Закат для двоих

Надежда Шереметева -Свеховская
Окончание новеллы: Снег из прошлого.
5 часть.

        Взявшись за посуду, решила сама по методике сына послушать продолжение новостей, хотя признавала только канал «Культура», и планету зверей. Сосредоточившись над мойкой, краем уха услыхала знакомое имя - Тоомас  Сауга… резко оглянулась и… после онемевшего ничего не понимания, не слыша ни единого слова, безвольно опустилась на стул, сжимая до боли кухонное полотенце… Через минуту, скинув наваждение, взглянула на экран, но там уже начиналось какое-то очередное шоу. В волнении забегала по комнате, соображая, где узнать о чем была программа. В это время вернулся сын, как всегда забыв ключи. Инна, как можно спокойнее, пробираясь сквозь чрезвычайное волнение, спросила:

       – Сын, а что за программу ты смотрел перед уходом?

       – Ой, мам, я забыл тебе сказать, что тебя сегодня приглашают в академию на встречу с каким – то представителем миссии, другом нашего ректора. Я  до конца не мог посмотреть, ты же знаешь, уже опаздывал. О моем отъезде, все узнаешь  вечером. Я тебя буду встречать. Не опаздывай только, – проглотив сырник, на ходу вытирая руки салфеткой, умчался.

***
      – Глебушка, извини, что заставила ждать, но ты же знаешь…

       – Знаю, знаю, ма! Кто, если не я, может знать так хорошо, свою беспокойную, ответственную  мать? – Поздоровавшись, заговорщицки кивнул Дмитрию Григорьевичу.

      – О, да! – он с чувством солидарности, многозначительно улыбнулся.

      Глебу нравился этот человек, и он этого не скрывал. Уважал в нем, прежде всего хирурга, влюбленного в свою профессию, и одержимого, неистового преподавателя – личность, притягивающую необыкновенной энергетикой порядочности. Где-то в глубине души надеялся, что вечно занятая маман, не менее одержимый врач – педиатр, сутками пропадающая в своём детском царстве, созданном ей же, ответит, наконец, взаимностью на ухаживание Дмитрия Григорьевича. Год назад он делал ей предложение, но она тогда умчалась на какую-то конференцию в Германию, пообещав подумать. А вернулась в приподнятом состоянии, вдохновившись новыми идеями, проектами, и с разбегу погрузилась с головой в их реализацию, потянув за собой весь коллектив клиники.

     –  Маман, я должен быть рядом с коллегами, а тебя оставляю под надежным присмотром Дмитрия Григорьевича, -  поцеловал её в щёку.

     – Хорошо, хорошо! Мне надо будет потом убежать сразу в клинику, поэтому на фуршете не буду. Глебушка, встретимся уже дома.

     Они не стали проходить вглубь зала, а сели на свободные кресла у самого выхода. Пресс - конференция только начиналась. За кафедрой стоял коренастый мужчина невысокого роста, элегантно одетый, подтянутый, как всегда - это был Сергей Михайлович, ректор академии. Он представлял человека, сидящего перед ним в первом ряду, рядом с которыми сидели соискатели  гранта – именинники сегодняшнего мини-торжества.

    – Дорогие друзья, коллеги! Я приветствую всех сидящих в зале: монстров – эскулапов, и начинающих свой самостоятельный путь - молодых коллег, выигравших грант на работу в миссии «Врачи без границ», а так же их родственников, и студентов нашей академии. Не стану злоупотреблять вашим временем и терпением, и сразу представлю вам моего давнего друга, легендарную личность, о которой я уже рассказывал номинантам, кажется год назад. Для тех, кто не присутствовал на той встрече, позволю себе все-таки сказать несколько слов от себя. Когда-то давно, мы вместе окончили медицинский институт, тогда он еще не назывался академией, вместе строили планы, начать свою профессиональную деятельность вместе с международной миссией «Врачи без границ», по оказанию бесплатной неотложной помощи  людям, пострадавшим во время эпидемий, вооруженных конфликтов и природных катастроф по всему миру. Все вы хорошо знакомы с этой организацией Великой человечности, а кто не знаком, не сложно найти информацию о её создании.

