Непрядва

Александр Медведев 56
Давно это было на нашей земле,
И вымысел с правдой затерян во мгле,
Но все ж это было, к чему нам лукавить,
Что было – то было и жертв не убавить…

                - « » -

О славе русичей нетленной,
Чрез откровение этих строк,
О битве предков незабвенной
С волнением начат сей пролог.
Беда сплотила в одночасье…
Но, боже мой, какое счастье,
Что брата вспомнил дальний брат,
И кто был прав, кто виноват
Уж недосуг им выяснять,
Коль в битве вместе строй держать.   
Ну, как-то так: долой раздоры,
Уж век, как Русь терзают своры,
Пришедших издали врагов,
С раскосым ликом степняков,
Свои порядки и уставы
В чужой привнеся монастырь;
Еще б чуть-чуть и на пустырь
Русь походила б, но управа
Нашлась, всем распрям вопреки,
В кровавой сече у реки.   
            
И сколько рек той речки краше, -
Изрядно, что и говорить,
Но для истории, для нашей,
Непрядве должно в первых быть. 
Не величава, не могуча,
Течет не быстро, даже скучно,
И вод нежданный поворот
Явит вдруг путникам и брод
С песчаной отмелью в средине;
Но и не только красотой
Пленяет нас в наш век иной,
А в памяти людской доныне
В тех жертвах, что понес народ
На берегу неспешных вод.

Поклон земной вам от потомков!
(Но может их у павших нет,
Лишь ветер вольный да поземка
Кладут поклоны столько лет).
Но все равны, и за Отчизну
Мы от рождения до тризны
Должны быть благодарны вам,
Воздавши очи к небесам!
Там ваш покой при райских трелях
Теперь никто уж не прервет,
И где Господь сполна дает
Всего, что в жизни не имели.
Кто-кто, а вы рай заслужили,
Да каб не вы, и мы б не жили…

                - 1 –

Слиянье Дона и Непрядвы
Пред взором Дмитрия с утра,
Где трав роскошные наряды
В невольных росчерках пера
Сегодня сложно описать.
Не нам ли правнукам не знать,
Как мы глумимся над природой,
Ее поправ себе в угоду,
За что Земля нам люто мстит;
И с каждым годом все сильнее,
Разнообразней и больнее,
Куда ж наш мир дурной летит?
Но не о том у князя думы…
Не оттого ль и вид угрюмый,

Коль накануне донесли,
Что рать Мамаева, похоже,
Сильней и ей вот до реки
Рукой подать, – ну что ж, негоже
Свой зад татарину казать
И лучше пасть, чем отступать.
«Скорей на берег тот дружины,
Занять холмы, чтоб на низине
Мамаю с войском станом быть.
С вершины легче будет биться,
А чтобы вновь нам сей водицы
В позорном бегстве не испить,
Велю рубить я переправы,
Когда брегов тех сочны травы

Последний ратник подомнет.
Хоть и обидно труд свой рушить,
Но всякий, думаю, поймет,
И встретит жизнь иль смерть на суше».
Пошли полки и тут, и там
По свежесрубленным мосткам -
Разделам жизни: до и после.
А может и не быть ей вовсе,
Кто знает? - разве что Господь.
К кому-то милостив Он будет,
Кого-то напрочь позабудет,
Но всем им страх свой побороть
Тут предстоит на поле брани…
Пока ж спокойно утром ранним.

Под вечер крайние обозы
Уже на этом берегу,
Стук топоров невольно слезы
Навеет, может, кой-кому;
Но вид дубрав в парчовых ризах,
Под свет зори в оттенках сизых,
Заходит в душу в час иной
Спокойствием и тишиной.
Туман, как ладан заклубился
В вечернем отблеске зори,
И что и как не говори,
Но в нем и страх их растворился,
Едва прислушались к распеву
Про сына божьего и деву. 

И вот уже из тысяч глоток
Молебну вторят голоса,
И даже тот, кто в жизни кроток
Молит до хрипа небеса
О милости на день грядущий,
Благодаря за день минувший.
Возможно пение отстало,
А кое-где опережало,
Но все ж струилось по лугам
До позлащенных солнцем гряд –
Поют и увалень, и хват,
Но Бог всех судит по делам:
Хоть и псалмы ты петь горазд,
Но что и должно, то воздаст.

