Часть - 3
Тобик лизал наши похолодевшие ноги, но мы забыли о холоде. Папа закурил, дрожащими руками вытер со сба и вышел. Мы бегом помчались домой, обнимая Тобика.
Больше разговора никакого не было, или мы не слышали. Время шло. Уже всё было увязано в узлы, мебели у нас не было, всё было казённое. Мы с братом ходили убитые горем. Тобик тоже тосковал. Он ходил рядом, тёрся о нас, заглядывал в глаза и, кажется, тоже плакал, потому что глаза его были влажные. И всё же день настал, а вернее раннее утро. На улице была оттепель, снег таял, кругом лужи, грязь. Подъехала машина, полуторка, погрузили вещи, мама села в кабину, а мы все в кузов на узлы. Ехать до вокзала было далеко, так как мы жили за городом, в рабочем посёлке.
Тобик ходил с понурой головой и всё обнюхивал машину, заглядывал в глаза, тихонько скулил. Мы не находили себе места. Папа решил как-то сгладить тяжёлое расставание. Он, после прощания с нами, отвёл его в сарай и закрыл на щеколду. Машина тронулась. Мы сидели в кузове и ревели в два голоса. Когда уже стали выезжать из посёлка, глянули назад и не поверили своим глазам. По дороге, если её можно назвать так, потому что это было просто месиво грязи, огромные лужи, мчался Тобик, не замечая ничего под ногами. Расстояние между нами то сокращалось, когда ехали по ухабам, то увеличивалось по ровной дороге. Мы стучали по кабине, чтобы остановили машину, но папа торопил шофера.
Мы могли опоздать на поезд. Не зная что делать, мы готовы были сами выпрыгнуть из машины. Папа держал нас. Тобик выбивался из сил. На счастье машина влетела в какую-то выбоину на дороге и заглохла. Шофёр, ругаясь, выскочил из кабины и начал осматривать мотор. От радости мы выпрыгнули из кузова и помчались навстречу Тобику. Он с трудом дышал, с языка капала слюна, лапы у него подкашивались. В какой-то момент мы всё же успели его подхватить, он бы упал. Грудь его была поранена, лапы и морда тоже. Но в глазах его была радость.
Он лизал, нам лица, руки, наверно, мы плакали втроём. Но счастье длилось недолго. Шофёр крикнул, что можно ехать и папа нас потянул в кузов. У нас не было сил оторваться от Тобика. Он умолял взглядом не оставлять его, лапы его дрожали, а из глаз текли настоящие слёзы. Папе всё же удалось нас посадить в кузов и повернуть нас лицом вперёд, чтобы мы не видели Тобика. Как только машина тронулась, Тобик побежал опять. Шофер, видно, решил ускорить эту развязку и в черте города увеличил скорость. Тобик отставал. То он ложился на обочине дороги, то садился...и всё равно бежал, но уже далеко от нас. Мы всё равно смотрели назад и плакали, ругали своих родителей.
Для нас главным был наш лохматый друг, а не жизненные проблемы. Подъезжая к вокзалу, мы потеряли его из виду. Стали перегружать вещи в вагон, скоро должна быть отправка. Тобика нигде не было, как не старались мы хоть взглядом найти его. Мама держала нас за руки. Объявили посадку. Войдя в вагон, мы тут же кинулись к окну. Люди спешили на посадку и мы ничего не видели. Раздался предупредительный свисток, поезд качнуло, мы ударились лбом об стекло и ... опешили. Под нашими окнами стоял Тобик, еле держась на ногах. Он тяжело дышал, язык заливался слюной, глаза были мутные. Он прощался с нами из последних сил. Наши сердца разрывались от боли, мы плакали навзрыд, даже другие пассажиры притихли и пытались нас успокоить.
Поезд набирал скорость. Тобик уже не бежал. Он стоял на ослабленных ногах и с грустью и болью смотрел вслед удаляющемуся поезду: он до конца был верен нам, своим друзьям, которые поневоле предали его.