     Не скрою, что нам еще хотелось проверить себя на мужество, понять, на что же мы способны. Судьба не пожалела для нас уроков испытания, и сразу же, в первый год нашего пребывания в Либерии, щедро ими угостила. Мой друг сумел дать достойный отпор страшному  ЕЁ удару, и, если бы не он, то я сейчас не стоял бы перед вами… Он спас не только меня, но еще и множество больных детей, приняв на себя  всю его беспощадную мощь… Это то, что я хотел вам сказать. Остальное, вам расскажет он - Тоомас Сауга – главный врач детского Либерийского госпиталя. Детский хирург, спасший множество  жизней. Действительный член Парижской медицинской академии, доктор медицинских наук, профессор.

     И вот это все великолепие человеческого гения, я с легким сердцем отдаю на растерзание вашим вопросам. И должен, не без радости, предупредить, что терзать можете его смело и, без зазрения совести. Он это любит. Его хлебом не корми, но дай поговорить о любимом деле. Но не о себе. Вот тут… вам придется вытягивать, выманивать, и то… не факт, что сломите упорство, - с уважительным укором,  красноречиво посмотрел на друга.

     От страшного, оглушительного смятения, Инна хотела встать, и бежать, бежать, куда глаза глядят, еще не видя его лица... но… Но она не могла подняться, ноги проросли в полу ветвистыми корнями, а тело струилось вверх беспокойным пламенем, то вздымаясь, то опадая… Не находило покоя. Она опустила низко голову и не видела, как он вставал и подходил трибуне… Услышав родной, до дрожи знакомый голос, вздрогнула, медленно поднимая глаза. За трибуной стояли два метра ЕЁ надкусанного счастья, длинной в целую жизнь, прошедшую  сквозь заколдованные сосны сознания.

На зыбучем мосту стонет хрупкое счастье,
Что над пропастью  хлипко весит,
И уставшее вниз, смотрит  так безучастно,
Как звезда со звездой  говорит.

Равнодушна их речь… ни о чем… меж собою,
Расстилаясь туманом из снов.
Грудь зажата пружиной с застрявшей иглою,
Бездыханно молчит... средь крестов.

Кто же тут виноват? Все, по-твоему, вышло.
Что ж душой устремляешься вниз?
Расколдованы сосны, тревоги излишни:
И живой здесь стоит… твой сюрприз.

     – Инночка, что с тобой? - смятенное бегство души, нарушил взволнованный голос Дмитрия Григорьевича.
Смутившись, промокнула платочком предательские слезы, повисшие на взволнованных ресницах.

     – Нет, нет! Ничего! Просто представила, как  там…  будет мой герой без меня. Умом понимаю, что воспитывала не для себя мальчика, а для его собственной, длинной и сложной жизни, но сердце протестует и кричит. Все, давайте слушать. Не волнуйтесь за меня.
Ей показалось, что  он не до конца поверил словам только о сыне, зная немного её нордический, выдержанный  характер.

     – Ну вот, сам все и рассказал обо мне. Нечего добавить, - смущенно улыбнулся в сторону  друга. – Предлагаю  встречу сразу начать с ваших вопросов. Это  сэкономит время, и, в большей степени удовлетворит ожидание замечательной аудитории. Только, пожалуйста, кратко представляйтесь.

     –  Студент второго курса. Откуда, и когда возникла у вас неординарная для мирного времени потребность, как сказал Сергей Михайлович, работать  в таких страшных регионах мира?

