Это в кино всех преступников увозят на машинах под конвоем, а в жизни… В жизни, шёл участковый, позади него таджик, явно желавший то «слинять», то «двинуть» Ольге, ещё позади Илья, соблюдающий благоразумную дистанцию, чтобы избавить всех от ненужных моментов.
Таджик и теперь шёл вызывающе, по-блатному, он нагнал участкового и разнузданным тоном, наступая ему на ноги, говорил: «Так что мне позвонить братьям?», на что участковый возражал, почти упрашивал: «Не надо звонить никому. Сейчас всё решим, вот увидишь».
- А почему мы едем на Менделеевскую? – вмешалась в электричке в разговор Ольга. Участковый не отреагировал, поэтому Ольга продолжила, – Разве происшествие не должно расследоваться по месту совершения? Происшествие в Мещанском районе, а Вы везёте нас в Тверской…
- У нас в метро своя полиция. По метро только опорные пункты, а там – головной офис.
У Ольги было устойчивое впечатление, что что-то не так. Она не могла понять, но рядом был Илья, а значит, всё хорошо и о чём переживать тогда?
Когда они пришли в дежурную часть, таджик снова начал орать всякое разное и такое тоже: «Ну хотите посадить меня?! Садите! Я всё равно выйду, и вам не жить!!..». На этот раз спектакль был недолгим, таджика попросили вести себя потише, Ольгу с Ильёй отвели в актовый зал.
Шёл второй час ожидания, а Ольге до сих пор не дали даже бланк для написания заявления и объяснения.
- Мам, у меня выступление на конференции в пять, - поделился Илья.
- Поезжай, Ильюша, - ничтоже сумняшеся выпалила Ольга. – Это нужно для твоего будущего.
- Я боюсь тебя здесь оставлять.
- Ой, брось! – голосом, не терпящим возражений, продолжила она, - Посмотри, здесь столько полиционеров!
- А если они тебя выпустят с ним одновременно?
- Тогда я посижу здесь и подожду, когда ты заедешь за мной после конференции. Не переживай! – (Илья смотрел в нерешительности.) – Точно! Не сомневайся, - заверила Ольга, - Сынок, тот хулиган уже обидел меня, сколько мог. Его Господь привёл ко мне, потому что он так «наступал» не раз уже и не десять, и никто не находил управы на него. Ты же знаешь мой характер, - улыбнулась Ольга, - поэтому мы здесь. Ничего он не сделает мне больше. Поезжай и совсем не думай об этом. Тем более вместе нас и не выпустят. Он останется ещё.
В это время вошёл, куда-то пропавший, участковый. Илья направился к нему с вопросом, не отпустят ли хулигана и Ольгу одновременно? На что участковый пообещал Ольгу проводить в метро, хотя их вместе и так не отпустят.
Илья уехал. А Ольгу стали уговаривать писать совсем не то объяснение. Тогда она сказала, что будет писать сама, но ей возразили, указав, что напишет она не правильно… Ещё через два часа упорных «переговоров» объяснение будет дописано рукой участкового, длиной всего в пять предложений…
- Вы думаете, самое важное дело, которое думаете делать? – уточнила Ольга когда прочла «своё» объяснение.
Участковый вопросительно посмотрел на Ольгу и ответил с заминкой:
- Ну да.
- Нет, самое важное дело в жизни то, которое делаешь сейчас. Вот, например, сейчас Вы пишете объяснение, так сказать, с моих слов – и это самое важное дело. Не то, которое будет потом: ни поездка на дачу, ни рапорт руководству, ни звёздочка на погоны... Потому что если вы хорошо не сделаете дело, которое делаете сейчас, никто не даст Вам то дело, которое думаете будет потом, а Вам дадут совсем другое дело. Которое не понравится. И так будет всегда. Пока не научитесь делать любое дело перед совестью, по совести.
Участковый не ответил, только наклонил голову над объяснением ещё ниже, но писать ложь больше не смог. Он порвал объяснение и выбросил в корзину для мусора под столом. Взял новый бланк и стал писать объяснение со слов Ольги, хотя и настаивая на «компромиссах»:
- Он без пяти минут гражданин. Если у него будет два зафиксированных нарушения, то его не примут в гражданство, а он в целом уже в правах гражданина.
