Игреки-стишата

Игорь Вачков
Мои стихи – всегда стишата.
Танцуют, скачут от меня.
Смеясь, спешат они куда-то –
Такая стихомалышня.

Раздел 1. Снова о жизни

Увы, не знаю, в чем секрет
И тайна счастья. Кто же мне ответит?
У скандинавов солнца нет,
А самые счастливые на свете.

Забава есть у моего народа –
Искать разгадки тайн своей души.
Боюсь, не пошутила ли природа,
И тайны те не очень хороши?

Имен известных, как ни странно, мало.
Все повторяются: ну, скажем, Михалков.
Талантов новых ведь не меньше стало.
Но верх горы – пристанище волков.

Когда реальность сладкая, как мёд,
Когда кипишь от счастья словно чайник,
Не забывай, что за чертою ждёт
Рогатый, грозный будущий начальник.

Конечно, вы талантливы, маэстро,
Неплохо сделано, и что-то даже ново.
Но это не годится для оркестра,
Ну - в общем, не годится. Все хреново.

Проблема есть. И новизна… И актуальность -
Там, на странице двадцать пять, внизу.
А это место - про рациональность
Эмоций - просто вышибло слезу.

Ну, кто же любит вспоминать
Свои ошибки и провалы?
А поминать чужую мать
У каждого сто раз бывало.

Никогда не говорите правду людям,
Ведь правда с неизбежностью жестока.
Лгите, льстите. Ну, а правда будет
Без истины бедна и одинока.

Ольге Хухлаевой
А ты из тех, кто заплывает за буйки,
Из тех, кто вечно рвется за флажки,
Из тех, кому и финиша черта
Не означает в общем ни черта.

Вовремя — на службу, ровно сделать грядку…
Только мысль покоя не дает:
Если рваться перестать к порядку,
То Господь его быстрее наведет.

Экзистенциальное
Как все становится неважным
Перед пределом бытия.
Пускай всегда ты был отважным,
Но как признать: «Не быть? И я?»

Художника обидеть может каждый.
А этот каждый снова тут маячит…
Художник вдруг не выдержит однажды:
Узнает каждый, что художник плачет.

Одному очень хорошему человеку
Он страстно не любил пустой полемики,
Бессмысленные споры в диссовете.
Смотрелся среди пошлых академиков,
Ну как рояль в вокзальном туалете.

Не стоит рваться к должностям и званиям.
Тут важно спину вовремя согнуть.
Чины дают не за любые знания,
А лишь за знание кого куда лизнуть.

Ты бесталанен, одинок и глуп.
Зачем ты здесь, потенциальный труп?
И почему Господь когда-то допустил,
Чтоб тот сперматозоид победил?

Наверно, у народа глаз наметан,
В язык он столько ясных смыслов внёс!
Мы говорим: три лестничных пролёта,
Чем делаем трагический прогноз.

Какая все ж несправедливость мира,
Устроенного Богом кое-как:
Когда звучит талантливая лира,
Ее перекрывает уткин кряк.

Вся жизнь ее теперь пошла вразнос.
И повод есть для ярких сновидений:
Ведь в парке как-то раз маньяк нанес
Ей множество телесных наслаждений.

«Ты не достоин сам себя!» -
Заметил Моцарту Сальери.
Конечно: творчество любя,
Не стоит забывать о мере.

Господь для всех людей един,
Лишь воплощенья многоликие.
Попробуй в этом убеди
Священников любой религии.

Горжусь: человек при создании в ранге
Высоком стал сразу, хоть тяжкая доля:
Он к Богу значительно ближе, чем ангел,
Поскольку есть пол и свободная воля.

Взгляни: вокруг сплошное шапито,
В котором несмешное представление,
Где демонстрируют не те, не так, не то:
Над цирком беспощадное глумление.

Живем мы в странную эпоху,
Когда Господь – по Ницше – умер,
Когда – ни продыху, ни вздоху…
И потому так ценен юмор.

Как мы бы страстно Бога не просили,
Бывают взрыв, землетрясение, цунами.
Жалеть придется и в загробном мире
О недоговоренном между нами.

Супруге
Насколько женщины умнее
Мужчин –
Нельзя не замечать:
На наши промахи умеют
Нам указать, но промолчать.