     – В 1971 году мой отец стажировался во Франции. Он у меня врач-хирург, анатом и педагог: доктор медицинских наук, профессор. В этот период  студенческие объединения во Франции, проживали активную жизнь, имея  исключительную  идейную направленность. Почти во всех сферах в Париже, врачи и журналисты создали негосударственную, международную, медицинскую ассоциацию «Врачи без границ». С тех пор они оказывают бесплатную неотложную помощь людям, которые пострадали во время эпидемий, вооруженных конфликтов и природных катастроф по всему миру. Эстония не осталась в стороне, и поддержала  миссию Международной организации "Врачи без границ" в Ливии. Мой отец всесторонне этому способствовал, и один из первых, при поддержке  министерства иностранных дел, поехал  лечить детей, организовал детский госпиталь в Триполи. До определенного времени у организации не было проектов для детских хирургов. Для меня он всегда был примером, и остается им и сейчас.

     Сколько я себя помню, в нашей семье всегда происходили встречи с  единомышленниками отца, ведущие  меж собой многочасовые  беседы, разделяющие его интересы и волнения.  Отсюда  начался мой сознательный интерес. Мне, и моему другу, вы его знаете, не давало  покоя, а сможем ли мы быть полезным в этом, как нам тогда казалось, героическом деле. Казалось раньше, а сейчас я в этом глубоко уверен.
Первая  моя миссия должна была быть, в Либерии, в ее столице, Монровии, в детском госпитале. Но обстоятельства в корне измени все планы, и… – Тоомас  замолчал на время, не решаясь продолжать  начатую тему. – Пожалуйста, задавайте ваши вопросы.

    – Профессор, Дмитрий Григорьевич. Скажите, а чего было больше в ваших  первых стремлениях в загадочную Африку: её сказочного восприятия, на уровне детских сказок Чуковского, об отважном Айболите, или связанного с реальной опасностью путешествия в специальности врача? Это очень важно сейчас осознать всем тем, кто собирается, и уже готов ехать по вашим следам. Они сидят перед вами.

     Инна посмотрела на него с благодарностью за такой важный вопрос, который у нее  давно уже не сходил с языка. Она боялась задеть решение сына, непонятно откуда в нем зревшее, а теперь…

А теперь…

     – Благодарю вас за своевременный и важный вопрос, Дмитрий Григорьевич. Это, пожалуй, самое главное, о чем должен был спросить наедине сам себя, каждый из  номинантов, но прежде досконально изучив всю информацию о миссии. Что касается меня, то, как вы понимаете, я был пропитан этой темой, причем без прикрас, еще  рассказами и поступками моего отца, а потому, смею надеяться, что мое решение  было более чем осознано. Вы, прежде всего, должны осознавать, - обратившись к сидящим в первом ряду интернам, среди которых был и Глеб, - что вас ждут не детские развлечения, и не романтика, какой вы привыкли её себе представлять. Я не хочу вас пугать, но должен, и просто, обязан предупредить, что больше будет  тяжелого труда и, довольно страшных ситуаций.

     У Инны все похолодело внутри… Захотелось броситься к сыну, и немедленно,  немедленно его увести из всего этого…
 
     – Вам предстоит работать в странах, где процветают грабежи, насилия и убийств, в том числе в отношении «Врачей без границ». Если вы помните, в Йемене,  в 2013 году разбомбили госпиталь с докторами. Вам придется дело иметь с  агрессией, чаще, чем можете себе представить.

     – Глеб Дмитриев, номинант. А мне казалось, что к врачам  миссии должно  быть больше уважения, разве не так? – Интересовался, удивляясь во весь свой двухметровый рост.

     – Вы абсолютно правы, коллега! Уважение необыкновенное! Оно есть и, поверьте, окрыляет нас, дает силы, укрепляет, порой, падающий дух. Мы все живые люди. Но агрессия не со стороны тех, кто нуждается в нашей помощи, а со стороны определенных группировок, которыми управляют огромные, беспощадные силы, не желающие процветания странам Африки. У них одно стремление, все больше подчинять себе народ, угнетая его, чтобы выкачивать из богатейших недр невероятные богатства.

      – Студентка первого курса, Юля. А выходные у вас бывают там? Мне кажется, когда я читаю об этой организации, что там ежесекундно умирают, болеют, разлагаются на  глазах… почти.

