К 70-летию Раисы Котовской
«ТАКОЙ РОДНОЙ, ЩЕМЯЩИЙ МИР...»
Птичьим гомоном даль говорила. Таял лёд и помалкивал сад. Я какую-то дверь отворила И уже не вернулась назад.
Р. Котовская
– А не пригласить ли нам кого-нибудь из поэтов? Такая встреча привлечёт в наш студенческий клуб многих студентов, и это будет здорово!..
С таким предложением ко мне, первокурснику, в январе 1972 года обратился преподаватель Пятигорского пединститута иностранных языков В. Запорожцев, И тут же (как своему заместителю по клубу) дал задание:
- А сходите-ка вы в редакцию «Кавказской здравницы». Там подскажут.
Меня приветливо встретила Светлана Заикина (как я потом узнал – автор лирических стихов и сборника рассказов «Казачий пояс», через восемь лет трагически погибшая во время журналистской командировки). Ни секунды не раздумывая, она сказала:
- Пригласите к себе Раису Котовскую – очень талантливая поэтесса. Думаю, она будет рада.
И вот я в небольшом, уютном городе Лермонтове, на улице 1 Мая. Звоню в квартиру на втором этаже.
На звонок вышла молодая женщина с ясными глазами и доброй улыбкой.
Я представился, пригласил поэтессу в институтский клуб.
– Приеду с удовольствием!
Встреча удалась — в клубе не было ни одного свободного места. С чувством, будто заново переживая волновавшие её когда-то мгновения, Раиса Котовская читала наизусть свои стихи:
Чёрный час. От меня ничего не таи.
Мои руки - твои. Твои руки - мои.
Под холодной луной, посреди ли страны
Мои ночи трудны. Твои ночи трудны.
Ну, дождёмся зари...
А влеченье гони,
Места нету внутри
Для любви, для любви.
Это наша поляна. И наша река.
И никто их у нас не отнимет пока…
Какая-то огромная внутренняя сила чувствовалась в нашей гостье. Возникло ощущение: она всецело живёт поэзией и твёрдо уверена - ей есть, что сказать людям.
И потом, не раз, судьба сводила меня с поэтессой из Лермонтова. Бывая по учебным делам в Пятигорске (Раиса Николаевна работала проводницей на железной дороге и училась заочно в Ставропольском пединституте, а в ПГПИИЯ был его консультационный пункт), она рассказывала мне о своей работе, делилась творческими планами.
Хочу отметить огромное трудолюбие Раисы Котовской. По каждому учебному предмету у неё были подробные конспекты. Но особенно любила она читать словари. «Толковый словарь» Даля Котовская просила в центральной городской библиотеке на выходные дни и, страница за страницей, переписывала в общую тетрадь. С уважением отзывалась о произведениях Андрея Платонова. Изучала творчество Бодлера, Аполлинера и других знаменитых зарубежных поэтов. В течение многих лет выписывала журналы «Литературная учёба» и «Наука и жизнь». Её настольной книгой был «Поэтический словарь» А. Квятковского.
Она была по-женски привлекательна, но за модой не гналась. Не раз, после окончания поездок в качестве проводницы, я видел её в недорогой кожаной курточке, с неизменным цветастым термосом с какао в простенькой сумке.
Была памятлива на добро. В 1971 году я подарил ей «Краткий этимологический словарь», и она с благодарностью вспоминала об этом и через десять, и через двадцать, и через тридцать лет.
Была скупа на похвалу. Её высшей похвалой начинающему поэту, в присутствии других, было: «Он чувствует Слово».
Хотя на дворе был уже ХХI век, так и не научилась звонить по сотовому телефону (или - не хотела?) Приверженец классической традиции в поэзии, не любила вычурности, умничания в стихах.
На письма отвечала без промедления. И если кто-то хотел узнать её мнение насчёт стихотворения или рассказа, обязательно высылала рецензию - взвешенную, с указанием мест, над которыми надо поработать.
