Стрелки перевожу на вечность...
***
На смену осени бомжовой
пришла алмазная зима.
Из рукавиц её ежовых
уже не вырвешься сама.
Душа захвачена с поличным.
Слова замёрзшие болят.
И холоднее, чем обычно,
любимый голос или взгляд.
Живу с покорством страстотерпца
и жду, когда же, ну когда
моё заплаканное сердце
покроет панцирь изо льда.
И там уснут мои печали
в скульптурных позах несмеян,
чтоб взоры больше не встречали
любви прекраснейший изъян.
***
Зима дана нам для того,
чтоб по весне тоска созрела,
чтоб дорасти нам до всего,
что б после нежило и грело.
Чтоб даже сквозь метельный вой
мы различали звук капели,
и каждой капле световой
мы были б рады с колыбели.
И сколько б вирус ни косил -
не знать, не помнить о расплате...
А просто быть — сколь хватит сил.
И даже если их не хватит.
***
Я снова Бога-дед Мороза
начну желаньями смешить:
хочу мне розы, а морозы
пускай прикажут долго жить.
Пускай стихи меня прокормят,
любви пожизненной хочу,
а если смерть — то в лёгкой форме,
другая мне не по плечу.
Чего ещё хотелось мне бы?
Не заземлял чтоб гололёд,
чтоб уносил в седьмое небо
лихой поэзии полёт.
Чтоб краски — ярче, сласти — слаще,
чтоб врач ничем не навредил,
чтоб приходил любимый чаще,
а лучше чтоб не уходил.
Чтоб берегли меня от бедствий
лишь за красивые глаза,
чтоб называли так, как в детстве,
чтобы начать бы всё с аза.
***
Премии, скидки, подарки и акции,
игрища телеэфира...
Это защитная наша реакция
на одичание мира.
Что, Новый год, у тебя ни просили бы -
это не главное… Хоть бы
перекричать, перебить, пересилить бы
грусть от того, что уходит.
Чтоб отступила тоска подколодная,
нам осветить бы как свечка
не мировое пространство холодное —
хоть одного человечка.
Надо отважиться, надо довериться,
пусть нас удача лишь дразнит,
но небеса хоть однажды расщедрятся —
на нашу улицу праздник!
Пусть будет сердце на части расколото,
дали тусклы и белёсы,
но независим от зла и от Воланда,
праздник без повода, праздник без золота,
праздник улыбки сквозь слёзы.
***
Избыточным желанием горя,
ты думаешь: элементарно, Ватсон.
Желанию же всё до фонаря,
оно не собирается сбываться.
Вот Новый год обманчивый пришёл.
Глядим мы прошлогодними глазами -
всё то же, всё на месте, Дирижёр
играет ту же жизнь под небесами.
Какой пассаж, наш новый год не нов,
он повторяет снова те же гаммы,
и не сбылись ни предсказанья снов,
ни то, что не желали и врагам мы.
Переболевши Первым января,
мы в новый год войдём с иммунитетом
против надежд, что будоражат зря, -
прошли навылет, души не задеты.
Мы проскочили, выжили, ура,
пусть не сбылось, чего нам так хотелось.
Но миновала чёрная дыра,
и ничего и никуда не делось.
Факир на час, рассеялся туман,
осыпалась серебряная краска.
Да здравствует возвышенный обман
и на ночь нам рассказанная сказка!
Всё будет так, как этого хотим,
пусть даже это будет по-другому.
Но хеппи энд для нас неотвратим.
И через год придём к нему легко мы.
***
Всё в прошедшем времени давно.
Опустела жизненная сцена.
Как всё хрупко и обречено…
Всё обречено и драгоценно.
Я иду по собственным следам,
беды и печали в сердце множу.
Не отдам - ни далям, ни годам -
рук своих не тянущую ношу.
Жизнь жестка, но мягко в ней спалось...
К будущему живо любопытство.
