Когда-то ты была моей
меня в толпе не узнавая,
а я скрывался средь людей
для объясненья созревая.
Не объяснился - не созрел,
мы две планеты непохожих,
ты - крепкий уголь, а я мел,
что сам себя в руках раскрошит.
И сам себе я душегуб,
к себе - силён, к тебе - не в силах,
но линия припухлых губ
меня отчаянно манила.
Влекло безумно, без остатка
и я молиться был готов
на синь зрачков - как дань загадке
из неизвестнейших миров.
И я тебе, иной, нездешней
сказал бы, но не говорю -
влюбился трепетно и нежно
я в дерзость юную твою.
Любовь в себе носил и маясь -
во мне противоречье видно :
обидно, если не скажу я,
а не сказать - вдвойне обидно.
Но нет в желании запретного,
чтоб немость губ разъединить
и даже если мне для этого
пришлось бы рот себе разбить.
Плывя в людском водовороте,
как планетоид у звезды
я на пути возник, напротив,
ломая плотный ток среды.
И ты ждала, ждала нахмурясь,
с кругами тёмными у глаз,
ждала развязки или бурю,
а может быть не в этот раз?
А я два слова только выдал
и словно сердцем занемог.
А у тебя в лице обида :
- Ну, продолжай, чего ж ты смолк?
Ты - глупый, даже если умный,
и остаёшься ты ни с чем.
И выдохнула с болью, шумно :
- Я уезжаю. Насовсем.
Казалась ты взрослей и выше :
- Быть нужно смелым и - прощай!
Я знаю, мне ещё напишешь.
Пообещай.Пообещай!
И мы стояли с глазу на глаз
и прямо ей в глаза глядя
я обещал ей всё и сразу :
- Стихи мои все для тебя!
Я напишу - не раз, не десять,
я не устану, напишу.
- И мне приятные есть вести.
Прости. Прощай. А я спешу!
И ты ушла и словно кто-то
ладонью крепко горло сжал,
но не надолго - дом, работа
и прочих дел девятый вал.
И только в ночи твоё имя
я как молитовку творю
и повторяю с грустью ныне -
другую я не полюблю.