Поэтесса жадно впитывала в себя интересные факты. Как-то я рассказал ей о том, что в Древнем Риме поэтов считали связанными с богами, и поэтому их запрещалось казнить.
-Это тема для стихотворения! ; встрепенулась Котовская. — Привези мне книжку, где это написано!
Но эта, небольшого формата книжка, как на грех, куда-то запропастилась. И, к сожалению, стихотворение на эту тему написано не было.
С юных лет была у Раисы Котовской заветная мечта – поступить в Литературный институт имени М. Горького в Москве. Очень непросто было ей пройти сквозь конкурсное «сито», но, в конце концов, свою мечту она осуществила - поступила на заочное отделение. Помню её рассказ, после первой сессии, о богемной атмосфере в Литинституте, где чуть ли не каждый студент считал себя гением. Полушёпотом (будто боясь, что подслушает кто-то посторонний) говорила она о намёке Валентина Катаева ; что Маяковский не сам застрелился, а ему «помогли» это сделать. (В то время такая версия - впрочем, одна из многих - звучала довольно смело). Запомнился один анекдот, услышанный ею в стенах Литинститута:
- Жил король - хромой, одноглазый, с горбом. И вот приглашает он одного живописца: «А нарисуй-ка ты, братец, мой портрет! Награжу - не пожалеешь».
Художник был сторонником реалистической манеры в искусстве и поэтому нарисовал владыку таким, каким он был: хромым, одноглазым и горбатым.
Король взглянул на портрет и приказал: «Казнить!»
Через несколько дней зовёт другого художника и делает ему тот же заказ: «А нарисуй-ка, ты, братец, мой портрет! Награжу - не пожалеешь. Сроку тебе - три дня».
Зная о судьбе своего коллеги, художник задрожал как осиновый лист. Заперся в своей мастерской, два дня пил беспробудно. А на третий взялся за кисть и стал уверенно рисовать...
Через день твёрдой походкой заходит во дворец:
- Готово, Ваше Величество!
И сорвал с портрета покрывало. Чтобы никто не видел хромоту короля, художник усадил его на коня. А чтобы было незаметно, что нет одного глаза — повернул короля той стороной, где глаз был. Не стало видно и горба: художник изобразил короля со щитом в руке.
Долго смотрел король на портрет: к чему бы придраться? Вроде он - и не совсем он, но до чего же приятно: не видно ни одного физического недостатка. Портрет ему очень понравился.
- Ну что же, братец, ты с заданием справился! Но скажи мне честно: как это ты ухитрился - так меня изобразить, что и придраться не к чему?
- Очень просто, Ваше Величество! Взял на вооружение метод социалистического реализма.
От Раисы Котовской я впервые услышал о Николае Рубцове. С искренней печалью она рассказала о трагической гибели несравненного лирика. По словам поэтессы, сожительница попросила у Рубцова рекомендацию для приёма в Союз писателей, но он, не желая продвигать бездарность, отказался. И - поплатился жизнью.
Особенно нравилось Котовской рубцовское стихотворение «Добрый Филя». До чего же выразительно она читала его наизусть... А последнюю строфу:
Мир такой справедливый,
Даже нечего крыть...
-Филя! Что молчаливый?
-А о чём говорить?
- поэтесса произносила с особой интонацией. Как бы давая понять, что не так-то он прост, как кажется на первый взгляд, этот деревенский Филя! А говорить, нам всем, причём не только на кухнях, есть очень даже о чём.
Очень нравился ей также «Поезд» Рубцова, с его, как оказалось, замаскированным под иронию пророческим концом:
И какое может быть крушенье
Если столько в поезде народу?
Для друзей Раиса Котовская не жалела ничего. В её небольшой, скромно обставленной двухкомнатной квартире находили приют, в трудные для них моменты, подруги по работе - проводницы, и гостеприимная хозяйка на время забывала о своём высоком призвании: жарила картошку, варила борщ для гостей. В восьмидесятые годы я услышал уважительный рассказ о том, что поэтесса уступила свою очередь для печатания книги в краевом издательстве начинающему поэту. Одному из своих друзей, внезапно оставшемуся без работы, она написала рекомендательное письмо в Ставрополь, и друг был трудоустроен.