Какая странная эпоха!
Но все ж гадай ты, не гадай:
В кого ни ткнешь – стоит пройдоха.
И каждый первый – разгильдяй.

Не стоит делать выводы поспешно
О собственных или чужих стихах:
А может, пишем мы тогда успешно,
Когда хотя б одна лишь скажет «Ах!»

Когда устанешь смыслы ты искать,
Растратив бесполезные слова,
Ты можешь, на жену взглянув, сказать:
«Вот будет перспективная вдова».

Нельзя назвать сомненье слабостью.
И зависть быть не может белой.
Поступок стать не должен гадостью.
А сомневаешься – не делай.

Иронично-плакатное
Что за гадость бодро косит
Наши стройные ряды?
Это враг ее разносит!
Так не стань врагом и ты!

Отрывок из ненаписанной пьесы
Поверьте, граф, вы прослывете трепачом.
И на эфес не надо руку класть.
На вас нельзя надеяться ни в чем:
Мою жену вы не смогли украсть!

Раздел 2. Снова о себе

Порой приходят сладкие виденья,
Мечтаем мы о чем-то класса люкс.
Во мне так долго бродит вдохновенье,
Что, видимо, продуктом будет уксус.

Честолюбив, наверно, был я ранее,
Сейчас не помудрел, а поглупел:
Общался я со всякой крупной дрянью,
А нынче вот и с мелкой преуспел.

Сдал ум, и ослаблено тело,
Давно не кричу я «Виват!».
Уже наплевать мне, что делать,
Тем более – кто виноват.

Я был и наглей, и моложе
И был в Академию вхож.
А нынче – надеюсь, о, Боже! –
Ее от меня ты спасешь!

Наверное, я слишком терпелив:
Когда я с подлецом лицом к лицу
Молчу, всю ненависть свою не оголив –
Во многом я подобен подлецу.

Я написал бы чудные стихи,
Они бы самых черствых взволновали.
Но чувства, словно облака, легки,
А значит, и стихи придут едва ли.

Не упрекай в абстрактности меня,
Иначе весь запал души растает.
Я не пишу стихов на злобу дня:
Наверно, просто злобы не хватает.

Приключениям я рад,
Я безбашенно отважен,
Мне не то что черт не брат,
Он не родственник мне даже.

К себе прислушиваясь, часто не пойму:
Севрюгу, конституцию иль клизму -
Чего же хочется сегодня моему
Растущему вширь организму?

Безудержность свою теперь прикрыл я:
Иссяк легко включавшийся азарт.
В шкафу пылятся сломанные крылья,
А нимб изношенный давно снесён в ломбард.

Такая уж участь! Ты вечно
Копаешься в чем-то, как крот.
И хочется быть человечным,
Выходит же – наоборот.

На дураков не стоит обижаться,
Таких, как я, на свете - тучные стада.
Я понимаю: трудно удержаться.
Но мы же лучше умных иногда?

Каким был долгим поиск тем изящных
Для виршей, чтобы весь талант излить…
Как будто бы, когда сыграю в ящик,
Туда удастся сборник прихватить.

Надеюсь, что в аду найдутся бреши,
Чтоб выбраться. Хотя не заслужил.
Не убивал, не крал, но в чем-то грешен,
Конечно, потому что все же жил…

Мои стихи заслужат благодарность
На свете том за их лихую стать?
А может, осудив мою бездарность,
Мне черти вечно будут их читать?

Да, воровство нам нужно осудить!
Обычно это горькие утраты.
В одном лишь случае решусь воров простить:
Когда мой текст растащат на цитаты.

Ну вот, настал тот жутковатый миг,
Когда начать мне надобно работать.
Опять он так не вовремя настиг!
Надеюсь: вдруг еврей я? И… суббота?

Не надо в лени обвинять меня.
Я не ленивей многих депутатов.
Они без повода не трудятся ни дня,
А у меня в неделю ровно семь шабатов!

Переживает вся моя семья,
Что я нуждаюсь в сильной реконструкции.
Моя жена убеждена, что я,
Ветвь тупиковая всемирной эволюции.

Деликатность и тупая осторожность
Мне мешают. Упустил я навсегда
Эту промелькнувшую возможность,
Означавшую тогда: конечно, да!

Две пятерки в школе были счастьем,
Две пятерки в возрасте — иначе.
Жизнь всегда разделена на части.
Но какая часть хоть что-то значит?

