и только призраки – огни, всё стелют воду гладью,
там, проплывают облака, касаясь рук дождя,
проездом мы пришли, проездом не остались,
компостеры - клыки, проколы, в крови не нашли,
подземных крыс так много рядом, их песни – хором,
ссутулил плечи пасынок, по паспорту - родной,
из всех лгунов, его пригрел, один из самых старых,
но самый юный правдой на родство.
я рядом у костра, я грею свою слякоть,
поднял с земли свой взгляд и в небо уронил,
трофейный, старый сон, залез под ватник лапой,
вцепился в грудь когтём и рану причинил,
смеялась от любви, у тика, злая рожа,
игла нагрела шприц лучом, раствором онеметь,
и в запертом камине, дым, углями рыщет,
найти трубу и… улететь.
а ярость, с крошевом надгробного гранита,
не сочеталась с вечной тишиной,
там волны подплывали к берегам из ила,
там в даты, календарь, добавил чёрный цвет грехов,
холодный лёд теплом судил моря на реки,
пусть все забудут кипяток подземных вод,
пусть будет так, пусть не походит на реальность -
искусство выживать за пазухой с Христом.
чем меньше хочется стареть,
тем быстротечней молодость мечтает скрыться,
и беспросветность на глаза ползёт,
и дни до смерти на пальцах считает,
тот узелок, что развязать пытались двое,
промок от каплей одного…
от восковых свечей остались дрожжи,
поднять из теста пламя вечного огня,
я ухожу туда, где мне и место,
где песня мне позволит петь свои слова.