Как-то услышал от неё: «А я не смогла бы работать в газете...» Но, думается, дело было вовсе не в её неумении (дай Бог каждому так чувствовать Слово, как его чувствовала Раиса Николаевна). Просто она не хотела распылять свой талант, менять своего поднебесного творческого журавля на приземлённую, хотя и материально выгодную, синицу.
Как рассказала мне знакомая, Котовская пробовала себя в качестве учителя, но вскоре ушла из школы. В лицо критиковала начальство за стремление приукрасить показатели, а кому это понравится?
А одному (достаточно влиятельному!) графоману прямо заявила: «Я не буду работать с вашими стихами: у вас нет литературных способностей». Хотя и могла бы неплохо заработать.
После первой публикации в минераловодской газете «Коммунист» (в 14 лет!) стихи Котовской не сходили со страниц краевых газет и журналов в течение 42 лет! Целая жизнь, наполненная бескорыстным служением Слову.
Во времена, когда от авторов требовалось неукоснительно соблюдать требования социалистического реализма, то есть приукрашивать действительность, Котовская сумела сохранить своё «я», не стала калечить свои стихи в угоду прокрустовым партийным установкам. На творческом семинаре в Ставрополе (это было в семидесятые годы) какой-то чиновник от литературы стал, с «железобетонных» позиций соцреализма, придираться к стихам Котовской. «А мне мои стихи - нравятся! — решительно заявила Раиса. - Я пишу, как мне велит моя душа». И продолжала писать в своей неповторимой манере. (Лично я прочитал практически все её стихи - и не обнаружил ничего конъюнктурного, написанного в угоду властям).
Чтобы читатель лучше понял, каким человеком была Раиса Котовская, в каких условиях жила и творила, о чём мечтала, позволю себе привести здесь фрагменты из её писем к автору этих строк.
Без даты: «У нас радость такая: вышла книжка Новеллы Матвеевой «Ласточкина школа», говорят, очень хорошая. Ты следи, может, скорее встретится тебе, чем мне.
А новость такая: 14 марта мы поедем в отпуск в Москву... Я там похожу по книжным магазинам, если что хорошее попадётся, возьму себе и тебе...
В обычные дни я торчу в Мин-Водах, ухаживаю за кроликами; мои родные уехали в Душанбе, а меня оставили с детишками и с кроликами. «Армия короедов» – зову их про себя.
С 18 марта в Москве будет совещание молодых поэтов и прозаиков. Несмотря на все хлопоты Смольникова (секретарь Союза писателей СССР.-Ю.Т.) меня туда не послали наши. Но я сама туда попаду, чтоб послушать семинары.
Пишу мало, не знаю, что со мной. Наверно, одиночество сказывается. В «Кавказской здравнице» к 8 Марта должны быть мои стихи, а какие, не знаю. А пока я тебе напишу одно, подарю к весне, может, и у тебя станется праздничное настроение, передастся.
Птичий посвист весенний, нестройный,
Вызывает меня в тишине...
Кто уже отогрелся и вспомнил
И теперь загрустил обо мне?
Я в окошко гляжу и вздыхаю.
Принаряжена новым платком...
Всё грущу и грущу, и не знаю
И сама ещё толком: о ком?»
17 марта 1972 г.: «Высылаю тебе новое стихотворение.
ПРОЩАНИЕ
Старый странный обычай —
На прощанье прощенья просить.
Улыбаться от чистого сердца
Из окон бегущих трамваев!..
Было так: я и друг,
Я – с букетом прощённых обид.
И нечаянно рейс отклоняют.
И лежат самолёты
Ничком на метельной земле.
И на аэролиниях
Красные лампочки сонно моргают.
Мы в пространстве одном.
Мы молчим, а букет
Жалит руки и весь опадает.
