Дед Михей, кавалер орденов былых,
ус седой теребя,
впал в раздумья, услышав от молодых,
дескать, "надо любить себя".
Век теперешний мчался, могуч и лих,
и творил, что хотел.
Дед Михей в прошлом веке любил других,
а себя - не умел.
Стала новой для деда родная речь.
Он нахмурил лицо:
"Может, надо себя уважать, беречь,
даже нежить, в конце концов?
Ведь любовь получают и отдают...
Вся она - для других.
Что им в школе сегодня преподают?
Не пойму я внучат моих".
Дед Михей не искал за труды наград,
он себя не берёг.
Он любил эту жизнь, был столь многим рад...
А простого понять не мог.
Он на время почти в табуретку врос,
словно памятник в пьедестал,
он вздыхал, не ответив на свой вопрос:
"Я от жизни совсем отстал?"
Он, видавший вождей, прошлых лет парад,
не грустя, не скорбя,
вдруг подумал: "А может, пришла пора -
каждый сам за себя?
Мы любили страну и своих невест,
а потом и своих детей.
Были те, кто любил нёсшего свой крест
всей душою своей.
Нас любили, любила жена меня,
мне дарила себя весь век.
Не могу я слова молодых понять.
Может, глупый я человек?"
"Любоваться, влюбляться"... И вновь слова
с этим корнем Михей шептал.
Вера в правду простую была жива.
"Нет, похоже, не я отстал!"
Так негромко сказал дед Михей с утра,
на внучат посмотрев, любя.
И тогда отвечала ему детвора:
"Дед, мы любим ТЕБЯ!!!"