Вряд ли теперь что-то в жизни изменится:
Льется мой страстный словесный поток.
Мелешь ты прежнее, старая мельница,
И, как обычно, опять не про то.

О, Александр Сергеич, ты прости!
Я растерялся - так попёрла пруха.
У рыбки золотой я попросил
МакЛарен… А не чтоб сменить старуху.

С годами украшенным стал сединой,
Я многое видел в пути.
Когда говорят мне «Тряхнем стариной!»,
Не знаю я, чем мне трясти.

Диван, компьютер, внучка, сон
С недавних пор мне стали важны:
Переоценку прежних зон
И ценностей провел отважно.

Наверно, большего б достиг,
Когда б не тяготел к безделью
И не ценил чудесный миг –
Миг единения с постелью.

Стихи мои очень короткие,
Поскольку, видно, мысли мои куцые.
Зато мои желания не кроткие:
Успешно бы продолжить эволюцию.

Тому, чего достиг я ныне,
Обязан не затрате сил,
Бог просто запретил уныние
И оптимизм благословил.

Во мне нет злости и сарказма,
Самоирония одна.
На проявления маразма
Смотрю не сверху, а со дна.

Ужасно стыдно перед Богом
Мне за ошибочные векторы.
Я задолжал Ему так много,
Что дьявол просится в коллекторы.

Век двадцать первый - он не романтичен,
Я тут, как динозавр, чужой везде,
Ужасно, допотопно архаичен,
Совсем не соответствуя среде.

О посещении спектакля
Так хочется, калачиком свернувшись,
Забыть пересеченные пороги:
К горяче-свежему искусству прикоснувшись,
Я получил душевные ожоги.

Ни слез не зная, ни страдания,
Истратив всуе уйму сил,
Коварный возраст увядания
Я беззаботно пропустил.

У всех нас на Бога разнятся воззрения,
И каждый имеет особый секрет.
Есть у меня, например, подозрение:
Вот я в Него верю, а Он в меня – нет.

Какая сладкая отрада
Услышать было в адрес свой:
«По вам училась! Очень рада
Узнать, что вы еще живой!».

Уже такого возраста достиг,
В котором чувств приходит укрощение.
Когда мне говорят: «Привет, старик!» -
Буквально понимаю обращение.

Пусть в графоманстве обвинят меня,
Но не писать - порой ужасно трудно.
Есть оправдание: внимание ценя,
Пишу я коротко, легко и незанудно.

Другу
Мы с тобой неизбежно похожи,
Коль свела почему-то судьба.
Мы в чертоги безгрешных не вхожи,
Так же, как во дворцы - голытьба.

Мне не стыдно, мне ничуть не стыдно.
Свою греховность прямо признаю.
Вот только мне чудовищно обидно:
Что это грех – я после узнаю.

Мы с тобой зачем-то появились
В этой исстрадавшейся стране.
Все-таки на что-то мы сгодились?
Вспомнят о тебе и обо мне?

Самоиронии мне хватит
Самооценку не ронять.
Я не велик, а мог бы стать им.
Зачем – вот это бы понять.

Шершавым языком плаката
Пишу я вечно не о том:
О глупом – глупых слов растрата,
И не способен – о святом.

Ближневосточные реминисценции
Выхожу в Леванте на дорогу,
Полумесяц в небесах висит.
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,
И еврей с арабом говорит.

Глупость мне так много подарила
Радости, надежды и тепла:
Собственная – слабости прикрыла,
Поумнеть - чужая помогла.

О сколько строчек потерял я безвозвратно,
Тех, что упрятались в забвенье, мрак и тень.
Их было б больше в книжке многократно,
Но встать и записать – мне было лень.

Лжецу
Будет день – я сокроюсь от правды
И от истины спрячусь в кусты.
Я признаю тогда: все же прав ты.
Откажусь от святой простоты.

Раздел 3. Снова о любви

Ответ жене
Вопрос «Зачем ты сделал это?» своей формой,
Всегда вбивает очень жесткий клин
Между желанием и социальной нормой…
Ну, просто очень захотелось, блин!

Скажу я как психолог, что семья
Твоя меня серьезно беспокоит.
В особенности - муж! А муж покуда я,
То беспокоиться, по-видимому, стоит.