Аварийный обман,
Льстивый праздник потерь – получай!
Я взлюбила тебя
Уязвлённой любовью.
Говоря не «прости же меня, наконец»,
Но «прощай»,
Подрывая мосты за собою.
(Насколько мне известно, этого стихотворения нет ни в одном сборнике Р. Котовской).
22 января 1980 г.: «Начинаю с просьбы. Вышла кассета (7 книжек в одной обертке) в Ставропольском книжном издательстве, называется «Поэтическая радуга Ставрополья». Там в числе 7 маленьких книжек ; и моя первая. Но тираж ничтожный ; 2 тыс. экземпляров. У меня пока ни одного. Всё мгновенно разошлось. Юра, посмотри, где можешь, и купи, сколько денег хватит (я верну).
В «Современнике» в плане я на 1981 год, так что, раньше следующего года нечего и смотреть.
… У меня всё по-старому. Недавно моему Алёше (старшему сыну.-Ю.Т.) сделали операцию, я провожу в больнице дни и ночи. Измучилась, издёргалась... »
13 февраля 1980 г.: «...Юра, поздравляю тебя с получением жилья. Это очень большой праздник. Человек без своего жилья всё равно что лодка без весел...
… Все мы, как можем, распихиваем заботы, бьёмся, спешим, прыгаем на ухабах бытия. Ничего, лишь бы живым остаться. Чего тебе и желаю».
22 августа 1980 г.: «Знаешь, я передумала менять шило на мыло – Клюева на Фета. Я бы поменяла на Дм. Кедрина. Разведай, может, у неё (женщины, имевшей доступ к книжному дефициту.- Ю.Т.) есть Кедрин? Чудный поэт. И близкий мне по духу. Хотя бы почитать как следует – не могу достать».
12 января 1981 г.: «Всё хотела черкнуть, да всё никак не могла: закрутилась с малышом. Малыша назвали Константином, ему уже 4-й месяц. Пока очень трудно. Искусственник, а на дворе ОРЗ, потому что нет морозов.
… Книги можно выслать, но тогда оцени подороже. Я читала в «Литературке», что почта стала заматывать книги».
15 марта 1981 г.: «... Я тут развернула деятельность: хочу переехать в Мин-Воды жить. Пока трудности с обменом квартиры (она у меня ведомственная). Но если получится, буду радоваться, начну жить сначала.
Книжка в «Современнике» выйдет не раньше мая, ещё и верстка не готова. Я тогда тебе сообщу. Тираж маленький - 10 тыс. экз. На край дадут всего 50 экз. Так что придется гоняться за книжкой еще больше, чем за прежней.
В январе выйдет наконец на Ставрополье большая книжка, там уже 50 стихотворений..
Очень некогда. Готовлюсь к экзаменам, делаю контрольные - вся в мыле. А на дворе, между прочим, такая чудная весна начинается!»
18 апреля 1981 г.: «Через месяц-два должна уже поступить в продажу моя «Станция формирования» (издательство «Современник», серия «Первая книга в столице», 1981.). Зайди, пожалуйста, в свой книжный магазин, сделай заявку хотя б на 10 экземпляров. И нужно проследить, чтобы они их все-таки не продали.
Посчитала я: только подарить надо 18. А в Лермонтове мне дадут только 5.
Я уже читала верстку ; составлена книжка неплохо, хотя кое-что я уже сама бы выбросила. Как выйдет ; обмоем».
2 августа 1981 г.: «Поздравь: я вышла к диплому, всё сдала.
Мне опять пишется. Есть стихи очень удачные. Книжка должна выйти летом. Но пока ещё не видела верстки. Хотя аванс уже получила.
Дай мне Заболоцкого почитать! Я его очень плохо знаю. Если у тебя есть сборничек стихов Прасолова (современный, недавно погибший, поэт), привези. А если нет – следи. Его пока еще не знают спекулянты, можно будет достать. Я тебя познакомлю с маленькой книжкой, какая у меня есть».