Зажглись огни среди обозов,
Душистым варевом обдав
Притихших ратников тверезых,
Не ведавших дальнейших глав
Судьбы своей, своей Отчизны,
Доверив князю свои жизни,
Придя на поле Куликово,
Кто в первый раз, – кому не ново.
Со всей Руси земель тогдашних
Пришли полки под княжий стяг,
Избавившись от передряг,
Досужих ссор, порою зряшных;
На эту рать взирал сейчас
Князь Дмитрий в предвечерний час:

«И мудрым, кажется, поверье:
Нет хуже ждать и догонять,
Но горше оных, – уж поверь мне,
С иным в раздумье наша рать.
Туманом скрыта эта местность,
И мрак сей веет неизвестность,
Терзает душу тех юнцов
И битых жизнью их отцов.
Что ждет их поутру? – Удача,
Коль только ранен – не убит?
Иной уж видит, что летит   
И ворон черный, не иначе,
К нему на свой кровавый пир…
А посему, наш грешный мир

Сие неведение снедает,
Сомнения в душу бес кладет,
Часть сил у сильных отбирает,
И слабых оторопь берет…
Того страшусь я, брат мой милый,
Что дух сомнения до могилы
Войска допрежде доведет,
И кто тогда за мной пойдет?
Досель никто еще, пожалуй,
Орде столь явно не дерзил.
Но полно, хоть не лебезил,
Но на душе столь тяжко стало,
Что и не в силах уж терпеть
И лучше завтра умереть,

Чем на посылках у поганых
Бывать по десять раз на дню,
Смолчать от слов их ханов бранных
И спину подставлять свою», -
«Свою ли? – Что ты, князь, - окстись,
И слову правды не гневись.
Уж наш-то люд простой безмерно
Собрал все беды со вселенной,
Страшась полона и резни
За все те годы. - В эти ж дни
В их взоре вижу уверенье,
Что не покинет нас Господь,
И уж готовы кровь и плоть
Отдать за веру при сражении
За нашу Русь, за отчий дом,
Но в страхе все ж пред вечным сном!

В Орде народ в полоне стонет
От неизвестности судьбы,
А тут татарин бабу тронет
И чьи уж дети – разбери.
Не заступиться, не перечить,
А то в домах их будут свечи
За упокой души гореть.
Боялись, но доколь терпеть
Паскудну жизнь как у собаки?
Устали, что же им терять?
Вот и собралась ныне рать, -
Со всей Руси к тебе вояки,
Чтобы свои расправить плечи
И верх держать в кровавой сече.

Ты ж, битый в жизни, только власть
Теряешь, Дмитрий, да уделы,
Ну есть и пить не будешь всласть,
Руси безбрежные пределы
Покинуть может суждено,
Но то пустое все – оно
Не стоит тех людских потерь,
Что будут завтра, уж поверь!
Но время позднее, однако.
Хоть с час забыться сном пора
И живы точно до утра,
А там решит с Мамаем драка.
Уж утро ночи мудреней,
Поспи же, князь, оно верней», -

Владимир – брат, хоть двоюродный,
Родней родного завсегда,
Пускай на вид слегка дородный,
Но это, право, не беда.
Сыскать рубаку половчее,
Как на Руси той книгочея,
Пожалуй, будет мудрено.
Уж что природою дано
Совместно с богом – не отнимешь: 
Проворство, лихость и расчет,
Уж коли бьет, то прямо в лоб,
И вряд живым из схватки выйдешь.
Да и умом бог наградил,
За что князь Дмитрий и любил.
 
Какими точно уж словами
Ответ князь Дмитрий свой держал
Не суждено узнать нам с вами,
Но что на Бога уповал,
Уж это точно, - в дни лихие,
Войны ли, голода, стихии
Взор вечно к небу устремлен,
Где суд земной вершит лишь Он.
Но как на бога не надейся,
Однако, сам не оплошай,
Минуту слабине не дай, -
Хватило духу, так уж бейся;
Но все же милостив Всевышний,
А посему не будет лишним
Его в молитвах правых чтить,
И крест с младенчества носить.