     – Ну-у-у-у-у-у-у, ты сказанула! Не нагоняй страха, Юль, - зашикал на бедную девушку со всего зала хор голосов.

     – Не надо, не трогайте девушку! Она близко к правде выразила свое представление.

     Но это, Юля, касается отдельных районов, забытых не только богом, но и человечеством. Что касается выходных, то да, бывают. И каждый их использует,  исходя из собственных потребностей. Большинство, просто отсыпается. Почти невозможно организовать досуг хирурга и анестезиолога, на самом деле. Им часто с  завистью приходится смотреть на логистов, финансистов и менеджеров - сотрудников «Врачей без границ», которые могли проводить свои выходные, играя в волейбол, устраивая барбекю. Нас, конечно же, все приглашают, но ты, отказавшись, извиняешься, потому что у тебя, уже кто-то  готовится к операции. Что касается меня, то я за девятнадцать лет, только однажды съездил  к Атлантическому океану.

     – Анестезиолог, Юрий Петрович. Без ярких впечатлений вы, вероятно, не смогли бы так долго там работать? Они были у вас?

     – Были, были…- задумавшись на миг. - Да, да! Были, конечно. Люди! Это люди! Удивительные люди! На фоне нескольких вспышек смертельных лихорадок, гражданских войн, политических переворотов, тяжелейшего кризиса экономического, социального - люди невероятно открытые и простые. Осознают  невыносимость своего бытия, понимают, что больше им никто не поможет, кроме нас. Всецело зависят от «Врачей без границ», и высоко ценят их помощь. В Либерии, например, нет бесплатной медицины от государства, а у населения – нет денег на лечение. Там процветают  «хиллеры» — лекари, чаще всего, не помогающие, а убивающие.

     – Инга Петровна, медсестра реанимации. Скажите, а работа в вашем госпитале отличается  от работы в наших больницах,  и чем.

      – Как я вам уже говорил, что миссия создана французским операционным центром «Врачей без границ», а потому в его основе – Европейские протоколы. Дисциплина, помогающая развивать скорость принятия решений, без пустой суеты, и что еще очень важно, это процент среднего медицинского персонала (помимо медицинских сестер были ассистенты врача), больше, намного больше, чем в нашей стране, а так же, и  четкое  распределение обязанностей, облегчающее во сто крат  работу врача.

     В нашей стране, существует печальная тенденция, это когда на лечащего врача,  «вешают» непосильную ношу. Ему приходится выполнять работу, отнимающую силы, которую может сделать спокойно медсестра, и, даже не медицинский персонал. Приходится нести административные функции, заниматься менеджментом, оформлением огромного числа бумаг не медицинского характера, а лечить людей остается для него на последнем месте. Здесь должна работать логика. Она в том, что работа хирурга в развитых странах – очень дорога для госпиталя, и если просить его выписывать целый день справки, которые может выписывать кто-то из среднего персонала, то зачем платить такие большие деньги этому хирургу? Вот на такой логике и выстроена  работа в проекте миссии. И хирургу определялось время только для хирургической деятельности, консультаций и лечения, что, согласитесь, умно и рационально.

      – Евгений Семенович, отец номинанта Серегина. Скажите, а как отнеслись к вашему решению поехать в Африку близкие, друзья? Не задавали вопросы типа: « А почему бы не наших детей лечить?»

      – Спасибо за вопрос! Знаете, на протяжении нашей жизни, мы с вами всегда встречаемся с огромным количеством взглядов, мнений. Наверняка вы замечали, что каждый считает, что среди миллиона субъективных мнений, только его объективное.  Достоверное. Не правда ли? Мы должны относиться к этому критически. В России,  почему туда уехал лечить, в Африке, зачем сюда приехал? Есть много людей непонимающих сути волонтерской работы. Огромное сожаление вызывают вопросы в нашей стране, по возвращении из миссии: «сколько тебе заплатили?»