29 августа 1981 г.: «Прочла Заболоцкого. Все ранние стихи вплоть до 1935 года очень ученические, беспомощные. Но зато потом!..
Теперь бы достать удачного Дмитрия Кедрина. Поразведай, может, у кого есть, и узнай, если нападешь, на что могут обменять или за сколько продать.
Как тебе там живётся? Как мне или еще хуже?»
29 октября 1982 г.: «У меня много перемен. В СП за меня проголосовали все, рекомендовали, если 1 ноября утвердят в Москве, то всё будет нормально. В мае получила диплом, а в конце июля начала работать в Ставрополе на должности ответ. секретаря альманаха «Ставрополье». Всё это время домой наезжала только на выходные, но теперь нашла квартиру для обмена и, думаю, до праздников уже переберемся в Ставрополь всем семейством.
Тогда-то, может, будет время доработать новую книгу, вывести ее в люди. А пока что очень некогда. Это моя основная трудность».
23 января 1995 г.: «Годы, действительно, переломные, многих вокруг переломали, и я очень рада была услышать интонации человека, не сломленного ими... Ведь как это ни старомодно звучит, мы с тобой – современники, и с годами это обстоятельство, оказывается, дорожает. Так что, если будешь в Мин-Водах, обязательно заходи (что напишешь в письме?)
В одном из ближайших номеров газеты «Кавказский край» должен пройти мой материал (беседа со священником). Если интересно, прочти, поделишься потом впечатлениями...
P. S. Привези для меня несколько номеров Вашей газеты - почитать».
Как рассказала мне Котовская, в краевой писательской организации многие «деды» не хотели принимать её в Союз писателей СССР. И тогда решающую роль сыграла «Станция формирования» ; сборник стихов, вышедший в 1981 году в столице.
С благодарностью отзывалась Раиса Николаевна о писателе Юрии Бондареве. Будучи, в начале восьмидесятых, в Ставрополе и узнав, в каких стеснённых условиях живёт член Союза писателей СССР, известная поэтесса, мэтр выразил недоумение по этом поводу в крайкоме КПСС, и через три дня жилищный вопрос был решён - городские власти выделили Котовской и её семье (она, муж и два сына) просторную квартиру.
Только тёплые слова слышал я от неё в адрес её подруг - ставропольских поэтесс Валентины Слядневой и Елены Ивановой, которых она искренне уважала за человеческие качества и талант. (К сожалению, сегодня кое-кто из ее бывших подруг не стесняется всенародно охаивать Раису Николаевну).
Нет, наверное, в нашем крае города и района, где бы – одна или в составе писательской делегации – не побывала Раиса Николаевна Котовская. Помню её встречи с работниками георгиевской милиции, юными участниками музыкально-поэтического клуба «Родники», выступление на Дне города в Георгиевске в сентябре 1995 года. С первых же минут она устанавливала контакт со слушателями, а её грудной голос прямо-таки завораживал, побуждал без остатка погрузиться вместе с ней в прекрасный мир поэзии.
Всерьёз занимающимся литературным творчеством будут полезны рекомендации поэтессы: «В поэзии не надо актёрствовать, лицедействовать. И рассудочность портит стихи. Должно быть больше искреннего чувства, переживания. А ещё нужно различать, где граница между добром и злом, иначе слово твоё не так, как надо, отзовётся. Можно взять избитую тему, но она должна быть так повёрнута, чтобы ощущалось твоё мировоззрение. Чтобы все видели: ты – неповторимый человек, только ты можешь так написать. Зарифмовать нетрудно, если руку набил. А можно и банальные рифмы (типа «розы - морозы» так употребить, что они по-новому зазвучат».