                - 2 -

Еще вечор Боброк, друг верный,
Ведун, но с доброю душой,
Примет знаток и прочей скверны,
С Великим князем в час ночной
Вояж до стана бусурманов,
Вдыхая трав ночных дурманы,
Затеял тайно совершить,
Где должно знакам божьим быть. 
Волхвов ль языческих приметы
Боброк от предков перенял
Иль небесам в тот миг внимал? -
Никто не знал на этом свете;
С нечистым, может, знался он?
Но слепо верил в вещий сон…

Копытом конь рвет землю глухо,
Ее тепло с ночною мглой
Уйдет к утру, но своим духом
Еще поит ковер степной.
В ручей же с явной неохотой
Вступают кони – из болота
Сия нечистая вода;
Для седоков то ерунда,
Едва-едва сапог намочен,
Но все же сырость в тело бьет,
Знобит слегка, и конь идет
В слепую темень хладной ночи,
Послушный воле седока,
Успев напиться в два глотка.

Куда теперь? – Боброк лишь знает,
Мамаев стан в верстах пяти,
Они в ковыль с коней слезают,
Увидев ворога огни,
Чьи в небе отблески играли,
Зарю как будто предвещали,
Но слишком рано ей все ж быть,
Чтоб новый день благословить.
«Тот отблеск – доброе знамение,
Но есть примета посильней.
А ну-ка, князь, держи коней,
И не кори за непочтение», -
Боброк к земле припал и слушал,
И долго так, как будто душу

Свою земле передавал.
Что слышит он? – пока ни слова,
Так недвижимый и лежал
В молчании полном, - лик суровый,
И непонятно чего ждет,
Но, наконец, Боброк встает.
Опять же полное молчание,
Тревожен князь, в глазах отчаяние:
«Что скажет верный его друг?».
Тот на коня, и тронул повод,
Проворен больно, хоть не молод,
И сколько лет ему на круг -
Гадали многие в дружине,
О чем и спор ученых ныне.

Великий князь не утерпел:
«Так что же мать-земля сказала?
Каким же будет наш удел?
Неужто и пора настала
Нам завтра головы сложить
И как же будем дале жить?
А может и не жить нам боле…
Узнаем в Куликовом поле», -
«Прошу, князь, втайне сохрани
Земли родимой откровение,
То глас был, может и знамение,
Ты сам уж как-нибудь реши:
Две девы в неутешном плаче,
Как будто жены, не иначе,

Рыдали в скорби и печали
О детях, о мужьях своих.
Одна из басурманской дали
Читала поминальный стих,
Другая ж наша, - из Руси
Все причитает, голосит…
Но нашей бабы глас потише,
Едва-едва он был услышан,
Так что победа ждет нас, князь,
С большими жертвами, однако», -
На том и замолчал вояка,
На юг, где стан врага, косясь;
Хоть близок путь, но утро скоро,
А посему наметом скорым
Спешат в предутренний туман,
Коль знак благой им свыше дан.

                - 3 -

Заметно стало холодать.
Валы тумана наползали
На пробудившуюся рать,
Сегодня ль бой? – они не знали.
Тревожно: встало ли светило?
Оно туманом скрыто было,
Но с ветром дуб зашелестел,
Луч первый кто-то углядел,
Крестом трехкратным осеняясь;
А мгла над полем все сокрыла,
Клоками белыми дымила,
Пред всеми словно извиняясь,
Безмолвно превращалась в грязь,
По коей шел Великий князь.

В полках молебны зазвучали,
Кадила дым с туманом вхож
В раздумья, полные печали,
И взор всех ратников похож,
Как брат-близнец в творении божьем
Иль как капель друг с другом схожа.
И словно мать сыра земля
Час лишний сыновьям дала,
Густым туманом укрывая,
От той напасти, что грядет,
Что неминуемо придет;
Но в этот час, как будто зная,
Навеет мысль про отчий дом,
Про тех, кто ждет родимых в нем.

