Когда ты говоришь,
Что катал дочку на автомобиле,
Она вспоминает отца
И то, что её не любили,
Но били.
В старой квартире
Они не играли и не говорили.
Она была вместо пыли,
Сломанной куклы или
Того, кто не должен родиться.
Когда хочешь узнать,
Что стоит за красивыми песнями,
За спокойствием мнимым и даже спесью,
Бестолковой ненужной лестью,
Она хочет спросить: а готов ли ты к правде,
Той, которую лучше оставить в тетради
Под старой кроватью.
Ведь так странно, что мама не бьёт при папе,
Только страшно ничуть не меньше, а даже больше.
Она рассказала бы дальше.
Ты, правда, хочешь?
Был какой-то из дней: ей лет шесть, а возможно, пять.
Она часто одна и немного умеет читать.
Ничего не случилось, но от гула звенит вокруг,
Громче слезы и крики, сильнее - удары рук,
Головой о столешницу, потом - ничего не помнит.
Ей не больно, в который раз ей почти не больно.
Синяки и ушибы, улыбка на старом фото.
Она хочет, чтоб мама
Не возвращалась с работы.
Вот ей девять - там реанимация, не могила.
(Так внезапно упал самовар, кипятком облили) .
Вот двенадцать - она тихо молится, чтоб не били,
Потому что собрание в школе и мама там.
У неё никого нет, кроме кота.
Она молится на коленях в темноте у окна.
Всемогущий Всевышний Отче её спасёт.
Да и это ещё не всё.
Она пишет стихи, чтобы стало светлей и легче.
Много лет она ждёт, что вот станет светлей и легче.
Только нечто с утроенной силой её калечит,
Приводя прошлый ужас в движение по спирали.
Время стёрлось.
Но нам наврали, опять наврали.
А ты - правильный добрый парень.
Не пытайся помочь, пожалеть, долюбить и спасти,
Не пытайся.
Просто не прикасайся.