– Русская литература почему самая известная в мире? ; неожиданно спросила Раиса Николаевна и ответила: ; Потому что она, в отличие от западноевропейской, никогда не ставила во главу угла материальное ; разбогатеть, построить себе коттедж, и так далее. Русский человек, герой нашей литературы, рассуждает так: «Иметь коттедж, шикарный особняк – это, конечно, неплохо, но разве ради этого я живу? Я же с собой, в мир иной, коттедж не захвачу». И здесь неизбежно возникает вопрос о совести: «Почему я кого-то обманул, сделал подлость ближнему?» Когда человек прорывается к духовности, он становится чище. Большая внутренняя работа идёт у верующего. Нравится чужая жена? Это нельзя. Кто-то просится на роль кумира? Это нельзя...
И закончила обобщением: «Мы более семидесяти лет были атеистами, и до чего это довело? Великая страна развалилась...»
Наверное, что-то о человеке говорят и песни, им любимые. Среди пластинок, что были в первой квартире поэтессы, мне врезалась в память одна (увы, названия не помню):
Проходит жизнь, проходит жизнь,
Как ветерок по полю ржи,
И пустота, и пустота
В твоём зажатом кулаке...
И она, словно предчувствуя преждевременный уход, спешила наполнить смыслом каждый отпущенный ей день. Как и все истинные поэты, Раиса Котовская остро осознавала перед временем свой долг как Художника Слова, не жалуясь на посылаемые ей испытания: («Трясёт меня жизнь словно груша, /Чтоб падали наземь стихи»). О чём бы ни писала лауреат Губернаторской премии в области литературы и искусства, – во всех её стихах чувствуется трепетное биение сердца, неизбывная любовь к своим дорогим землякам: «Доска почёта в маленьком селе, / Открытые, бесхитростные лица... /Как жили вы на пахотной земле, /Чтобы на ней с почётом утвердиться?..».
Она была против того, чтобы поэты выплёскивали на бумагу отчаяние и печаль, заражая ими своих читателей. От её стихов в душе появляется светлое чувство: а жизнь всё-таки прекрасна!
Мне добрый друг принёс плохие вести.
А я сказала: «Будет, старина!
Давай поблагодушествуем вместе
За чаркой прасковейского вина».
У дома осень поздняя стояла.
Туман да сырость - ничего вдали...
Мы яблоки достали из подвала,
Наговорились, душу отвели.
И говорить старались не о мелком,
Чтоб мелкие заботы отпугнуть.
А, скажем, о летающих тарелках,
О смерти и о гениях чуть-чуть.
Дрова горели с трепетом и треском,
Когда в оцепенелой тишине
Как будто кружевную занавеску
Задёрнул кто снаружи на окне.
Большая сила мёртвая стояла
В тот миг за нею-
Это был мороз.
Мы вышли в ночь. Вселенная сияла
Кристаллами прорезавшихся звёзд.
Мы вышли в ночь и сразу замолчали:
Она была прекрасна, велика.
Мы устыдились маленьких печалей.
А крупных не предвиделось пока.
Очень жизнелюбивая, сострадающая чужому горю, – такой запомнилась мне Раиса Котовская. Году примерно в семьдесят третьем, случайно встретившись с ней на главной улице Пятигорска, я обратил внимание на её печальный вид. На вопрос, что с ней, услышал: «На моих глазах женщина под электричку попала...» И рассказала, как сама однажды чуть не погибла: «Очутилась среди путей, а навстречу – состав. А слева и справа – вагоны. Пришлось лечь между шпал...».
Кстати, погибнуть Раиса Котовская вполне могла и перед самым своим рождением. Со слов её сестры Любови, работавшей на краевом радио, когда их мать, Анна Архиповна, почувствовала родовые схватки (это было поздно вечером, 6 января 1951 года, в молдавском городе Бельцы), глава семьи, железнодорожник Николай Иванович Котовский, повёл свою жену в роддом. Откуда ни возьмись – два бандита с ножами: «Снимайте пальто!» Но бывший фронтовик не растерялся и хорошенько огрел сначала одного, а потом и другого бандита увесистым железнодорожным фонарём, после чего оба позорно бежали. Вот при каких драматических обстоятельствах на свет появилась будущий мастер слова, автор проникновенных лирических стихов ; Раиса Николаевна Котовская!