     Жаль, что в России не существует понятие, что возможно работать бесплатно,  или за небольшие деньги, как и дома. В большинстве своем, все ищут только личную выгоду. Этому есть объяснение. Проблема в отсутствии масштабности профессионального мышления. И это, должен вам сказать, молодые коллеги, и есть, та выгода, которая вас ожидает, при участии в таких проектах. Когда ты наблюдаешь, как работают в других странах, в той же Африке, расширяешь свой профессиональный кругозор. Это позволяет в будущем справиться с любой непривычной ситуацией.

     – Петр, студент пятого курса. Я слышал о том, что профессия врача считается  самой «выгорающей» профессий. Вам приходилось бороться с этим состоянием?

     – Должен вам сказать, что для меня заниматься физическим упражнениями, где бы я не находился, так же естественно, как чистить зубы. В Африке помогают петли TRX. Только высокий уровень активности на фоне тяжелой физической нагрузки позволяет переносить ее легче. Лучше всего не доводить ситуацию до своего личного выгорания. От этого никто не выиграет. Должен быть организатор труда. Причем во всех сферах. Тогда и продуктивность будет выше существующих в нашей стране.  Бывают у некоторых психоэмоциональные срывы. Это по-разному проявляется. Но до этого можно не доводить. Все зависит от нас, но и от тех, кто управляет  организацией.

     – Так, дорогие друзья! Я думаю, что мы уже удовлетворили свое профессиональное любопытство, и должны…

     – Нет, нет! Пожалуйста, продолжайте, если есть вопросы, - перебил своего друга, Сергея Михайловича, лукаво взглянув на него, понимая, куда тот торопится.  И не мудрено. Они с ним с утра маковой росинки во рту еще не держали. Ректор недоуменно смотрел на оратора, говоря глазами: «Ты чего это, неугомонный? Я уже ужин заказал, а ты тут распустил хвост!»

     – Я не слышу вопросов от родных людей наших номинантов. Наверняка у вас масса наболевших вопросов. У моей матери они были, когда я собирался уезжать. Я видел это по ее  глазам, и помню их до сих пор. Но ее отец воспитал строго. Не задавать вопросы, а только поддерживать.

     – Я невеста номинанта. Вы ничего не рассказали о личной жизни. Вы все эти годы были там со своей семьей, или…

     – Вы ничего и не спрашивали об этом, но должен вам ответить, это ИЛИ… Означает это только то, что моя личная жизнь осталась далеко, в краю  заколдованных сосен, среди песчаных барханов, залитых эстонским закатом, и я живу с этим послевкусием уже двадцать два года… - опустив голову, достал из кармана платок и промокнул вспотевший лоб.

     Сергей Михайлович предлагал ему несколько раз сидя отвечать на вопросы, но  господин Тоомас упорствовал стоя, и сейчас решил, что тот уже устал, поднялся, чтобы спасть друга, но в это время...

     – Вы не правы! Сосны уже расколдованы… Взгляни. Перед тобой сидит плод послевкусия – твой сын. Меня мучал всегда один вопрос: «Откуда у него это упорное стремление в Африку?!»

     Глеб, услышав голос матери, подскочил, ничего не понимая, не веря своим ушам, и смотрел… то на нее, то на Тоомаса, находясь в сумасшедшем смятении, пытаясь себя убедить, что это ошибка… Что ему показалось…

Но то, как смотрели друг на друга ОНИ – понял, нет ошибки.

     – Глеб, это твой отец, Тоомас  Сауга, - сказав это, Инна, стремительно выбежала из зала, словно опасаясь того, что сейчас будет происходить в зале. Оставив ИХ на один на один с судьбой.

     Выйдя из академии, долго бродила по городу, пугая безумным видом прохожих.

Прожила с тобой жизнь в заколдованном царстве,
Среди спящих рассветов в закатах тоски,
И ласкали меня пламени языки,
Обжигая до боли надеждой напрасной.

