Одигитрия

Даниил Яшин
Ты – крышечка для моей микроволновки.
Без тебя
Каждое подогретое мною в СВЧ печи блюдо
Прогревается снаружи,
Но остаётся холодным
Внутри.

Белые огни
Проносящихся мимо фонарей
На фоне тёмного неба
Заставляют меня возвращаться назад
Каждый раз,
Когда я оказываюсь в этом аэроэкспрессе.

Это всё ты.

Это всегда ты.

Ты и только ты.

И никто больше не может влиять
На мою псевдоупорядоченную жизнь,
Кроме тебя.

Ты прилетаешь ко мне
И переворачиваешь всё
Вверх дном.

Энантиодромия являет себя
В самых обычных местах,
В самое обычное время,
Среди самых необычных людей,
Которых мне доводилось встречать –

Тебя и меня самого.

Нам не светит домик
На берегу моря.
Светит разве что
Ржавый советский фонарь,
Вторящий насыпи снега,
Что ложится настилом
На твоё прекрасное лицо.

Твои карие бездны
Не перестают завораживать
Спустя восемь лет.

Это всё бесконечный грёбаный круг.
Мифический змей
Так страстно вгрызается
В хвост собственного самоуничижения,
Движимый целью причинить себе боль,
Что перестаёт замечать вокруг себя
Людей,
Ответственность,
Судьбы.

После тебя я устал даже пить.
И стихи не идут не идут не идут.
Ничего не идёт.
Ни жизнь,
Ни работа,
Ни творчество,
Ни снег,
Ни личностная динамика,
Ни побуд к знаниям,
Ничего.

Окаменевшим цветком
Я застыл на подоконнике
Советской квартиры
В постсоветском пространстве.

Чувства,
Как у лилий.

Чувства,
Как у роз.

Слепком сна застывший
В ночь уроборос.

Но подожди.
Постой.
Я помню
Наше с тобой
Путешествие в поезде,

Когда мы смотрели в окна
На проносящиеся мимо
Деревенские и дачные дома,
Окружённые деревьями,
Что были украшены
Густой летней листвой.

Мы спали порознь на разных койках
В купе,
Физически вроде бы близко,
Психологически же так далеко.

Как же это было символично.

Как это могло произойти?
Спрашивал себя я
Снова и снова,
Сидя на нашей кухне
В съёмной квартире
Посреди столичного уральского города,
Столь чуждого мне,
Как мои собственные переживания.

И ответом служит эйдос
О стеклянной сетчатой крыше
Казанского вокзала,
И моём теле, сидящем на земле.
Или сумке?
Не помню точно.

Я сижу посреди этой квадратурной пустоты,
Серого пространства транзитных жизней,
И воспринимаю аудиально неологизм,
По-прежнему выходящий
За грани моего понимания.

Переспатеньки.

И это слово
Так аффективно затронуло меня тогда,
Что я ринулся
За тобой,
Окончательно одолённый
Инстинктом,
Взяв твою руку,
Поверив тебе снова,
Доверившись тебе снова.

И это было настолько глупо,
Насколько глупым
Может быть человек,
Сокрушаемый
Скорбью,
Горем,
Отчаянием,
Похотью,
Презрением к себе,
Своим чувствам,
Словам,
Мыслям
И действиям.

И это воспоминание
Не отпускает меня
По сей день.

И ты
Не отпускаешь меня
По сей день.

Не отпускай же
Меня
И впредь.

Образ тебя есть ядро моей личности,
И я не готов с этим расстаться.

Ведь без тебя
Останется жалкий формальный каркас,
Лишённый эмоционального содержания.

Кажется, психическая травма
Столь глубока,
Что даже мнестические нарушения
Органического генеза
Не сотрут
Энграммы
С коры
Полушарий,
Ведь боль
Уже въелась
В подкорковые слои.

И ванна, полная красных роз,
Останется навсегда.

И новостройки
Останутся навсегда.

И хлебный горшочек с супом внутри
В ресторане «Donna Olivia»
Останется навсегда.

И твоё «с днём рождения»
С последующим
Отворачиванием к стене
После этих слов
Останется навсегда.