Загадать желанье… Не сбылось…
Главное — самой на свете сбыться!
***
Новогодние сняты наряды,
и душа золотые шары,
разноцветные бусы, гирлянды
убирает до лучшей поры.
Праздник кончен. Безликие будни
потянулись Сизифом к горе...
О любовь, твои козни и плутни
не обманут в седом январе.
Но божественный двигатель вечен -
золотистый фонарик, гори!
Не беда, если мир обесцвечен -
мы раскрасим его изнутри.
Вот уже прибавляются сутки,
фонари добавляют уют.
И любимые томики в сумке
пассажирам пример подают.
С ними путь и короче, и краше -
можно в новых мирах обитать...
Кто-то рядом заглянет и даже
станет вместе с тобою читать.
Ах, как строчки теплы и печальны!
Но пора… Обрывается нить...
Продолжение встречи случайной
что мешает себе сочинить?
Даже если весь мир охладеет
и тропинку в нём не проторить,
не замёрзнет и не оскудеет
та душа, что привыкла творить.
Пусть пребудет она без ответа,
пусть сугробом обнимет кровать.
В январе — прибывание света...
Как же важно нам в нём пребывать.
***
Жизнь заговаривает зубы
и тень наводит на плетень.
Уж сколько бито мной посуды,
а счастья нет который день.
Я поменяю все настройки,
но всё ж небесный судия
мне не поставит выше тройки
за сочиненье «жизнь моя».
Всё меньше хочется прощаться,
мосты сжигая напослед.
Всё больше тянет возвращаться
на пепелища прежних лет.
Но верится, хотя б отчасти,
что кто-то там за всем следит...
И незаслуженное счастье,
как снег на голову, летит.
***
Я тебя обнимаю нежно
в нарушение всех границ.
Снова с неба звучит «la neige»
и снежинки падают ниц.
На щеках моих жарких тают,
(мы ведь думаем в унисон)...
На ладони ко мне слетают,
невесомые, словно сон.
Ты сошёл ко мне белым снегом,
подвенечный струится шёлк…
Помнишь, как первый раз с ночлегом
ты зимою ко мне пришёл?
Я с тех пор полюбила зиму,
мои руки в твоих больших,
как прекрасны невыразимо
в облаках эти ландыши...
Грелись мы в телефонных будках
и пылали как на костре,
было небо всё в незабудках,
а земля была в серебре.
Был мне другом, вождём и богом,
стал мне снегом, ветром, дождём…
Как-нибудь эту зиму с Блоком
мы продержимся, переждём.
Как сказал он: не жизнь втоптала,
Бог то снегом меня занёс…
Это ты, чтоб я не роптала,
улыбаешься мне из слёз.
***
Иду средь январей,
тобой одним ведома.
Накапливайся, зрей,
будь в вечности как дома.
Пускай придёт скорей
бессмертная истома…
О снег, мой тихий друг,
посланник Зазеркалья,
верни мне нежность рук
украденного Кая.
От рая, что вокруг,
пока так далека я...
Пусть новый Новый год
ничто не сменит в сумме,
но помоги мне код,
язык, заветный зуммер
перевести на тот,
который был и умер.
***
За окном то скоропись снега,
то бегущий петит дождя...
В этих письмах такая нега,
ведь они идут от тебя.
Сообщают открытым текстом:
«вспоминаю… скучаю… жду...»
Они пахнут забытым детством
и не видят ни в ком вражду.
Я читаю их, не читая,
ибо знаю их наизусть...
И когда-нибудь я растаю
в этой нежности, ну и пусть.
Словно в сказочном царстве неком,
мною слепленном на авось,
опускаются хлопья снега
и целуют меня насквозь.
***
Не снежинки, а нежные ландыши
из твоих поднебесных рук...
Словно хочешь сказать мне: на, дыши,
набирайся сил для разлук.
Всё пространство ими подсвечено
наших ненаступивших лет.
