Воскрешённый

Карина Лек
Масличной горы растворяется склон:
в полдневной жаре задремал Елеон,
стекает к пустынным местам.
Молчите цикады!
Ни песен, ни слов!
Отсчёт до незримой границы миров,
той, что не имеет моста,
дороги обратной.

Решающий час!
О, если б спасенье пришло от врача,
как соки идут за листвой,
но высохли корни...
и сёстры скорбят,
и горек для них похоронный обряд,
как мёртвое море мертво.

Солёные реки, им не запретишь,
прощален и тих поминальный Кадиш,
и вечное время для сна.
И вход запечатан.
Сурова скала,
доносится ветром рыданье орла.
Тоска, что всегда голодна...

- Идём в Иудею!
Печаль утолить - святая забота.
- Но стражи земли не дремлют,
и принят обет.
Уж камни готовы в их дерзких руках.
- Кто судьи? Кто в злобе не знает греха!
Споткнётся ли видящий свет?

Замедлит ли тот, чьи дороги прямы?
Утихнет неверье святого Фомы,
как звуки в пространстве широт.
Всё к славе Господней!
Затем и живём!
И станет в Вифанию торным путём
ходить удивлённый народ.

- Три дня, и четвёртый. Могила смердит
Того разбудить, кто убийственно спит
под шёпот сникающих трав,
возможно ли это?
Да, будет конец,
разбудит детей Всемогущий Отец,
последнюю душу приняв.
Но нынче?

- Есть время всему для всего.
Скажи мне, где вы положили его? -
И слёз проступает елей...
- В конце немощёной неровной тропы,
где свет оседает в дорожную пыль -
пещера и камень на ней.

И отняли камень,
и "Авва!", - воззвал, -
"Ты слышишь меня! Я всегда это знал!
Ты благ в милосердьи Своём".
И Лазарь разбужен.
Божественных сил довольно...
- Смотрите! Умерший ожил!
- Вот, брат! Позаботьтесь о нём.