И Невьянск,
И алая помада
Останутся навсегда.

Ты считаешь себя бесполезной,
Но бесполезен я.
Психолог,
Поросший красными корками,
Но с нулевым катарсисом,
Неспособный повлиять
Положительным образом
На жизни близких людей,
Далёких – тем более.
С мнением
И профессиональным авторитетом
Которого
Считаются
Наравне
С грязью.

Бесполезный элемент –
Аккуратно-точная
Характеристика
Меня
Как специалиста.
Я не смог вправить
Собственный психический вывих
И не могу вправить
Твой.

Ты мой илиотропион.
Мой подсолнух,
Который я пытался заменить
Таким же цветком, изображённым
На упаковке
Тразодона,
В тщетной попытке подменить
Солнечный свет
Искусственным.

И это помогало мне,
Пока ты была замужем.
Это утешало меня
Наряду с алкоголем,
Который ныне скорее отупляет меня,
Чем притупляет боль.

Разве же я могу
Перестать смотреть на тебя,
Пока ты спишь,
Не в силах уснуть сам?

Похоже, что нет.

Ты по-прежнему остаёшься
Путеводной звездой.
Столпом огня,
Указующим мне путь
В ночной пустыне
Со снегом вместо песков.

Кажется, я несчастен,
А мои смыслы
Пусты,
Эфемерны,
Иллюзорны,
Обманчивы
И шатки.

Годы проходят.
Хронос нещадно
Подменяет русые волосы
Сединой.
И я всё ещё сижу в этой зелёной коробке
С высокими белыми потолками.

Быть может, я просто статичен в своей динамике.
Выражаясь не столь шизоидно –
Бегу на месте.

Я шёл к эскалатору,
Ведущему к аэроэкспрессу
В Москву,
И заметил баннер, гласивший:
«В нужное время. В нужном месте».
Господь ниспослал мне своё высказывание –
Такую интерпретацию я смог привести.
Что же ещё моя больная психика
И искажённая страданием личность
Могли выдать при восприятии этих слов?
Ведь ты по-прежнему кайрос вне времён.

Берёзы, сосны, дома
Проносятся сквозь мой взор.
Правда в том, что я
Не хотел бы хлебнуть из Леты,
Чтобы вернуть всё индивидуальное
В мир идей.

Наша с тобой любовь является
Платонической
Лишь с твоей стороны.

Я же люблю тебя
И эросом,
И агапэ,
И филией,
И сторге.

К тебе одной направляются
Мои либидо
И деструдо.

Ты суть противоречие.
Парадокс.
Антиномия.

Мои болезненные воспоминания
Конституируют
Мою сущность.

Ты поломана,
Но я люблю тебя такой,
Какая ты есть.
Ведь я тоже
Поломан.
Сломлен.
Устал.
И по-прежнему
Одинок.

Плачущий чёрными слезами
Пьеро
Не в состоянии
Накинуться львом
На существо,
Прячущееся в раковину.

Это есть перманентный
Натуралистически-обусловленный
Барьер
Между тобой
И мной.
Единственная причина,
По которой я всё ещё
Не нависаю бременем скорби
В Аокигахаре
Над теми, кому дорог,
Это противоречащая
Всей объективной реальности
Вера
В светлое будущее,
Ниспосылаемая Господом
Не в подарок,
Но в милость.

За что мне Его помощь? -
Не перестаю спрашивать я.

По какой-то неведомой мне причине
Грех не убивает теологическую связь,
Но делает её сильнее.

Я надеваю последний подарок почившего отца -
Чёрный лонгслив Affliction -
И ловлю себя на мысли,
Что проклятие никуда не ушло,
Но являет себя здесь и сейчас
Январским снегопадом.

Филома – не рак желудка.
Её не вырезать филэктомией.
Не вытравить алкоголем
И психоактивной химией.

Метапоэма в контексте жизни
Одной личности
Затеряется
На задворках
Сетевых просторов.

Мы стоим
И смотрим
На фонарь,
Свет которого
Позволяет увидеть
Падение дождя,
Восемь лет спустя – снега.
И это всё ещё наше с тобой
Моно-но-аварэ.
Не уходи.
Я скучаю.
Тю.