Сердце обмотано тросом, и крепко,
И будто кто-то тянет за него, ведёт,
Не знаю, куда и зачем, но болью
Чисто стелет за шагом шаг.
Эта боль - не спроста,
Но пока я не дам ей названья.
Словно просит ножа сердце глупое это,
И все время ведёт меня ниже куда-то,
Опрокидывает в тупое, застекленное эго,
Где беснуются две мои грани: бордель или келья.
И всю жизнь я пытаюсь найти в них баланс (безуспешно),
И пытаюсь себя записать то ли в Будды, то ль в распутные девки,
Чтобы жить, как предписано роли, и без сожалений.
Вместо этого: вечно играю, и вечно в просчете.
Огребаю грехи за двоих, а побед не сыскаю ни разу.
Как побитая шавка, я вечно иду с кем-то сзади,
Понимая, что тень моя - больше, чем можно представить.
Повергаю себя в пафос и рефлексию,
И бросаюсь словами, как в вечное сальто.
Закручу, не замечу, как сама и не вспомню:
Где у меня было небо, где - гравий.
Рифм уже не ищу.
Ну, а в целом, не очень и надо:
Все равно мои рифмы натужны и блекло-эпичны.
Мне тошнотны почти все слова, филигранные грани,
Масло масел на коже, дно бочки,
Что ныне пробито.
Нет мне смысла писать. Нет мне смысла молчать.
И в неволе,
За глухою стеной из костей мое сердце все бьётся.
Только тянет его с каждым разом сильней и протяжней,
Только просит оно то ли нож, то ли смысл чего-то.