Лето. Полдень. Ожигово. Поле. Дорога.
Осталось немного -
за воротами груди земли
укрывают сады и берёзы,
и вступают в замедленный ритм
горожане и белые корабли,
уносящие лёгкие слёзы
в надпланетный ритрит.
Тихо в местности дачной.
А может, удачно
в уик-энд тут закончить маршрут?
Как сараем живущий автобус
в снах бурьяна и ос,
время выдуло мишуру
пассажиров, резины,обшивки, в утробу
вбив, что выбрал завхоз.
Здравствуй, старче калечный.
По встречной
обхожу тебя, пешеход,
скрыв за пазухой радость движенья.
Ржавый остов, ослепли глаза -
так ли конские кости от орд -
знак с пространством сраженья -
стыли в травах Московии? Или сказать -
что могло быть иначе?
Был ли мальчик,
засмотревшийся в лёгкую даль,
к крыльям ладя мотор
и мечтая про звёздный про Отчий?
Коллективный титан крутит судеб штурвал.
Но с бобины снимает моток
тёмный кормчий.
Откативший эпохи прибой
не прошепчет: отбой!
как нам чудится в складках
торопящейся Тетис.
Старый панцирь отбросивший мир,
не шутя о наивных порядках,
строит сверхскоростные, а дети
не играют в «Замри!»
по причине отсутствия воображенья.
Про былые сраженья
Миядзаки потомкам споют
здесь, где «Не для меня» или «Полюшко-поле»
конский щавель пророс,
и свирепа борьба за уют
оттого, что свобода - не воля:
едкий дым папирос.