Что-то вечное, подвенечное,
високосный лесной балет…
Окружает объятьем шёлковым,
тем, что сердцу вовек не лжёт.
В високосный год ты пришёл ко мне.
Этот год меня бережёт.
***
Радуюсь безмерно неизменно
в пух и прах одетому леску.
Осени зима пришла на смену -
нежность, победившая тоску.
Вот берёзы как большие свечи...
Ночь твою на свой помножу день -
и родится наш ещёневечер
под лесную птичью дребедень.
Снег кружится музыкой венчанья
и вершится милосердный суд...
Благодарность моего молчанья
пусть тебе флюиды донесут.
Верится в доверчивую млечность.
Верится, что встреча будет впредь...
Наступает солнечная вечность.
Отступает мученица смерть.
***
Ты любила, была, копила,
но судьба учиняет шмон.
Каждый шорох пустого пыла
ей преступен, дешёв, смешон.
Вычищает мои заначки,
что таила на чёрный день -
все кусочки, клочки, заплачки,
строчек трепетных дребедень,
вычищает все закоулки,
все укромные закутки,
и несбывшиеся прогулки,
и засушенные цветки,
недоученные уроки,
недовымершие друзья,
и надежд неизжитых крохи,
и все мысли о чём нельзя…
Чтоб осталась душа, пустуя,
без сиянья бесслёзных глаз -
всё под корень, под нож, вчистую -
обнуленье, грабёж, коллапс.
На границе души и тела -
беспощадное: хенде хох!
Мало ли чего ты хотела,
мало ли чего хочет Бог.
***
А судьба не единожды взыщет
всё, что было дано наперёд...
В небесах мне просторней и чище,
а реальность не в пору и трёт.
Знаю, что это выйдет мне боком,
но с любовью иду на убой.
Разговоры с невидимым Богом,
диалоги с тобой и собой...
Оказалось, мечтать — это вредно,
и токсичен воздушный дворец.
Свои грёзы под грифом «секретно»
запечатаю в сердца ларец.
Я бреду по холодной аллее...
Мой неведомый Друг и Судья,
я тебя понимаю светлее,
чем когда б в тебя верила я.
***
Жизнь как блюдце выпала из рук
и разбилась на мильон печалей...
Даже если склеить это вдруг -
так уже не будет, как вначале.
Я брожу в обнимку с декабрём.
Обжигает холодом предсердье.
Весело играть мне как с огнём
в крестики и нолики со смертью.
Я на этом свете не вполне…
Иногда лишь только появляюсь.
Боже, не печалься обо мне.
Я любовью как-то пробавляюсь.
Погляжу в небесные глаза...
Мне твой высший замысел неведом.
Ты о самом тайном не сказал.
Ты ещё о главном не поведал.
И прошу в мольбе своей слепой,
словно перед выходом на сцену:
жизнь возьми, а мне отдай любовь.
Думаю, что это равноценно.
***
Смерти заговаривала зубы,
до утра читая ей стихи.
А она в ответ кривила губы,
делая последние штрихи.
Смерть пока играет с нами в прятки,
выбирает выгодный тариф...
Сделать вид, что всё пока в порядке,
до смерти её заговорив.
Если перейти свои границы,
выскользнуть за рамки бытия,
в мире без остатка раствориться -
значит, жизнь не кончится твоя.
Будут говорить пенсионеры,
попадая в занебесный сад:
«Это было до ковидной эры.
Это было жизнь тому назад».
***
Ветер последнего одиночества,
необратимых разлук...
Чтоб забывали и имя, и отчество,
жизнь вырывает из рук,
дует на души безжизненным холодом
и задувает в них свет,
то, что тянулось друг к другу так молодо -
рук не встречает в ответ.
Дует, людей разлучая с любимыми,
гнёзда семей распыля,
всё что в домах берегли и копили мы -
ветер метёт на поля.
