остров в океане сбежать не хочу. Но чего-то же я хочу? Чего? Дом свой хочу за городом! Чтоб шашлыки с друзьями по выходным. Домашняя наливка. Надо представить всё поярче! Вдруг полегчает?»
И прозаик представляет такую картину: «Вечереет. Звук гитары разносится по округе щемяще, нежно. Эхом вторит ему соловей в роще. Как здорово сидеть на крылечке, вдыхая медовый запах фиалок! Какие мысли рождает время, проведённое наедине с природой. Вдали от городской суеты и спешки. От вечерней зари до предрассветного тумана слушаешь тишину и наблюдаешь, как размеренно, упорядоченно, безмятежно вокруг. И рождается в тебе гармония, единение со всем и всеми.
Приходит новый день. И какую бы не принёс погоду, можно забраться в увитую плющом беседку или усесться с ногами в плетёное кресло рядом с камином — и работать. Самозабвенно! Над великим и жизненно необходимым всему человечеству и кому-то единственному! Твоему. Особенному и родному.
Ну почему писателю для того, чтобы всё это осуществить, надо стать не писателем, а банкиром, депутатом, ювелиром, наркобароном и торговцем оружием, киллером на худой конец. Хотя, нет. Наркобароном и торговцем оружием — перебор. И киллером не хочу. Их во всех детективах, после того, как они выполнят заказ, непременно убирают. О чём это я? О чём? Это всё непредсказуемая погода. Но не только. Как снег на голову свалилось приглашение выступить в ДК. Пришлось планы поменять. Отложить важное. И что у меня за характер? Вроде твержу: «Учись отказывать!» Так нет. Еду. Им для «галочки» в плане. А мне? Трясись через весь город в битком набитой маршрутке кашляющих, обозлённых пассажиров. А водитель вообще маньяк какой-то. Одному ногу зажал и давай давить … на газ! Бабульке дверь не открыл. Не увидел, как она палкой ему машет. Не услышал, что по стеклу стучит? Слепой и глухой водитель — это что-то новенькое! Надо запомнить. В общем, не сошлись характерами водитель и пассажиры. Вот он и привередничает. «По требованию» орать надо. Попробовала одна орать. Так он её послал. Да ещё так далеко и … нецензурно. Если б я эту поездку в рассказе описывал, из речи водителя столько слов пришлось бы выкинуть».
Пока прозаик вздыхал да корил себя за слабохарактерность, поэт страдальчески морщился и клевал носом. Путь в ДК неблизкий. На окраину города. «Как занять себя в дороге людям интеллигентным и воспитанным, — сквозь дрёму думал поэт. — Можно почитать интересную книгу. Но читать предстоит в ДК. Другу моему — прозу. Мне — стихи. Можно ещё покопаться в мобильнике? Поиграть в шахматы или балду? Но лучше поберечь зрение. Из-за «новых продвинутых технологий» скорость написания текстов хоть и увеличилась, но глаза от постоянного вглядывания в  монитор побаливали. И спина тоже. Мне б кресло массажное! Хорошее кресло стоит дорого. Если рассудить мне многое не по карману. Поэт ведь здесь не профессия. Хобби.
Это в США и Великобритании писатели могут не только заниматься любимым делом, но и зарабатывать. Взять этот их список участников хит-парадов! Богатейшие литераторы мира: Стивен Кинг, Джоан Роулинг,  Джеймс Паттерсон, Джефф Кинни, Джон Гришэм, Нора Робертс, Пола Хокинс, Э.Л. Джеймс, Рик Риордан, Сьюзен Коллинз, Джордж Мартин. Их там даже называют короли жанров — ужасов, детектива, фэнтези. Короли — в смысле: мастера и богачи. А что? Писателям тоже хочется чувствовать себя людьми, а не компьютерной программой, которой есть, пить, спать не надо. Хотя и такое уже придумали. Читал недавно, что взяли за основу «Анну Каренину» Льва Толстого. Компьютер изучил композицию, сюжет, персонажей, речь и много ещё чего. А после выдал около трёхсот страниц текста. Назвал это «Реальная любовь». Ну, в смысле «настоящая». И в печать! А теперь роман, сгенерированный искусственным разумом, вышел тиражом 10 тысяч экземпляров по цене 150 рублей. И не надо автору трепетать над каждой фразой. Переделывать сотни раз. Перечитывать и править. Всё — проблема решена. Зачем писатели, когда есть компьютер? И это в Санкт-Петербурге, где жители читающие, пишущие, думающие! Что говорить о глубинке?