- Гражданство – это не только права, а ещё и обязанности, - заметила твёрдым голосом Ольга, - и ему следует знать об этом до вступления. Вы хотите дать ему штраф 500 руб. и отпустить? Вы правда считаете, что это соответствует тому, что он сделал? Вот Вы не верите в Бога, а Он есть. И он этого хулигана привёл, чтобы его остановили и он не сделал худшего.
- Ольга Сергеевна, Вы простите меня, – попросил прощения участковый. Переход был неожиданным. Ольга хотела понять, за что именно он просит прощения, поэтому молчала. – Вы простите меня, - повторил участковый, - за моё поведение там, на проспекте Мира.
- Я уже забыла всё, - как бы говоря, стоит ли об этом, ответила Ольга.
Однако слова участкового тронули её, она понимала, что извинился он по доброй воле, по велению сердца. Она мысленно поблагодарила Всевышнего за то, что в русских людях всё же ещё жив Божий человек с его совестью, честью, человеческим достоинством.
И воцариться бы здесь всякой правде и миру, однако… В это же время пришёл начальник и стал материться. Ольга попросила перестать:
- Для чего Вы делаете это в моём присутствии? – уточнила она.
- Называю его пид…ом? – и он повторил это слово отчётливо, как на параде, - Так я не ругаюсь, а констатирую факты.
- Не нужно констатировать их в таком виде, - категорично заявила Ольга, произнося каждое следующее предложение отдельно - При женщине. И при погонах.
Начальник уселся на место участкового и уткнулся во вновь принесённый, только отпечатанный протокол:
- Подпишите здесь и здесь. – (Ольга стала читать.) – Давай, подписывай! Мне ещё три дела закрывать.
- Нет, я должна прочитать, - отвечала Ольга, не смотря на фамильярность и нарочитую хамоватость, - Тем более здесь только две строчки. Послушайте, - дочитав, возмутилась Ольга, - здесь написано, что я свидетель, а не потерпевшая?
- Так положено! – отрезал начальник, - Вы расписываетесь здесь за то, что готовы дать свидетельские показания.
- Посмотрите на меня, - настоятельно попросила Ольга. – (Начальник нехотя, но поднял голову и посмотрел в спокойные чистые глаза Ольги) – Пообещайте, что он больше не будет делать ничего такого и я подпишу.
Начальник поспешил уткнуться в бумаги, ничего не ответив.
Всё было ясно, даже Ольге.
Она мысленно «отрясла ноги» - это Ваш ответ перед Богом, взяла ручку и подписала якобы приложение к её объяснению, которое не дали не только написать, но и писаное клинописью участкового, практически нечитабельное, сфотографировать…
Участковый, провожая Ольгу в метро, поинтересовался, не собирается ли она в травмпункт. На что Ольга ответила:
- Не знаю.
- Тогда хотя бы не говорите, что вас ударили. А то Вам придётся снова ехать сюда и снова всё писать.
«Я не боюсь этого, - подумала Ольга. – Мне страшно только от ваших поступков: от этого хулигана; от этих «толерантных» людей, ехавших на эскалаторе; от скрой «помощи» в немощи, от «комплектации» аптечки; от поступков полицейских и управления полиции метро… - Ольга опустила вниз голову, чтобы не расплакаться, её взгляд наткнулся на синие виниловые перчатки участкового, - Мне страшно от того, что «сознательным» гражданином внушают считать того, кто носит повязку и перчатки»…
Завтра Ольга станет на молитву и будет молиться о здравии той девушки: Господи, помилуй: имя веси Сам… Как уже больше трёх лет молится за Павла, случайного прохожего, вытолкнувшего машину из снежно-соляного сугроба, который сгребли на парковку «заботливые» коммунальщики, за врача, за учителей, за добрых людей...
Ещё завтра Ольга позвонит знакомым, чтобы её делу дали ход, не положили под сукно.
А к вечеру разговорятся со знакомой, которая скажет:
- Все знают, что полицейские – это предатели. Они служили врагам. Их так назвали раньше, так они и служат теперь. Не огорчайся, Оля! Всё будет хорошо. Вот мне плохо, а я позвоню тебе, поговорим и на сердце по-другому. Спасибо тебе! Главное, не переживай.
- Спасибо, Люба! Ангела-хранителя ко сну.
- И тебе!
Продолжение следует