Мурманск 1942 год

               
               

                Посвящаю маме.
                Теплицкой Евдокие.
                И титульным жителям
                г. Мурманска.
                Потомкам достойных.
                Будем помнить !

Из теплого чрева матери
Я выпала прямо в войну
Камни горели и плавились.
Я до сих пор живу.
Я спала на остывших углях пепелища,
Одеяльцем примерзнув к стене.
И ни разу не угодила
В пасть разъяренной войне.
Мать, стреножив меня
под железной кроватью,
молясь горячо:
Всевышний..., благой...
заступниче ...
Дай мне детей
увидеть еще…
Бежала в свой бабий полк,
выполняла воинский долг.
Голодная и озябшая,
подкошенная цингой.
Каждым днем своим
помогала выиграть бой.
Гасила сотни фугасок,
крестом
себя осеня.
Маленькая
Укротительница
адова огня!

Мурманск полон
Геройского духа-
Не пропустим врага
Ни на шаг! Ни на на пядь!
И, получив приказ,
Молодая кормящая мать
Едет его выполнять.
Нырнув, в едкий дым
ПОЖАРИЩА.
Умудряясь, проскочить,
Как мышь - между
Горящих балок
И падающих крыш,

На телеге
между бомбежками
Надо успеть.
Иначе ни грузу,
ни юным наездницам.
Не уцелеть.
Молоко
в грудях закипает.
Течет по сапогу.
Нет!... Я боюсь...!
Не хочу! Не могу...!

Но проскочили
на узкий причал.
Лошаденка не подвела.
Она хорошо знала маршрут
и полу убитая шла.
Их ждал катерок под парами.
Он обмякшим телам,
буруном козырнул.
Груз забрал, улетел, 
Убежал, упорхнул.
Замерло всё после налета.
Рухнул причал, свое отработав.
Настил утонул в воде.
Сваи торчат из него кое-где.
Брюхатая лошадь,
расставив копыта,
спина как кипящей
смолой облита,
Сидит на хвосте.
Жива не убита.
От боли и страха
скалится криво.
Вода вымывает ей
кровь из гривы.
Взирает на это
морская пехота.
К телеге спешат
два погранца.
Бескозыркой стирают
копоть с лица.
Небо от мрака
вдруг расчехлилось.
От железных стервятников
освободилось.
Водичка в заливе
засеребрилась.
Баклан прилетел,
парит над герникой.
Думает что-то
в этом роде: 
Такого не может быть
в дикой природе.
У одной из наездниц
Грудь в молоке.
Где - то ухнула птица.
Пот черным жемчугом
блещет в глазницах.
Запрокинута голова.
Убита наездниц, или жива?
Обрывок вожжи
зажат в кулаке.
И пульс нитяной
на чумазой руке.
Быстро в охапку
её берут,
прямо над ухом
кричат, орут.
Мама улавливает слова:
Младшенькая-то жива!
А рядом товарка
с осколком в виске.
Колышутся волосы
нимбом в воде.
Глаза голубые
В гору воздев.
Пополнила войско
небесных дев.
Накинули ей на рану
платок, что бы ту,
что дышала
Не напугать,
кормящую мать...
 
Фельдшерица её
привезла домой.
На дверях не
висит замок.
Ей откроет её сынок.
Он большой,
ему пятый годок.
А дочке..., а дочке
восьмой месяцок.
В эти адовы дни
   ДЕТИ
   СОВСЕМ
   ОДНИ!
Фельдшерица вручила
Ей узелок.
В нём: сухарь,
две галеты,
да в табачной пыли...
сахарок.
Самой-то не
занимать бедовать.
Сиську сейчас не давать...
Негожее молоко...
Я-то вызыбила четверых…
Завтра уж... если чего.
Обласкав, тёплым взглядом
зареванных деток,
обронила бабьи слова:
Ты чего не уехала?
Муж-то есть...?
Или так детей прижила?
Есть.
В стройбате он.
Хорош, и пригож собой.
и такой же как я молодой.
А теперь-то ты, девка,
давай пореви, постони!
Ото всей молодой души!
А гостинец тебе от робят,
что к нам тебя привезли.
ОНА не любила войну вспоминать,
Не по средствам ей: «НЕТУ СИЛ».
У нее на спине вмятинка,
и сын об этом спросил.
-Ох, в июне сорок второго
лютАя бомбежка была!
Я хотела с вам умереть.
Я бежала что было сил.
дорога в воронках,
в горящих обломках,
Кружился осколков рой,
с визгом
над головой.
Зенитки -то бьют и бьют
беспрерывно, небо от
боли стогало надрывно.
Тревога воздушная
душу терзала.
Валила с ног.
Ты так боялся её,
Сынок!
Электростолбы, 
как распятья пылали.
Воздух горячий гудел.
И почудилось мне, что
на огненных хорах, кто-то "Гимн
Богородицы" пел. А рядом..
из раскаленных нитей
ангелок со мною летел...
Кто помог мне до
вас добежать?
Живыми увидеть,
к груди прижать!!!
Кто мне дал столько сил?!
Юбка вся в решето,
Оторвало фонарик - рукав,
а меня вот БОГ сохранил.
   ЛИШ СЛЕГКА
   ЗАЦЕПИЛО
   МЕЖ КРЫЛ !
Но сын еще и про
лошадь спросил:
-Ну-у-у, она-то???...
Осталась жива!
Осколком ей срезало
оба уха. На морде
торчали уныло глаза.
Ими она со мной говорила.
Бывало плетется едва
по морозу.
Ну я возжам-то её потревожу.
Сразу срывает стоп-кран.
И... в протестную позу.
Дуня, слезай, мол, с возу!
Я подходила её жалела.
Не могла угостить
даже крошкам хлеба.
Иногда выносила
жменьку пшеницы,
когда забегала домой
на кормленье
твоей сестрицы.
Зерна пареные
давали 
вместо хлеба- 
для каши.
Лошадка давно-о-о...
поняла, что я тоже   
мамаша.=
Пережидая налёты,
мы прятались, где
придется.
Забивались во всякои щели.
Я ныряла в её гриву,
цеплялась за шею.
Шея была теплой, как печка,
Всяко она слышала,
как бьется моё  сердечко
Тёплыми губами теребила
мою фуфайку, концы платка,
почуяв запах,
материнского молока.
Иногда потихоньку гукала,
глядя в глаза в упор,
а в них была лошадиная
нежность
да немой укор.
Она очень мерзла-
грива сгорела.
Кожа без шерсти
совсем не грела.
Я из старой шинели
ей сшила попону,
да как бы еще
с капюшоном.
Как звали её?
-"Ма.аргоо..."
Ожеребилась не в срок.
Выходили и его.
Мы с ней потом
на посылках были.
У нас был маршрут
на причал.
И всякой, кто её видел,
крестился, да вслед
головой качал. 
-Ну. маменька,
врёшь ты все!
-Нимало...!
Никто не врет...
Ноги-то были ...целы,
целым был и хребёт!.
Вот ужо, погоди...
я тебе докажу!
Попона её в сарайке
валялась, найду и
и тебе покажу...


   МУРМАНСК- ЭСТОНИЯ- Усть-Нарва 2021 г.
   Бабинцева Н.В.