Лёд прорастает сквозь стены домашние,
пряча под коркою льда.
Там где сердца золотились ромашками -
вечная мерзлота.
***
Верстали книги и жизнь верстали,
сшивали наши жизни в одну.
Мы жили — как в небесах витали,
а вот теперь я иду ко дну.
Стрелки переведены на осень -
время печали, разлук, потерь.
Весь мир распался на до и после,
на то что было и что теперь.
Сколько без сна я смогу - не знаю,
держать лицо и держать небосвод,
жить, как кукла живёт заводная,
но заканчивается завод.
Меряю вдоль-поперёк шагами
комнату, что сожрала семью...
Что ж, не боги горшки обжигают,
а я судьбу обжигаю свою.
Жизнь распалась, слетела стружкой,
свесилась, словно седая прядь.
Разбилась ёлочною игрушкой.
Мне больше нечего в ней терять.
Бог взирает немо и слепо.
Поистрепалась надежды нить.
Жизнь распалась на землю и небо.
Я не могу их соединить.
Млечный путь будет вечно влечь нас.
Связь времён уже не связать.
Стрелки перевожу на вечность.
Мне больше нечего здесь сказать.
***
Просыпаясь, угадать пытаюсь:
что там за окном? Какое небо? -
постепенно обрывая завязь
с тем, что в снах нащупывала слепо...
Я как та царица Прозерпина,
что в подземном царстве колдовала,
жизнь свою прошедшую лепила,
а потом наутро забывала.
Чудеса случаются на свете.
Ты случился некогда со мною...
Хорошо, что ты не видишь, светел,
мировую эту паранойю.
***
Всё в нашей жизни самоценно,
нет никакого вторсырья -
её окраины, зацепки,
ошмётки, рваные края…
Всё, всё оправдано сторицей,
за всё нам воздано с лихвой -
в ночи исписанной страницей
или влюблённостью лихой.
Как щепку нас в потоке крутит.
Жизнь - как песочные часы.
Как хочется перевернуть их,
чтоб снова помыслы чисты...
Сначала день как персик сочен,
потом как червь грызёт тоска.
Сначала под грибком песочек,
потом пустыня из песка.
И мы отныне возлагаем
на имя возраста табу,
и рвёмся за холодным Каем
с застывшим стёклышком в гробу...
Пусть среди кукол или пугал,
но нужен угол нам родной,
пусть даже это пятый угол
иль угол зрения иной.
Или в отсутствие героев,
когда в округе ни черта —
пускай утешит и прикроет
деревьев блеск и нищета.
А жизнь — театр, и вновь - на сцену,
как воду стряхивает гусь...
Всё в нашей жизни самоценно.
Ни от чего не отрекусь.
***
Я мысленно проигрываю жизнь,
привычную, как утреннюю гамму…
Ведь прошлому не скажешь: отвяжись,
не отряхнёшься просто, как от хлама.
Проигрываю в мыслях и стихах
то, что давно я жизни проиграла.
Звучит в ушах, торжественно тиха,
мелодия небесного хорала.
Ещё не вечер, да, но скоро ночь.
Зачем брести по замкнутому кругу,
ведь ничему уже нельзя помочь,
и не вернуть единственного друга.
Я бисер слов бессмысленно мечу.
Мне небо льёт серебряные пули.
Мой спор с судьбой закончился вничью.
Мы, кажется, друг друга обманули.
Я жизнь свою, изжитую, как ять,
вновь прогоню по всем её длиннотам,
но ничего не стану удалять
и проиграю снова как по нотам.
Проигранную насмерть, в пух и прах,
я проиграю на сердечной флейте,
и страсть, и страх, и жизненный свой крах -
всё повторяя снова, хоть убейте.
Проигранная жизнь моя на бис...
За свой базар я небесам отвечу.
И выйду к вам из темноты кулис...
Да, скоро ночь… Но всё ещё не вечер.