День и ночь там бродили средь умерших сосен,
Оставляя на дюнах слепые следы.
Онемевшие звуки, как символ беды,
Вырезали из сердца печать-шрамы просек.

Не дарили там роз миллион белоснежных,
Не купали в сиянье восторженных глаз.
В плесневелой росе оживал парафраз,
Как из топи тоски, улыбался подснежник.

Он ко мне протянул свои милые ручки;
Не давал умереть, мой единственный сын,
Огонёк, едва тлевший достав из руин,
Дух, уснувший спасая из мёртвых излучин.

     Начинал моросить дождь. Озноб сковал тело, и ноги сами решили отправиться  домой, чтобы спрятаться в тёплый  плед, и долго, долго спать. Но вдруг хватилась, что сумочка осталась в зале, а в ней ключи. По соседству жила сестра, и у нее  были запасные.
Инна подошла к двери, собираясь вставлять ключ, как она сама открылась, а в прихожей перед ней на коленях стояли: Глеб, и Сергей Михайлович с прокусанными, обвисшими цветами в зубах, а рядом с ними стояли два метра Тоомаса, с разведенными в стороны руками, и как рыба на безводье, открывая рот…

     – А что же вы, тевтонский рыцарь не на коленях? Боитесь исп…

     – Мама, я, я за него постою. Отец, мама, на протезах.

      Инна, не отрывая взгляда от любимого лица, боясь, что оно может опять исчезнуть, пила его, одновременно опускаясь перед ним на колени… Прижалась головой к ногам, обхватив протезы руками, нежно гладила их.

     – Так, товарищи! Я умру с голода сейчас, и окончательно испорчу ваше воссоединение. Инна, вы себе представить не можете, что творилось в зале после вашего фееричного выступления! И в кого превратился этот... с позволения сказать, сатрап, этот, грубо говоря, мягко выражаясь - диктатор африканский! Как он мной командовал! Орал, как сумасшедший на весь зал, перед всеми моими коллегами, студентами! Но, справедливости ради, должен заметить, что я эти команды выполнял  с редчайшим для меня  проворством, а для той радости, какая мной управляла, еще не родились на свет слова! Если бы вы только знали, что происходило с людьми, после вашей выходной арии!
     Они в один голос поздравляли, подскочив со своих мест, и говорили, что их специально заманили в эту сказку, которой сложно поверить, но, что они этому бесконечно благодарны и рады! А эти двое… эти только обнимались, и бессовестным образом ревели, как белуги, правда, один из них, ещё умудрялся раздавать мне команды. Итак! Я все выполнил. Нас ждет ресторан. Всех, у кого временная потеря  чувств, донесу на руках до машины. Глеб, помогай мне теперь уже  этих… двоих привести в чувство. Иначе я тут же свалюсь, как подкошенный от зверского голода, и моя смерть, окропит вашу встречу моей кровью.

     – Сергей Михайлович, ну, какая кровь может быть от голодной смерти? Вы же врач! – подтрунивал Глеб.

     – Может, может! Ещё как может! Ты молод и не понимаешь, как можно истекать кровью, не видя её.

     – Да меня самого впору грузить.

     А Тоомас всё гладил, и гладил её руки, и целовал каждый пальчик, а над кольцом с бриллиантовой иголкой сосны, заплакал, как ребенок, легкими  слезами запоздавшего освобождения, шепча ей:

   – Я тебе все потом объясню, и ты поймешь, что я не мог иначе поступить. Я два года был после взрыва во Франции на реабилитации, и одновременно писал диссертацию, чтобы забить боль и тоску по тебе. Моей матери мы с отцом долго не говорили о том, что со мной произошло. Она бы не перенесла... Я...

    – Все! Ни слова больше. Ты ничего мне не обещал. Это было мое решение, и это я должна извинятся перед тобой  за свое невероятное счастье  – моего сына от  тебя, в то время, как ты переживал такие страдания. Ты не предал  сам себя, свои слова о послевкусии, ты его пронес через все беды. Я горжусь  тобой, любовь моя единственная!

