Длина пейзажа сократилась, до лощины
еще пройти, а там и взгорка плешь,
разъяты по углам два дерева вершины,
две голые - осенних доков вещь…
Шевелится листок на ветке, в придорожной
вороны клюв наводит луже рябь,
покрылись почки все под зиму толстой кожей,
морозцем налилась пупырчатая хлябь.
Сорока в клюве весть несет в село слепую,
в калитках пустота и на дверях замки,
невесту второпях отдали здесь немую
заезжему купцу за литр без тоски.
Болтается-висит ослепшая картонка
и купол унесли и сдали за гроши,
у каждого теперь с присоскою иконка
на лобовом стекле для «святости» души.
Старухи древний сон я мимо потревожил,
шагами гулкими под ставней проходя,
иголкой по спине пригляд ее тревожный -
шершавый глаз ощупывал меня.
К ногам прилипла грязь, дома все на исходе,
пустынность улицы закончилась крестом,
прозрачный ангел кладбища на входе,
поникнув крыльями, манил меня венцом.
Синицы свист торжественно и бодро
прорезал воздух… В доме молотком
разбили люстру, вбили гвоздь в подкову
и криво «п р о д а ё т с я» вывели мелком.
Мурашек рой, как пена после пробки,
вдоль позвонков - от пяток до ушей,
кричали сойки мне встревожено вдогонку,
кода я точкой убывал… меж стынущих полей.
(октябрь 2018)