Ты был тогда несвойственно упрям,
но всё-таки поехал с тёткой в Липецк.
Хозяйку, - где селились, звали Лилей,
ей было, как окажется, под сорок.
Ты начал уходить на старый пляж -
отмыться от недавнего позора:
когда ты был застигнут на горячем -
глазея на пропорции. Хоть плач,
но стыд осатанело нагоняет.
Хозяйка разглагольствовала: "С-аааа-шшш,
какие нынче водятся девицы
в Москве-то вашей? Стоит поделиться.
Давно там не бывала. Страшно думать".
Ты что-то тараторил, мол, ты сам
не знаешь толком. "Маленькие дуры! -
промолвила она - Везде - всё тоже!"
Когда ей захотелось обтесать
на плоскости больших любовных торжищ
столичного цыплёнка, ты не знал.
Но верил бесконечно - в день приезда:
с её неоднозначного привета,
улыбки и короткого халата.
Ты убеждался - практика неслась,
всё больше натыкаясь на халатность,
но был гоним учёбой и работой.
Старухи говорили не без зла:
связался чёрт с неопытным ребёнком.
Лужайка, где спокойно догнивал
плетённый столик, выглядела сирой.
Она тебя взяла не то что силой,
но с мягким применением напора.
"Са-шшш-уля, раздевайтесь... Догола! -
Потом вы обнимались. - Вам не больно?"
Весь Липецк представлялся затхлым раем.
Ты мял её испачканный халат
и слушал: "Не печальтесь, застираем!"