Перечитывая, при написании этого материала, подаренные ею сборники, с грустью вижу: до чего же поверхностно я их тогда прочитал. Во многих стихотворениях нахожу неведомые ранее глубины. Обнажая перед читателями своё сердце, полное горячей любви к родному Ставрополью, нашей Родине - России, поэтесса взволнованно говорит об уникальности каждой человеческой жизни, необходимости такого социального устройства, где бы не было нищеты, вражды между людьми. Для стихов её последнего периода очень характерно стихотворение «Третий путь»:
Сыта плодами суеверий,
Молвой отравлена вконец,
Стучу я в запертые двери:
«Не оставляй меня, Отец!»
А духи злобы то и дело
Теснят, судилище верша:
«Молчи, юродивая дева!
Уймись, погибшая душа!»
Но восхищается всё выше
Она в иное бытие,
Уже не видя и не слыша
Злых истязателей её...
Туда, в просвет лазурно-синий
Сквозь чад беснующихся царств,
Куда восходит вся Россия
Путём невиданных мытарств.
В «Библиотеке писателей Ставрополья для школьников» издана книга Р. Котовской «Россия граничит с небом». Вся она пронизана духовностью и, без сомнения, оказывает благотворное влияние на юных читателей.
В. Ходасевич писал: «Отражение эпохи не есть задача поэзии, но жив только тот поэт, который дышит воздухом своего века, слышит музыку своего времени. Пусть эта музыка не отвечает его понятию гармонии, пусть она даже ему отвратительна – его слух должен быть ею заполнен, как лёгкие воздухом». Этому завету большого русского поэта была всегда верна Раиса Котовская.
Решительно давая отповедь всем, кто покидает Отечество в трудный для него час, поэтесса напоминает проверенную веками народную мудрость: «Сыт не будешь хлебами чужими, /Лучше корка, да всё же своя».
Она ушла из жизни в 56 лет – 21 января 2007 года. «Меня подкосили последние пятнадцать лет», – сказала мне Раиса Николаевна за месяц до смерти. «Вот бы записать – для всех, кому дорого творчество Котовской, её голос, – подумал я. – Да вот беда – мой диктофон сломался!..» «А ты попробуй ещё раз»,– словно кто-то незримый подсказал. Я внял совету, нажал и – о чудо! – молчавший десять лет диктофон заработал! Правда, запись длится всего 16 минут (тающая на глазах поэтесса очень быстро уставала. И всё же – разговор получился, и она успела сказать «граду и миру» всё, что её так волновало.
Перед самым уходом она подарила мне на память первый номер альманаха «Ставрополье» за 1967 год, со своей первой в нём публикацией. И не удержалась от обиды: «Подборка моих стихов меня тогда страшно огорчила! Вместо строки «Мои ночи трудны…» напечатано: «Мои ноги трудны», — разве ж так можно?..».
Раздражение и обиду в последние недели жизни у Раисы Николаевны вызывали звонки от некоторых друзей и знакомых с участливым вроде бы «Как у тебя дела?» - «Неужели они не знают, что – как сажа бела?.. Так зачем задавать глупые вопросы?..»
Неумолимая судьба (у поэтессы обнаружили, с опозданием, рак лёгких, но от операции она отказалась: «А на что мне такая жизнь?») напоследок одарила её большой радостью – она стала бабушкой, увидела своего внука.
В тяжёлое для неё время Раиса Котовская искала – и нашла – утешение в православной вере, создав ряд проникновенных произведений на эту тему. Их бережно собрал в сборнике «Судный день» – он вышел в свет в 2004 году в Москве – московский писатель, обучавшийся на одном с нею курсе в Литературном институте Петр Ткаченко. «Раиса Котовская, – пишет он во вступительной статье, – безусловно, – один из самых одарённых поэтов на юге России... Со страниц её книги дышит такой родной, щемящий мир, которого, казалось, уже давно нет на свете...».
Оставить людям после себя целый мир – это ли не лучшая награда для поэта?