Представить сложно и понять
Души тревожной их смятение,
Им не хотелось умирать,
Но встали в строй без промедления.
Бок о бок сын стоит с отцом,
Иль просто схожие лицом,
Плечом к плечу и с братом брат,
С соседом рядом кум и сват;
Вот незнакомцы с дальних мест
С суровым ликом выступают,
Рядами стройными шагают,
Оставив жен, детей, невест;
Пришел народ Святой Руси
Сродниться в пролитой крови.

Развиднелось…Стоят полки,
Но войск Мамая не слыхать.
Еще довольно далеки
В степи они и снова ждать,
Полдня в неведении томясь,
Того ли опасался князь:
Как долго все это продлится?
В молчании Дмитрий, видно злится,
Но тут и пыль вдали видна,
И топот тысяч лошадей
Нарушил тишину степей,
Забрав остатки того сна,
Что так в ночи и не пришел,
Не оттого ли князь был зол?

Сомнений нет: идут они,
Всей силой поле забирая,
Идут Мамаевы полки,
Зловещей лавой обтекая.
Так значит бой, сейчас, немедля,
Доспехов блик стальной и медный
О том твердит неугомонно
И клич полков в веках исконный:
«Умрем за други же своя!», -
По русской рати прокатилось.
«Умрем! Умрем!», - и тут же скрылось,
Минуту тишины беря,
Чтоб князю Дмитрию дать слово,
Представшим в одеянии новом.

Но нет, - не в новом, а обычным
Тут ратником князь предстает.
Одет неброско, гласом зычным
Войскам наказ в сей час дает:
«Отцы и братья! С вами вместе
Пойду я по закону чести
В передовых полка рядах.
В своих последних же словах
Скажу вам: мы семья едина!
От мала до велика здесь
Вся Русь, вся захудала весь
Отправила отца и сына
За веру, Бога воевать
И тем едина наша рать!

Так за Христа, за семьи наши
Придется, братья, постоять!
И верьте, нету смерти краше,
Чем за Отчизну смерть принять!
За други за своя, за дом
Уж постоим или умрем!», -
Из тысяч глоток троекратно,
Елеем благостным, понятно,
Слова над полем разнеслись:
«За Русь, за веру, за Христа!» -
Простые, вроде бы, слова,
Но в душу каждого влились,
Как молоко в уста младенца, -
В дружину князя, в ополченца.

                - 4 -

Войска Мамая, ход свой сбавив,
Нежданно встали в полпути,
Как будто бы не ожидали
Здесь русских ратников найти.
Орда все поле перекрыла,
Да сколько ж их? - душа заныла,
Стоят и ждут распоряжения,
Мамая грозного веления:
Так быть сей битве иль не быть?
Одно лишь слово – с гиком, с криком
Вся лава в упоении диком,
Свою ли удаль, может, прыть
Готова предъявить Мамаю,
Его злопамятству внимая.

Чего же ждут и те, и эти:
Богов своих ли знак какой?
Иль солнца луч им ярко светит,
Струясь над самой головой?
Уж с давних пор – с каких – кто знает?
Всегда-то битву зачинает
Из войска лучший их боец,
Непревзойденный удалец.
Вот и такие отыскались
И в этот час среди других,
Среди татар, среди своих,
Что лучше прочих всегда дрались.
Ордынец выехал вперед –
Конь-великан копытом бьет,

И всадник сам под стать коню:
Огромный, тучный, может, пьян,
По пояс заключен в броню
В защиту от возможных ран.
Рычит, как зверь, как лев из клетки,
Они, возможно, его предки,
Уж больно грозен его вид,
Он кличет жертву, в крик кричит.
Ордынцы за спиной хохочут:
Мол, нет на свете храбреца,
Чтоб одолеть их молодца,
И здесь средь русских нет охочих.
Постыдно – оных не имели,
Не воспитали для сей цели,

Но трусов также было мало;
Богатырей былинных лет
Уже почти что и не стало,
Но есть и инок Пересвет:
В монашьей схиме, под куколем.
Распорядиться своей долей
Наверно сам решил, однако,
Хоть и монах он – не вояка.
Но бог с рожденья не обидел:
Плечист и статен, и высок,
Но, видимо, ордынца бог
Покруче был – уж всяк тут видел,
Поскольку инока крупней,
И спору нет уж как сильней.

