Там, как и прежде, музыка и смех,
А мячик у детей, поди, свинцовый.
Не устают два сорванца греметь.
Могли бы постелить персидский коврик.
Чужая жизнь семейная шкварчит.
Любовь, забота, нежности... как скверно.
Заброшенный мой вид красноречив.
Лет двадцать, как ушла к соседу Верка.
Он дал ей всё, что я тогда не смог —
Угадывал настрой и был ей верен.
Мне давит грудь тяжёлый потолок.
Я словно замурован здесь до смерти.
Один вовек, как конченый чудак,
Браню чужое счастье и зверею.
Терпения запас вконец иссяк,
Стучусь в чужую жизнь по батарее.