Случилось так: в семье я подкаблучник.
Эрота, видимо, подвел волшебный лук.
Да, в сердце мне попал крылатый лучник,
А вот супруге угодил в каблук.

Не виновата я, не виновата!
Ведь это он, он сам ко мне пришел!
А я вдруг стала мягкая, как вата…
Признаюсь: мне так было хорошо!

Ценю я в женщинах природное кокетство,
Что от подгузников - до старческих морщин!
Я женщин просто обожаю с детства
И почему-то не люблю мужчин.

Поэтам надобно хоть изредка влюбляться,
Ну, хоть в кого-то – жребий их таков.
Нет, я, конечно, очень против б@@@@@ва -
А вот влюбленность – почва для стихов.

От феминисток вы не ждите
Поступков, веющих теплом.
Для них с мужчиною соитие –
Слияние добра со злом.

Чтоб выглядеть в глазах других успешно
И сохранить свою мужскую стать,
За девушками бегаю, конечно,
Но так, чтобы случайно не догнать.

Жизнь многих вдребезги, на части
Разбил - таков мой нарратив!
Лишил я стольких женщин счастья,
Себе измены запретив.

Ее супруг был полон раздражения,
Одновременно с чувством обожания
К жене. Не принимал он возражения
В связи с ее обетом воздержания.

О любви в наше время
Когда она с пятью мне изменила,
Я только тихо удивился: «Ба!»
А вот когда она вдруг пол сменила,
Я заподозрил: «Видно, не судьба…»

Раздел 4. О выпивке

Мы вытерпели столько,
Так были хороши,
Что Бог вздохнул тихонько
И выпить разрешил.

В любви признался даме – был красив.
С минутой каждой страсть неодолимее.
Но до того был крепким дижестив,
Что не запомнил ни лица, ни имени.

А в Бухаре бухают по-бухарски,
И в Питере, конечно, надо пить,
В Москве хлебают лихо, по-гусарски
«Московскую», чтоб питерцев позлить.
Известно каждому  – от старого до малого –
Что пьют в России все, кому не лень.
Ведь точек под названием Бухалово
В стране – пять полноценных деревень.
А уж Хмелёвок, Бодунов и Пьянкино
И трезвым не удастся посчитать.
Об этой топонимике бы снять кино
Или хотя бы книжку написать.
Не надо ход давать мышленью узкому!
Ведь каждый россиянин был бы рад,
Когда бы Коньяку французскому
Стал побратимом город Водкоград.

Коньяк хороший свойство очень гадкое
Имеет, что тут можно возразить!
Он существо на это очень падкое,
И хочется еще сообразить.
«Курвуазье» любил его величество
Сам император, сам Наполеон.
Но переходит качество в количество –
Тут новой диалектики закон.

Когда ты в жизни склонен к постоянству,
То небольшому отклоненью рад:
Предайся ты умеренному пьянству,
Ну, это типа сдержанный разврат.

Давай-ка, выпей ты сначала,
А то опять намелешь чушь!
Лишь в тот момент, как закачало,
Становишься не мальчик – муж!

Настроив свой дух к просвещению –
Душа моя выси взыскала –
Я вдруг испытал ощущение,
Что не обойтись без бокала.

Спортсменам и пьяницам равные где-то
Отмерены Господом сроки и гадости.
Однако же стоит заметить: при этом
Вторым много больше отпущено радости.

Когда уйду однажды, глуп и светел,
Среди фужеров, рюмок, чаш и кружек,
О сколько же останется подружек
Неведомых, поскольку их не встретил.

Все подвержены гордыне,
Но такой вот поворот:
Он сидит на героине
И гордится, что не пьет.

Когда в мое худое тело
Из рюмки что-то вдруг влетело,
Ничто понять был не горазд,
Поскольку было в первый раз.
И вот уже почти полвека
В толстеющего человека
Потоком и неудержимо
Из рюмок льется содержимое.

Губерману
Круто пишет старикан!
Значит, впрок пошел стакан.
Чтоб такое удавалось,
Надо выпить! И не малость.

Когда умрет последний русский,
Последней рюмкой похмелясь,
Он перед смертью за закуской
На Солнце, что отсветит тускло,
Посмотрит, жмурясь и смеясь.