Прошелестело: «П-е-р-е-с-в-е-е-е-т…»
До тех рядов, где был невиден,
Другого в русской рати нет,
Исход же боя очевиден –
Сей страх читался на губах.
Но был Давид и Голиаф
И с этим тоже не поспоришь,
И за соседом дружно вторишь
Два слова лишь: «Не посрами-и-и…».
Он слышит их и слышит Бога,
И здесь у русского порога
Готов пожертвовать костьми,
Своею кровью, духом, плотью:
«Пусть лягу я, - вы Русь спасёте».

Тут Пересвета конь заржал.
Ордынский мерин-иностранец
Уже удила все сжевал,
И закрутил на месте танец.
Еще один последний крик
И под удар длиннющих пик,
Помчались, злобный взгляд бросая,
Друг дружке одного желая,
Что и случилось миг спустя:
Пронзенный пикою упал
Ордынец, битый наповал,
И Пересвет сползал с коня
К земле родной с рукой застывшей,
Где перст его, не богом ль свыше,
На стан Мамаев указал,
Как будто Русь благословлял.

                - 5 -

Едва лишь душу Пересвета
На небо ангелы взнесли,
Едва лишь строчкою Завета
Молитву ратники прочли,
Полки пошли, и яркий полдень
На правый путь, на путь Господень,
Лучами солнца направлял,
Но и Мамай уже не ждал.
Сошлись громады, сшиблись в сече,
От треска копий и щитов
Не слышит ближний даже слов
Того, кто рядом, своей речи;
Уже и кровь течет рекой
И непонятно: мертв – живой,

Товарищ твой, мечом сраженный?
И сразу жарко стало, душно,
И нерв, до боли обнаженный,
Рукой затекшей, но послушной,
Разящий ворога удар
Щитом отвел, и вслед татар
Твой меч безжалостно кромсает,
Налево, вправо – вот и тает
Шеренга их прям на глазах.
Пыль с кровью в рот ползет нещадно,
Глаза порошит – это б ладно,
Но эта каша на губах.
Чрез полчаса, быть может ране,
Вкус крови с пылью больно странен,

И жаждешь более вкусить,
Как будто век сим и питался,
Как зверь способен голосить
И в дикий рев глас превращался.
Давили тяжестью рядов,
Мечами погребальный ров
Отрыв врагу с оскалом смертным,
И быть негоже милосердным,
Всяк жизнь свою спасал как мог.
Едва лишь брешь в стене – другие
Встают в ряды – пока живые,
Ну и какой по жизни рок
Пошлет с небес в сей час Всевышний?
Тот будет жить, а этот – лишний…

Никто не знал судьбы своей,
И не до этого всем было,
Тут успевай лишь только бей,
Коли и плохо, если с тыла
К тебе татарин подойдет
И напрочь голову снесет.
Уж груда тел, - по ним ступают,
Живых в сей куче подминают,
Не разобраться, не понять,
Где свой, где воины Мамая
От ран лежащие страдают,
И вот редеет русских рать.
От тесноты, от водной жажды
И от удушья не однажды,

Уж не с десяток – с сотню раз
В полках урон наносит сеча,
Всего-то битве только час,
А кажется, что длится вечно.
Иной лица не разглядит
Того, кто смерть несет и спит
Навеки вечным мертвым сном,
Покоясь где-то под холмом.
А смерть спешит и, скалясь страшно,
Не даст минуты тишины;
Коней, взбешенных, табуны
Давили и живых, и павших,
Сбирая урожай изрядный
На пир сей сечи беспощадной.   