Зато в Норвегии с Германией к нашему брату относятся с заботой и вниманием. В Норвегии государство выкупает 1 000 экземпляров каждой книги, чтобы распространить по библиотекам всех городов. Поэтому, выпустив книгу, писатели могут не думать о том, как заработать на жизнь, и продолжают творить дальше. Заодно издатели могут не волноваться, что произведение некоммерческое. За электронные книги там платят столько же, сколько за печатные!» Поэт так размечтался, что произнёс: «ДК — это вам не Дома литературы».
Прозаик прислушался и поддержал: «А хорошо бы не только в Германии, но и у нас были такие. С залами для выступлений; кабинетами, где можно поработать; рестораном, в котором подают бразильский кофе».
«Да, — прошептал поэт. — А здесь шоу и взносы. Просил со сборником рассказов помочь, а «воз и ныне там». Побегал. Выпустил сам. Даже презентацию провёл. По библиотекам раздал. Друзьям подарил. И что! Один хлыщ обвинил меня в бахвальстве. А значения слов не понимает. Слов, которыми говорит. Я ему пояснять не стал, что бахвалятся те, кто ничего не делает».
«Знаю, о ком ты, — кивнул прозаик. — Стра-а-а-нный тип. Выкладывает периодически коллажи, где изображает руководство — императорами, генералиссимусами, президентами других планет. И представь, что удумал! Головы начальству отрезает и лепит к чужим телам».
«Лепит и ждёт, когда новый прогиб засчитают, — хмыкнул поэт. — Подхалим-сатирик! С одной стороны руководству головы рубит в Adobe Photoshop. Вроде груши для битья использует. Мол, его не продвигают, так получите сполна. С другой вроде льстит. Не придерёшься! Сказал бы — оригинал. Если б не презирал таких. На лице улыбка. За спиной нож. Знаем. Проходили».
«Зачем писать, на встречи с читателями мотаться, в журналах печататься, книги выпускать, — пожал плечами прозаик. — Главное правильно согнуться и …»
«… и этого хлыщ не умеет, — развёл руками поэт. — Картонную медальку ему так и не дали! Не за что. Поклоны бить тоже надо умеючи».
«Я пытался по личной инициативе мастер-классы при СП организовать, — признался прозаик. — Так знаешь, чем закончилось. Приходят поболтать и своё прочитать. А учиться. Обсуждать. Зачем? Они и так всё знают. И журнал не дали открыть … литературный. Не привык я к односторонним отношениям!»
«Точно сказано, — встрепенулся поэт. — Односторонние. С лозунгом «против кого сегодня дружим?» Сборники планово выпускают. Как можно узнать поэта по одному стихотворению? Да ещё выкупи этот сборник. А чтоб электронный вариант сделать — не дождётесь! Вместо делового подхода одни обещания что-то изменить и для рядовых членов СП в том числе. Для рядовых когда-нибудь, после дождичка в четверг. А ещё интересуются: «Почему не ходите на собрания?» Хожу. Слушаю. Предлагаю. Наблюдаю. Руку поднимаю. Или не голосую. Но ни-че-го не меняю. Зато чувствую! Ощущаю себя мебелью.
Ушёл в другое СП. Там хоть почувствовал человеческое отношение. Презентации проводят в библиотеке, где каждому дают слово. Чтения возле памятника А.С. Пушкина, заодно общение с народом. Журналы, газеты, альманахи выпускают. Новых проектов много: «Номисма», Автография». Да всё и не перечислишь. Ценят каждого по делам. По работе проделанной, а не по обещаниям».
«Зато я, — признался прозаик. — Вляпался недавно … в пиковую даму. С виду активная, позитивная, горит на работе. Кружок у неё прозы. Был. Решили мы его в журнал литературный превратить. Хотели дать возможность выступить писательской братии. Так самопровозглашённая редакторша настояла, что будет сама решать, кого публиковать. В итоге, вышли «розовые ля-ля-фа». Ни гражданской лирики, ни философской, ни художественной публицистики, эссе, эпиграмм. Попса и есть попса. Две ноты. Одиноко. Жду кого-то. У ворот. Я! В эдаком ключе весь журнал. А жаль. Задумка была хорошая».
