На тему
Тебе, господи, знакомо тоже
это, толкающее в пропасть ли,
к петле, пуле в лоб ли,
когда бледнеешь, темнеешь, лопаешься,
воздух гребут ладони-лопасти,
бреют булыжник ноги-оглобли.
Улица, биржа, аптека, тир ли,
боже, бордели проносишься мимо,
невыносимы эти Марбурга мили!
Скольких до этого они проглотили!
Слонеют слова, глотаешь без рифмы,
за ними – ящериц, птиц, птеродактилей,
опомнюсь, попробую писать дактилем,
в губы, гортань, пищевода рифы
толкаешь сладкой слюной-предательницей.
Идёшь, бледнее камня Давида,
назначила в десять, к пяти приходишь,
вот дом её, боже, не видишь вида
его, но пальцами помнишь,
лихорадочный Данте – гидом.
И – снова отказ, уже в третьем разе!
Уходишь, обрезан, обезображен,
мозги – манна, в груди – молот,
боже, даждь огонь и на этот город!
Тебе проще, ты можешь, имеешь силу,
знаешь подходы и сбоку и с тыла,
сорвёшься дождём золотым, лебедем,
ты всех проникающий, легче тебе,
а для отмазки пришлёшь Гавриила.
А то унизишь, возьмёшь в истоме
какую из Киева, запрёшь в доме,
на цепь золотую посадишь,
вот тебе свечка, икона, ладан,
жёны не ****и, милая,
уедешь неудержимой страсти ради
в Африку стрелять крокодила.
Пройдёшь Нилом, пожелтеешь песками,
станешь темнее праха
и вот – привезёшь ей,
бросишь к ногам, как свою на плаху,
ещё горящую, с плеч ещё, рыжую голову жирафа!