Мамай не мог не догадаться
Каких потерь нес в этот раз,
Не видно, чтобы враг спасаться
Готов был бегством в первый час.
С холмов стекали его тьмы,
Редели словно от чумы, -
Куда ж девались в той низине?
И кровь от мысли страшной стынет:
«Коль так пойдет, с кем я останусь? -
Давильня всех тут перемнет…
Аллах, однако, с ветром шлет
Им пыль в лицо, - одна лишь радость».
Но и Аллах не всемогущ,
Когда по ветвям ближних кущ

Заметно стало – ветер стих,
С минуту, может, что же дале?
Затем в порыве волн своих
Задул к Мамаевой печали
На тьмы его с клубами пыли,
Теперь уж и татары взвыли,
Вкусив песок и пыль во рту,
Кто ж обратил то зло в орду?
Но где же наш Великий князь?
Подай же знак иль крикни слово,
Но трудно воина простого
Средь прочих выделить в сей раз.
Уж без коня он, пешим бился
И лишний раз здесь убедился,

Чем русский воин так хорош:
Пусть и в размерах уступает,
Пускай по телу льется дрожь
И силы постепенно тают,
Но вдруг наступит озарение,
Один лишь миг, одно мгновение
И тут уж черт ему не брат;
Невольно в нем проснется хват
И так противнику отвесит,
Что только Муромцу Илье,
Подчас в былинном житие,
Пристало быть на дальних весях.
Всех их не знаем поименно,
Но чтим в молитвах непременно.

                - 6 -

На три часа сошло светило,
Все также жар земле даря,
Привычно то Непрядве было,
Послушно воды в Дон неся.
Засадный полк Боброка князя
В дубраве под ветвистым вязом
С тревогой битву наблюдал;
Не раз гонцов князь засылал:
Мол, не пора ли нам там быть? –
«По леву руку полк не сдюжит,
Татарин кружит, кружит, кружит,
Еще чуть-чуть и им не жить.
Стяг полковой то вниз, то вверх
Порхает, как весенний стерх».

Вот близ дубравы единицы
Татар на конях пронеслись:
«Полк окружают, не отбиться», -
В главе Боброка злая мысль.
Затем татар все боле, боле:
«Бездонно что ли это поле,
Вояк поганых, как котят
Рожает что ли? – это вряд.
Ордынцы тылом к нам, решают:
Добить сей полк, иль на другой
Им навалиться всей ордой –
Пока еще они не знают.
Пождем еще, Владимир княже,
И в тыл им вдарим вместе разом». 

Уже с вином златую чашу
Мамаю поднести спешат:
«Испей, мурза, победа наша!
Еще не смеркнется закат,
Как князя голову с поклоном
Тебе на блюде поднесут,
Стихи о битве в поле оном
Поэты с радостью прочтут!».
Не рано ль начал веселиться
Весь стан Мамаев? – долго длится
Сие побоище – весь день,
Но только лишь деревьев тень
Длиннее утреннего стала,
Как полк засадный тут как тут,
Уж засиделись, - день как ждут,
Ну вот и их пора настала.
Хвала Всевышнему, ей богу,
Как вовремя пришла подмога

Лихих Боброка молодцов!
Как вихрь ордынцев разбросали
И стяги дедов и отцов
Опять над полем засияли,
Введя в смятение врага,
И тут победа уж близка,
Коль обезумевшей толпой
Татары в стан понурый свой
Бежали, путь не разбирая;
Ни крики темников, ни кнут
Назад их вряд уж повернут,
Бежали, жизнь свою спасая.
Мамай средь первых, - знамо дело,
Милей всего родное тело:

«Скорее в степь – она укроет
Своей бескрайностью в ночи!
Подлюка-месяц над рекою
Блестит, как русичей мечи…
Откуда ж силы их берутся?
Уж сотню лет под нами гнутся,
Казалось, все – их сломлен дух,
А в сече русич стоит двух.
Понять мой разум не способен
Как Русь возможно усмирить?
Казалось бы, смогли купить
Князей, но смотрят исподлобья, 
Хоть спины гнут в благой тиши,
Но ждут-пождут точить ножи».
 
Ордынцы, словно обезумев,
Бросая скарб, овец, коней,
Бежали в степи без раздумий
Во след за участью своей.
«Вперед… Не дать уйти поганым!», -
То тут, то там над вражьим станом
Неслись одни и те ж слова;
Попутно чья-то голова
С плеч отступающих слетала,
А русичам все было мало…
Пока коней не заморили
Их гнали по степной ковыли,
Пока путь месяц освещал,
Но к полночи и он пропал…
Как и Мамай среди степей;
Ему свое воздал Всевышний,
И стало ясно кто был лишний
На свете этом для людей.
Как все невинным он родился,
В кого ж с годами превратился,
В погоне за златым тельцом,
И стоит ли жалеть о нем?

