Сидят за праздничным столом хмельные жиздринские девы,
Навроде костяных Венер. Топочут пол, вздымают гарь
И, как валькирии небес, терзают дичь весьма умело,
И за потрёпанный свой вид по матушке клянут январь.
А им несут аджаб сандал и скумбрию под злейшим луком,
Баран, укутанный в лаваш, стал главной жертвой невзначай.
На стол, похожий на алтарь языческий, он ляжет глухо,
И счастлив их невольный жрец в надежде наслужить на чай.
А я сижу и пью вино чуть в уголке, и созерцаю.
В корчме, рассчитанной на всех, я будто бы нежданный гость.
И думаю: а как они...? Нет, как представить - я не знаю.
Положит глаз - и прочь, душа и тазобедренная кость.