Когда нагрянет смерть однажды
И возражать не будет сил,
Скажу: покойник был отважным,
Коньяк и гедонизм ценил.
О, сколько кануло в  безвестность
Не ставших вечными светил!
Не стоит засорять мной местность,
Которую  я посетил.

Раздел 5. О мании величия

Быть скромным - неудачная затея.
Я объективен, авторство ценя:
Ведь самые блестящие идеи
Альберт Эйнштейн услышал от меня.

Не упрекай меня за рифмы! Нет, не смей,
Поскольку сам себя я упрекать не смею.
Я трепещу, горжусь, восторженно немею
Перед собой... И ты, подлец, немей!

Идти бы персам обходной дорогой,
А не терять людей у Фермопил.
Лишь неудача стала им уроком.
А я ведь сразу Ксерксу говорил!

Все знают о моей работе,
Фрейд уважал меня и чтил.
Семестр целый Аристотель
Ко мне на лекции ходил.

Я только двух поэтов почитаю,
Восторженно проникшись и любя:
Я Губермана радостно читаю
И с тем же удовольствием – себя.

Мне почестей и славы – нет, не надо:
Я знаю сам, что истинно велик.
Земные безразличны мне награды,
Пусть на иконах выпишут мой лик.

Я не боюсь трудов и воинств,
Победами не обделен:
Когда б не знал своих достоинств,
То был бы сильно удивлен.

Вам Пушкин нравится – какой вы ретроград!
Вы просто НАШИ вирши не читали.
Ведь Александр Сергееич был бы рад
Припасть к стопам; Мы гордо б отказали.

Раздел 6. Игреки бунтарские

Мала Кремлевская стена,
Там всем вождям, увы, не хватит места.
Но утешает мысль одна:
Как долго будет Путин - неизвестно.

Чем старше мы, тем больше всякой мути
Нам государство создает, а мы в ответе.
Спасибо, дорогой товарищ Путин,
Что пенсия теперь совсем не светит.

Он скромно смотрит на меня с экрана,
Такой весь добрый, мудрый, человечный.
И не беда, что мы уходим рано,
Зато вот он останется навечно.

Да я совсем-совсем аполитичен!
Я даже мыслить не посмею смело.
Я максимально и в стихах тактичен.
В подушку лишь шепчу: осточертело!

Про одного человека
Планета наша, ты уже давно
Наивнее байкальской юной нерпы.
Как оправдать, что это вот г@@@о
Твоя поверхность почему-то терпит?

Я не хочу на баррикады и на плаху.
Я не герой. И кто пойдёт за мной?
А может, с лозунгом простым «Идите на @@@!»
Встать прямо под кремлёвскою стеной?

Народное единство есть нелепица,
Не протянуть связующую нить.
Где я и депутат Госдумы встретятся?
И жизни уровень, конечно, не сравнить.
С ягненком волку лечь – задача сложная.
Ценю я Библию, тут к мудрости маршрут.
Но я б советовал волкам быть осторожнее:
Ведь эти козлища волков на раз сожрут.

В больной стране живем. Больны мы сами.
Но не коронавирус и не грипп.
Ложь расцвела у нас под небесами:
Явил себя российский генотип.

Ко лжи привыкли, словно к добродетели,
Все лгут во благо - не наоборот.
Мечтаю: пусть не мы, но наши дети
В мозгах своих свершат переворот.

«Давай, еще немного посиди!» -
Сказал то ль президент, то ль прокурор.
Ну,  ладно, выдюжу.
Но все ж: какой позор,
Что вся Россия под замком гудит.

Ругаем мы власти, глотаем мы водку
И буйствуем, как новгородцы на вече.
Ведь если мы будем раскачивать лодку,
Гораздо быстрее проявятся течи.

В чуднОе время мы живем
И чУдное одновременно.
Мы на «Титанике» плывем,
И вахтенный у нас бессменный.

Свойство русского народа –
Ждать от барина тепла.
Только блага от урода
Ждать - как песню от осла.

Как волков нас кругом обложили,
Обозначив флажками нам путь.
Получили мы что заслужили
И идем. Никуда не свернуть.
В тупике завершится дорога.
Там портрет, и лампада горит.
Скажет кто-то сурово и строго:
«На колени! И благодарить!»
Потянулись мы сами за ложью,
Что же в страхе теперь трепетать?
Но, наверно, мы все-таки можем
На колени хотя бы не встать?