Но одного мы Бога дети,
Хоть вера разная у нас,
За все грехи пред ним ответим,
Когда наступит смертный час.
И именем своим в потомках
Мамай пройдет пустой поземкой,
Что кружит вдруг, а снега нет,
Лишь солнца заслоняет свет…
Но и довольно слов об оном,
Забыть о нем и горевать
Никто не станет, - русских ж рать,
Что в сече полегла пред Доном,
Сумеет ли его простить
На свете том, коль встрече быть?

                - 7 -
   
Владимир князь тревожным взором
Следы побоища взирал:
«Чем одарит кроваво поле?» -
Где Дмитрий князь он и не знал.
«Ужель убит иль только ранен?
Прискорбно брата бездыханным
Увидеть завтра поутру».
Прошелся холод по нутру
От мысли сей, но прочь отринул:
«Пока не смерклось всем искать!
Как помню Дмитрий в эту падь
Татар с трудом большим подвинул.
Кто видел, слышал ли чего
Про участь брата моего?».

Нашелся ратник – видел князя:
«От ран, шатаясь, брел, но жив», -
Припомнил место, но не сразу –
Не тугодум, но молчалив, -
«Он у дубравы, на опушке…
След крови на его макушке,
Доспех иссечен, черен лик,
Там слева был еще родник».
Нашли…с трудом его узнав;
Смотрел Владимир долго-долго
В лицо его, попутно богу
За брата милого воздав.
Склонился, слез своих не пряча, 
И князю по очам незрячим

Струей горючей пролились.
Зовет его все, тормошит:
«Открой глаза же, брат, очнись!
Мамай разбит и враг бежит!
Победа, князь, - твоя победа!
Враг побежден, но многи беды
Сия победа принесла
В те семьи, где жена ждала,
Иль мать детей своих любимых,
Но не дождутся уж их боле…
Скосило Куликово поле
Сынов Руси, за храбрость чтимых,
И горькой чашей напоило,
Да так, что в жилах кровь застыла».

Очнулся князь, не понимая:
Кто перед ним и как он здесь?
Но лик знакомый узнавая,
Принял со скорбью эту весть:
«С великой кровью победили,
Чтоб дети наши дальше жили,
Чтоб слава русичей в века
Вошла, как в Дон сия река.
Непрядва – в смерти помнить буду
Ее название – веришь, брат,
Наверно в чем-то виноват,
Что и не все теперь прибудут
В дома, где ждут своих мужей,
И павшим не обнять детей.

Но Русь жива и, слава Богу,
Что защитил детей своих,
Но вот надолго ли дорогу
В мечтаниях алчных, золотых   
На Русь татарин позабудет?
Не знаю я – с них не убудет,
Сильна Орда, и нам урок,
Чтоб не дрались
           друг с дружкой впрок.
Распорядись, Владимир, княже,
Достойно всех захоронить.
Кто ранен только – тех лечить,
Не поскуплюсь казною даже,
И павшим, и живым воздам
По их заслуженным делам».

Эх, дорога ж цена победы:
Скрипят подводы по земле,
Туда пустые, - полны следом
С утра пораньше и во мгле.
К могильным ямам жатву смерти
Свозили по осенней тверди,
Благие почести воздав,
Умом и сердцем все приняв.
Сколь полегло – никто не скажет, -
Статистику поздней ввели,
Лишь ратники, что полегли,
В раю своей небесной страже
Представят кой-какой отчет,
Но нам-то что это дает?

И в памяти людской доныне
Они как были, так и есть,
Но в жилах кровь порою стынет,
Когда дурную слышишь весть
От новоявленных ученых,
На западный манер вскормленных,
Что битвы не было, мол, той,
И не унять ли гонор свой
Всем русским? – Буде об одном
Талдычить, фактов всех не зная;
На то, возможно, уповают,
Что коль родной забудем дом,
Свою историю и предков,
Тем легче усадить нас в клетку…

                К О Н Е Ц.