    – Лю-у-у-у-у-ди! Ну, хватит, да! Имейте совесть, в конце-то концов! Вы еще наговоритесь,  а я на последнем издыхании уже, - взывал голодающий.
     Они не проронили ни слова. В ресторане их ждал пустой зал, заставленный  белыми и красными розами, а по центру красиво сервированный стол с горящими свечами. Откуда ни возьмись, перед ними возникла стройная женщина, с красной  лентой через грудь, и попросила приготовиться к бракосочетанию.

     Регистраторша, что-то долго говорила, и все  улыбались, а Инна с Тоомасом  не отрывали друг от друга взгляда, ничего не слыша, и не видя. С двух сторон их подталкивали: сын, и голодный ректор, подсказывая, что делать и говорить. Кольцо у Инны на пальце было уже двадцать два года, а для Тоомаса, ей передал сын. Окольцованные, наконец, к величайшему удовольствию голодного ректора, под тихую музыку саксофониста, исполняющего «Долгую дорогу в дюнах», сели за стол.

     – Ты когда успел все это организовать? – тихо прошептала ему на ухо.

     –  Это не я. Я был без сознания. И только раздавал команды, какие цветы, сколько чего, кольцо, а сын с Сергеем проявили неслыханную прыть. Уж больно сильно есть хотел, беднененький, вот и постарался использовать связи, авторитет, – это он сказал уже громко, и все рассмеялись, разрядив обстановку, чтобы все вокруг задышало новой жизнью, и полилось тихое счастье, снимая с жизни заколодованность.

Эпилог.
Прошел месяц.

     На старом месте, как и двадцать два года назад, в песке горел небольшой костер, возле него после тяжелого трудового дня, отдыхал щенок Рыжик, названный эстонской бабушкой Мартой в честь любимых одноименных грибов, а рядом принимал песочные ванны маленький Азарт, любимец Петербургской бабушки.

     Всю эту идиллию обслуживал  любимый внук – Глеб, слегка поджаривая на маленьком огне куриные колбаски, и овощи на вертеле, а они не сводили с него влюбленных глаз, смакуя горячий глинтвейн.

    По берегу не спеша, опираясь на трости, прогуливалисьдедушки:Урмас и Григорий, о чем-то беседуя. Эстонский, не расставался со своей трубкой, а Петербургский, его журил, взывая к разуму, на что тот, только заразительно смеялся.
     У самой воды, черпая из заката рубиновое вино, сидели двое…

     – Моя Инн, я без тебя больше не хочу уезжать, но я обязан уже быть в госпитале, и прошу тебя поехать со мной, тем более мне нужна будет помощь педиатра. И наш сын будет рядом через полгода.
     – Дорогой мой! Меня не надо было просить об этом чуть раньше, я сама решила уехатьс тобой куда угодно, но… Но неделю назад все изменилось, милый. Нас ждет встреча с новым человечком нашей любви.

     Тоомас, насколько позвляли протезы, катапультировался вместе с шезлонгом вверх…
     – Принцесса моя, возможно ли это?! За что? Я не заслужил, нет, я не верю, - вопил на весь пляж, испугав щенков, разрушив идиллию блаженного отдыха любимых стариков, не понимающих, что там на берегу происходит.
     – Возможно, еще как возможно, счастье мое надкусанное!
     – Я недоразумение твое прокусанное, а не счастье. Все, я уезжаю, чтобы сдать дела, и вернуться в лоно семьи, тем более, что меня уже давно ждет академия.

     Обнял её за плечи, и они долго, долго качались по волнам в шлейфе заката, пока он не исчез совсем, чтобы вернуться к ним рассветом полноценного, заслуженного счастья.




Audio — сопровождения произведений
вы можете услышать на Fabulae.ru
автор — sherillanna - Надежда.
http://fabulae.ru/autors_b.php?id=8448
https://poembook.ru/id76034
http://novlit.ru/maksa/