Поэт похлопал приятеля по плечу.
«Была и прошла, — продолжил прозаик. — А то, что мы тоже люди, забывают. Хочется издаваться. Собираться по делу. Общаться в удовольствие. Нести в массы доброе, человечное, вечное. Работать вдумчиво. А тут спешка! Звонок в полночь. Завтра надо туда и туда. А подготовиться? Настроиться? В пути настроишься, подготовишься, обдумаешь. Ведь ехать на край света! Успеешь. И неважно, что «штормовое предупреждение» на мобильный прислали. Ехать надо. Надо ехать! В метель и пургу. В мороз и гололёд. В шквальный ветер и слякоть.
Поинтересуйтесь сначала, как я? Могу ли? Пригласите вежливо. А то Краеугольников с Бабуровым и Ковальчиковой на встречу ехать отказались. Кто может? Никто. Разве что Коконашвилькин ездит всюду и везде! Даже туда, куда не звали. И читает там: «На пьедестал с трудом я встал. От рифм устал». Его уже от СП посылать боятся».
 «Послать, куда подальше, его бы рады, — грустно пошутил поэт. — Да не идёт он».
Маршрутка хихикнула тормозами. Недовольно стала. Скрежетнули двери. «Конечная», — сообщил водитель.
— Приехали, — хмыкнул прозаик. — Приехали во всех смыслах сразу.
— Пора, — кивнул поэт. — Пора выходить, а заодно пора что-то в нашей жизни менять.
Приятели переглянулись. Им ещё предстояло километра три добираться по грязи, слякоти, пронизывающем ветре в ДК.
… Преодолевая лабиринт улиц, где обветшалые домишки укрыты были от посторонних глаз покосившимися некрашеными заборами, герои наши тихо переговаривались.
«Не уважаем, — бормотал поэт, стараясь обходить грязевые придорожные ванны. — Мы себя…»
«Зато других уважить рады», — произнёс прозаик.
«А кто, если не мы?» — попытался ободрить приятель.
Через полчаса посёлок остался позади. Справа голое поле. Слева — посадка. Впереди дорога в рытвинах, коричневой жиже, местами глинистая, местами песчаная.
«Трудно нашему брату приходится», — жаловался поэт.
«Служить Музам всегда нелегко, — констатировал прозаик. — Особенно в нашем Отечестве, где хороший писатель чуть ли не пророк. При этом нищ и гол, как сокол».
«И какой негодяй удумал, что творческий человек должен быть голодным, сирым, убогим? — едко заметил поэт.  — Писательство огромный труд, напряжение всех сил — физических и духовных. Если б не упорство, верность любимому делу, даже не знаю…»
«Хорошую повесть, очерк, рассказ, роман не высидишь. Их выстрадать надо. В поте лица пахать! Встречаться  с профессионалами. Узнать подноготную тех, о ком пишешь. Путешествовать, наблюдать, записывать. Изыскивать необходимый материал, «рыть» в справочниках, библиотеках, специальной литературе. Чтобы понять важное. Прочувствовать необходимое. Ощутить перипетии жизненного пути героя, испытать с ним беды и трудности, меняться вместе, радоваться и огорчаться. Тогда покажется правда жизни».
«Творчество колоссальная затрата сил, энергии, времени, — подтвердил поэт. — А мы тут. В грязи. Одни. На разбитой дороге. Идём. Куда? Зачем? Кому это надо?» Он обвёл рукой неприглядный пейзаж.
«Хотя бы машину прислали, — кивнул прозаик. — Как же далеко ещё шагать. Опять ноги промочу. Насморк подхвачу. И две недели будет рукопись ждать … вдохновения».
«Ну, и кому от этого лучше? — пожал плечами поэт. — Я только вылез из простуды. Упаси меня от повтора! Может, вернёмся?»
«А люди? — растерянно спросил прозаик. — Встреча с читателями как же?»
«Пообщаемся в другой раз, — предложил поэт. — Можно в скайпе, фб, телеграмм».
«Но ведь они ждут нас!» — вскричал прозаик.
«Сколько? Трое, пятеро, семеро, — с сомнением в голосе произнёс поэт. — Кто придёт по такой погоде на встречу с писателями?»
«Придут, — ответил прозаик. — Вот увидишь. Мы нужны им! Нашим читателям. Как они нужны нам! Поверь. Я знаю».
АСЛ - архивные секреты литератора